Лорды гор. Да здравствует король!

– Ну, что они ответили? Где письмо?

– Вот оно, государь, – тоном заговорщика зашептал Светлячок, вытаскивая свиток из-за пазухи. – Вы были правы, заподозрив, что…

– Не стой на пороге, Лэйрин! Или отправить тебя в башню прямо сейчас? – оглянулся Роберт, и меня сдуло.

Кто – они? О каких опять тайнах тут будет разговор?

И почему, раз уж король обвел меня вокруг пальца и вынудил к обряду айров, движение по пути Айшери получается таким односторонним? Несправедливо! – бесилась я, пока в окружении вейриэнов добиралась до своих вот уже неделю как заброшенных покоев – мне просто некогда было там появляться. Да и грустно: там почему-то особенно остро ощущалось исчезновение Рагара из моей жизни.

***

Принц Игинир, уже почищенный от въевшейся болотной грязи и переодевшийся, расслабленно сидел в кресле рядом с шахматным столиком, в любимой позе моего погибшего наставника – вытянув ноги, положив локти на подлокотники и подперев сцепленными в замок пальцами подбородок. То ли дремал, то ли углубился в размышления. Но при моем приближении вскинул ресницы и вскочил резко, словно гейзер выплеснулся.

– Ваше высочество.

– Ваше высочество.

Раскланялись.

– Простите, что позволил себе в ожидании…

– Простите, что заставила себя ждать…

Непривычно наблюдать чопорного, как старая фрейлина, Рамасху. Или это у него от усталости?

– Помнится, я задолжала вам партию, – вынув из кармана черную королеву, я поставила ее на доску и жестом пригласила гостя присесть.

– Не успеем сегодня, – грустно усмехнулся принц, а в глазах плеснули, наконец, радужные искры. – Но я рад, что ты помнишь. Наша партия еще впереди.

Как-то двусмысленно это прозвучало. Срочно сменила тему:

– А что с Сиареем? Я бы хотела его увидеть.

– Невозможно. Он жив, но без Рагара никто ему не сможет помочь ни здесь, ни в Белогорье. Только на родине есть лекари, знающие, как вдохнуть жизнь в угасающего ласха. Я отправил его в свой дворец, но там ему нельзя долго оставаться. Если узнает отец, то будут большие неприятности и у Сиарея, и у меня. Вот о ласхах, служивших в личной гвардии Рагара, я и хотел поговорить с тобой. Возьми их под свое покровительство, Лэйрин.

– Я?

– Больше некому. В Белогорье они чужие, вейриэнам не подчиняются, служили только Рагару. А в империи все они признаны изменниками и объявлены вне закона, как и мой младший брат.

Я вопросительно выгнула бровь: в хрониках упоминались трое младших братьев кронпринца Игинира, но причем тут они? И потом, как ни далека я была от политической жизни, но знала, что все трое до последнего времени пользовались императорскими милостями.

– И кто же из ваших братьев попал в опалу?

– Рагар, и уже давно.

Судя по невозмутимым лицам вейриэнов, они были в курсе истинного статуса своего любимого мастера, а вот я с минуту таращилась на страшно довольного произведенным эффектом Рамасху.

– Такого имени нет в хрониках! – выпалила я.

Он засмеялся.

– Его настоящее имя было другим. И потом, бастарды редко попадают в хроники. Особенно, такие, как мой любимый братишка. Рагар потом меня убьет за раскрытие тайны, но сам виноват, нечего было умирать, – улыбка Рамасхи снова стала грустной. – Отец вычеркнул его имя из книги рода после его бегства, но оно там было, а уже одно это многое значит в нашей традиции. Отец признал его. Мать Рагара – из семьи вейриэнов, воительница Найла. Она была телохранительницей моей матери, но лишь после смерти императрицы согласилась ответить на любовь императора, а потом ушла. Говорят, отец на коленях перед ней стоял, чтобы не уходила. Трудно представить. Надо знать это ледяное самовлюбленное совершенство: чтобы он опустился перед кем-то, да еще на колени! Найлу и это не впечатлило. В отместку он объявил войну Белогорью. Тоже не представимо. Ни до, ни после этот расчетливый скот не был способен на безумства.

