Лорды гор. Да здравствует король!

«Ближе не подпущу, Лэйрин. Береженого боги хранят. Не забывай, что твой отец уже сотни лет – владыка Темных».

– Не рано ли ты занял этот трон, Азархарт? – услышала я насмешливый голос Роберта. – Я только что подарил его твоему сыну. Нехорошо отбирать игрушки у детей.

Пятно мрака, заляпавшее трон, пошевелилось.

– Думаю, Лэйрин не обидится, если папа отдохнет тут после дальней дороги, – с иронией ответил низкий, бархатный баритон.

– Смотри сколько грязи натащил, не отмыть. Я настаиваю, как его опекун.

– Опекун при живом-то отце? – удивился собеседник.

– Живом? – выгнул бровь Роберт.

Сидевшее на троне Нечто мягко рассмеялось.

– Невежественный разум темнее самой Тьмы. Подумай, может ли мертвое зачать живое? Ты не устаешь меня восхищать своей наглостью, внук Астарга. Но наглость – еще не сила. Да сядь ты куда-нибудь. Ты пока еще мне не подданный, чтобы изображать истукана, хотя в артистизме тебе не откажешь. Развлек меня сегодня, хвалю. Какой талант шута! Я рукоплескал. Садись, не стой над душой.

– Над душой? – хмыкнул Роберт. – Трудно стоять над тем, чего у тебя нет.

– Не повторяй клерикальных заклинаний. В душу может заглянуть только душа. И позвать: Лэйрин, дитя мое…

– Освободи трон! – взвился король, полыхнув пламенем.

Оно растеклось по невидимому щиту и впиталось бесследно, не долетев даже до ступеньки трона.

– Тьфу, какой грубый опекун у моего ребенка, – миролюбиво проворчал Азархарт. – Страшно представить, чему такой может научить… Нервничаешь, Роберт? И с чего это ты вдруг застеснялся своей собственности? Формально это еще твой трон и твое королевство. А я пришел за долгом.

– Неужели ты отберешь его у сына?

– Как ты мог подумать такой ужас обо мне?! – возмутился говорящий мрак. – У сына – не отберу. У тебя. А ровно в полночь Лэйрин получит его обратно, мне хватит и минуты власти. Кстати, где мой мальчик?

– Заперт в огненной башне под стражей высших белых вейриэнов и за миг до полуночи будет убит. Или раньше, зависит от тебя.

– Вот значит, как… – Азархарт на несколько мгновений задумался. – Ну, ничего, бастардов у меня много. Одним больше, одним меньше… Земли вот маловато. И зачем было огород городить с отречением?

– Чтобы успокоить подданных. Не люблю панику.

– Я тоже, – доверительно признался темный. – Какое потрясающее совпадение во вкусах! Ну, садись уж на свой трон, пока еще король, а то получается, что тебя неоткуда и свергнуть. Непорядок.

Сгусток мрака колыхнулся, разлетевшись облаком черной, искрящейся фиолетовым и багровым сажи, с трона поднялась человеческая фигура, шагнула вперед, свет факелов вспыхнул ярче, и я, наконец увидела облик владыки Темной страны.

Ни рогов, ни хвоста, ни свиного рыла, врут страшные сказки.

Очень высокий, но пропорционально сложенный и стройный мужчина с приятными чертами смуглого горбоносого лица, обрамленного волнистыми черными волосами длиной до плеч. Линию подбородка смягчала аккуратная, как у южан, бородка, открывавшая чувственные губы с пристывшей к ним лукавой полуулыбкой. Одежда выдавала щеголя – изысканный сливочного цвета камзол с вышитыми странными символами на обшлагах рукавов, черная рубаха с кружевным жабо и пышными манжетами, из-под которых выглядывали изящные кисти рук с длинными пальцами, украшенными единственным кольцом. Серьга в ухе поблескивала черным алмазом. В руке – трость с круглым набалдашником. Этакий вальяжный столичный ловелас, похититель женских сердец.

