скачать книгу бесплатно
– Ужас.
– Но у меня чисто, – попыталась я защититься. – А что обои сверху отклеились, так это…
– Мы зачем сюда пришли, горе мое? Открывай шкаф. Я так и знала. Это что?
– Свитер. Но он же зеленый.
– А на снимке каким, по-твоему, он выйдет? Надевай, поехали.
На обратном пути, едва я устроилась на сиденье маленькой красной «тоёты», Лерка тронула меня за руку:
– Об одном тебя прошу: не говори никому о нашем соглашении. Понимаешь, я не могу помочь всем, а отказывать тяжело, да и подлянку с досады могут устроить. В таком деле очень важна осторожность, ты не представляешь, какая сейчас конкуренция.
– Что ты, будь спокойна. Да мне, честно говоря, и рассказывать-то некому.
– И чтоб на работе не знали.
– Я там только «здравствуйте» да «до свиданья», я ведь все время в бегах, да и другие тоже, я никого не знаю, кто бы не подрабатывал. Не подведу, ей-богу. Только бы удалось.
Она засмеялась и до боли стиснула мои пальцы:
– Удастся. Мы же умные.
2
Все воскресенье я слонялась по дому как потерянная; дела валились из рук, пыталась читать, но не могла сосредоточиться на тексте. Душа была полна робости и надежды. Горячее участие Лерки в моей судьбе трогало до слез, но страх не справиться с задачей, подвести подругу, леденил спину. В голове плавали коротенькие мысли: где взять подходящую большую сумку? Что надеть – наверное, в апреле в Греции совсем тепло? Не сменить ли экстерьер – мои шмотки с головой выдают училку? Удастся ли выкрутиться со временем? Как этот человек меня найдет? А если не найдет? Куда ни глянь – одни вопросы.
Ясно было одно: в жизни наметился коренной перелом. Неизвестность пугала, но, если бы Лерка пришла и сказала, что все сорвалось, я почувствовала бы себя обкраденной. Предприятие было авантюрой чистой воды, и душа, казалось бы, смирившаяся с безнадежностью серых суетливых буден, затрепетала в предчувствии. Чего, вот в чем вопрос. Сигналы были беспорядочными и противоречивыми: я слышала манящий зов древнего города, убаюкивающую мелодию, невнятное обещание и тонкий, как звон тетивы, звук опасности, внезапной слабостью отдававшийся в теле. Я была сама не своя от этого раздрая, к счастью, в обед позвонила Лерка и велела приехать.
Все мои знакомые жили более-менее одинаково, то есть примерно, как я, с поправкой на функционирующую электротехнику, разумеется; Лерка обитала в ином мире.
– Как же у тебя красиво, сказала я, оглядываясь в ее фантастической кухне. – Знаешь, на земле есть одно место, где я хотела бы жить: твоя ванная, я поняла это пока плескалась в раковине.
– Да, – довольно согласилась она, – квартирку я себе сделала неплохую. – Вздохнула и добавила: Видела бы ты апартаменты моего шефа! Представляешь, двухэтажные, и вся мебель от Версаче – кожа в стразах и золото…
Я не представляла, чем и поделилась.
Стол на кухне уже был накрыт, и меня не пришлось долго уговаривать: свекольный салат с орехами и изюмом, золотистая курица под чесночным соусом – готовила Лерка божественно. А на десерт – восхитительный кофе по-турецки с белоснежными шариками «рафаэлло».
– Слушай, пойдем отсюда, – взмолилась я. – Нельзя столько есть. Как ты при такой диете форму держишь?
– Гантельная гимнастика, дорогая. Уже пять лет полчаса перед сном.
– Ну почему я так ненавижу физкультуру?!
– Попробуй, тебя потом не оттащишь. И еще ведро холодной воды по утрам – чудная вещь, скажу я тебе, рекомендую.
Я добросовестно пообещала приобщиться: уходя, Антон забыл свои гантели, и с тех пор я периодически на них натыкалась.
– Ладно, я тебя не для этого позвала. Я договорилась о тебе с Геннадием Ивановичем.
– Да ты что? Он согласился?
– А как же, он мне доверяет. Я таким соловьем пела, куда Алябьеву. Так что можно приниматься за дело.
На столе в гостиной ждала высокая стопа каталогов и модных журналов.
– Это последние. Полистай, я хочу посмотреть, что тебе понравится.
Легко сказать, полистай. Есть ли что-нибудь более притягательное, чем мир счастливых сияющих дев в элегантных мехах? Иногда Лерка благосклонно кивала, но чаще скептически хмыкала:
– Перепев прошлогоднего… Эти пелеринки – услада домохозяек… Свингеры отошли…
Потом толково и деловито принялась объяснять, что, как и почему; я внимала, стремясь впитать. Часа через два она притомилась.
– На сегодня хватит, пожалуй.
– Лер, а можно я просто погляжу?
– Ради бога. Нам, кстати, занятный каталог вчера на работу принесли, как раз для тебя. Где же он? А, вот, – и взяла с полки глянцевито блеснувший журнал с крупными белыми буквами на обложке: «Ваша ванная». Это было царство грез.
