Славный город Беллуно

– Будто нам повод нужен – поддержала смехом Герта. – Будем считать, что это праздничный ужин в честь твоей идеи со зданием для спектаклей! – она снова прыснула, от чего невольно прикрыла свою милую, озаренную солнцем улыбку ладонью.

– Мне нравится!

Влюбленные, весь разговор шедшие со скоростью проведения черепашьих бегов, успели проделать лишь небольшой путь, наконец поравнявшись с мостом и центром славного города Беллуно – его главной площадью. Площадь представляла собой внушающих размеров прямоугольник, расположенный перпендикулярно Замку и улице Первой Королевы, напрямик соединяющей две важные составляющие города. Центр Беллуно был наискось вымощен красным камнем, образуя интересный орнамент поваленных ветром фигур. По всему радиусу площади располагались мраморные фонтаны и различные лавки от травников до продавцов декоративной ткани из других Долин, харизматично занимающихся продажей своих товаров. Ровно посередине площади располагалась старая часовня, имевшая специальное строение, позволяющее одновременно носить функцию световых часов, циферблатом которых служила сама площадь, и средством оповещения событий. Вторая функция теперь использовалась редко, однако раньше часовня имела более важное значение, ее звон означал опасность приближающегося нападения, а следил за выполнением функции специальный человек – звонарь. Опасности ушли, ответственных звонарей не осталось и часовню лишь изредка использовали солдаты в высоких чинах. А каменщики-альтруисты продолжали сносно держать состояние исторически важной часовни на плаву.

Справа от площади находилась небольшая дубовая аллея, а сразу за ней, в противоположном конце от моста, начинался основной жилой квартал, заселенный людьми не такими богатыми, как семья наших героев, и не с такими просторными домами, но тем не менее с классическими для Долины Осени постройками и широкими улицами. Квартал, чем дальше он уходил от площади, незаметно растворялся в боскете, начало которого ознаменовывалось с безобидных кустарников по щиколотку и плавно переходило в высокие кедры, пахучие липы, стройные рябины и другие деревья, пока окончательно не становился непригодным к расположению очередного домика.

Сегодня на площади выступали музыканты, судя по одеяниям прибывшие из Долины Лета. Ребята играли какую-то задиристую мелодию в быстром темпе. Альберту мотив показался знакомым, и он попросил Герту ненадолго остановиться. Всего музыкантов было трое, но на данный момент играло всего лишь два из них, оба на скрипках. После внимательного наблюдения Альберт наконец-то вспомнил, почему мелодия показалась такой знакомой, – он пару раз слышал, как ее напевал профессор. Ребята изо всех сил старались, хотя было понятно, что до уровня профессионалов им далековато, так как лучшие могли играть этот мотив в соло. Теобальд также поведал, что мотив оказался отличной проверкой навыков музыканта, и стал самой известной работой композитора, его придумавшего. Альберту от этого стало невосполнимо грустно, ведь он считал несправедливым такое отношение к творцу, отказываясь понимать устройство всего мироздания. На вопрос, почему одна вещь становится популярнее другой, профессор Теобальд Бюрен ответил лишь усмешкой и замечанием, что Альберт «слишком с лишком» думает о всяких несущественных вопросах, хотя мог уже давно принести чашку горячего чая и наконец нормально подержать чертеж, уголки которого сворачивались внутрь.

– Ты чего задумался? – вернула его в реальность Герта. – Пойдем, а то я так опоздаю.

– А, да, прости. Все-таки хороший сегодня день, не считая ссоры, правда? – сказал Альберт, взял Герту за руку и вместе с ней продолжил идти.

– Наверное, ты прав, хотя я все еще немного переживаю по этому поводу. – Герта остановилась прямо на мосту. – Может нам правда стоит уделять больше времени жизни? Понимаешь, о чем я? – ее глаза были устремлены в сторону водопада.

Музыканты начали играть какую-то другую мелодию, на этот раз втроем, ее Альберт уже не знал. Солнце было в зените, его лучи ударялись в брызги Удины, создавая невероятной красоты свечение, с небольшой радугой у основания. Освежающий ветерок немного поуспокоился, однако, его все равно хватало, чтобы донести ароматы пекарни Вертера, игриво теребя волосы на макушке.

– Да. Только до спектакля я бы время все равно пропустил, – они вместе засмеялись и за разговорами, уже в более быстром темпе, отправились до станции.

