скачать книгу бесплатно
– Я так устал, что глаза не смотрят… Я хочу смотреть… И не могу…
– А ты закрой глазки. И поспи немножко. Нам еще долго лететь.
– Женя. Зачем вам столько деток? – глаза закрылись. – Это и есть «Урожай людей»? Женя, я не сплю, я слушаю.
– Зачем нам столько деток… Ну, так скажем, наше небо – это мир очень… Очень мужской. Тут мало женщин, еще меньше детей. Поэтому мы берем хороших деток там, где ими…Могут поделиться. И растим их, и обучаем, как нам надо. «Урожай людей», ну надо же. Нет, в этот раз мы брали не всех, а только тех, которых люди сами отдавали. Иногда среди деток попадаются вот такие золотые рыбки, как ты.
– Который вроде бы брат, говорил, что я странный… Я думал, что я плохой… А я рыбка… Не понимаю, – он открыл глаза и опять увидел огромное металлическое с огоньками, а вокруг черная-пречерная пустота. – Женя, а ваш город летает по небу?
– Не по небу. А вот, видишь всю эту бесконечную пустоту между планетами и солнцами? Вот мы и странствуем между планетами людей. А когда прибываем к такой, где нужна наша помощь, то живем долго и стараемся помочь.
Он проснулся в ни на что не похожем синем месте. Совсем синем и круглом. Ничего не было слышно, ничем не пахло, ничто не двигалось. Он сел и обнаружил себя в кроватке, стоящей посреди этого синего круглого пространства. Синий этот свет был тяжелым, успокаивающим, лечебным, не злым, но все равно каким-то страшным. Он залез под одеяло и сел, поджав ноги, укутался, чтоб только глаза наружу, и замер столбиком. Что это за место? Пахнет все странно. Сколько всего ужасного и непонятного произошло. И очень хочется пить. И кушать. И писать. Он крепился-крепился, но все-таки не выдержал и заплакал. Он хотел, чтоб немедленно появилась нянька Утеха с кружкой морса и какой-нибудь глупой сказкой… Вспомнив Утехино ворчание и свет ночника, он заревел в голос. Утеха мчалась на такой рев всегда со всех ног.
Правда, иногда мчаться было некому, по ночам Утеха ускользала за двери – тогда хоть заорись, хоть весь на слезы изойди. Он, впрочем, быстро отучился орать, потому что Утеха сказала, что людоеды быстрей находят тех, кто орет, чем тех, кто прячется тихонько под одеялком. Бывало, втискивал мокрое лицо в подушку и не дышал, пока круги радужные в темноте не полетят… А вдруг тут тоже есть людоеды… Синие и невидимые… Он сунул в рот край одеяла, крепко укусил и замолк.
Открылась ярким прямоугольником дверь и вошла чужая служанка в белом платье. Он разглядел незнакомое, но доброе лицо, выплюнул одеяло и заревел снова. Служанка погладила по одеялу и протянула знакомую бутылочку с водой. Пока пил – пришлось молчать. Но водичка быстро кончилась, и он заревел снова. Служанка посмотрела, подумала, ушла – он заревел изо всех сил. Она вернулась и принесла горшок. Ну, или наверное – горшок? Он замолк, вздрагивая. Она поставила посудину на пол у кроватки и сделала вопросительно-приглашающий жест. Он кивнул и выпутался из одеяла. Она помогла выбраться, помогла расстегнуть одежку, которую он забыл, как расстегивать. Он вообще-то давно уже писал стоя, но сейчас сел на горшок, как маленький, и писал долго-долго, всхлипывая и вздрагивая.
А потом наступило утро.
Врачи сделали больно один только раз, когда брали кровь не из пальца, а из вены. Но он не ревел, и за это ему дали игрушку – маленький-маленький, в кулак спрятать, тяжеленький ял, совсем как настоящий. И еще они разрешали трогать, что можно, и давали посмотреть и послушать в свои специальные умные трубки. И теперь он знал, как выглядят косточки в ладошках и ступнях, как устроена коленка, а что в животе – то все непонятное и булькает. И еще они так полечили его шишку на голове, что она почти исчезла. Потом принесли и помогли надеть красивую одежду. Сорочка синяя, мягкая, штаны белые, короткие, но столько карманчиков, ремешков, штучек… А на ноги невесомые синие башмаки на толстой белой подошве. Крошечный ял за храбрость он спрятал в карман. Какие замечательные штаны.
