скачать книгу бесплатно
Снова подошел Петро с большим пакетом. Сказал "Хорьку":
– Джинсы, трусы, сорочка – только 54-го нашего размера, больше тут нет, но ему влезет. Кросивки и шкарпетки – по его размеру.
Пошел к багажнику, положил туда пакет.
– Это ещё что такое? – спросил Артемий у "Хорька".
Начальник похитителей опять заулыбался.
– К сожалению, Артемий Константинович, у смеси "сыворотки правды" с наркотическими веществами есть непоэтичный побочный эффект. Вы гарантированно…эээ…обмочитесь. Также много шансов на то, что … как бы по-интеллигентному сказать…у вас произойдёт непроизвольная дефекация. И через некоторое время после того, как очнётесь, вас будет тошнить. Они вас бросят в каком-нибудь парке под видом наркомана, мы быстро подъедем со сменой одежды. Благодаря лекарствам будете не так беспомощны, как задумано. Так что, когда очнётесь, имитируйте, что в себя не пришли. Когда останетесь один, надо будет съесть что-нибудь сладкое. Вот, это мы положим в карман куртки. – «Хорёк" показал Моравском у пару каких-то батончиков.
– А как вы узнаете, в каком я парке?
– Это наш вопрос, не волнуйтесь. Доедайте, пожалуйста, завтрак. Допрос будет далеко отсюда, в Харлеме, в доме-лодке.
Артемий в прошлый приезд в Амстердам посетил такой дом-лодку (в ней был устроен музей), впечатления он на него не произвел. Смысла использования баржи в качестве жилья Моравский тоже не понимал – тем более, что, как рассказывал экскурсовод, содержать такой дом на воде дороже, чем квартиру. Но гид сообщил, что в Амстердаме и окрестностях две с половиной тысячи домов-лодок.
– Машину в Харлем вместо нашего шофёра поведёт другой, местный. Мы ведь, как и вы, не здешние, дорогу знаем только по навигатору. Исключим возможность случайного нарушения правил по дороге и разборов с местными гаишниками. При голландце ни о чём не говорим— вдруг он знает русский. И примите, пожалуйста, испуганный, подавленный вид.
– О, уж это я легко смогу сделать, – иронично буркнул Моравский.
– Ещё одна важная вещь.
"Хорёк" вдруг уставился Артемию в глаза.
– Помните, что едете к врагам. Нельзя им давать информацию о нашем разговоре, о пилюлях, об одежде. К врагам. Нельзя. Нельзя. Остальное можно, о нас нельзя. Нельзя.
Несерьёзный на вид "Хорёк" вдруг стал выглядеть впечатляюще. Сверлил Моравского своими чёрными глазами. Голос "Хорька" звучал спокойно, умиротворяюще, но глубоко и мощно.
"Гипноз, гипноз, хвать тебя за нос», – собрался было иронично сказать Артемий, но вдруг у него в голове зазвучали повторяемые "Хорьком" фразы.
"Хорёк" умолк, вынул свой смартфон. Прежде чем набрать номер, внезапно спросил Моравского обычным голосом:
– Нельзя?
– Нельзя. Враги. – сам того не ожидая ответил Артемий.
"Хорёк" кивнул, набрал номер, заговорил по-английски. Получше, чем Моравский, он английский знал. Артемий понял, что начальник его похитителей звонит нидерландскому водителю, договаривается о месте, где тот сменит водителя "хорьковского".
– Ещё один неприятный момент, Артемий Константинович. Мы вынуждены будем заклеить вам глаза и связать руки. Это просто спектакль для врагов. Сделайте уж одолжение.
– С полнейшим нашим удовольствием, – проворчал Моравский.
"Хорёк" связал ему руки капроновой верёвкой, спрашивал, не жмёт ли, ослаблял узлы. В машину сели остальные похитители, автомобиль выехал со стоянки. За пять минут до смены водителя Артемию небольшими кусочками лейкопластыря заклеили глаза и глубоко надвинули на лоб бейсболку.
Ехали долго, минут сорок. Потом машина остановилась, Моравский понял, что нидерландец вышел, а за руль сел кто-то из команды "Хорька".