Беседа вышла увлекательной и дорога у Альберта с Гертой, занимавшая обычно больше времени, незаметно пролетела, настолько, что пара не заметила, как подошла и стояла у станции уже на расстоянии легкой возможности разглядеть в мельчайших подробностях великолепный, сильно протяженный паровоз. Не стесняясь окружающей его толпы, он иногда зазывающе повизгивал, готовясь к приближающейся пробежке. Людей было много: кто-то, как и Герта, собирался на отправку, другие, наоборот, недавно прибыли и выясняли нужную им информацию у работников станции.

Вдалеке стоял настоящий грузовой монстр, а возле него с десяток джентльменов, выяснявших в грубых тонах, с использованием неджентельменских слов, отношения друг с другом. Жизнь кипела как машинное масло, легкие нотки которого вмешивались в происходящее. Совсем рядом слышались крики о скорой отправке нужного Герте рейса. По правде, кричали все, с желанием стараясь донести любую информацию и перепрыгнуть звуковой барьер. Звуки радости и горя – нет, не Край делал Белунно особенным, не его архитектура, культура или люди – железнодорожная станция, вот, что делало. И понять это представлялось возможным только людям, жившим здесь все свои года – размеренность и плавность растворялась в этом месте, суета начинала заигрывать с тобой еще от перехода моста, но от этого явления не становилось мерзко или неприятно, наоборот, казалось, что веселье только увеличивается. Такое веселье, когда ты сам не понимаешь причины, но все вокруг становится прекрасно – у тебя замечательные планы на предстоящий день, ты рядом с любимым человеком, а утром ты приговорил самый вкусный завтрак на свете и даже небольшая семейная перепалка не разрушает это веселье, а только подстегивает. Ты представляешь вкус примирения с помощью устроенного праздничного ужина и легкую тяжесть во всем теле после окончания дня – лечь спать и забыться в темной пустоте. На этой мысли Альберт смог заново собраться и прийти в себя.

– Что ж, – начал он, окончательно выпав из потерянного состояния, которое по обыкновению бывает всегда после насыщенных разговоров, в добавок приправленных окружающими событиями и мыслями, так необходимыми для внутренней полноценности – вот мы и на месте. Хороших тебе занятий сегодня, милая. И не забудь, пожалуйста, в дополнение к свечам и украшениям купить бумаги для чертежей, а то Теобальд мне потом целую неделю будет припоминать.

И сразу же, как только он кончил говорить, с широкой улыбкой на лице потянулся к Герте, давая ясно понять, что собирается ее обнять. На что, естественно, получил разрешение и был встречен теплыми руками, охватившими его крепко за спиной.

– Да, я все помню, сегодня привезу обязательно, не хотелось бы потом выслушивать от твоего профессора, какой ты безалаберный, – шутливо и в хорошем настроении, продолжая крепко обнимать, ответила Герта, на что Альберт отреагировал смехом до первой слезинки.

– Это точно, порой мне хочется взять его ужасный тубус и настучать ему по голове, настолько он иногда кажется надменным. Но потом я вспоминаю, что тогда он точно перестанет давать мне монеты и уж после такого мне только одна дорога – в леса, собирать для Вертера ягоды и орехи.

– А что, звучит неплохо!

Пара снова звонко рассмеялась и наконец отпустила друг друга, теперь просто стояв и всматриваясь внимательно в глаза, будто предстояло расставание не на учебный день, а навсегда.

– Я думаю, у него нет цели казаться таковым, он ведь постоянно в работе и сомневаюсь, что у него остаются силы на соблюдение норм этики. – внезапно добавила Герта.

– Да я не жалуюсь, если быть честным. Так подумать, то он забавный и ведет себя во многих моментах даже лучше, чем я мог бы ожидать.

На станции повторно раздались предупреждающие крики о скором отбытии паровоза, информирующие помимо прочего, о необходимости всех пассажиров разойтись по местам, дабы не возникло никаких неприятностей и недопониманий. Альберт с Гертой крепко поцеловались, настолько крепко, что их поцелуй можно было бы охарактеризовать как «в десна» и после него, стоило только Герте сделать шаг, внезапно раздался звон колоколов.

