В лесной чаще

скачать книгу бесплатно


– Профессор, после непродолжительных уговоров, рассказал нам про ваш гениальный план с лошадьми. – Кхамап покачал головой, делая такое выражение лица, как если бы он всесторонне анализировал план Балларда – Должен признаться, меня это впечатлило. На месте профессора, наверное, я бы сказал, что это моя собственная задумка, но поскольку он признался, что вычитал это из каких-то старинных источников, то на его счёт выпадает лишь половина моей похвалы.

– Не думаю, что он в ней сильно нуждался, Кхамап. – сказал вдруг Пьер, повышая голос, так, чтобы перебить речь индуса – Ты, очевидно уже забыл, благодаря кому ты смог безопасно покинуть Кашмир? Или то, каким я тебя там нашёл?

Это была вполне себе не плохая попытка спровоцировать у Кхамапа сильные эмоции, но индус владел собой как никогда ранее. Он лишь улыбнулся и кивнул, соглашаясь со сказанным.

– Всему своё время, мой друг. Время ронять слезу и время звонко смеяться! Из той ситуации в Кашмире меня спас не Баллард, а ты! Именно ты уговорил профессора взять меня с вами, чтобы меня не порешили тамошние головорезы. Подобно монете, имеющей две стороны, ты имеешь мою бесконечную благодарность за это и теперь, наверно, ненависть Балларда, в конце концов, его затея могла бы сработать, если бы ты не уговорил его взять с собой меня.

Эта фраза обожгла самолюбие Пьера, и к собственному удивлению он обнаружил, что внутри него, помимо страха и волнения появилось ещё одно чувство – злость. Это чувство, насколько знал Пьер, не всегда помогало в критических ситуациях, но теперь, оно уравновешивало остальные эмоции, заставляя Пьера чувствовать себя более уверено.

– Где теперь Баллорд? – спросил мужчина, сжимая в руке пистолет, понимая, что неизбежное невозможно было оттягивать бесконечно долго.

– Не волнуйся, профессор жив. Ему несколько непоздоровилось, но в принципе, если его поскорее доставить в больницу, то жить будет.

Внезапно Пьеру пришла в голову мысль, которую он мог бы счесть гениальной, если бы у него было достаточно времени, чтобы её проанализировать всесторонне.

– Тогда тебе должно быть уже известно про наш план. – сказал Пьер, высунувшись из-за укрытия и делая вид, как если бы он заглядывался в направление муравьиного поля – Пока мы здесь болтаем, ноша уже отягощает молодых жеребят.

Кхамап, очевидно догадываясь, о чём именно говорил Пьер, тоже повернулся в сторону холмов.

– Стало быть сработало. – пробормотал он, и попутно с ним, несколько его товарищей принялись что-то обсуждать – Что-что, но этот англичанин на редкость сообразителен.

Кхамап повернулся к своим товарищам по «Азад Хинд» и распорядился о чем-то. Индусы переглянулись и принялись интенсивно жестикулировать друг другу.

Наконец, двое из них, наиболее крепкие и очевидно – молодые, направили своих скакунов к муравьиному полю.

Это было как раз то, чего ждал Пьер. Он верно предположил, что Баллард не до конца пояснил Кхамапу и его головорезам принцип своего плана. Индусы полагали, что как только сумки на жеребцах будут наполнены золотом, они смогут попросту приблизиться и угнать животных с поля.

Теперь, возле груды валунов осталось лишь двое человек, одним из которых был Кхамап. В душе Пьер был рад такому стечению обстоятельств, ведь это позволяло ему прямо здесь и сейчас расквитаться с коварным индусом. Однако, сперва стоило убедиться, что двое других бойцов не вернуться на подмогу своему товарищу.

Мужчины, на полном скаку влетели на муравьиное поле, стараясь не обращать внимание на шесть насекомых, которые замерли на месте, зондируя пространство своими антеннами.

Индусы уже были достаточно близко к трём жеребцам, которые тем временем, практически полностью съели всю листву с непонятных кустов.

Муравьи, остававшиеся до этого момента неподвижными, вдруг устремились к людям. Насекомые передвигали шестью своими конечностями с такой непостижимой скоростью, что со стороны человеческий глаз едва за ними поспевал. Кроме того, индусы на конях не сразу поняли, что происходит. Когда они развернули своих скакунов, было уже слишком поздно, так как путь к отступлению был перекрыт.

Кхамап, в этот самый момент, пытался что-то кричать. Его реплики сперва были направлены своим несчастным товарищам, оказавшимся в ловушке, затем он что-то приказал своему соратнику, находившемуся рядом с ним, но тот прекословил ему.