– Как вы, Артемий Константинович? – спросил начальник похитителей.
– Полёт нормальный.
Когда прибыли, "Хорёк" отдавал команды:
– Куртку ему – на плечи, чтобы связанные руки были закрыты. Петро, бери четыре бутылки. Изображаем пьяных, орём, шатаемся. На лодке – сразу в трюм идём, а Петро с бутылками в руках еще по палубе пошарахается.
В доме-лодке Артемия усадили на стул, "Хорёк" говорил с заказчиками, видимо, за закрытой дверью, Моравский не разобрал, о чем разговор.
Минут через пятнадцать начался допрос. Говорили двое, у одного из них голос был обычный, у другого – визгливый.
– Здравствуйте, единица! – сказал обычный голос.
– Что-что? – переспросил Артемий.
– Я же говорил. Он – совершенно посторонний, семь букв – совпадение. – сказал визгливый.
– Думаю, наш новый друг просто с нами неискренен. Впрочем, в любом случае Артемий – уже не посторонний.
Обычный голос обратился к Моравскому:
– Нам необходимо вас допросить, а потом мы вас отпустим. Именно по этой причине у вас заклеены глаза: чтобы вы нас не видели. Но для экономии времени и эффективности нашей беседы мы вам предварительно сделаем инъекцию.
Артемий вдруг вспомнил полицейского с радиорынка в Нижнем Новгороде, вздрогнул.
– Не бойтесь, Артемий. Для здоровья серьёзных последствий не будет.
Всё шло как рассказывал "Хорёк": минуты через три после укола в руку по телу Моравского пошла тёплая волна, возникло ощущение спокойствия и желание поговорить. Тогда ему и стали задавать вопросы. Артемий запомнил первые три:
– Почему у вас с собой не было телефона?
– Вы член Суммы?
– Что вы знаете о Сумме?
О чем спрашивали потом, Моравский не помнил ("Хорёк" и об этом предупреждал), провалился в забытьё…
Когда очнулся, попытался открыть глаза, не смог – вспомнил, что их ему заклеили. Теперь заклеен был и рот. И к стулу Артемий был теперь привязан.
Во всём теле Моравский чувствовал страшную слабость. Но сознание вернулось, и он слышал разговор. Шёл он, видимо, в комнате дома-лодки, смежной с той, где сидел Артемий.
– Ты номер телефона, который он назвал, в Москву передал? – говорил визгливый.
– Не задавай глупых вопросов. Когда он обнулится?
– Максимум часа через два. В сознание уже не придёт, процесс пошёл. Может, зря мы это? Он же просто шестёрка непосвящённая, и мало что ценного рассказал, в отличие от тех двоих. Чем бы он нам мог навредить?
– Показаниями, которые дал бы голландской полиции, например. В любом случае поздно, и у нас нет антидотов. Сейчас его голландцы отвезут подальше, выкинут в каком-нибудь лесочке, там он и обнулится. Врачи констатируют передоз наркотика, дело проверенное.
– Голландцы отвезут, не хохлы?
– Голландцы. Ни к чему хохлам лишняя информация. И так к ним обратились только потому, что местные заартачились: похищать не будем, это тяжелая статья.
– А отвозить его в лесочек – не статья?
– Не знаю, видимо есть нюансы.
" Хрен вам, суки! Выживу! Про пилюльки Хорь не обманул. Притворюсь, что я в прострации".
Притворяться не пришлось. Раздался грохот, выстрелы, звук от падения чего-то тяжёлого в воду, крики на нидерландском языке, скрежещущем и резком. Моравский, не зная языка, понял, что кричали: то, что любой спецназ мира орёт на операциях по задержанию. Почувствовал, что комната наполнилась людьми, услышал звуки от падения тел на пол…
Моравский что есть силы замычал, привлекая к себе внимание.
Но пластырь с глаз и со рта у него содрали только минут через десять. В комнате были два "космонавта" (супермены в черной форме, в шлёмах с забралами, в бронежилетах, с короткоствольными автоматами), а перед Артемием предстал Валдис Балодис. Он был в обычной полицейской форме, на щеке – свежая ссадина.