Удивительная сыновья любовь, – хмыкнула я про себя.

– Так это же было всего полсотни лет назад! И не война, а стычка на границе.

– Ничего себе стычка! – с неподдельным возмущением воскликнул принц Игинир. – Тысячи погибших. Его возлюбленная вейриэнна дралась за Белые горы и умерла от ран. Отец, узнав о ее смерти… Это был кошмар. Мы боялись за его рассудок уже всерьез. Тогда я понял: великие тоже способны на чувства, особенно, когда давят их в себе сотни лет, и вдруг их прорывает, да еще как! Найла была его лебединой песней.

– Но она же возродилась?

– Предпочла уйти полностью в страну духов. Умная женщина. Может быть, она и возродится после смерти императора, а пока предпочитает не давать повода для новой, как ты говоришь, стычки. Вейриэны отдали императору ее младенца, и Рагар спас всех нас своим появлением. Отец его боготворил, признал законным сыном. А неблагодарный мальчишка, когда подрос и узнал, кто его мать, бежал, – Рамасха усмехнулся воспоминаниям, но глаза оставались грустными. – Вместе с охраной бежал, паршивец! Принес клятву верности Белогорью и стал вейриэном. И отец так же яро, как любил, возненавидел его. Вот, собственно, и все.

Я задумалась над услышанным.

– Очень романтично. Но, если Рагар был любимым сыном, то ты…

Он вскинул голову – по волосам метнулись дивные сполохи – пронзительно глянул в глаза.

– Наконец-то ты сказала мне «ты», Лэйрин!

– Не только это, – смутилась я.

И принц отвел глаза.

– Романтично, говоришь? – усмехнулся он. – Кроме Рагара, который никогда не стал бы кронпринцем, у императора не было любимых сыновей. Старших моих братьев отец убил, когда они заматерели и начали задумываться о том, что с нашим долгожительством ждать короны им придется слишком долго. Мою мать тоже он убил, она мешала ему добиться любви Найлы. Вейриэнна, по счастью, не знала об этом, но я знал. Видел. Мне было пять лет, когда это случилось. Отец испытывает передо мной легкое чувство вины, но ненавидит сильнее, чем Рагара. У нас в империи романтика не выживает, Лэйрин.

Я прикусила губу. Вот какие вы, северные… И еще кто-то тут считал Роберта злодеем?

– Какому же чудовищу отдают Виолетту!

– Обычному, – дернул он плечом. – За триста лет и не таким станешь. Я буду оберегать мою новую мачеху, клянусь. Пока я жив, с нее волос не упадет.

– Пока… Но ты теперь – следующий в очереди из сыновей!

Северянин ослепительно улыбнулся:

– Мне приятно, что ты беспокоишься о моей жизни, но меня он не тронет. Отец очень трепетно относится к моему здоровью. Все просто, Лэйрин. Если со мной что-нибудь случится, то Найла узнает, кто убил мою мать, а ее госпожу и подругу. Но главное – я ему полезен, как никто другой.

Это я могла понять: внешней политикой Империи как раз и занимался кронпринц Игинир.

Снежная туча, залепившая окно снаружи, выдвинула из-под маскировочного крыла любопытный драконий нос и деликатно прокашлялась:

– Кха-кхм… ваши драгоценные высочества… простите за дерзкое вмешательство, но солнце уже коснулось горизонта, а мы тут, никому не нужные изгнанники, потерявшие нашего господина и к позору нашему оставшиеся в живых, покорнейше ждем решения нашей горемычной судьбы.

