Пирамида жива…

Собственно, многие вообще мало о чем, кроме желудка, думают. О чем могут думать «загнанные лошади»? А именно таковыми являются те, кто дошел до особого режима. И надо признать, что они ресоциализации не подлежат. Многие так вжились в роль козла отпущения, что роли иной не представляют. Просто деградированы. Их ли в том вина? Но ведь и такие, кто еще способен вернуться в мир, есть! Есть!

…О «козлах отпущения» я уже упомянул, и, надеюсь, у Вас достанет фантазии развить эту мысль самостоятельно. Ну, а вторая истина в том, что рецидив создан искусственно, стараниями Щелокова. Немного статистики для ясности. Когда в 61-м году разделили на режимы, на территории УССР было два особых лагеря, с лимитом в 350 человек. Сейчас их, кажется, 9 с лимитом в 1000 человек каждый. Ну чем, скажите, можно объяснить то, что особо опасных рецидивистов стало в 15 (!!!) раз больше?! Моей жене 27 лет, и как же она удивлялась тому, что я признан ООР (особо опасным рецидивистом). А ведь признан был еще в 77 году. Действительно опасные – не здесь. Здесь или дураки, или алкоголики.

Так уж случилось, что пришлось много прочесть о реформах Столыпина, а все Щелоковское испытать на собственной шкуре. И, знаете, сатрап выглядит куда привлекательнее. Уже хотя бы тем, что все его дела – дела человека убежденного. По-крайней мере убежденный реакционер не более опасен, нежели бюрократ с его «конкретным гуманизмом».

…Вам верится больше, чем другим. Может, потому, что написанное Вами конкретней и нет в конце готовых рецептов… Вы, как человек, понятней. Это потому, видимо, что у Вас, кроме Клименкина, есть Мильгрем и Парфенов Жора – тип узнаваемый и для меня, как и для Вас, отвратительный. Может поэтому, мне хотелось бы встретиться с Вами. Понимаю, что это почти невозможно, что у Вас могут быть другие темы, в которых Вам «успеть», может быть, еще важнее. Но ведь и мне хочется успеть. И даже не «хочется», а просто необходимо.

…За «Пирамиду» еще раз большое спасибо, а написать Вам мне было просто необходимо потому, что согласен: «…Всем нам нужно думать» (надеюсь, Вы и нас имели в виду или, по крайней мере, со счетов не сбрасывали). Согласен: «И действовать». Но, господи, как?!

Эстафета – у Вас. У нас ее нет. У нас вообще ничего, кроме надежды, нет. Есть возможность писать, но, опять-таки, только в надежде на то, что прочтет Человек, пусть и в мундире, но пока читает только автоответчик. Писать Вам – такой возможности нет. Да и, откровенно говоря, занятие это чисто утешительное. Я ведь никаких иллюзий на этот счет не питаю. Не потому, разумеется, что Человека в Вас не вижу, а потому, что понимаю: помочь Вы не в силах.

Надеюсь, простите и поймете и сам факт того, что пишу, и то, как написано. Буду заканчивать.

С искренним уважением и благодарностью

Поддубный». г. Днепропетровск. /Письмо № 87./

«Только что прочел «Пирамиду» и решил написать Вам. Хотя бы только из-за благодарности удовлетворенного читателя. Я сам прошел все это – и следствие, и следственную тюрьму, и зону… Неплохо у Вас показана судебная машина – так и есть. Попался – не вырвешься. Пропустит и в конце концов выпустит унифицированную котлету. И могу подтвердить, что, по моим наблюдениям на зоне, один из десяти сидит «ни за что». В смысле, что зацепило его краем, и он не зная закона, попал в машину!… У нас было 1700 человек (зона рассчитана на 900 человек). А сколько таких зон по всей матушке-России?

И самое печальное – ИТК не исправляет. Потому что, честно говоря, добрую треть воспитателей самих надо за колючую проволоку. И глядя на все это – какое исправление у урки?… Даже я с сильной волей первые полгода бесился и впадал в такое отчаяние, что становилось страшно. Шутка ли, два года тюрьмы и чужие деньги, припаянные в качестве иска. А каково человеку более мягкому? Ломка судьбы и безразличие навсегда к закону, справедливости…

Нравится мне Ваш пафос внутреннего достоинства личности. Это хоть маленький, но вклад-удар по этой ужасной идее – «мы только гайки великой спайки» – которая, верно, будет нас третировать всю жизнь…

Низкий поклон Вам от всех, кто там побывал.