Повернув голову, он взглянул на факел, вставленный в кольцо на массивной колонне – именно его я выбрала для наблюдения, и теперь, судорожно обняв рыжую гончую, съежилась от долгого и пристального взгляда ярко-зеленых, удлиненных к вискам, нечеловеческих глаз Азархарта, живших словно отдельно от лукавой полуулыбки и всего щегольского облика.

«Лэйрин! – запоздало достучался зов Роберта. – Отвернись!»

И я зажмурилась, уткнувшись для верности в горячую, вздыбленную шерсть зарычавшей огненной собаки. А когда снова решилась заглянуть в зал из другого факела, Роберт, брезгливо морщась, очищал свой трон огнем, а владыка Азархарт успел соорудить напротив монументальное аспидно-черное кресло с высоченной рогатой спинкой и развалился, закинув ногу на ногу и нетерпеливо поигрывая тростью.

– Так что ты там говорил своим болванам о переговорах со мной, Роберт? Зачем-то ведь пригласил меня раньше времени. Так излагай свой взгляд на нашу проблему, немного уже осталось до ее кардинального решения мной.

Король с той же брезгливой гримасой занял свое законное место, стряхнул с львиной головы на подлокотнике невидимую пылинку.

– А что тут излагать, Азархарт? Ты уходишь вместе со всем темным барахлом, что притащил сюда и сложил у порога, и навсегда забываешь о моей дочери Виоле, а твой сын останется жив.

– И все?

– Еще я могу изредка выпускать его из башни прогуляться и поиграть на моем троне.

– Что еще?

– И я могу уговорить горных лордов отдать тебе сына Виолы, если он родится.

– Больше предложений нет?

– Жизнь сына владыки Темной страны бесценна, а я-то всего прошу за нее жизнь одного маленького королевства и одной женщины.

Трость в руках Азархарта переломилась.

– Ах, Роберт, Роберт… – вздохнул мой темный отец. – На что ты тратишь последние мгновения жизни? Кого дерзаешь обмануть этим глупым торгом? Свечечки зажег по всей стране, как будто они когда-то меня останавливали. Не говорю уж о неискренних молитвах, которые своей лживостью только увеличивают мою силу. Я вижу все твои темные страсти и грязные мысли. Ты не дашь и волосу упасть с головы Лэйрина. Ты трепещешь от одной мысли, что с ним случится что-то худшее, чем насморк. Ты так жаждешь обладать им, что едва не отдал в мои руки полмира, огненный маг. Знали бы твои возлюбленные аринты, чья неутоленная похоть на самом деле сжигает их леса. Шауны подозревали, кто виновен в их бедах. Инсеи давно поняли, какую угрозу представляет твой дар, управляемый лишь безудержными страстями, а когда их озера с молодняком вскипели от приступа твоей тоски по Лэйрину, они начали борьбу за жизнь.

– Лжешь, как всегда, – побледнел Роберт.

– Я никогда не лгу, – с лукавой усмешкой заявил Азархарт. – И ты сам догадывался об истине, старый похотливый ко…роль.

Темный добился своего: Роберт в ярости метнул в него огненный протуберанец, впитанный невидимым щитом с той же легкостью. Азархарт перестал улыбаться, недовольная морщинка прочертила высокий лоб, но и на этот раз не последовало ответных действий. Удивительное терпение.

– Не твоему темному мерзейшеству читать мне мораль! – прорычал Роберт, подавшись вперед и вцепившись в подлокотники – вот-вот вцепится и в горло жуткому гостю. – Не ты ли изнасиловал мою жену? Не ты ли растлил души моих старших девочек и…

– Нехорошо сплетничать о леди, – торопливо сказал Азархарт, скользнув по факелам обеспокоенным взглядом. – Но я не прикасался к твоим девкам. Они грязны даже для меня.