Одновременно с этим звоном все, кто находился на станции, повернулись в направлении часовни. Перед людьми, собирающимися через пару минут отбыть по своим делам, перед теми, кто уезжающих провожал, перед всеми работниками станции: машинистами, информаторами, механиками, грузчиками и всеми остальными джентльменами, коих перечислить в такой сильной суматохе представляется невозможным – предстала жуткая картина, подвергшая в ступор абсолютно каждого. Сразу за площадью, в квартале жилых домов, в том самом, который находился правее всего вперемежку с боскетом, происходило нечто совершенно ужасное. На улицы стремительно вытекали тени непонятных фигур, нескончаемо прибавляясь в своем количестве. Огромная разрушительная масса ползла, поджигая дома и хладнокровно убивая всех попадавшихся ей на пути, будь то мужчины, женщины или дети. Со станции отчетливо виднелась неумолимо расширяющаяся опухоль, внушавшая возможность поразить весь город целиком за пару ближайших минут. Избежать полнейшей катастрофы помогли немногочисленные солдаты Беллуно, мгновенно отреагировав на внезапное нападение и остановив его в районе Дубовой аллеи. Однако ситуация оставалась критической – правая часть города была отдана в считанные мгновения и вовсю полыхала, численность войск давило жуткой ограниченностью, а в воздухе смердело смертью. Лишь небольшой виток черного дыма, плавно поднимавшийся из-за леса, чуть дальше стороны нападения, растворяясь сразу после пересечения крон на удивление вызывал умиротворяющее чувство, среди всей вакханалии, что происходила в Долине Осени на данный момент.

Увиденное, подобно электрической цепи, тут же передалось всей станции, поднялась вторая волна паники, еще более страшная, чем при обнаружении звона колокола, что в свою очередь дало незамедлительную реакцию – паровоз срочно тронулся, не дожидаясь всех пассажиров и не предупреждая о своей отправке. Гадать о причинах такого поступка достаточно тяжело, потому что не понятно, стало ли машинисту настолько страшно, что он решил уехать или же он посчитал лучшим решением эвакуацию хоть какой-то части людей от потенциальной опасности, отправившись в срочном порядке, стоило только увидеть весь тот ужас, происходивший вне его уютной кабины.

Люди кричали и разбегались в разные направления – кто в леса или за самим паровозом, кто в сторону полей, в надежде спрятаться в помещениях скотного двора, кто в сторону главной площади, а самые испуганные, разум которых отдался безумию – побежали в сторону своих домов в надежде спасти самые ценные вещи. Но как известно: потеряешь рассудок – потеряешь все, поэтому люди, столь сильно поддавшиеся страху – погибли, а спастись повезло лишь раненым, оставшихся лежать или в последний момент одумавшимся. Однако большая масса, которая хоть и паниковала, своей внутренней частью, отвечающий за самосохранение, сломя голову побежала в Замок – единственный защитный оплот Беллуно. Возможно, Альберт с Гертой поступили бы не задумываясь точно также, но у них был близкий, дорогой человек и верный пушистый друг, что означало только одно.

– Скорее, нам нужно быстрее к бабуллите. – Выкрикнул Альберт и, схватив еще окаменевшую от чувств Герту за руку, побежал вместе с ней к дому.

Они спешили, как только могли, понимая, что их пристанище находится перед происходящим кромешным адом и у них еще есть шанс добраться до Элизы. Перебегая мост, пара заметила яростно стремящихся навстречу Элизу со Шнобелем.

– Что происходит? Вы в порядке? – впопыхах, бросив первым вопросом пришедшим на ум, поинтересовался Альберт.

– Да мы-то в порядке, вы как? – задыхаясь еще больше, чем собственные внуки, смогла выдавить Элиза.

– Нормально, все с нами нормально. Вам всем срочно нужно бежать в Замок. – Слегка завышенным голосом из-за шока происходящих событий продолжал Альберт. – Герта, милая, послушай, беги вместе с бабуллитой и будьте предельно осторожны – ты поняла?

– Нет! Я пойду вместе с тобой! – после продолжительного молчания, будто наконец осознав происходящее, крикнула Герта. – Сражаться я тоже смогу, только оружие дайте, да и за тобой кто-то должен следить, а бабуллита сама справится, в Замке безопасно.

– Нет, и слышать ничего не желаю. Пока мы тут пытаемся что-либо решить, какие-то люди убивают и сжигают все вокруг, попутно продвигаясь все глубже в город, а значит, что и дорога к Замку становится опаснее с каждой секундой, поэтому не выдумывай и хватит со мной пререкаться, я миндальничать не буду. Хватай Шнобеля на руки и бегите все вместе, убедившись, что дорога безопасна – поняла? – Повторил он еще раз после нотации.

