скачать книгу бесплатно
Затемнение
Дмитрий Ардшин
Старшеклассница однажды ночью сбивает на машине странную старуху-странницу и подхватывает от неё черную магию, всё усложняющую… затемняющую. Книга содержит нецензурную брань.
Затемнение
Дмитрий Ардшин
© Дмитрий Ардшин, 2021
ISBN 978-5-0055-3397-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Затемнение
1
1—1
Как только стукнет восемнадцать, сразу же покупаю машину, – решила Маша и прибавила скорость. Еще быстрее перетасовывались окна панелек справа и окопавшиеся в зарослях гаражи слева. В середине сентября Маша Шумилина неслась по глухой дороге на дребезжащей семерке приятеля. Она убедила Костю, что будет очень, очень осторожной. Сам он ждал на пустыре вместе Кристиной, подругой Маши. Свет сгорбленных фонарей, казалось, подбавлял потемок, которые кое-как разгребала фара семерки… Жаль, что ждать целую вечность: два года. Да и мать такая невротичная стерва, а отец совсем никакой. Хотя бы завязал с водкой и на том спасибо. Ладно, проехали под грохочущий гранж. Хотелось только одного: мчаться, куда глаза глядят, и ни о чем не думать. Пусть Костя подергается, а Кристина выкурит еще одну сигарету. В крови клокотал коктейль из «Петушка» и адреналина. И, казалось, что машина ожила и неслась сама… Меня не догонят ни гаеры, ни тем более потемки взрослости. Все еще было впереди и меня не касалось… Черная тень обрушилась на лобовое стекло. Эринниями взвизгнули тормоза. Маша захолонула и побелела.
Маша выскочила из машины и содрогнулась. На дороге неподвижно лежала старуха в черном балахоне. Загустевшая темень сомкнулась и стала душить Машу. Лицо Шумилиной исказилось, подбородок мелко затрясся. Она громко и отрывисто задышала, но заплакать не смогла. Так и подмывало смыться, чтобы не видеть это черное и такое мертвое… Старуха простонала и слегка шевельнулась. Маша вздрогнула и бросилась к машине, открыв перекошенный рот и вытаращив глаза. Как только охваченная дрожью Маша оказалась в семерке, та точно сама собой завелась с пол-оборота и с утробным рокотом рванула с места в потемки, как нашкодившая кошка…
1—2
Только теперь, когда зарысили столбы и деревья, Шумилина поняла, что протрезвела. Хотя это произошло еще в тот момент, когда Маша увидела лежащую на дороге старуху. Ощущение кошмарной, стеклянной ясности нагнало, оглушило и заиграло на нервах. Из Маши вырвался истошный крик… Где же они? Неужели ушли?
Уже не надо было ни своей машины, ни взрослой жизни. Только бы вернуться в то время, когда еще не было старухи, растекшейся на дороге черной кляксой. Или хотя бы найти Костю и Кристину. Да вот же они, у заброшенной голубятни. Долговязый Костя слегка сутулился, смахивая на придорожный фонарь. Маша выбралась из машины.
– Чего так долго? – проворчал он.
– Я… Она… – залепетала трясущаяся Маша, подергивая поднятыми плечами и стискивая пальцы рук.
– Да что еще? – встревожился и разозлился Костя.
– Я не хотела… Она сама… там, – Маша кивнула в ту сторону, откуда приехала. Задыхаясь и стуча зубами, Шумилина рассказала о том, что произошло.
Кристина и Костя испуганно переглянулись. Обнаружив вмятину на капоте, Костя со стоном схватился за голову и зашагал взад-вперед по пятачку.
Выругавшись, он метнулся в семерку и рявкнул обмершим девушкам:
– Вам что особое приглашение?
Едва лишь Маша и Кристина оказались на заднем сиденье, семерка дернулась и понеслась, заполняя тревожное молчание нутряным грохотом и дребезжанием.
– Здесь! – Маша уронила лицо на ладони.
Выйдя из семерки и хлопнув дверью, которая тут же приоткрылась, Костя недоуменно огляделся. Он шмыгнул в темные заросли. Но и там – никого.
– Может, это было не совсем здесь, – поежилась Маша, стоя с Кристиной у «семерки» и растерянно оглядываясь.– Или совсем не здесь…
– А может, померещилось? – покачав головой, Кристина нервно закурила.
– Пить надо меньше, – сквозь зубы бросил Костя.– И тогда старухи не будут с неба сваливаться.
Надув губы и опустив плечи, Маша сомнамбулой поплелась в сторону автомойки и мерцающего неонового света, который вытекал из-за угла девятиэтажной панельки и разъедал темень. Где же старуха? Неужели ничего не было? Так хотелось в это поверить, и в тоже время было страшно. Такое не могло привидеться. Или все-таки могло?
– Шумилина! – окликнула Кристина.
– Маша, да что с тобой такое? – смягчился голос Кости.
Действительно, что с ней такое? Маша остановилась, словно очнувшись.