С уважением Аркадий».

г. Челябинск. Письмо № 97.

Экран новостей прессы

(почти по Дос-Пассосу)

Еженедельная газета «Неделя», № 47 от 1989 г.

«СЕКРЕТЫ «БЕЛОГО ЛЕБЕДЯ». Рассказывает генерал-майор Василий Снырцев.

Начальник Усольского управления лесных колоний генерал-майор внутренней службы Василий Иванович Снырцев – человек, в буквальном смысле знающий себе цену. Состоявшаяся в прошлом году «всесоюзная» сходка воров в законе назначила за его голову двести тысяч рублей.

В уголовном мире генерал Снырцев получил прозвище «Архитектор».

В 1980 году по его проекту в Соликамске был построен так называемый профилактический центр, куда были этапированы наиболее авторитетные и неподдающиеся лидеры преступных группировок для проведения с ними так называемой разложенческой работы. Получил прозвище и этот центр – «Белый лебедь». Попав сюда, многие воры в законе, люди (признаем это) дерзкие и бескомпромиссные, письменно отказывались от своего звания, начинали работать, причем на самых постыдных для них работах, связанных с ремонтом и благоустройством охранных сооружений. Отказывались после отчаянного сопротивления, спев, что называется, последнюю, лебединую песню.

По понятным причинам у нас нет возможности рассказать во всех деталях, что же происходит в «Белом лебеде» с «генералами» преступного мира. Спасибо генералу Снырцеву, он и так был достаточно откровенен. В полном соответствии с духом гласности поделился общими принципами своей уникальной работы.

«…Осужденные уважают только тех, кто держит слово. Кому не верят, с теми у них не может быть никакого контакта. А нет контакта – нет и перевоспитания. Почему они называют начальника колонии хозяином? Сказал – сделал. Пообещал – исполни.

…Да, от нас зависит очень многое. Для чего созданы колонии? Для изоляции преступников. Но они созданы также для того, чтобы что-то строить, что-то производить.

…Знаю, что редакции газет получают много писем с жалобами на плохое приготовление пищи. Не верьте! В самые тяжелые времена первым вопросом решался вопрос о питании.

…За восемь лет, которые я работаю начальником Усольского управления, не было случая, чтобы мы кого-то наказали ограничением переписки или получения посылок. Даже если осужденный, сидя в ПКТ – помещении камерного типа! – написал двадцать писем, они все будут отправлены! Сколько бывает случаев, когда работник колонии говорит: пиши письмо, я сам отнесу его на почту.

…Но если человек одумался и спустя какое-то время после побега вернулся, пришел с повинной, мы не возбуждаем уголовное дело, не отдаем его под суд.

Я так рассуждаю: хочешь писать письмо – пиши, приехали к тебе на свидание лишний раз – получи свидание.

…Вы видели: здания, в которых живут осужденные, нельзя назвать бараками. Это трехэтажные благоустроенные общежития. Один армейский офицер осмотрел их и сказал, что не во всякой воинской части солдаты живут в таких условиях. Наши офицеры шутят: мы уже сегодня можем принимать делегацию американских конгрессменов.

…Есть правильное осведомительство в общих интересах осужденных и администрации и неправильное – только в корыстных целях… Если приходит тот, кто преследует личные интересы, то такой нам не нужен. Есть даже воры в законе, которые работают на связи.

…Приоткрою один секрет. Очень важно – следить за диалогом. Вот вы сейчас со мной говорите и ловите меня на противоречиях, на каком-то неточном слове. Вот и я точно так же могу поймать любого вора в законе. И разложу его в пух и прах. Он даже не поймет, где он допустил оплошность, а я на этом сыграю. А теперь, скажу ему, иди и доказывай, что ты мне этого не говорил.

…У нас звание генерала нужно заслужить. Правительство ценит наш труд.

ВОПРОС КОРРЕСПОНДЕНТА ВИТАЛИЯ ЕРЕМИНА: Кравцов пришел к вам из колонии, где у него была власть над осужденными не меньшая, чем у начальника ИТК. И все же он «отошел». Как это произошло?