И глазки такие умильные, и тон, как у распоследнего пройдохи… И Рамасха туда же:

– Они обузой не будут, Лэйрин. Как ученица Рагара, ты имеешь право на то, чтобы слуги наставника служили и тебе.

– Может быть, Рагар еще жив!

Северянин опустил веки, качнув головой. Эльдер душераздирающе вздохнул, а с подоконника закапал слезливый ручеек. Еще растает, бедолага.

– Я, конечно, возьму под покровительство всех… – поспешила я согласиться. Кто ж от таких подарочков откажется? – А сколько вас, изгнанник?

– Двести восемьдесят шесть. Из них девяносто восемь имеют легкие ранения и стоят лагерем в лесу, пятьдесят семь с тяжелыми ранениями сейчас в тайном лазарете у его высочества принца Игинира, а сотня была оставлена нашим господином в Белогорье, и ждет приказа, – на одном радостном вздохе выпалил Эльдер. И в комнате мгновенно посветлело – ласх взвился в небо, возликовав: – Оставшиеся принесут присягу немедленно!

– Двести вос… Сколько?! – я слишком поздно осознала, во что меня втянули. – Это же целая армия магов!

– То, что от нее осталось за эти годы, – уточнил Рамасха. – Причем, элитная гвардия. А было полтысячи – император серьезно отнесся к безопасности любимого сына. Потому и не смог потом ни догнать, ни вернуть с такой-то защитой.

Только от темных они защитить не сумели… Второй раз не сумели, если вспомнить рассказ Роберта о пленении Рагара сразу после моего рождения. Да и кто сумел бы, если целые страны гибли в мгновение ока с приходом Темной страны?

Что-то встрепенулось во мне, как волна прошла – глухая, темная, потянувшая душу на дно раскрывающейся бездны. Зов. Я слышала беззвучный зов, как тогда, во время безумного танца схватки со своими же друзьями – ласхами и вейриэнами. Я вцепилась в подлокотники, как будто это могло удержать от… от чего?

Рамасха рванулся ко мне:

– Лэйрин!

От толчка шахматный столик опрокинулся. Фигурки рассыпались. Черная королева подкатилась к моим ногам. И почему-то показалось страшно важным, чтобы сапог принца не раздавил ее. Оттолкнув Рамасху, я опустилась на колени, чтобы поднять.

Пальцы свело судорогой, да и все тело охватило мучительным жаром: схлестнулись две волны – огня и мрака – опять свиваясь в смерч. Не хочу. Не хочу!

Рамасха поднял, обхватил меня, плотно прижав к себе.

– Тише, принцесса… Потерпи, сейчас пройдет.

Вейриэны уже были рядом, а в окна, окрашенные закатным светом, врывались ледяные ветра, затмив последний солнечный свет.

Слишком много холода. Слишком темно…

И мёртво…

Во тьме распахнулись две изумрудные звезды, озарив живым теплым светом. Тьма попятилась, удивилась: «Лаэнриэль?» И схлынула. Освободившееся пламя торжествующе взревело.

Принц едва успел отскочить, зашипел, как кот, подпаливший усы. Его одежда задымилась. А вот моя, как ни странно, уцелела на этот раз. Да и рассудок. Кажется.

Но колени подкосились, и я рухнула в кресло. Спасенная черная королева оказалась зажатой в кулаке с такой силой, что лопнула кожа и сочилась кровь. Не огненная, не черная, а самая обычная, но очень горячая кровь – от капель тоже поднимался легкий дымок. Матушка моя. То, что ты со мной делала – еще не самое страшное, оказывается…

– Лэйрин! – раздалось от двери властное королевское.

Я с трудом поднялась – долговязый Зольтар поддержал за локоть. И не обжегся, кстати. Ободряюще улыбнулся. Редкая эмоция у вейриэнов, но четверка присутствующих здесь дружно решила изменить твердокаменным привычкам. И не было уже Рагара, который приструнил бы подчиненных легким движением брови. Да и мастер Морен отсутствовал – он, пристыженный увечьем от рук такого бездарного ученика, как я, уехал в Белые горы.