– Ага, жив преступник. Так, вижу, что не пытали…
Моравский хотел ответить, но его стало страшно тошнить. К моче на джинсах прибавилась рвота. Но непроизвольной дефекации не было, "Хорёк" не угадал.
На Артемия набросили его куртку, вывели на палубу дома-лодки, там он присел на скамейку. В комнате успел увидеть тех, кто его допрашивал. Они стояли на коленях, руки – за спинами. Обоим лет по сорок, один – лысый.
На другом берегу напротив дома-баржи была мельница, на набережной около дома стояли полицейские автомобили. От жуткой вони, что исходила от его одежды, Моравскому было противно самому. Но в голове всё больше прояснялось, Артемий вспомнил совет "Хорька", что надо съесть что-нибудь сладкое. Вытащил из кармана куртки батончик, начал его жевать.
К дому-лодке прикатили новые полицейские машины. Из одной вышли, судя по всему, спецы-криминалисты с чемоданчиками и кинокамерой. Из другой – какой-то человек в штатском, но понятно, что большой начальник из "силовиков". На палубу по-молодецки выскочил Балодис, вытянулся во фрунт, бодро отрапортовал. Начальник пожал ему руку, спросил что-то, видимо, о ссадине на щеке. Остановились около Моравского, Балодис о нём объяснял. Начальник кивнул, махнул на Артемия рукой – мол, дерьмо это малозначительное, и спустился с палубы вниз по лесенке.
Подъехал минивэн телевизионщиков. Полицейские стали красиво выводить на набережную арестованных в наручниках, аж восьмерых человек. Подгадали, понятно, к приезду журналистов. Когда мимо Артемия проводили двух допрашивавших его русскоязычных, они на него удивленно уставились. Моравский, не переставая жевать батончик, глумливо помахал им рукой.
Большой босс уверенно давал интервью, сняли и Балодиса.
Наконец, уехал главный начальник, пожав капитану руку, остался командир помельче. Что он Балодиса недолюбливает, было понятно и без знания нидерландского. Указал, сморщив нос, на Моравского, показал на циферблат часов. Балодис кивнул, почтительно сказал, что-то, пошел было вниз, под палубу. Начальник что-то заорал, покрутил пальцем у виска, ещё раз показал на часы и уехал со своей свитой.
Балодис подошел к Моравскому, осмотрел его заблёванные джинсы и толстовку.
– Столько кипеша из-за тебя, преступник. Полковник сказал, чтоб тебя срочно на допрос в Амстер, но чтоб переодетого и чтоб не вонял. Я говорю: так точно, там в лодке шкафы с одеждой есть, подберем для него что-нибудь. А он мне: дурак, это же мародёрство, их адвокаты нас распнут. Да, я и вправду дурак, но время поджимает. Ладно, не в Бьенкорф же тебя везти…
Балодис перешел по трапу на берег, стал звонить по мобильному. Потом пошел куда-то в сторону от набережной, вернулся с ворохом одежды в руках.
– Идём вниз, там есть душ, вымоешься, криминалисты это перетерпят. Потом наденешь это.
После душа Моравский стал натягивать новую одежду – тесновата на пару размеров. Внезапно вспомнил, что говорил на стоянке торгового центра Петро: "ему влезет".
Когда Артемий вышел, одетый, на палубу, его встретил Балодис, в руках у него была куртка Артемия и почему-то нож-бабочка.
В ответ на удивленный взгляд Моравского полицейский с форсом сложил одним взмахом нож, кинул Артемию куртку:
– В машину!
Ехали вдвоём. Чистый и пахнущий шампунем Моравский сидел на переднем пассажирском сиденье без наручников.
– Значит так, преступник. Следователю на все вопросы о персоналиях пой: не знаю, не видел, они мне сразу глаза заклеили. Повторяй, что ты …Victim – как это по-русски?
– Терпила.
– Врешь, по-другому как-то, литературно. Почему похитили, говори: не понимаю. Можешь вопить про права человека и что Путин твой тебя защитит. И про твоё плохое самочувствие лепи.
– Я на самом деле чуть живой.
– Тем лучше. Тебе покажут полтора десятка фотографий – ты всех людей видишь впервые.