ОТВЕТ. Это было непросто. Он отказался от всего не сразу, а спустя года два после прибытия сюда… Мы считаем большим успехом, что убедили Кравцова порвать с преступным прошлым и оказывать нам активную помощь в борьбе с ворами в законе.

…Молодого симпатичного парня, в особенности если он слаб характером (а воры – неплохие психологи), просто принуждают. И вот возле каждого вора есть такой парень. Они, как правило, пассивные гомосексуалисты. А воры – активные, хотя гомосексуалистами себя не считают. Ни один! И такой пассивный может даже ударить своего партнера. И его никто не тронет. Не имеют права. Но когда «опущенный» начинает работать где-нибудь на кухне, в столовой или дневальным, воры уже не принимают их услуги, в особенности пищу. Хуже унижения для них нет. Принял пищу, кружку из рук опущенного – уже не вор.

Они у нас сидят в столовой профилактория все вместе: обиженные и те, кто их обижал. И кушают, как говорится, из одной миски. У нас с ворами в законе происходит такой диалог. «Ты опущенного сделал таким?» Конечно, вор никогда не признается. Но мы-то знаем, что он сделал! «Ты унизил человеческое достоинство, тебе было приятно. Вот теперь садись и ешь с тем, кого ты «опустил», одну похлебку из одной миски. И попробуй бывшего опущенного только пальцем тронуть!»

ВОПРОС. Возможно ли распространение вашего опыта?

ОТВЕТ. Это не у всех получится. Это надо уметь. Нужно уметь рисковать. Надо быть психологом. Сами осужденные могут не пойти на это. Потому что знают, что им завтра башку оторвут.

Вы только что побывали на строительной площадке. Видели, какой там порядок? Кирпичик к кирпичику. Мусор подметается веничком. А кто там работает? Воры в законе. Бывшие воры в законе. Сами себе строят каземат.

…А есть камеры, где будут сидеть по двое или даже по одному – самые неподдающиеся. Звукоизоляция у нас хорошая. Пусть размышляют в тишине…»

Новые письма Массовера

«Дорогая Валечка! Наконец представилась возможность чуть более подробно все описать. После ПКТ я пробыл в Симе 3 недели, а 3/IV 90 г. внезапно снова был вывезен на «Лебедь». Причиной вывоза явилось то, что якобы обо мне говорило радио «Свобода» и «Голос Америки». Во всяком случае так мне сказало начальство на «Лебеде». Беседа велась в их стиле – угрозы, угрозы и еще раз угрозы. Я написал объяснение, в котором указал, что интервью корреспондентам западных радиостанций не давал, но мое мнение о «Лебеде» остается прежним и менять его у меня нет оснований. Через несколько дней мне предъявили газету «Экспресс-хроника», в которой была статья под рубрикой «Письма из Усольлага». В этой статье приводились строки из моих писем к тебе, а также к А.Д.Сахарову. Я полностью подтвердил свое авторство и заявил, что готов нести ответственность за правдивость изложенного мною. После этого началась обычная, уже привычная для меня обработка. Я вновь испытал все «прелести» «Лебедя», подробно писать об этом не буду. Не было лишь избиений, но со мной они это проделывать боятся. Меня пытались «уговорить» написать опровержение, но как ты понимаешь, ничего у них из этого не вышло. 25/IV полуживой я вновь приехал на зону. В настоящее время немного пришел в себя, но в целом со здоровьем неважно. Работаю в строительной бригаде разнорабочим, тяжелых физических нагрузок нет, но работа очень грязная, бытовые условия невыносимые. После работы даже нет возможности помыться. Никак не могу избавиться от вшей. Здесь это всеобщая беда… И вообще на зоне с каждым днем жизнь становится все хуже и хуже. Просто диву даешься: в газетах высокопоставленные работники МВД, включая нынешнего министра, дают интервью о том, что жизнь в местах заключения повседневно улучшается, снимаются различные режимные ограничения и т.п. Например, значительно смягчены требования к форме одежды, разрешено ношение усов, короткой (до 3 сантиметров) прически, употребление различных необходимых предметов бытового обихода и т.п. Здесь этого нет и в помине. Мы лишены самого элементарного, работники ИТК отнимают у осужденных все, что им понравится, короче говоря – элементарный грабеж, а пожаловаться некому. Легче встретиться с медведем в лесу, чем увидеть местного прокурора. Да и встреча с прокурором ничего не даст, он представитель той же мафии, все это я уже испытал на себе. Человеческое достоинство здесь не унижено, оно просто растоптано. Зеков здесь за людей не считают. Широко практикуются избиения дубинками, на каждом шагу слышишь: «По дубинке соскучился?» Дошло уже и до того, что на подъеме, если человек случайно проспал, его начинают избивать дубинками. И вообще избиения носят обычный повсеместный характер… Обстановка в зоне сложная, крайне накаленная. Создается впечатление, что работники ИТК специально провоцируют людей на бунт. Но этого у них не получится. Мне удалось убедить з/к действовать законными методами. Поэтому 4.VI.90 г. в зоне будет объявлена забастовка. Мы будем добиваться приезда авторитетной, компетентной и объективной комиссии…»