Смущенно улыбался и десяток появившихся в комнате незнакомых мне ласхов. А кем еще могут быть столь удивительные существа – прекрасные и ужасные, искрящиеся в закатных лучах, падавших из окна алыми снопами? Они тут же опустились на колено, прижав кулак правой руки к груди.

Рамасха же выглядел мрачно, как склеп в полночь.

И Роберт не радостней.

Когда ласхи раздвинулись, освобождая проход королю, он не сделал ни шага, так и стоял в распахнутых дверях. Грудь его тяжело вздымалась, словно он бежал наперегонки со степным иноходцем, из горла вырывалось свистящее дыхание.

– Лэйрин, – повторил уже тише. – У нас… беда.

Глава 15

Памятная мне Черная часовня горела. Полыхала и роща вокруг, выстреливая в небо багровые искры. Смоляной дым, рваным полотнищем поднимавшийся на фоне красного неба выглядел особенно зловещим, напоминая огромную фигуру в развевающемся крыльями плаще.

В этом огне сгинула Виола.

– Зачем ее туда понесло? – в отчаянье кусала я губы. – Разве вы не могли остановить или ее, или пожар? Вы же маг! Вы отец!

– Я его и зажег, – ответил король, не отводивший немигающих, раскаленных до белизны и уже нечеловеческих глаз от бушующего вдали пламени.

Боги милосердные, если вы есть, если вы милосердны…

– Вы ее убили, сир? За что?

Он протянул мне черный свиток. Не тот, который был у Светлячка, – отстраненно отметила я. Этот ни с каким другим не перепутать. Клочок мрака. Дыра в никуда, перечеркнувшая широкую ладонь Роберта. Притаившаяся в ночи змея. Меня передернуло от отвращения, когда я прикоснулась к пергаменту.

Свиток развернулся с шелковым шелестом. Тускло засветилась синим хищным цветком печать внизу послания.

«Ты осмелился трижды прогневить меня, – вспыхнули багровые руны. – Ты, Роберт, ничтожный потомок Астарга Ориэдра, взявшего корону не по праву крови. Ты, поднявший руку на отмеченную моим семенем женщину и изгнавший ее. Ты, взявший в заложники моего сына и посмевший его усыновить, как собственного. Ты, убивший моего верноподданного Дирха и уничтоживший огнем его прах. Трижды Я тебя щадил. Но более трех не щажу никого. Ты знал это. И ты покусился на жизнь ребенка слуги моего Дирха в чреве облагодетельствованной им женщины – твоей дочери Виолы. Или ты забыл, что дети моих слуг – мои слуги? Я, Владыка Темной страны, приду напомнить. Я, Господин твоей смерти, требую отдать мне эту женщину с моим подданным в ее чреве. Ей будет оказана честь стать наложницей брата убитого тобой Дирха. Ее жизнь будет твоей платой за его смерть. Я приду за твоей дочерью сегодня в полночь. Если ты не отдашь мне мое, Я возьму вместо нее твое королевство. Ты слышал меня. Это сказал Я, Азархарт».

Как только я прочитала послание, Роберт забрал его и поджег. Даже пепла не осталось.

– А вот это получила Виола. Письмо лежало на постели, когда Эльдер вернул ее в покои, – король протянул еще один свиток, обычный, но по контрасту с только что прочитанным, казавшийся снежно-белым.

«Здравствуй, моя дочка Виола, моя любимая кровиночка. Тысячи раз я, твоя несчастная и убитая горем мать, писала тебе письма, а в мыслях – сотни тысяч раз. Плакала и просила прощения у тебя и у всех моих доченек, отнятых у матери волей тирана. Ваш отец изгнал меня, перехватывал письма, а теперь угрожает казнить, как ведьму. Но меня не остановят его угрозы, любимая моя Виола, потому что сейчас тебе нужна моя помощь.