На машине от поворота до поворота прочесали всю сумрачную дорогу, которая протискивалась между гаражами и панельными коробками. Ни одной старухи. Встретился лишь крупный мужчина, которого на длинном поводке тянула за собой маленькая ушастая собачка в желтой жилетке… Маше казалось, что ее занесло куда-то не туда. Привычный мир искажался, выворачиваясь наизнанку, исчезая прямо на глазах.
2
2—1
Маша смутно помнила, как добралась до дома. Вроде бы ее подвез Костя. Всю дорогу отмалчивались, как на похоронах. Только вместо Шопена на уши давил Кобейн. Притормозив у подъезда, Костя убавил громкость и о чем-то предупредил Машу, оглушенную всем произошедшем. Маша кивнула и что-то машинально ответила ему, поспешно расцеловалась с Кристиной и вышла из машины. Все еще слегка потряхивало, а в голове ворочался гул. Лифт прокрался на шестой этаж. Зайдя в прихожую, Маша напоролась на строгий сверлящий взгляд матери. Она была в банном халате и явно не в духе.
– Нагулялась? – сказала мать, сдерживаясь.
Опустив голову, Маша прошмыгнула мимо матери к себе в комнату. Закрыв дверь, Маша, не раздеваясь, упала на кровать и уставилась в мучнистый потолок. Перед глазами черно-белыми кадрами кинохроники или обрывками сна завихрилась сцена столкновения… А все-таки: была ли старуха?
В комнату зашла мать с каменным лицом. Маша приподнялась с кровати и уставилась на пол.
– Пила? – сказала мать с порога.
Вздохнув, Маша покачала головой. «Достала уже».
Мать подошла к Маше и, наклонившись к ней, потребовала:
– Дыхни.
Маша выдохнула в полное каменное лицо. Все равно ведь не отстанет… Лунное лицо еще сильней окаменело, мать выпрямилась и сказала:
– Когда поумнеешь?
– Завтра, – Маша легла на кровать и отвернулась к стене.
Мать убралась из комнаты. Но дверь, конечно, она оставила приоткрытой. Маша почувствовала это спиной, словно из коридора кто-то подглядывал за ней. Маша вскочила с кровати и захлопнула дверь. Когда она вставит мне замок? Наверное, никогда. Может вломиться в любой момент, даже не постучавшись. Сваливается, как снег на голову. Или как старуха… Ну вот, опять эта черная старуха! Сейчас бы водки…
2—2
С цоканьем пришло сообщение от Кристины:
– Ты как?
– Никак, – сухо ответила Маша.
– Больше старухи не падали? – подмигнул смайлик.
– Не смешно, – смайлик навыворот.
– Костя сказал, что больше никаких гонок, – вытаращился смайлик.
– Плевать, – заявила Маша. – Напоремся завтра?
– Будет день, будет и бухло! – от радости смайлик стал приплясывать, сжав кулачки и оттопырив большие пальцы.
В комнату каменным гостем вторглась мать и застыла у порога.
– Чего? – Маша покосилась на плинтус на стене напротив.
– Хотя бы переоденься, – сказала мать.
– Достала уже, – тихо огрызнулась Маша.
– Чего-чего? Побурчи у меня еще! – вырвалась из матери злая училка и удалилась разобиженной.
Маша закрыла дверь и вернулась на кровать. «Точно: свалю к отцу. Он хотя бы не так достает».
…Некоторое время заволокло выхлопным газом. Маша оказалась за рулем семерки, которую швыряло из стороны в сторону и подбрасывало на ухабах. Черный промельк, глухой и ощутимый удар по лобовому стеклу. Бабах! Машу сильно тряхнуло, и она проснулась, пропитанная ознобом.
Вокруг громоздилась темнота, словно комнату накрывала хламида. В коридоре тяжело шаркали. Это была не мать. Та двигалась быстро и решительно, точно сваи забивала в пол. А там волочили ноги. Шарканье выдохлось у порога. Маша впилась туда глазами. Глаза – это все, что от нее осталось. До такой степени ее пробрало и укоротило. Она вздрогнула и поджала ватные ноги, когда дверь поползла в сторону. Черная расщелина между дверью и косяком медленно раздавалась, в ней прорастало какое-то шевеление… Зажмурившись, Маша метнулась к двери и избавилась от черной расщелины, как от нарыва.
Когда она вернулась в кровать, то увидела, что дверь опять позевывает, а из нее выпрастывается что-то узкое и длинное, похожее на руку.
На этот раз, закрыв дверь, Маша подперла ее стулом.
2—3
Какой уж тут сон. Поднявшись с кровати, Маша босиком подошла к темному окну. Двор напоминал старую открытку с одним загибом. Открываешь, а там шеренга машин вдоль бордюра, доходяга-фонарь флиртует с долговязой березой. Маша захолонула, – мимо дома плыла черная хламида с капюшоном на голове. Остановившись у трансформаторной будки, фигура медленно обернулась и, глядя на Машу, укоризненно покачала головой. Маша отскочила от окна и зажала ладонями рот, давясь криком, словно рвотой.