– Грязны? После того, как на черной мессе их взяли все тринадцать твоих князей по очереди. Ты не прикасался к ним – они прикасались к тебе. Мыли тебе ноги и вытирали своими волосами, ты же любишь подражать древним мифам айров. А когда они доставляли на твою мессу очередную одурманенную девственницу, ты благосклонно дозволял им причаститься твоей спер…

Роберт осекся на полуслове, а темный снова улыбнулся – грустно, сосредоточившись на разглядывании обломков трости:

– Значит, мне не показалось. Лэйрин все слышит и видит. Потому ты и дерзишь сверх дозволенной смертным меры, и всякую гнусь несешь. Скажи-ка, Роберт, ты на этих мессах сам свечку держал? Или через чужую видел то, в чем меня обвиняешь?

– Дочери мне во всем признались на допросе.

– А допрашивал ты с Рагаром?

– Он отказался присутствовать.

– Жаль. При нем они не посмели бы… Так вот, Лэйрин, – Азархарт поднял нечеловеческие глаза, безошибочно выбрав именно тот факел, через огонь которого я подслушивала. – Небольшая справка к твоему сведению. Еженощно в мире за пределами Темной страны проходит несколько тысяч якобы черных месс, не говоря уже о банальных оргиях. И на каждой – безумные или пьяные глупцы убеждают себя и друг друга, что им, как шавка на свист, является сам владыка Темной страны, а уж тринадцать моих князей – непременно. Какая гордыня. Стольких девственниц, которых я и мои князья якобы лишаем невинности каждую ночь, единовременно и повсеместно – не наберется во всем мире, даже если считать младенцев. Пикантность еще в том, что у меня уже лет полтораста как князей осталось десять, а после встречи с Рагаром – семеро. Что-то тут не сходится, не так ли, Лэйрин? И не стоит тебе подслушивать разговоры взрослых мужчин. Некрасиво это. Да и не умеешь ты еще отделять правду от видимости правды, некому было научить. Оставь нас минут на пять.

Да ни за что!

Не знаю, как я уловила его намерение, но успела сфокусировать взгляд на другом факеле, и уже смотрела через него, а за эту долю мига прежнее мое огненное «око» погасло. Роберт тут же его запалил. Так и порезвились несколько мгновений, мечась от огонька к огоньку, пока Азархарту не надоело, и он одним всплеском тьмы не погасил все факелы разом.

Мне глаза как сажей запорошило. Испугалась, что ослепла.

Дорри смачно лизнула лицо, я прозрела и разозлилась. Ах, вот как, ваше темнейшество, без свидетелей решили обойтись на пять минут?

А там и полночь грянет.

Мне необходимо быть там, во дворце, и немедленно. Душой, если не телом. Она, душа моя, ныла, как рана. Сердце рвалось, стуча в глухую стену – даже Роберт не пускал меня в зал. О чем они там договариваются? Или уже убивают друг друга?

Я оглянулась. Зольтар и Дигеро сидели на полу у стены. Младший лорд выглядел бледным и смущенным, а вейриэн, что-то сурово ему выговаривая, сторожко поглядывал на меня – не натворю ли чего.

А ведь и натворю.

Мы же связаны нитью Айшери, мой король. Мы – сообщающиеся сосуды. Не дают огонь извне – есть другой, изнутри. И в нем нет уже ненависти. Ты просил искру? Так возьми!

Он дрогнул, не смог не взять. Глухая стена озарилась жаркими отблесками благодарности – «Лэйрин, душа моя…» – раздвинулась, впустила.

– … и я уведу темное войско, не трону твое королевство, и забуду о Виоле с ее ребенком, – услышала я баритон Азархарта, глубокий, как ночное небо. Он сидел напротив, поигрывая сложенными обломками трости, и я видела его так, словно сама сидела на королевском троне – глазами Роберта.

– И что же взамен?

– Ты станешь моим князем.

Роберт расхохотался.

– Я – король! А ты предлагаешь мне роль слуги? Нет.