– Удивительно, но ни одна не похожа на мою, – печально констатировала я, перелистнув последнюю страницу.
– И что мешает сказку сделать былью?
– Большое количество разноцветных бумажек, точнее, их отсутствие.
– Тысяча баксов неплохие деньги, однако. Съездишь, настрижешь на ремонт.
– Ой, цемент, грязь, шум…
Лерка некоторое время потрясенно хлопала глазами:
– Ну ты даешь! Так тебе хочется новую ванную?
– Хочется, но, понимаешь ли, «гораздо проще отказаться от сапога, что носят, или от подоконника и пыли»…
Она безжалостно оборвала цитату:
– Отказываешься от пыли? Ладно, черт с тобой, проверну все в твое отсутствие.
– Что, за три дня?
– Будь спок, уложусь.
– Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
– Спорим?
– А на что? – полюбопытствовала я.
Лерка повертела головой:
– Что бы такое… Заставить тебя приготовить обед? Еще смастрячишь какую-нибудь отраву… А-а, вот: ты выкинешь на помойку своего шанхайского барса.
– Это же норка, я для ее покупки кредит брала, два года расплачивалась, – едва не заплакала я.
– Сколько лет назад это случилось? Она уже облезть успела. Не вой, сама вызвалась. К тому же будет стимул заработать на новую.
– Шутишь?
– Сроду не было, – Лерка заговорщически засмеялась и похлопала меня по руке. – Посмотрим, что ты запоешь, когда вернешься. Значит, задание пока следующее: паспорт. Подойди ответственно, чем быстрее ты его оформишь, тем раньше начнется новая жизнь.
Я смогла сдать документы на паспорт в среду, о чем тут же и доложила по инстанции, получив за это разрешение существовать в прежних рамках.
После универа я стала преподавать русский иностранцам, тогда их было много, но несколько лет назад они иссякли как вид, и мне пришлось переквалифицироваться на культуролога, благо кандидатская степень такую возможность обеспечивала. С тех пор я читала лекции в двух вузах и имела нагрузку восемнадцать часов в неделю. Лишь тот, кто гробит здоровье на ниве просвещения, понимает, как это много. Занятия укладывались в три дня, но в среду и четверг приходилось работать сразу в двух точках, поэтому расходы на такси занимали не последнее место в моем бюджете. Я крутилась, утешая себя тем, что в наше суровое время надо радоваться любой работе, однако, честно говоря, занятия отнимали столько сил, что каждый раз после этого марафона я часа два тряпочкой лежала на диване, а все остальное время приходилось отдавать подготовке к выходу на манеж. Мыслимое ли дело – за полтора часа рассказать о культуре древних майя или Возрождения? Я трудилась из последних сил, пытаясь заполнить пустоты в прелестных юных головках, иногда это удавалось, а иногда сопротивление оказывалось слишком упорным. Моя идея-фикс состояла в том, чтобы представить культурную историю системно, но о каком системном восприятии может идти речь, если процентов тридцать студентов посещают лекции по системе 0–1? Поначалу это меня просто убивало: я была в отчаянии, что не могу заинтересовать, увлечь, повести за собой в светлую даль. Потом оказалось, что на общем фоне мои проценты смотрятся более чем прилично, однако я по-прежнему ужасно волновалась перед каждой лекцией. Моим заветным – и недостижимым до сих пор – желанием была работа в одних стенах, и, если бы авантюра удалась, я смогла бы когда-нибудь осуществить эту мечту.
После памятного визита дел прибавилось: я стала запоем читать все, что касалось Греции. Леркин звонок на исходе третьей недели вновь выбил меня из привычного ритма:
– В субботу утром сиди дома, придет мастер обмерить ванную. А потом позвони, прошвырнемся по магазинам.
Я растерялась: за волнениями этих дней дурацкое пари совершенно забылось, да я и не думала, что Лерка предложила серьезно. Однако в указанное время на пороге возник деловой мужичок, который мигом обмерил помещение, обстучал, качая головой, трубы, исписал целую страницу в объемистой затертой тетради и удалился с думой на челе.
Я сообщила о визите тотчас же и получила распоряжение стоять в двенадцать ноль-ноль у дворца бракосочетания. По преподавательской привычке я подошла пораньше и принялась прогуливаться вокруг объекта, пересматривая концепцию предстоящей лекции о стиле барокко; никто не подходил, не беспокоил, и я уже стала прикидывать, как деликатно позвонить, чтобы перенести встречу – очень хотелось записать то, что пришло в голову. Едва я расстегнула сумку в поисках телефона, как кто-то резко дернул за ее ремешок, я сердито обернулась и увидела смеющуюся Лерку.
– Настасья, ты уникум: я дважды проехала мимо, посылала звуковые сигналы – никакой реакции, пришлось припарковаться во дворе. Чем только забита твоя голова?
Объяснять ей, почему о Балтасаре Грасиане следует рассказывать сразу после Караваджо, не стоило, она бы все равно не поняла, поэтому я поспешила занять место в машине и только после поинтересовалась, что же видится на горизонте. А там маячил визит в магазин «Пирамида»; название мне ничего не говорило, и, как оказалось, напрасно: зрелище было потрясающим. Осмотр экспонатов занял не меньше часа.