Меж тем, оба индуса, встретившись лицом к лицу с атакующими муравьями, выхватили оружие. У одно в руке оказался мощные пистолет-пулемёт, у другого была автоматическая винтовка с накоротко отпиленным стволом. Зрелище было захватывающим. Короткая очередь из укороченной винтовки ударила градом пуль в землю рядом с одним из насекомых, в панике индус не успел прицелиться, за что поплатился, будучи тут-же атакованным с обеих сторон сразу двумя муравьями. Одно насекомое вонзило свои мандибулы мужчине в бедро и легко стянуло его с коня. Второй муравей, двигаясь всё столь же молниеносно, промчался между копытами лошади и присоединился к кровавой расправе над мужчиной. Тем временем, вооружённый пистолетом мужчина сумел ранить одного из нападавших муравьёв, но судя по всему, останавливающий эффект пистолетного выстрела был незначительным, муравей замер на мгновение и тут же возобновил атаку.

Конь, на котором восседал индус, проявил не шуточную прыть, поднявшись на дыбы он принялся наносить передними копытами удары по муравью, и пару раз ему удалось здорово попасть по самой голове насекомого, что подействовало лучше пулевого ранения, заставив насекомое на время отступить. Однако, ещё два муравья повалили коня, впившись ему в бока и опрокинув на землю. У наездника не было никаких шансов спастись. Он едва успел оказаться на ногах, когда его настиг муравей, получивший несколькими секундами ранее удары копытами по голове.

Вопли убиваемых методом разрывания на части мужчин длились не долго, и Пьер понимал, что нельзя было упускать этот момент. Она вывел оружие вперёд, перехватив рукоять пистолета двумя руками и прицелился, выбирая в качестве первой цели соратника Кхамапа, поскольку этот индус уже держал своё оружие наготове.

Задержав дыхание, Пьер спустил курок пистолета, раздался оглушительный звук выстрела и мужчина впервые в жизни ощутил, как отдача действует на руки в момент выстрела. Пистолет подбросило кверху на считанные секунды, после чего, благодаря ригидности мускулатуры рук, оружие вернулось более-менее в исходное положение.

В воздухе, перед самым лицом Пьера появился едкий запах порохового газа. В первые несколько секунд мужчина полагал, что он промахнулся, ведь он ожидал, что в случае удачного выстрела, наездник должен был непременно упасть с коня. Этого не произошло, мужчина остался в седле, однако из его рук выпала винтовка и он недоумевая посмотрел на свои одежды. Алое пятно крови расплывалось по его одежде, щедро выступая из раны в груди.

Кхамап сам был поражён не меньше раненного мужчины, он несколько мгновений смотрел на своего товарища, который начал вдруг медленно опадать с коня. Затем индус повернулся к Пьеру, одновременно выбрасывая в его направление руку с пистолетом и производя выстрел. Мужчина успел вовремя скрыться за своим укрытием.

Очевидно, стреляя навскидку, Кхамап попал в камень, и с того расстояния, на котором он находился, выпущенная им пуля срикошетила, вернув стрелку несколько граммов свинца. Кхамап громко застонал, упав на землю. Пьер услышал это и несколько мгновений не мог поверить в произошедшее, наконец он украдкой выглянул из-за укрытия. Кхамап лежал на земле, легко раненный, он был занят тем, что вместе со своим товарищем, отбивался от наступавших на них гигантских муравьёв.

Индусы что-то кричали и расстреливали все имевшиеся у них патроны, что не приводило к сколь либо желаемому результату. Через мгновение Пьер наблюдал, как несколько насекомых растерзали обоих мужчин.

Однако в этом событии не было никакого благого предзнаменования для самого Пьера. Со смертью Кхамапа и его головорезов, муравьи, казалось, не были удовлетворены местью за беспардонное нарушение их векового уклада жизни. Ещё четверо насекомых подоспели с поля, и теперь шесть тварей окружали скалу, на которой оказался Пьер. Бежать было некуда. Насекомые подняли кверху свои головы, и их антенны довольно забавно шевелились, зондируя пространство.

В этот момент Пьера терзала дилемма, что ему следовало делать теперь. В его обойме оставалось только четыре патрона. Даже если бы пистолет мог причинить хоть какой-то вред насекомым, то он всё равно не сумел бы убить всех, вокруг скалы суетились шесть особей. После увиденного, как муравьи расправлялись со своими жертвами, Пьер попросту не мог не думать о том, что возможно ему стоило бы оставить пули для себя. В таком случае, и одной должно было быть достаточно.