Через некоторое время окно все-таки притянуло к себе. За стеклом мертвым умиротворенным насекомым распластался опустевший двор. Стало легче… немного.
Маша уже одной ногой была во сне, когда в окно шестого этажа извне постучали. А потом вкрадчиво поскреблись…
2—4
То еще утро. На кухне заторможенная Маша залила хлопья молоком недельной давности и нехотя захрустела, глядя в условную точку. Перед Машей возникла босая мать в серых домашних штанах и майке, и жующая Маша тут же подняла взгляд на выключенный телевизор, который вскарабкался на холодильник… Мать работала учителем информатики в гимназии с математическим уклоном. Там же до поры до времени училась и мучилась Маша. А потом из-за неладов с алгеброй, физикой и поведением Машу пришлось пристраивать в гимназию уже с гуманитарным вывертом… Маша почувствовала, как на кухне между ней и матерью выросла невидимая звуконепроницаемая стена.
– Ты хоть что-нибудь учила? Сколько сегодня уроков? – скрестив руки на груди, завела свою шарманку мать.
– Приду в четыре, – машинально отозвалась Маша, с ложкой у рта и мутными глазами в темном прямоугольнике телевизора.
– Когда придешь? – гнула свою тему мать.
– Сегодня пять уроков и классный час, – процедила Маша, надеясь, что впопад.
– В молчанку решила поиграть? Ну-ну… – мать исчезла, хлопнув дверью.
Вздохнув, Маша отправила в рот хлопья, уже размякшие и безвкусные.
2—5
…Конечно, Шумилина припоздала на первый урок, на котором препарировали образ Раскольникова и иже с ним… Кристина одновременно перелистывала глянцевый журнал, лакировала идеальные коготки и подкалывала в сети над якобы хаосистом, загнанным на энтропии и всём таком. За партой Маша с тревогой стала поглядывать на приоткрытую дверь кабинета, невольно вспоминая другую дверь, за которой прошедшей ночью шаркала темень. Надо встать и захлопнуть… Встать и… Надо… надо…
Не смотри, – повторяла себе Маша и отдирала взгляд от двери. Но через секунду-другую глаза опять невольно приклеивались к дверной расщелине, которая распухала, нарывая десной.
Маша с опаской наблюдала, как дверь уподоблялась оскаленной пасти. Вот так же щелистая темь этой ночью взращивала сухопарое шевеление…
Маша дернулась, словно от удара, когда в проеме просквозило что-то черное.
Кристина с вопрошающей улыбкой вытаращилась на подругу:
– Ты чего? – соскользнувший с колен журнал, шлепнулся на пол.
Маша выскочила из класса под рассерженный клекот учительницы.
За дверью Маша остановилась и с обескураженным видом оглядела опустевшую рекреацию. Что ж, надо возвращаться к Соне Мармеладовой и старухе-процентщице.
И тут краем глаза Маша заметила шмыгнувший за угол черный холм. Маша кинулась вдогонку. Что она творит? Куда ее несет? А чернота уже выскользнула на лестницу. И Маша через рекреацию младших классов – туда же…
Лестница быстро разрешилась глухим вестибюлем, где у раздевалки Маша столкнулась с завучем. Моложавая женщина, у которой нос заострялся совиным клювом, спросила:
– Почему не на уроке?
Маша почему-то смешалась и, опустив голову, что-то залепетала, под когтистым взглядом завуча чувствуя себя тупо виноватой и пропащей, словно спалившись на краже дешевого шампуня или плитки молочного шоколада в супермаркете.
2—6
Тряхнув за плечо, кто-то раздраженно потребовал:
– Просыпайся уже.
Открыв глаза, Маша увидела недовольную мать, которая стояла над кроватью и над душой.
– Опоздаешь, – предрекла мать и, взглянув на будильник, покачала головой.
Утро скатывалось в голимый плагиат, под чистую сдирая рисунок сна… Маша ела хлопья в молоке недельной давности, слушая и не слыша давным-давно просроченные слова матери, что-то и как-то отвечая, всё равно, что и как, лишь бы отстала.
2—7
Опоздавшая на первый урок Маша села рядом с Кристиной, которая позевывала над журналом, маникюром и чатом. Взгляд Маши остановился на приоткрытой двери и стал увязать в ней. Чем пристальнее Маша глядела на дверь, тем отчетливей проступала оскаленная пасть. Неужели нельзя закрыть? Обмирая, Маша ждала, когда дверную щель перечеркнет черный промельк. Пробрала мелкая дрожь. Внутри все пересохло и склеилось то ли от похмелья, то ли от нарастающего напряжения… Вот-вот чернота застанет врасплох, полыхнет там, за дверью, холодом ожжет.
– Шумилина! Так почему же Раскольников убивает старуху-процентщицу?