Балодис внезапно включил аварийную сигнализацию, остановился на обочине. Вынул смартфон, показал фото на экране. На фото был "Хорёк" в костюме с галстуком.
– Знаешь его?
– Первый раз вижу этого хорька.
– Что такое хорьк? – спросил Балодис трогаясь с места.
– Совсем забываешь ты язык, Советская Прибалтика. Не "хорьк", а хорёк. Животное типа крысы.
Балодис рассмеялся:
– Тебе бы психологом работать. На зоне, конечно. Но ответил ты правильно. Если будешь хорошим мальчиком, завтра ночью улетишь в свою Матушку-Россию.
На долгом допросе в Амстердаме Моравский вёл себя так, как договорились с Балодисом (он переводил). Сказал, что с утра покурил анаши, и поэтому у него всё было "как в тумане". Когда показывали фото "Хорька", Петро и того мужчины, что ему сегодня кричал "Дай я тебя обниму", Моравский твердым голосом сказал, что видит всех впервые. Людей на остальных фото Моравский и в самом деле не знал. Потребовал, чтобы протокол для подписания ему дали на русском языке. К его удивлению, полицейские это сделали: похоже, что использовали программу для перевода записи речи в текст, из-за этого пришлось ждать лишние полтора часа.
Потом Балодис повёз Моравского к полицейскому врачу, наказав говорить, что чуть жив. Доктор выписал Моравскому рецепты лекарств и дал под роспись график его посещений врача (две недели ходить надо).
Капитан высадил Артемия за два квартала от "Трианона". Сказал, чтобы в гостинице Моравский забрал только паспорт и деньги, а чемодан и всё остальное оставил в номере. В том числе невыключенный смартфон. И, конечно, чтобы в гостинице о том, что уезжает, не вздумал сказать.
Моравский всё сделал как сказано, а ещё почистил содержимое телефона, стёр и Телеграм, и программу-локатор.
Потом пошел куда сказал Балодис: в "религиозный киоск". К большому зданию с надписью Rabobank притулилась белая деревянная будка размером два на три метра. На будке было написано: «THE BIBLE: THE WORD OF GOD» и «GOD ZOEKT JOU!».[1]
Внутри сидел Балодис, успевший переодеться в штатское, и какой-то старичок, который, вежливо улыбнувшись, вышел, когда в будку вошёл Артемий. В помещении висели плакатики с цитатами из Библии, стоял стеллаж с библиями на разных языках.
– Вот распечатка твоего электронного билета в Москву. Завтра, в 22:35. Цену видишь? Гони деньги. Ночевать будешь в частных апартаментах. Вот ключи: это от квартиры, а это брелок для домофона в подъезде. Адрес на бирке написан. Когда уезжать будешь, положишь ключи в почтовый ящик. И пятьсот евро за этот ночлег гони.
– Однако!
– За секретность и хорошую локацию. С домом-музеем Рембрандта в одном квартале. И тебе бабла наркомафии жалко, что ли?
– Не понимаю, о чем вы говорите, господин капитан, – сказал Артемий, отдавая деньги за билет и ночлег.
Балодис хмыкнул.
– Ладно, преступник. Больше уж точно не увидимся: хрен тебе теперь дадут шенгенскую визу. Ты нам, вообще-то, помог… немножечко. Под твоё похищение мы прихлопнули несколько хитрых ребят, которые слишком уж хорошо свои права знают. Ни на чём этих сук не подловишь, а тут – похищение человека, что хочешь делай с ними. Результаты операции – просто конфетка: и оружие, и нелегалы, и гаврик один, что пять лет в розыске Интерпола, и пальчики интересные дактилоскописты нашли. И кое-что ещё, о чём нефига тебе знать. "Капитан, ты не будешь майором" – это теперь не про меня, – засмеялся Балодис. – Всё, закругляемся. Вон там тебя ждёт белый ситроен. В нем – твои знакомые. Подкинут до апартаментов, и, вроде бы, поговорить они с тобой хотели про Россию. Ты ведь их должник, вообще-то.
– Какой ещё должник?
– А то не понимаешь, тварь неблагодарная. Хватит базарить. Fuck off and goodbye!