Муравьи стали пробовать передними парами своих конечностей подняться на скалу. Сомнений быть не могло, ещё немного и они смогли бы это сделать. Пьер встал в полный рост и уже приготовился принимать самое важное решение в своей жизни, как вдруг вспомнил свой сон или видение, в котором он видел себя на скале, с оружием в руке, отрезанным от всего остального мира бескрайним простором неба.

Один из муравьёв внезапно рванулся вверх, работая конечностями с такой интенсивностью, что он тут же оказался возле Пьера. Инстинктивно попятившись, мужчина не заметил, как за его спиной уже закончились все возможные опоры. Он сорвался и упал вниз, чудом избежав удара головой о выступавшие валуны.

Уже на земле, мужчина перевалился с одного бока на другой, попытался встать но тут же оступился и упал спиной назад, наткнувшись на каменную поверхность большого валуна. Он ещё успел ощутить то, какой горячей была эта поверхность, прежде чем всё его существо сковал ледяной страх. Перед ним, на расстоянии полутора метров стоял муравей, который приблизившись ещё плотнее, буквально вперился в Пьера своей головой. В следующий же момент насекомое замерло, а его антенны принялись медленно двигаться, едва не касаясь головы Пьера.

Мужчина зажмурился в ожидании волны боли, с которой насекомое приступило бы разрывать его на части, однако, ничего подобного не последовало.

Муравей и не думал причинять Пьеру вред. Выждав несколько самых напряжённых секунд в своей жизни, мужчина постепенно раскрыл глаза, чтобы увидеть перед собой фасеточные глаза-полусферы. В отличие от органов зрения многих других насекомых, у этих муравьёв глаза напоминали идеальные, чёрные как отполированный жемчуг, полусферы. Пьер успел удивиться, почему он не видел в этих поверхностях своего отражения, и даже лучи яркого солнца поглощались этими глазами, вместо того, чтобы отражаться от них.

Спустя какое-то время, Пьера ослепила вспышка, появившаяся внезапно и словно заливая его сознание, при этом мужчина не испытывал ни боли ни каких либо ещё неприятных чувств.

Когда он вновь смог видеть, он сразу же понял, где он находится. Вокруг царила темнота, казавшаяся абсолютно непроницаемой для его органов чувств, однако, при этом, он ощущал как само пространство вокруг вибрировало, являясь единым организмом – некой совокупностью.

Когда он ощутил какое-то движение перед собой, он уже догадывался, чем это окажется в следующее мгновение. Пьер предстал перед огромной, в его человеческом понимании, в соответствии с привычными ему человеческими мерками, королевой-маткой муравьёв.

Это было то самое создание, образ которого мужчина видел в своём видении, явившемся ему в детстве.

Гигантское насекомое, верхней частью своего туловища сильно напоминало остальных муравьёв, разве что обладала не столь развитыми конечностями и его мандибулы были намного слабее, нежели те, коими обладали муравьи-рабочие. За верхним туловищем следовало огромное брюшко, имевшее вид непостижимой, белёсой, пульсирующей массы, дающей жизнь всей колонии насекомых.

Королева некоторое время смотрела на Пьера, прежде чем её мандибулы совершили несколько движений, вторя куда более замысловатым движениям её антенн. В результате этой манипуляции, в один миг, всё окружающее пространство вспыхнуло ярким, золотым светом. Пьер увидел, как в стенах огромного свода были установлены сотни, нет, тысячи золотых самородков. Теперь эти куски необработанного металла излучали концентрированный свет дневного солнца, который не просто растворял тьму, но выполнял куда более значимую роль, этот золотой свет дарил необходимое тепло, которое обогревало огромное детородное брюхо королевы-матки. В этот момент Пьер вдруг понял, зачем муравьи ежедневно вытаскивают самородки на поверхность, и какую цель они преследуют денно и нощно, выполняя свою монотонную работу. Вопреки всем тем предположениям, что мог позволить себе профессор Баллард, золото муравьиных холмов играло куда более витальную роль, приобретая при этом совершенно сакральный смысл.

Но ещё более невероятным открытием для Пьера стало то, что королева-матка, могла с ним говорить, обмениваясь скорее мысленными образами, нежели речью, поскольку исторгаемые гигантским насекомым звуки не могли найти смыслового отклика.

– Тебе не следует опасаться того, чему ты не угрожаешь. – принял Пьер смысловой посыл от насекомого, не решаясь ответить, будучи полностью заворожённым происходящим.