А потом пришел Женя, улыбнулся, и сразу стало не надо быть храбрым.
– Пойдем, – Женя взял за руку и повел вовне, в длинный коридор с железными стенами и какими-то очень красивыми узорами на полу. – Как дела?
– Я был храбрый, – он сунул руку в карман и проверил, как там ял. А еще Жене нравится, когда говоришь умные вещи, и он сделал неуверенную попытку: – Женя, я посмотрел, как устроена коленка. И ладошка… Косточки такие маленькие, их двигают такие… такие волоконца… – что-то не очень получилось сказать что-то умное. – Мы пойдем кушать?
– Конечно. Уже идем. Запомни, никуда не ходи один.
– Вы меня тоже будете ото всех прятать?
– В первое время – да. Потому что ты особенный. А я теперь официально и юридически твой наставник.
– «Наставник» понял, «циально» и «дически» не понял… – он не сдался: – Нет, понял. Это значит по всем правилам?
– Да, по всем правилам, – Женя ввел в небольшое непонятное помещение, потом в другое, где было светлее, и узоры по стенам и потолку переливались золотым, серебряным, изумрудным светом – полоски, дуги, круги… Его искорки тоже умели танцевать кругами и волнами, если сосредоточиться… Женя взял его за бока и посадил на высокий стульчик за стол. – Садись.
Он все смотрел и смотрел на узоры на стене. Чуть-чуть закружилась голова. Глаза у Жени были добрые, хоть и очень-очень внимательные, просто насквозь. Как будто он видит, что у него в животе и как коленки устроены… Он спросил:
– Женя, что будет дальше?
– Сам не знаю, – сказал Женя. – Ты родился внизу – но внизу такой, как ты, не мог родиться.
– Почему?
– У тебя в крови… Наше волшебство. И, в общем, я догадываюсь, откуда.
– Утеха говорила, моя мама была волшебницей, – служанка перед ним поставила тарелку с чем-то интересным. Он маленькой ложкой утащил в рот кусочек непонятного. Вкусно. Творог и ягоды. – Я что ли тоже волшебный?
– А ты волшебный?
Он потрогал одним пальцем ложку, чтоб проверить свое волшебство, и сразу увидел в уме красную лаву расплавленного металла, которую тоненькой струйкой разливают в какие-то стаканчики с пустотой в форме ложек внутри. Слегка испугался.
– Не знаю. Я умею вот так… – поставил ложку на черенок и стал ловить равновесие. Поймал. Полюбовался. Но тут Женя удивленно вздохнул, и ложка грохнулась, забренчала. Он прижал ее: – Это не волшебство. Женя, а там внизу много детей осталось, никому не нужных, потому что они не волшебные?
– Мы работаем над тем, чтобы внизу тоже была хорошая жизнь. Это ведь наша планета. Это мы ее заселили тысячу лет назад. Люди внизу – потомки первопоселенцев. Такие же, как мы. Наши родственники. Поэтому их детей можно обучать. Но мы берем сильных, потому что учиться трудно.
Он не слишком хорошо понял, что сказал Женя. Вспомнил, как спокойные волшебники на огромном торжище среди гор забирали из телег детей хороших и крепких, а худых и жалких оставляли. Посмотрел на переливающиеся линии. Вздохнул.
– Ты сам потом решишь, оставаться тут или вернуться, – Женя отодвинул свою чашку с чем-то черным, пахнущим горько. – Не будем торопить события. Но ты… Ты необычный. Поэтому будешь при мне. Давай-ка, расскажи мне, что помнишь. Это брат тебя отдал ведьмам?
– Я не знаю. Он меня разбудил рано утром. Пахло дымом. Он кричал, чтоб я бежал быстрее, если хочу жить. Но я упал и ушибся, – он потрогал все еще больное место на голове: – Бах! И темно. Что-то внутри будто разбилось. И проснулся – а тут ведьмы. Но я… Нет, я не был храбрым. Я ревел.
– Скажи, а тот мужик с телегой издалека тебя вез? Сколько дней?
– Полдня. А до этого ведьмы меня долго красили… – он взял пустое блюдце и поставил его на ребро.
Женя замер. Блюдце стояло. Он полюбовался, взял блюдце и осторожно поставил как надо – чтоб само не упало. Женя тихонько спросил:
– Ну вот как ты настолько контролируешь моторику, а?
– Что я?
– У тебя волшебные руки.