«Дорогая Валечка! Окажи подателю этого письма внимание и гостеприимство. Он один из авторов статьи в «Московском комсомольце». После опубликования этой статьи его вместе со мной увезли на «Лебедь» и применяя соответствующие методы, заставили написать опровержение. Сейчас он (после освобождения) едет в Москву, чтобы поставить общественность в известность о том, как его заставляли писать опровержение и вообще сообщить о произволе и беззаконии, свидетелем которых он был. Ему есть что сказать…»

Новое письмо сокамерника Массовера

«Здравствуйте Валентина Васильевна! Пишу Вам я, Ваш «новый знакомый», и пишу по просьбе Юрия Львовича, оставшегося в Соликамске, на «Белом Лебеде».

Валентина Васильевна, это письмо из рук в руки Вам передаст надежный человек, освобождающийся из Сима. Почтой воспользоваться не могу, так как не исключена нежелательная цензура со стороны КГБ и МВД, ожидающая письма Львовича к Вам. Итак, по просьбе Львовича, опишу все события по порядку. После того, как я послал Вам письмо с письмом для Горбачева, а Львович написал письмо А.Д.Сахарову, нас отправили в ПКТ на «Белый Лебедь». Меня, правда, чуть раньше. До приезда Львовича мне удалось войти в контакт с врачом ПКТ, таким же осужденным. С ним у нас сложились дружеские отношения, и мы вместе ждали приезда Львовича. Валентина Васильевна, я не буду рассказывать Вам, что такое «Белый лебедь», это займет много времени и места, да и боюсь Вы не поверите мне, до чего это жуткое заведение, где каждый человек рискует ежедневно быть убитым. Как сказал Львович: «Если я на свободе расскажу о «Белом Лебеде», мои друзья сочтут меня за сумасшедшего, несущего жуткий бред. Во всяком случае они мне не поверят». Так вот, вместе с доктором мы встретили Львовича в ПКТ, и тот положил его в санчасть, а потом добился вывода в больницу, где Львович пробыл чуть больше месяца. И вот приезжают туда из Прокуратуры СССР по просьбе А.Д.Сахарова. Приехали: Зам Генерального прокурора Союза, прокурор Пермской области и прокурор Соликамского р-на. Они приехали 01.II.89 года. Администрация ПКТ нисколько не насторожилась. Сами прокуроры Пермский и Соликамский вызвали только меня, а Зам Генерального вообще никого не вызывал, а гулял по территории ПКТ вместе с начальником Струковым. Мне же даже не заикнулись о моем письме Горбачеву, и я думал, что о нем ничего не знают. Меня спросили о Львовиче, где он работал, кем я брал его на работу к себе в цех. Длилась беседа в присутствии членов администрации ПКТ всего минут 10, не больше. Зато в самом ПКТ творилось самое невероятное: осужденных загоняли в камеру № 35, всем давали бумагу, ручки и при помощи угроз заставляли писать «объяснительные» для Зама, что в ПКТ все хорошо, всем довольны, все по закону, ничего противоправного. Всем хочется жить, а потому писали все. Потом пачку этих бумаг я видел на столе перед прокурором Пермской обл. А сам Зам Генерального не потрудился даже вызвать на прием хоть одного человека и спросить наедине, без администрации – добровольно ли писались эти бумаги? Потом они уехали к Львовичу в больницу, поговорили с ним минут 20. Сказали, что постановление в ПКТ его является незаконным, они его отменяют. Заверили Львовича, что на следующий день встретятся с ним обязательно, обо всем поговорят конкретно, и обманули, уехали в Москву, чего Львович никак не ожидал. 