– Но ты сильно изменился, с нашей последней встречи. До тех пор, пока обратные ходы свободны, спаси самого себя.

После того, как насекомое сообщило Пьеру эти пространную фразу, оно, как если бы желало прояснить передаваемую информацию, вызвало у мужчины быстро-протекающий ряд образов, в которых Пьер увидел целую панораму людей, большинство из которых были ему неизвестны. Они, гонимые алчными стремлениями, совершали преступления, только бы оказаться на острове, и все терпели мучительную смерть при самых разнообразных обстоятельствах. И если первые ряды образов составляли совершенно неизвестные Пьеру люди, то ближе к самому концу панорамы, он увидел Арнава, перевозящего контрабанду на своём катере, Кхамапа со его бойцами «Азад Хинд», противоборствующими гигантским муравьям. Были там и два человека, по описаниям несчастий, которые оборвали их жизнь, выходило так, что это были профессора Монтгомери и Баффет, прежние спутники Балларда, и вот, наконец, закрывающим череду образов обликом явился и сам Баллард, и Пьер смог увидеть, что профессор ещё был жив. Он лежал на земле, под куполом палатки, истекая кровью. Пьер, разумеется помнил, какие обстоятельства предшествовали тому, что случилось с профессором, но он не ожидал, что Кхамап мог быть столь жесток по отношению к Балларду. Правая и левая рука профессора, от локтя и до запястья, были освежёваны. Некий садист, орудуя острым ножом для снятия кожи, в качестве пытки, дабы «развязать профессору язык», снял эти участки кожи, понимая насколько болезненным и деморализующим свойством обладает подобная процедуры.

Наконец поток образов оборвался и Пьер вновь мог видеть королеву-матку. На этот раз, будучи словно отрезвлён увиденным, мужчина набрался необходимой решимости, чтобы говорить.

– Откуда ты всё это знаешь? Как ты можешь видеть все эти события оставаясь здесь?

В качестве ответа на этот вопрос, королева послала Пьеру ещё один образ, на этот раз им стало короткое видение, которое многое объясняло.

В этом видении мужчина увидел множество муравьёв, не тех гигантских насекомых, которые обитали на острове, а самых обыкновенных муравьёв, обитавших едва ли не повсеместно. Это могло означать только то, что между всеми этими насекомыми и королевой-маткой на острове существовала какая-то связь, и через миллионные колонии по всему миру, островная матка получала любую информацию.

Это очень многое объясняло, как и то, что королева могла располагать сведениями, выходящими далеко за пределы человеческой осведомлённости, благодаря чему, её предупреждениями об опасности не стоило пренебрегать.

– Я сделаю как ты советуешь! – вдруг заявил Пьер, искренне надеясь, что ему удалось верно интерпретировать полученную от королеву информацию – Позволь мне идти!

В сознании Пьера промелькнул образ катера, пришвартованного к островному берегу, на котором Арнав доставил путников минувшим утром на неведомый остров. Пьер не был до конца уверен, была ли эта вспышка результатом его собственной работы сознания, или же ещё один образ, посланный королевой. В любом случае, он был полностью согласен с идеей, добраться до катера и поскорее покинуть остров.

Чувство тревоги, которое оказывало на него гнетущее воздействие с того самого момента как он вступил на берег, никуда не исчезло, и это обстоятельство теперь указывало на то, что это ощущение не было связано с муравьиной горой.

«– Верь своим предчувствиям» – раздался уже знакомый, человеческий голос.

Это был голос Арнава, но когда Пьер попытался отыскать взглядом призрака, то его нигде не было.

Пьер почувствовал, что связь между его сознанием и царством королевы-матки начинала стремительно ослабевать, и прежде чем он потерял бы её окончательно, он задал вопрос, которого не ожидал сам от себя, но который оставался при нём на протяжении долгих лет.

– Скажи, что случилось с Альдой ДаВьер, с моей матерью?

Сперва, после того как он озвучил свой вопрос, какое-то время ничего не происходило, и Пьер уже начал думать, что ответа он так и не узнает, однако, к его величайшему удивлению, он вдруг увидел свою мать перед собой. Она находилась в воздухе, как если бы абсолютно не нуждалась ни в какой опоре. Она была одета равно в ту-же самую одежду, что и в тот день, когда Пьер, ещё будучи ребёнком, видел её в последний раз.

Женщина смотрела на сына и улыбалась. В лучах этой улыбки, Пьер вдруг понял, что он видит вокруг себя старый Витри-ан-Артуа, знойным летним днём, времён его далёкого детства.