Только ради тебя, рискуя жизнью, я приехала в столицу. Знаю о твоем несчастье, милая моя девочка. Знаю и плачу вместе с тобой. Но еще знаю, что только я могу помочь тебе. Доченька моя, ничего не бойся, мы справимся с этой бедой. Я уже приготовила безотказное средство из трав, чтобы наверняка избавить тебя от последствий твоего несчастья. Средство сильное, проверенное и очистит тебя сразу, с одного глотка.

Сегодня на закате я буду ждать тебя в Черной часовне. Ты, конечно, понимаешь, моя умница, что никому не надо говорить ни обо мне, ни об этом письме. Любящая тебя мама Хелина».

Стиль письма удивлял. Совсем не мамин. К тому же, королева никогда не плакала. Она не стала бы жаловаться, да еще и той, кому тоже есть на что пожаловаться.

И – главное – печать дома Грахар не откликнулась, когда кончики моих пальцев пробежали по контуру увенчанного короной орла на вершине скалы. Он не распахнул волшебные крылья.

– Это писала не матушка, – я подняла глаза на напряженно ждавшего Роберта. – И печать фальшивая. Письмо подложное.

Он кивнул.

– Да, я сразу понял. Но Виола об этом не знала. У нее уже не было времени выяснять, как и через кого письмо попало в комнату – времени оставалось только одеться и бежать в часовню. Девочка в смятении, мне даже трудно представить ее состояние. И вдруг узнает, что мать рядом, и уже через час избавит ее от страшного ребенка. Она очень хотела поверить и поверила. Азархарт создал ловушку. Всего одно подложное письмо…

– Но как он узнал о нашем с Виолой разговоре, да еще так быстро? Как вы сами о нем узнали?

– Скорее всего, это совпадение, и ловушка была спланирована заранее. А мне сообщил барон Анир.

– Предатель!

Роберт повернул освещенное отблесками пожара лицо.

– Не забывай, Лэйрин, что аринты – огнепоклонники. Я для них – что-то вроде воплощения бога на земле. Он меня не просто любит – боготворит.

– Учту. А не может Азархарт подслушивать через тень так же, как вы – через огонь?

– На подвластной ему территории – да, и без ограничений. А это не только Темная страна, но и любое оскверненное место. Или чья-то душа.

По позвоночнику пробежал холодок. Голос упал до шепота:

– А моя кровь тоже… подвластная ему территория?

Король покачал головой.

– Пока нет. К счастью, у него еще нет власти над тобой. Я тоже не через любой огонь могу увидеть и услышать, только через тот, над которым могу взять власть. Твои старшие сестры Адель и Агнесс зажигали свечи на черных мессах, но их огонь слепил меня, как слепит тьма. В Черной часовне, горели такие же и в ту ночь, когда туда пришла твоя мать для встречи с темным слугой, и сегодня, когда туда пришла Виола. Но младшие принцессы – послушные девочки, в отличие от старших. Виола всегда, когда выходит из дворца, берет с собой лампадку. И я увидел. Что бы сделала на моем месте ты, если бы обладала моей силой?

Если бы еще знать пределы и возможности этой силы. Я посмотрела на дым, распахнувший над шпилями столицы клубящиеся крылья. Пожар шел на убыль, не перейдя границу рощи вокруг развалившейся в угли часовни. И вокруг пожарища не виднелось ни одного дымка – Роберт не позволил огню перекинуться на дома горожан.

– Попыталась бы спасти ее, – ответила.

Он улыбнулся уголком потрескавшегося от жара рта.

– Она жива. Я увел ее через огонь в убежище на том самом необитаемом острове. Но Азархарт заставил меня сыграть в его игру, – он зло сощурился на догоравший вдали огонь. – Теперь он точно знает, что Виолы в столице нет и не будет. Идем, Лэйрин, нам тоже пора. Скоро совсем стемнеет.