– Ну и что понравилось? – включилась Лерка.
– Все, – честно ответила я.
– С вами, гражданка, не соскучишься. Начнем издалека: ты видела каталоги, видела образцы – в каком интерьере ты себя представляешь?
– В твоем.
– Значит, тоже голубое?
Я задумалась: вопрос был поставлен ребром.
– Вообще-то мне больше всего идет светло-зеленое.
– Ну, слава богу, – и она повлекла меня к соответствующим стендам.
Почуяв поживу, к нам начали слетаться продавцы, их рекомендации лишь усугубили проблему выбора: оказалось, зеленое существует во множестве оттенков. В конце концов я остановилась на теплом и нежном, танцуя от него, Лерка с помощью парочки расторопных молодых людей подобрала бордюр, плитку для пола и панели, записала артикулы и потянула меня в отдел сантехники. Надо сказать, при отсутствии наличности я чувствовала себя очень неуютно, словно участвовала в каком-то жульничестве, и, если бы не Леркин напор, с удовольствием покинула бы гостеприимные стены. Она, однако, была как рыба в воде: махнув на меня рукой, выбирала, сравнивала, фиксировала в блокноте. Возвращение домой сопровождалось головной болью и уверенностью, что подобные антрепризы мне категорически противопоказаны.
3
Воскресенье, как обычно, следовало посвятить уборке. Город у нас полуторамиллионный, и хотя улица Урицкого, где я живу, довольно тихая, да и третий этаж все-таки, пыли за неделю набирается – замаешься тряпкой махать. Про себя я называла квартиру своим пенсионным фондом: ее всегда можно будет поменять с хорошей доплатой – самый центр – чтобы более-менее достойно продержаться на закате дней. Собственно, ничего менять мне не хотелось, я привыкла к дому с тенистым двором, к высоким просторным комнатам с большими окнами и лепниной на потолке – миру, который помнила с детства. Сейчас казалось даже странным сравнительно недавнее желание бежать отсюда, свить собственное гнездо. Мамин консерватизм и количество метров на душу населения не оставляли никакой надежды на отделение в обозримом будущем, поэтому мы с Антоном так горячо ухватились за возможность заработать валюту и откочевать. Мы подсчитали, что с учетом накопленного раньше сможем купить небольшую двухкомнатную и еще останется на обзаведение, мы учли все, кроме его способности выдержать разлуку. Что и говорить, процесс натирания полов настраивает на элегический лад…
Размышления прервал звонок в дверь, я открыла – на пороге стоял Саня.
– Егоров, ты ли? – обрадовалась я. – Какими судьбами?
– Да вот шел из гаража, подумал: давно не виделись.
– Раздевайся. Ты извини, я хозяйством занимаюсь, – вид у меня был самый тот: фланелевая рубаха навыпуск и старые леггинсы.
– Я не вовремя, – сконфузился он.
– Егоров, в этом доме ты всегда вовремя.
В общежитии физфака он жил в одной комнате с Антоном и был единственным мужичком, который навещал меня после развода. Увидев, как он потирает покрасневшие руки, я честно предупредила:
– Прости, чая предложить не могу: все печку до ума не доведу.
– Да я и зашел ее наладить.
– Егоров, что бы я без тебя делала!
– Известное дело – язву желудка наживала.
Он выложил из сумки инструменты и черные диски, я пристроилась рядом на табурете: мне всегда нравилось смотреть, как он что-нибудь ремонтирует – без суеты, но споро и аккуратно. Он привычно ворчал, однако я не обижалась: Саня был суров, но справедлив. Защищалась, конечно, но так, для порядка. С ним можно было говорить о чем угодно, мы не касались только двух тем: Антона и Гали. Саня женился на четвертом курсе, почти сразу после нас, по-моему, как-то скоропалительно, и, кажется, не был особенно счастлив в браке. С другой стороны, а кто так уж счастлив? Опять же, если люди столько лет несмотря ни на что живут вместе, значит, для этого есть причины. К тому же и Никитка…
Однако сейчас Егоров был настроен маленько побухтеть, я прослушала его монолог до первой паузы и встряла:
– Егоров, – сказала я проникновенно, – достали вы меня своими наставлениями. Вам хочется, чтобы я изменила личную жизнь? Ладно, не придется тебе больше с моей печкой возиться.
Отвертка, звеня, полетела на пол; Саня медленно повернул ко мне растерянное лицо.
– Честно, Егоров, за лето сделаю ремонт, все-все приведу в порядок.
Он глубоко вздохнул, вроде даже с облегчением, посмотрел по сторонам и покачал головой:
– Здесь же пахать и пахать. Как ты одна? Давай договоримся: ты позвонишь…
– Егоров, – сказала я кротко, – ты считаешь, у меня слишком много волос на голове?
Он понял намек, отвернулся и быстро закончил работу.
– Можно опробовать.
– Отлично, сейчас чай поставлю.
– А какую-нибудь глазунью сделать нельзя?
Ох уж эти мужики, вечно они есть просят.