15.II.89 года Львовича в спешном порядке, одного, в неэтапный день отправили назад, на «Лебедь», хотя 14.II.89 ему дали группу инвалидности и лечащий врач сказала, что лечиться Львовичу придется очень долго, не меньше месяца. Однако на следующий день его срочно вывезли в ПКТ, где нас посадили в одну камеру с ним. Сидели вдвоем двое суток, обо всем поговорили, он написал Вам письмо, я отправил его нелегально, а Вы по этому письму приехали в Соликамск 11-12 декабря. Так вот, Валентина Васильевна, по приезде Львовича из больницы, его вызвал начальник ПКТ и сказал, что Зам Генерального нашел его жалобу необоснованной и приказал постановление в ПКТ не отменять. Кроме всего, здесь, в ПКТ, эти негодяи собрали комиссию местных «гиппократов» и хотели снять со Львовича инвалидность (!). Однако снова благодаря нашему доктору этого не сделали, но стали все равно заставлять работать. Львовичу помогали, хотя работа была и несложной, но не для него, т.к. у Львовича очень плохо действует правая кисть. Некоторое время мы не виделись, нас рассадили. Встретились только на работе 15 декабря. В тот день к нам пришел врач и сообщил страшную весть о смерти А.Д.Сахарова. Львович очень переживал его смерть. Он рассказал мне, что Вы приезжали в Соликамск, и Вам дали свидание, которое длилось 25-30 мин, из которых Вы половину проплакали. …В зону меня выпустили лишь 09.01.90 г., а через два дня поместили в ШИЗО (штрафной изолятор). Начальник так и сказал: «Это вам за письмо к Сахарову, который даже подох от ваших жалоб»… Пишу письмо в камере ШИЗО, очень темно, неудобно и в любое время могут увидеть меня за этим занятием, а значит – убить. Поэтому пишу неровно и грязно. Вы уж извините Бога ради. Далее Львович просил Вам передать, чтобы Вы ждали доктора в Москве. Он освободился и увез с собой ценнейший материал против «Белого Лебедя». Он тайно вел записи данных об осужденных, подвергшихся избиениям с тяжкими последствиями для здоровья. Списки искалеченных, изуродованных людей он привезет Вам, а Вас Львович просил свести доктора с компетентными людьми, которые могут поднять скандал по этому делу и передать его огласке через центральную печать…»

Хронология действий в защиту Ю.Л.Массовера

1. Вышли на А.Д.Сахарова – через знакомого семьи Массовера, ученого, ученика академика. Сентябрь 1989.

2. Напечатали свод документов – организатор: правозащитник Виктор Сокирко. Конец октября 1989.

3. Проверка «Белого Лебедя» Замом Генерального Прокурора СССР в связи с письмом А.Д.Сахарову и его обращением к А.И.Лукьянову, Заместителю Председателя Верховного Совета СССР. Ноябрь 1989.

4. Свод документов попадает за границу.

5. Документы переведены на английский язык и отданы пастору из Голландии. Экземпляры посланы в США, Англию, Австрию…

6. Передачи радио «Свобода» на русском языке.

Ответ

Прокуратуры СССР народному депутату СССР А.Д.Сахарову

Уважаемый Андрей Дмитриевич!

В связи с Вашим обращением к Первому заместителю Председателя Верховного Совета СССР т. Лукьянову А.И. по делу Массовера Ю.Л. проведена повторная проверка.

Доводы о невиновности Массовера в получении взяток не соответствуют фактическим обстоятельствам дела…

Утверждение Массовера об его оговоре проверено судом. Собранные по делу доказательства исследованы полно, им дана надлежащая оценка.

Нарушений закона, влекущих отмену приговора, не установлено.

Оснований для принесения протеста не имеется.