– Герта, – вмешалась Элиза, пытаясь отдышаться после небольшой пробежки от дома до моста – Альберт прав, куда тебе на поле боя? Лучше поможем раненым в Замке, их наверняка много – это тоже важное дело. Но и ты, Альберт, даже не думай проявлять кичливость и лезть впереди всех, лучше отправляйся за помощью в Седико – это ближайший к нам город, кто знает, возможно, мы и успеем продержаться, если ты поторопишься на лошади.

Альберт кивнул, он без лишних слов понимал, что это будет лучшим для них вариантов, и на поле боя он мало будет полезен. Герта же с наворачивающими на глазах слезами, согласилась неохотно, но тоже понимая, что так надо – ловким движением, будто кошка прыгнула в руки Альберта, поцеловала и крепко его обняла.

– Т-т-ты береги себя только, хорошо? Я без тебя не справлюсь.

– Все будет хорошо, милая. Вы тоже берегите себя и приглядываете друг за другом.

Весь этот разговор шел меньше минуты, они молча еще раз переглянулись, переглянулись с той грустью и решимостью, которая только может быть в такой момент и каждый направился в оговоренном направлении – Альберт побежал обратно через мост – к конюшням в скотном двору, а остальная часть семьи фон Дерихт в свою очередь побежала по набережной улице вплоть до дома Бруденных, потом направо и затем, спустя дюжину метров, сразу же налево – в последний на данный момент безопасный оплот славного города Беллуно.

Бой на некоторое время увяз в болоте тел, разрухи и пыли. Продвижение нападавших на время остановилось, из-за чего все также не имея возможности толкнуть сражение на саму площадь, им приходилось продолжать воевать на ее подходах. Часовня давно перестала звенеть, повсюду лежали тела: умирающие и мертвые, раненые и искалеченные. В воздухе горчил сладковатый смрад гари и жареной плоти, падая как мертвые птицы с неба прилетали редкие стрелы – Элизе и Герте со Шнобелем на руках приходилось ловко маневрировать, дабы не оказаться жертвой неудачной случайности. Пространство заполнил звук неуемного боя: ужасающие крики, лязг металла, треск древесины, хруст костей – места стало настолько мало, что Ундина и ветер вежливо умолкли, сейчас их все равно никто не услышит. Но не смотря на весь этот ужас, семья Дерихт, хоть и не в полном ее на данный момент составе, смогла безопасно добраться до Замка. Как раз вовремя – главный мост собирались поднимать через несколько минут.

Они пересекли мост, лежавший над неспокойным рвом, и, запыхавшись, перешли на быстрый шаг. Вокруг образовалась массивная каменная стена, ложившаяся одной из своих сторон легкой тенью на новоприбывших со стороны входа, – солнце возвещало о приближении дня, световое время в Долине Осени шло быстро. Редкие ряды лучников стояли на башнях, пока что безучастно наблюдая за происходящим на площади. Спустя пару десятков метров и второй стены компания достигла донжона. За спиной послышался крик предупреждения о закрытии ворот, за которым последовал металлический лязг цепей и глухой, как приговор, удар массивного сруба о камень.

Герте стало легче, она немного поуспокоилась, к ней вернулось ощущение безопасности, и она выпустила Шнобеля из рук. Все, что теперь Герта должна была делать, – бороться за жизни других в виде оказания первой медицинской помощи. Зато Элизе легче не стало, мысли ее были озабочены совершенно другим. В голове изначально звучал другой план и был он задолго до того, как они разошлись с Альбертом. Она собиралась спуститься в Осенний Колодец и навестить там своего, давно покинувшего Мир Живых, деда.

V

Ночь, чащица, глухарь, отрепья,

Неумолимый, хладный гнет.

Живи еще хоть два столетья –

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь – начнешь опять сначала

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная сталь кинжала,

Отрепья, чащица, глухарь.