– Еще четыре минуты король, – уточнил темный. – Все же роль слуги – лучше, чем роль трупа. Подумай. Кроме того, королевство пожизненно останется под твоим управлением, а инсеи и шауны с процентами вернут взятое.

– Нет. Я бы еще подумал, если б ты предложил мне стать владыкой Темной страны, но уж слишком грязная у тебя работа, потому даже не предлагай.

– Удивительно встретить такое понимание моих тягот. Жаль, что ты так категоричен, потому что времени на уговоры не осталось. Видишь ли, если раньше твоя жизнь представляла для меня какую-то ценность исключительно из-за твоего дара, то теперь – никакой. Ты совершил большую ошибку, когда наградил «огненной кровью» Лэйрина.

– С чего ты взял, что я это сделал?

– Я много знаю об «огненной крови». Наслышан за века, насмотрелся, – по губам Азархарта скользнула ироничная улыбка. – Даже натерпелся. И уж могу понять, что никакая наложенная тобой защита не даст Лэйрину способности смотреть «огненным оком». Только дар. Ты совершил вторую ошибку, когда не придержал любопытное дитя подальше от моих глаз. Я охотился несколько лет за тобой, Роберт, а не за твоим королевством. Для Темной страны я присмотрел другое местечко. Но ты оказался так глуп, что перестал быть для меня бесценным.

– Зачем же ты предлагал мне поклониться?

– Два огненных мага под моей рукой – лучше, чем один. Но главное – я обещал самому себе позвать тебя, а я всегда выполняю такие обещания. Я позвал, ты отказался. Прекрасно. Дар уже есть у моего сына, и успешно адаптирован к моей крови в нем. То, что и было нужно. Даже если ты предусмотрительно запер «огненную кровь», оставив ключ при себе, я знаю одну универсальную отмычку, которая открывает всё.

«Лэйрин, сердце мое, отправь в горы нашего пленника, пока я не забыл, – внезапно отвлек меня мысленный голос Роберта. – Ничего такого важного не пропустишь, обещаю».

Но, пока я сопротивлялась, растопырившись, как куст шиповника, еще успела услышать заинтересованный голос короля:

– Любопытно узнать, что за отмычка, и настолько ли она универсальна.

И увидеть, как Азархарт засмеялся, довольно сощурив зеленые очи:

– Не могу отказать в такой просьбе.

Обломки трости в его руках щелкнули, раскрываясь веерами вороненой стали.

В тот же миг полыхнуло.

И той же яркой вспышкой озарило в памяти слова: «…сожгу в том случае, если сюда явится Темная страна. Они не получат ни эту землю, ни моих подданных в свою армию мертвецов…»

И мелькнуло запоздалое понимание, зачем Роберт приказал зажечь костры и раздать свечи для всенощной во всем королевстве. «Сожгу…»

Всех, боги мои. Всех…

И все это пронеслось одновременно – в миг, когда полыхнуло, и огненный маг разорвал наше соприкосновение.

Поздно.

Пламя хлестнуло в сердце, в мой отчаянный крик:

– Нет! Не надо!

Я, разметнув руки, то ли падала, то ли летела, захлебнувшись шквалом огня. Он врывался, заполнял легкие, пронзал до пяток, скручиваясь в спираль, прорастал в кровь и рвал жилы изнутри, и я уже не знала, о ком кричала, не издавая уже ни звука – своей и чужой мукой, пылавшей душой кричала.

– Нееет!

О неистовом короле равнин, пришпиленном к спинке трона веерами тьмы, вонзенными в его грудь и горло. О чудовищном моем отце, чьи крылья горели, не успев распахнуться в щит мрака. О безвинных людях, что держали в ночи огоньки своей смерти и верили, что этим спасутся.

– Нееет!