– Теперь Темный владыка придет в полночь?

– Да. Он всегда выполняет обещания. Но у меня будет встречный ультиматум.

Нетрудно догадаться, что речь пойдет обо мне.

Тошно чувствовать себя предметом торга. Тошно и мерзко.

Но неужели король вот так запросто раскроет мою тайну? Или она уже раскрыта… Не мог ли Темный владыка, если он тоже считает Роберта недалеким королишком, провоцировать его на необдуманные шаги, и на самом деле ловушка – не для Виолы? А если нападение на сестру и тот зов – не случайно совпали на закате, и мой настоящий отец, соприкоснувшись со мной через зов, что-то почуял? И решил проверить, убедиться воочию?

Роберт тоже молчал, не пожелав посвятить меня в планы. Он опустил ладони на перила балкона, на котором мы стояли. Закрыл глаза, полной грудью вдохнул горячий воздух, и… языки далекого пламени разом пропали. И я могла бы поспорить, что уже ни искры не тлело на пепелище.

***

Мы вернулись в зал, где у окон толпились перепуганные придворные. Короля сразу же окружили соболезнующие – пронюхали уже об исчезновении Виолы. Церемонимейстер интересовался распоряжениями о похоронах… Я огляделась, уловив краем глаза радужное сияние в уголке за колонной. Рамасха успокаивал рыдающую Виолетту. В прорезях рукава на ее предплечье клеймом алел свежий пятипалый ожог, оставшийся от моего к ней прикосновения. Мама бы такую ерунду мигом вылечила. Потом я устыдилась: принцесса оплакивала не подпорченную внешность, а сестру-близняшку – король никому еще не сказал о спасении дочери.

Когда я проходила мимо, Виолетта, грубо оттолкнув северянина, подбежала, прошипела мне в лицо:

– Довольны, братец?

Я опешила.

– Чем же я должен быть довольным?

– Ну как же! – воскликнула она, намеренно привлекая внимание жадного до зрелищ двора. – Виола уже не скажет, кто на самом деле виновен в ее бесчестии, а теперь и в ее смерти! Думаете, околдовали папеньку, подстроили этот бесчестный суд, так никто и правды не узнает? Это вы подговорили Дирха напасть на нас! Вы приехали заранее в столицу, это уже известно. И это вы, братец, подожгли часовню, куда она пошла помолиться. Вы испугались, когда она сказала, что беременна от вас и заметали последствия вашего разврата!

Если уж боги немилосердны, то откуда взяться этому качеству в их творениях? – впала я в философский ступор, глядя на ее зареванное, искаженное горем личико. У бедняжки совсем в голове помутилось.

Рамасха, подмигнув мне за спиной принцессы, скучающим тоном сказал вполголоса своему оруженосцу:

– Какое счастье, что мои мачехи долго не живут, особенно те, что не сдержаны на язык. Может, мы с тобой, Льеос, пари заключим, сколько протянет эта новенькая?

– Опасно с тобой на спор идти, мой принц. По мне, так чем меньше они живут, тем лучше – свадьбы с бесплатной выпивкой чаще. Похороны, опять же… – подхватил игру ласх, мерцающий золотистыми искрами, как корочка наста на солнце (дивной красоты, и где Рамасха таких берет?).

Виолетта побледнела.

– Я думал, с отъездом Адель и Агнесс во дворце не осталось гадюк. Ошибался! – рявкнул стремительно подошедший король. – Принц Игинир, вы, кажется, настаивали на немедленном отъезде и не хотели ждать до утра? Так я уже не возражаю. Тем более, что от горцев вместо бежавшего преступника Дигеро фьерр Этьера прибыл недостающий второй сопровождающий. Забирайте императорскую невесту и уезжайте, а ее тряпки я следом отправлю. Видеть не хочу эту дуру ни минуты больше! Кто вложил в твою глупую голову этот бред, Виолетта? И не смей мне лгать!