Что касается сообщаемых в Вашем обращении сведений о нарушении законности в местах лишения свободы, жестком, бесчеловеческом обращении с осужденными, в том числе и Массовером, преследовании его администрацией ИТУ, то они проверены с выездом в Пермскую область…

Массовер заявил о том, что о жестком обращении с осужденными, частых случаях смертности он знает со слов осужденных и слухи об этом относятся к 1984-1986 гг., но к нему недозволенных мер не применялось, грубости со стороны администрации не было…

В июне 1989 г. Прокуратурой РСФСР проверялась жалоба Массовера, но не подтвердилась.

Заместитель Генерального

Прокурора СССР

Государственный советник юстиции

I класса Я.Э.Дзенитис.

Опять газета

В конце января 1990 года в газете ЦК КПСС была вновь опубликована статья с упоминанием Массовера. Статья называлась так: «Диагноз за наличные». Ее публикация была связана с окончанием того самого процесса, на котором Рабинович признался в том, что оговорил Массовера, и заявил о недозволенных методах следствия.

В статье нет ни слова об этих показаниях Рабиновича.

Но зато есть вот какие слова:

«Года два назад в Москве нашумел процесс по делу Ю.Массовера, председателя амбулаторной судебно-психиатрической экспертной комиссии № 6 при Московской психиатрической больнице им.Кащенко. Влиятельный эксперт, кандидат медицинских наук, уводил тех, кому грозил суд, от неминуемой кары…

«Выводы о виновности подсудимых судебная коллегия сделала только на основании доказательств, непосредственно проверенных в открытом судебном разбирательстве, – подчеркивается в приговоре. – Судебная коллегия нашла достоверными только те «признательные» показания подсудимых, которые подтверждаются совокупностью других фактических данных»…»

Вот это, последнее, явно направлено в адрес тех, которые, как и я, автор «повести о «повести о повести», знают о признании Рабиновича в оговоре Ю.Л.Массовера. Интересно только, какие же «другие фактические данные» имеют в виду авторы приговора? Или они уже связно и доказательно могут ответить на жалобу адвоката Семенова? На каком же все-таки основании судебная коллегия не «нашла достоверными» показания Рабиновича, каковые я и другие, присутствовавшие тогда в зале суда, слышали собственными ушами?

Но привожу полностью, без купюр, концовку статьи:

«…Не раз я заходил в строгий зал суда, слушал адвокатов и свидетелей, прокурора, обвиняемых… В зале было немноголюдно: два-три родственника и – пустые скамейки. И вот о чем думается. Иные процессы, словно по мановению чьей-то дирижерской палочки (!), получают явно несоразмерный их значимости общественный резонанс. Скажем, как недавний суд над свердловчанином Кузнецовым. Почти все наши газеты обошла эта история, не говоря уж о «независимых» бюллетенях и радиоподголосках. Об этом же процессе – ни звука. Хотя, казалось бы, факты вопиющие – злоупотребления в психиатрии! Да еще какие! Только ведь не со стороны райкома, милиции. «ЧК»? Может, именно в этом – причина умолчания?

Каковы же его уроки? Все ли сделано, чтобы никто, ни медицина, ни власти (а ведь бывало и такое (!)) не могли злоупотребить психиатрией?)

– К сожалению не могу ответить утвердительно, – сказал заместитель начальника следственной части прокуратуры г.Москвы В.Малюкин (!!!).

Виктор Иванович вместе с большой группой коллег вел «медицину» с самого начала: – Явление, с которым мы столкнулись, уходит в проблемы экономического, нравственного, правового порядка. Пока приняты лишь первые меры. Законодательно изменены условия и порядок оказания психиатрической помощи. В Уголовный кодекс РСФСР введена новая статья, предусматривающая ответственность за помещение в психиатрическую больницу заведомо психически здорового лица.

Тревожится следователь Малюкин (!): «За кого ни беремся, на руках справка от психиатров: дескать, душевнобольной, не смей его трогать. А на экспертизу каждого подозреваемого не пошлешь…»

В.Рязанцев.

Москва.»

Итак, уважаемые читатели, господа присяжные заседатели! Призываю вас вспомнить предыдущие документы на процессе по делу Массовера и обращаю ваше внимание на три момента из приведенной статьи.

Первый. Хотя статья подписана другой фамилией, нежели прошлые, не кажется ли вам, что стиль совершенно ТОТ ЖЕ?