Последовал громкий хлопок закрытия кожаной записной книжки. Фьорд Йоханссон – талантливый новичок в армии Зимних людей, весь дрожал, хотя и покинул, вместе с другими отрядами пронзительно холодную Долину Зимы около недели назад. Сейчас они находились в сырых, пропахших лиственным перегноем, грибами и черноземом, боскете, в густом словно молоко тумане. Солнце лениво пыталось начать свои обязанности и пока лишь слегка пробивалось сквозь кроны деревьев, что для Фьорда уже было достаточно удивительным явлением – в Долине Зимы солнце было редким гостем. Чащобу пронизывал освежающий ветер, из-за влажности становившийся немного кусачим. Новичок дрожал, но не из-за погоды, а от переживаний наступающего боя, который уже маячил на горизонте, извещая о своем скором продвижении. Даже война, сулившая начаться после сегодняшнего боя и породить в дальнейшим еще больше кровопролития, за которыми никакие девы-воительницы наблюдать точно не будут, со множеством разрушений и последствий, в дальнейшем ведущие к сожалениям – его так не занимала, как мысль о предстоящем будущем.

Фьорд по своей натуре человеком был пугающе нервным, всего боялся и искал плохое даже там, где остальные видели только хорошее. К наступлению позднего юношества, спустя годы тяжелейших усилий над собой, закономерно оставшихся никем не замеченными, ему удалось подметить свои сильные и слабые стороны характера – он придумал действенный способ, всегда помогавший ему успокаиваться и отвлекаться от происходящих вокруг событий. Выход нашелся в поэзии – он писал ее, зачастую не сложную, без излишних хитростей и изощренных литературных реминисценций, но все равно писал, когда было страшно или нервозно, – а она продолжала его успокаивать.

Йоханссон презирал армию – он не понимал, как можно отнимать жизнь другого существа, будь то человек или животное, и уже тем более не хотел понимать, как затем этим можно гордиться, рассчитывая на одобрение, кровью в молоке смешанное с благословлением от своих командиров. Но его семья считала иначе – в Долине Зимы необходимо было не покладая рук работать, чтобы выжить – условия были непосильно тяжелыми. Продолжительность жизни была высока и на всем ее протяжении имелась необходимость обеспечивать себя сытной едой и теплым кровом. Положение усугублялось официальным правилом об ограничении и контроле деторождения. Кому-то от него становилось легче – бремя ответственности не возникало напоминанием о других, а кому-то кардинально сложнее – требовались лишние руки. Правда заключалась в вынужденной мере, как схожий с Долиной Осени результат высокой продолжительности жизни. Местные управители боялись ужасного перенаселения, грозившего, по их мнению, необратимостью последствий, обязательно ведущих к вымиранию всех Зимних людей. Всем, кому такой подход приходился не по душе – отправлялись либо в другие Долины, либо бесконечно путешествовать по никому не принадлежавшим землям. Но изощренность действий беспринципно приводила к результатам заурядным – человек насытившись килограммом капусты не станет утверждать, что килограмм картошки на это не способен. Осознанное расставание с родным домом в поисках лучшей жизни приводило к жизненным испытаниям и бесславной смерти с призрачной надеждой на счастье.

Из всех сторон света – Долину Зимы жаловали меньше всего, от чего искусственного притока почти не наблюдалось, за исключением людей творческих, ищущих вдохновения или совсем отчаянных, пытающихся найти приключений или честную, тяжелую работу. Долины в целом мало знали друг о друге – после Великой Войны все превратились по большей степени в затворников – любое сообщение отсутствовало, никто не хотел тратить средства на прокладку торговых путей для безопасной транспортировки грузов. Смешение людей казалось отрицанием сознательности – большинство желали жить в своем мирке и либо боялись, либо питали откровенную ненависть к другим Долинам. Конечно, право прохода после давней войны имелось у каждого и некоторые не брезговали им плодотворно пользоваться – художники, писатели или преданные делу ученые наподобие Теобальда Бюрена. Глоток свободы. Вызов. Вдохновение! Вдохновение! Иногда заснеженные земли посещали случайные искатели приключений, кто-то из них даже пускал корни, а кто-то обретал друзей, раз за разом их навещая. Коммуникация между четырьмя Долинами безусловно существовала, но не заходила дальше вышеперечисленного – люди с каждым новым поколением сильнее забывали историю и культуру других народов – все превратились в жалкий, обособленный комок, связанный рамками своей Долины, с земли казавшейся необъятной, но с неба – ничтожной.

Посему, когда начали ползти слухи о предстоящей войне с Осенними людьми, а управители сообщили о снятии ограничения воспроизводства людей с условием полного неразглашения – никто не придал этому никакого значения, никто и не узнал об этом. Границы закрыли, а всех желавших попасть внутрь – грубо прогоняли, ссылаясь серьезным ухудшением погодных условий на ближайшую четверть столетия, которое было чревато ужасающими последствиями для находившихся в Долине Зимы. Переселенцев, которые уже проживали на территории Долины выгонять не стали, посчитав, что это вызовет нежелательные подозрения. А все важные указы, как набор армии и снятие ограничений на рождаемость преподносились вынужденной мерой для разрешения экономических проблем Долины.