Девушка предпочла обморок. Охи, ахи, лекари…

Роберт обвел тяжелым взглядом собравшийся в зале цвет королевства, немедленно сделавший подобострастные морды. Усмехнулся.

– Значит, Божий суд для вас – ничто, мои добрые подданные? Еретики! Наследника моего порочить вздумали? Подлецы! Так, может, мне самого Азархарта в свидетели позвать? Богу не верите, так дьяволу поверите? Вот послание владыки Темной страны! – вытащив свиток обычного черного шелка – фальшивый, как успела я заметить, хотя руны на нем вспыхивали ничуть не хуже, чем на оригинале, Роберт зачитал весьма избранные места из послания, изрядно подправленного явно королевской огненной рукой. Только то, что касалось Дирха, Виолы и предстоящего полуночного визита Темного.

Что тут началось! Обмороки дам, само собой. Старики за сердце схватились. Те, кто помоложе и порезвее, плюнув на отцов и жен, к дверям ринулись – свои шкуры спасать. Стражники выставили пики. Давка, драка, вой нечеловеческий…

– Стоять! – гаркнул король, перекрывая вопли и стоны. – Сожгу как изменников короне! – придворные замерли, сползая по стенкам. Темные темными, когда еще придут, а разгневанный монарх – тут, под боком, и уже выпустил огненные когти. Роберт, скорбно сведя брови, сказал с болью в голосе. – Сегодня в Черной часовне Азархарт забрал жертвенного агнца. Отдал я ему мою возлюбленную дочь Виолу, спасая вас всех, недостойные. А часовню сжег, чтобы не напоминала о моем горе.

– Значит, похорон не будет, – приуныл церемонимейстер, наверняка уже прикинувший, сколько монет перепадет в его карман.

Остальные возликовали. Повалились на колени, славословя спасшего их государя. И, ручаюсь, в этот миг их любовь к благороднейшему королю Роберту Сильному была вполне искренней. И никто слезинки не проронил по Виоле – так рады были. Не тому, что принцесса жива, а тому, что сами жить будут. Да и кто не поймет их радость? Я не берусь осуждать.

Но каков рыжий бык! И глазом не моргнул, соврав! Впрочем, если рассматривать его речь не с точки зрения прошедшего времени, а с точки зрения ближайшего будущего, то почти никакой лжи: жертвенный агнец в наличии, топчется у стеночки, всеми забытый. Даже слегка прожарен, чтобы темные, предпочитавшие свежатинку, подавились.

А Роберт, между тем, подпортил всеобщее ликование:

– Но я заплатил немыслимую для моего отцовского сердца цену. И вам, любезные мои приближенные, даруется привилегия скрасить мое горе и выразить вашу любовь и благодарность пожертвованиями. Канцлер огласит, сколько полагается за каждого избавленного от Темного владыки главу семьи, его жену, сыновей и вассалов со всей челядью. За души незамужних девиц пожертвований брать не буду в память о моей возлюбленной дочери Виоле, даже не упрашивайте. Здесь я непреклонен. Кстати, о душах. Даже великие герцоги не должны обижаться на тот факт, что спасенная жертвой принцессы от темного ада душа священника или монаха стоит десяти графских.

Кардинал сцедил сквозь зубы богохульственные проклятия. Стенания же придворных грянули куда горше, чем при известии о вероятном приходе в полночь Темной страны. Как зыбка человеческая благодарность, как мимолетна любовь…

Рамасха, воспользовавшись суматохой, отозвал меня в сторону. Далеко в сторону – в пустовавший соседний зал. Ласхи рассредоточились по периметру, отсекая всякую возможность подслушивания.

– Лэйрин, я соболезную. Но мне показалось, что-то тут не так с этим пожаром, – он вгляделся в мою бесстрастную физиономию. – И отсутствие горя в твоих глазах многое значит. Но и тревогу невозможно не заметить. Предлагаю тебе бегство. Немедленно.