О себе, чьи темные, еще не проклюнувшиеся крылья вырывали огненные пальцы, умирающей наполовину и теряющей вторую. О том, что смертью смерть не попрать – смерть станет только сильнее. О том, что и свет может быть мертвым, а тьма – живой…

«Пощади! – глянули из небытия два изумрудных глаза королевы Лаэнриэль. – Ты убиваешь ее. Нас. Больше она не может принять».

Мощь, наполнявшая сердце и душу, ужаснулась и схлынула, оставив меня на этом берегу бытия как раздавленную медузу на камне.

Наверное, это длилось миг. Или вечность. Из-за какой грани смотреть…

Я смотрела уже с этой стороны мира – на Диго, державшего меня за плечи, не давая упасть. Ослепительно белое пламя гудело огненной стеной в зеве камина, вихрилось на шкуре отчаянно скулившей гончей, потерявшей хозяина. Если фантом существует, значит, и его создатель – тоже, еще не все кончено, – коснулась сознания мысль.

– Лэйрин, как ты? – выдохнул Дигеро, увидев, что я пришла в себя.

– Жив. Уходите, сэр рыцарь. Вас ждут горы.

– Вейриэн мертв, – Диго глянул на Зольтара, сложившегося на полу сломанной куклой с прижатыми к животу руками.

– Вижу. Поторопитесь.

Отпустив мои плечи, он сжал губы в нитку, шагнул к огню, но гончая метнулась наперерез, оскалилась, вырастая в размерах.

– Пропусти, – сказала я, и она, ворча, отошла.

Дигеро шагнул в огонь. Через миг между пляшущих языков проявилось небо с белой-белой луной, освещавшей склон скалы. Оглянулся:

– Лэйрин, прости, если сможешь. Меня допрашивали духи рода, я не смог тогда промолчать об увиденном. Теперь смог бы.

Какое это имеет теперь значение.

– Верю. Не до разговоров сейчас, сэр Дигеро. Потом. Закрыть, – приказала я печати.

Стена пламени сомкнулась.

Теперь вейриэн. Я опустилась на колени, проверила пульс. Его не было. Сломанный деревянный солдатик из моей детской шкатулки сокровищ.

Гончая тоже сунулась, лизнула ему руку, лицо. Зольтар внезапно открыл глаза.

– Король сделал это! – прохрипел. У губ запузырилась пена.

– Что сделал?

Вейриэн через силу улыбнулся:

– Огонь. Воссоединил. Очистил. Белый. Смотри.

Ослепительное, как пустынное солнце, пламя срывалось с кончиков моих пальцев.

– Как мне помочь тебе? – я боялась прикоснуться к нему такими руками.

– Ты не сможешь. Здесь я почти мертв. Блокировал боль. Я уже там, в Белогорье. Видишь, даже могу… говорить с тобой.

– Как это случилось?

– Пытался прикрыть тебя. Миг смерти огненного мага – как вулкан. Сила стихии нисходит в преемника. Она слепа. А тебе… нельзя брать много.

– Король еще жив, – мне хотелось так думать. – Разве ты не должен был меня убить, Зольтар?

Пристальный взгляд черных глаз. Впрочем, неважно. Но вейриэн ответил:

– Да. Если бы Азархарт успел первым… дотянуться до тебя.

– Я оставлю тебя здесь, вейриэн, найду ваших и пришлю помощь. Башня не разрушится. Он передал мне ее.

Его руки, прижатые к животу, дрогнули и опали, стукнув о пол, как сухие ветви. Вейриэн был выжжен изнутри. Он должен был умереть сразу.

– Я ухожу. Дожги уж. Я еще увижу тебя… ваше величество, – слабая улыбка озарила его лицо, с ней он и ушел. Умер.

Я сожгла его останки в камине, и ушла через этот огонь во дворец.

Попыталась.

В тронный зал не смогла – выдавило неумолимой силой, отбросило на дворцовую площадь, в пламя горевшего костра. Рядом со мной белым бликом выросла гончая.

Полночь не наступила.