Пьер наблюдал затаив дыхание за той сценой, которая не давала ему покоя всё его детство. Его отец, уверявший сына, что его мать погибла в несчастном случае, никогда не вдавался в детали произошедшего, отчего пламя воображения Пьера лишь разгоралось с новой силой, заставляя его придумывать мнимые обстоятельства и гадать над их предпосылками.

Теперь же, он видел свою мать, стоявшую на перроне, в ожидании прибытия поезда. Над перроном висела табличка с указанием маршрута поезда, на который пассажиры намеривались взойти. Это был поезд до Гордбергет, в Швеции. Пьер понятия не имел, что его мама могла делать в Швеции, так далеко на севере от родного Артуа, от своего мужа и сына.

Женщина стояла чуть в стороне от остальных людей. С ней было совсем не много вещей, один небольшой чемоданчик и ручная кладь. Она смотрела по сторонам, словно кого-то ожидала, и хотя на её лице играла улыбка, трудно было не заметить, что она была чем-то встревожена.

Пьер, наблюдая за передаваемым ему образом, не мог ощущать ни того ветерка, что трепал мамины локоны, ни запаха распустившихся лип, ни нежного тепла артуанского солнца. Однако, наблюдая весь этот образ, он не мог не вспомнить эти ощущения на всех, доступных ему уровнях, на уровне обоняния, слуха и на тактильном уровне он ощущал прикосновение ветра и солнца, светящего в родном краю.

Вот к пассажирам подошли контролёры и принялись проверять посадочные талоны, это означало, что до прибытия поезда оставались считанные минуты. Люди принялись вынимать свои билеты, становясь вокруг контролёра и стремясь поскорее покончить с этой формальностью. Однако мама Пьера не спешила оказаться в этой небольшой толпе, в её руках так и не появилось ни одного необходимого документа. Вместо этого, она посмотрела на небольшие, дамские наручные часы на своём запястье, дабы убедиться, насколько их показания соответствуют данным вокзальных часов.

Наконец звук прибывающего поезда донёсся до ожидавших его людей, и несмотря на нетерпение некоторых пассажиров, все разом отступили на несколько метров от края платформы.

Мама Пьера принялась пристально вглядываться куда-то, откуда приходили люди, разбредающиеся по перронам, было ясно, что она кого-то ждала. И в какой-то момент, на её обеспокоенном лице появилась выражение радости, сделавшее её улыбку насыщенной жизненным тоном и заставившее её глаза засверкать. Из толпы люде выделился один мужчина, одетый в элегантный серый костюм. Он был молод, на много моложе отца Пьера, и он подойдя к женщине, тут же обнял её, и это объятие говорило само за себя, не оставляя никаких надежд на то, что подобный жест мог иметь место между простыми знакомыми.

Женщина и молодой человек о чём-то разговаривали, мама Пьера буквально светилась радостью, и сам мужчина, наблюдавший за этим через толщу прожитых лет, прекрасно понимал происходящее на его глазах действо. Ему вдруг вспомнилось то, что его селективная детская память предпочла отложить в самые потаённые уголки. Он вдруг вспомнил, как часто мама и отец ссорились, ругались, пока он, напуганный больше своим неведением сути происходящего, нежели самим действом, прятался под столом с длинной, бархатистой скатертью.

Видение сменилось, теперь поезд уже готов был покинуть перрон, и многие из тех, кто столь нетерпеливо ожидали его прибытия, теперь прильнули к окнам и прощались с теми, кто их провожал, оставшись на перроне. На перроне осталась и мама Пьера. Женщина прощалась с молодым человеком, и она дождалась, когда последний вагон состава покинет Витри-ан-Артуа, и даже потом, она не спешила уходить, оставшись одна среди опустевших линий железнодорожных путей.

Затем Пьер увидел, как его мама, возвращаясь к выходу с вокзала, вдруг остановилась. На её лице отразился испуг, растерянность, перерастающие в настоящий, подлинный страх. Мужчине не пришлось долго гадать, чем были вызваны все эти эмоции. Напротив женщины появился мужчина, несколько старше её самой, в потрёпанном сюртуке, сутулый, с искажёнными злобой чертами лица, это был отец Пьера. Мужчина что-то кричал, женщина пыталась говорить что-то в ответ. Несколько раз, мужчина ударил женщину по лицу, обратив её попытки оправдать себя в бесконтрольный поток слёз. Сцену ссоры заглушал звук приближавшегося пригородного поезда, что следовал по пути, в нескольких метах от разыгрывающейся сцены.