Когда тревожные слухи вместе с интригующими новостями и строгими указами дошли до семьи Фьорда – она безоговорочно решила о военной необходимости свою семью расширять. Обожание родины сказывалось на готовности делать для нее все, что потребуется – стоит только об этом дать знак. В результате Фьорд начал становиться свидетелем, как из единственного и не повторимого, он превращается в первого и вторичного. Однако судьба не благоволила планам родителей и все три новых домочадца – оказались девочками. Мать Фьорда, как и отец, были готовы на все ради Долины, но только не на то, чтобы их дочурки, такие нежные, хрупкие, со звонким смехом – хотя на самом деле каждая из них весила при рождении под пять килограмм и по строению тела вызывала перспективы стать визуальным синонимом слова внушительный – стали частью военной машины. Из-за этого семейное давление окончательно опустилось на Фьордовы плечи и каждый день для него становился отдельным испытанием. Вариантов было немного – сбежать из Долины ему бы теперь никто не дал, пристроиться в любую отрасль тоже, из-за имевшейся нужды в армии, а не обычных работниках. Поэтому, с камнем на сердце, распрощавшись со своими принципами, Йоханссон пошел в армию. Свобода была куплена кровью.

Прошло несколько лет и Фьорд стал одним из лучших – он усилил физическую форму, научился хорошо фехтовать, метко стрелять из лука и четко выполнять приказы – его вела мысль, что если научиться делать все хорошо, то в итоге любовь к армии раскроется. Но он ошибся. Семье было более чем достаточно его умений и похвалы со стороны старших командиров – они гордо, с предвкушением ждали дня наступления, зная, что он скоро нагрянет, и их сыну предстоит сражаться. В этом семья оказалась совершенно правой – спустя три года с момента как Фьорд вступил в армию – власти Долины Зимы дали распоряжение о нападении на Долину Осени. В официальном указе не было ясной цели зачем – речь велась о каком-то «мстительном воздаянии за старые военные преступления против жителей Долины Зимы, чьи родные и близкие не смогли вернуться домой и пали от пагубной руки другого народа, безжалостно расправившегося с невинными потомками Асов». Но на деле все понимали – причина крылась в неизвестном богатстве, информация о котором возникла достаточно давно и по домыслам была передана нужным человеком, работающим шпионом-информатором в Долине Осени.

Солдат распределили в окончательные подразделения и ненавистнику насилия с его высокими навыками военной службы досталась роль одного из членов отряда специального назначения. Самая ответственная и сложная в своем исполнении задача теперь была возложена на них. После проникновения на территорию Долину Осени – которая как в дальнейшем оказалось, охранялась всего пятеркой солдат, никак не успевших отреагировать на нападение – отряд Фьорда должен был отделиться от основной армии и взять немного восточнее основного вектора нападения. На месте им необходимо было выждать пока другой отряд – диверсионный, повредит железнодорожные пути. Нападали они, к слову, на город под названием Беллуно – по плану властей, первой целью нападения должен был стать ключевой город всей Долины. К тому же, по последним данным информатора, именно в Беллуно находились несметные сокровища Долины Осени, которые пока что были не досягаемы в своем заполучении. Именно здесь начиналась работа для отряда специального назначения. После разрушения путей диверсионная группа обязана была вернуться и проинформировать о сделанной работе, силой инерции толкнув основную армию к немедленному выдвижению. Выступая, ей следовало зажечь костер из смолянистых веток, давая таким образом командиру Йоханссона сигнал к действию. План заключался в том, что пока основная армия занимала бы город, выманивая и разбивая силы противника, – специальный отряд без лишнего на то сопротивления, как можно незаметнее должен был проникнуть в Замок. Его мост должен был поднять все тот же шпион, являющийся уважаемым лицом в Долине. Затем ему предстояло сопроводить отряд к так называемому «Осеннему Колодцу», известному под таким названием среди Осенних управителей – именно он, согласно всей информации и фактам был входом в несметную сокровищницу. Заключительным аккордом должен был прозвучать захват донжона со всеми укрывающимися людьми и управителями внутри.