Тяжелое черное небо рвалось в клочья, проткнутое выраставшими из земли белопламенными пиками. Их были сотни тысяч со всех сторон, до самого горизонта.

По этому небу можно было составлять карту: над столицей, над селами и деревнями свет бил ввысь плотными снопами лучей. А над окружавшими столицу лесами, где из какой-нибудь нищей землянки изредка поднималась тонкая паутинка света, небо кишело вспышками тьмы и света, как огненная рябь на смоляного цвета воде. Там шла битва, схватились белые вихри с черными, мелькали радужные молнии.

Грохот, тонкий свист и низкий вой доносились глухими раскатами, но так издалека, что зрелище совсем не походило на схватку. Скорее, на грандиозный, невероятный фейерверк, потрясавший сердце не страхом и ужасом, а неуместным, перехватывавшим дыхание восторгом.

Я боялась опустить взгляд на площадь, боялась увидеть тысячи людей, сгоревших, как вейриэн Зольтар.

Они были живы, все.

Мужчины и женщины, старики и дети сидели на земле или стояли на коленях, и пламя их свечей – о, нет, уже светочей – било невероятным фонтаном, протягиваясь в небо, и вместе с тем струилось, как вода из родников, омывало их руки, лица, стекало наземь, разбегаясь ручейками.

На одну ночь они все стали святыми.

Они ликовали и молились, плакали и обнимались, протягивая друг другу свои огни. Никто так и не понял, что в эти минуты над их головами шла битва небес.

– Да здравствует король! – кричали они, когда рядом вырастал сотканный из белого пламени сполох, и протягивали ему детей для благословения монаршьей милостью.

В эту ненаступившую полночь к каждому своему подданному, удержавшему свой свет, пришел сам король Роберт Сильный – поблагодарить за их любовь и укрепить веру. Так потом говорили.

Темная страна не нашла ни пяди земли, куда она могла бы опуститься. Ни одного мертвеца, которого сумела бы поднять в свою армию. А если и взяла свое, то эту грязь унесла с собой.

Тьма уходила.

Белая гончая потянула меня за рукав в распахнутые парадные ворота дворца, откуда извергалось неопалимое пламя потоком белой лавы.

В тронном зале разливалось сияние – ослепительное, до рези в глазах, словно я ступила в солнце.

Огонь исходил от неподвижной фигуры Роберта, сидевшего на троне так, словно он задремал. Голова его опустилась на грудь, сильные руки спокойно лежали на подлокотниках. Пламя струилось с его пальцев, обнявших львиные оголовья, истекало из-под ресниц полуоткрытых глаз, из разверстых, как маленькие жерла, ран на пробитой насквозь груди. Оно клубилось на факелах, снопами света вырывалось в окна и двери.

– Да здравствует король! – крики глухо доносились снаружи.

Он умер.

– Мой король! – я подошла, опустилась перед ним на колени и впервые в жизни прикоснулась губами не к перстню, а к его руке.

Она не поднялась, не дотронулась обжигающе до моих губ, не легла на голову, ероша ежик моих волос – единственное темное пятно в полыхавшем вокруг солнце. Я села у его ног на ступеньку трона, как сидели на пирах его фавориты, прижалась лбом к его колену.

– Ты просил не плакать. Я не буду.

А душа рыдала, оплакивая мое второе сердце, которое уже не билось на расстоянии вытянутой руки.

Гончая сунула мне морду на колени, толкнувшись в ладонь влажным носом. Мои пальцы зарылись в ее белопламенную шерсть с крохотными рыжими искринками.

– Твоя душа еще здесь, мой король, я знаю. Нас связал обряд. И я тебя не отпущу, даже не надейся. Я не буду плакать, потому что ты вернешься.

Мы сидели так долго. Стихал шум за стенами дворца, струилось неиссякаемое пламя, вздыхала гончая.

Потом какая-то тень мелькнула в белом сиянии. Дорри, скосив глаз, предупреждающе рыкнула, но морду с колен не убрала.

Высший белый вейриэн Таррэ остановился поодаль, чуть склонил голову в поклоне.

– Простите, что вошел без доклада. Хотя доклад у меня есть: Азархарт увел войско.

– Так он уцелел?

– Не совсем. Темный серьезно ранен. Пойдемте, леди. До рассвета совсем немного осталось, а Роберт еще не закончил то, что должен. Мне с вами нужно поговорить.

Преждевременный рассвет уже наступал: бледно-золотые лучи еще невидимого солнца смешивались на горизонте с белым маревом, полыхавшим над королевством и сплошным куполом опускавшимся на землю.

С восходом трон опустел.

Эпилог

Мои подданные так и не узнали, что король Роберт, названный в народе после той ночи Святым, отрекался от престола и своего народа. О таком немыслимо было сказать.

Я взяла с осведомленных клятву о неразглашении и сожгла свиток с отречением, унаследовав трон по традиции. Может быть, это было моей ошибкой, одной из множества. Но формально отречение не вступило в силу – Роберт был убит Азархартом еще до полуночи, хотя и об этом было сообщено народу только через три дня. Сразу в его смерть никто бы не поверил. Да и потом не верили.

При моей коронации народ не кричал: «Да здравствует король!».

И, в общем-то, был прав.

Король Лэйрин – не только звучит нелепо, это и выглядит как смертный грех против святой истины. Да и ощущала я себя не государем, а его наместником, хранителем трона. Сломанным солдатиком, запертым в шкатулке с пером улетевшей жар-птицы.

Мне думалось, что теперь, когда «огненная кровь» возвращена в горы и соединилась с белой магией, у горцев вот-вот появится новая королева, а Азархарту еще долго зализывать раны – теперь-то меня оставят в покое.

Но в то утро после прославленной в балладах Ночи Святых Огней вейриэн Таррэ открыл мне многое.

– И Рагар, и Роберт сделали так, что Темная страна уже не сможет придти в равнины, как до сих пор не могла ступить в Белогорье, – говорил он. – Но вам, леди Лэйрин, остался год или меньше, если Азархарт как-то сумеет до вас добраться. У Темного владыки не так много сил, как рисуют мифы, он может пользоваться только тем, что берет у других. Он может зачать жизнь, но эта жизнь – иная, чуждая нашему миру – не была способна пустить настоящие корни. Откуда бы ни пришло это зло в наш мир, как бы ни возникло, но оно за все века не могло закрепиться. Для того, чтобы крепко прорасти в мир, нужны дочери. Теперь есть вы.

– Тогда почему вы не убили меня?

– Рыжий бык подстраховался, – усмехнулся Таррэ. – Полностью дар, данный младшему лорду фьерр Этьер, раскроется через год, после окончательной смерти Роберта, когда связавшая вас древняя магия айров иссякнет.

– Вы могли убить меня раньше, еще в Белых горах.

– Если бы могли, это было бы сделано, – жестко сложились губы собеседника. – Схватка за вашу жизнь, леди, началась еще до вашего рождения и идет на самом острие лезвия. Знаете ли вы, что у дочерей из великих горных домов, когда они уходят в новый дом, гораздо чаще рождаются девочки, получающие королевский дар? По линии погибшей Лаэнриэль быстрее всего могла придти новая королева после воссоединения белой магии, потому ее внучка Хелина и вышла замуж за Роберта, выполняя волю гор. Одновременно мы занимались подготовкой нескольких юношей, которые могли бы стать преемниками огненного мага на тот случай, если не получится план с Хелиной. Дигеро – один из них.

– Так инсеи не виновны в бедах Роберта?

– Виновны. Первая жена короля тоже была горной леди из великого дома. Она убита инсеями вместе с ее нерожденным сыном. Вам известно, что дар «огненной крови» ценен для нас не только сам по себе, он был необходимым условием для обретения королевы. Она не могла прийти, пока белое пламя не обрело всю силу. Но она не придет и сейчас.