– Просто надо сосредоточиться.
Но у Жени блюдце никак не хотело стоять на ребре. Женя отставил его и вздохнул:
– С какой стороны светило солнце, когда тебя везли к нам?
– Я не видел. Облака были.
– Полдня… Ага. Ну, единственный замок поблизости – это… Ох. Тогда все сходится. Пожар там был?
– Дымом пахло, да… Но огонь я не видел… Значит, где я жил, этот замок называется «Ох»?
– «Ох» значит, что там все сложно… Как зовут твоего «вроде бы брата»?
– Рокот.
– Рокот?!
– Он еще мальчик. Но его все слушаются.
Женя опять потер лоб:
– Тогда все ясно… Знаем мы одного Рокота. Который правит своим игрушечным княжеством, вместо того, чтоб наконец заняться делом… А может, ты и есть та причина, по которой он сидел в Синих Горах? Если ты его брат… Тогда ты не просто золотая рыбка, ты… Целый золотой кит. Но почему ж Рокот ни словом не упоминал о тебе? В самом деле прятал от нас? Так. Хорошо… Ты наелся или еще хочешь? Все? Давай руку, пойдем домой. Глаз с тебя не спущу теперь.
Они прошли совсем недалеко по узорчатому коридору к большой двери, и Женя сказал:
– Я тут живу. Можно сказать, это мой замок.
Дверь отворилась в большой круглый зал, в центре которого росло золотое дерево. Ему захотелось вокруг побегать, но Женя сказал, что «потом» и «еще надоест». И добавил:
– Вот главное, смотри, через дверь, что мы вошли, никогда не выходи один. А тут играй сколько хочешь.
– Ладно. Женя, а ты на небе родился или на земле?
– Тут. Так, маленький, вот твое помещение.
Женя открыл перед ним дверь и мягко подтолкнул вперед.
Там было красиво и светло. Потолок светился мягкими золотыми и серебряными узорами, стены были белые, впереди – огромное окно, за которым ночь с далекими-далекими звездочками. Сбоку какое-то сооружение с блестящей лестничкой наверх, стол, белый стульчик. Он подбежал к окну, потрогал, посмотрел:
– Женя, мне показалось, что это окно!
– Это экран. Сейчас он показывает то, что снаружи города. Вот погоди, город повернется, и ты увидишь и солнце, и планету. Окна тут быть не может, потому что мы глубоко в середине. А вообще этот экран будет нам показывать все, что мы захотим.
– Когда?
– Завтра. Обвыкнись сначала. Голова не болит?
– Нет.
– Смотри, вот эта лесенка наверх ведет в кроватку. Не побоишься спать наверху?
– А я залезу можно!!
– Лезь. Ботинки сними.
Он забрался наверх и обнаружил белые одеяла и подушки. Пахнет чистотой. Ничего интересного. Сообщил оттуда:
– А Утеха вышивала на подушках только дурацкие цветки…
– Ты что, ревешь там?
– Нет…
– Не реви.
– Я не реву.
– Ну, слезай. Няньки у тебя не будет. Я только сегодня с тобой так долго, чтоб ты привык… У меня много работы, поэтому часто будешь сидеть один, но если что – нажимай вот эту кнопку и зови меня. Понял? Сам будешь о себе заботиться. Всех забот – играй да учись.
Он слез и спросил:
– Женя, я золотой кит почему?
– Умный не по возрасту – наследственность сказывается. Интересно будет воспитать тебя, как надо. Ты… Просто подарок. Поэтому я и взял тебя под присмотр.
– Ладно, – согласился он. – Я замучился сидеть с нянькой. Буду подарком. Что надо делать?
– Учиться много и многому… Кстати… – Женя встал, открыл ящик стола и вынул белые листы и карандаши. – Ты любишь рисовать?
– Иногда люблю, когда дождь…
Он забрался на стул с колесиками, взял красный карандаш. Вторым, в левую руку он взял изумрудный, самый красивый. Нарисовал траву с тенями и низкое солнце, как вчера, потом взял желтый и оранжевый и стал рисовать облака. Женя спросил тихонько:
– А ты всегда двумя руками рисуешь?
– Так лучше. Женя, тут нет такого цвета, какого была лошадь…
– Ты пока порисуй, чем есть. Малыш, вот что… Рокот твой мне покоя не дает. Ты не забоишься один? Про кнопку помнишь? Я пойду, проверю, что там слышно о твоем Рокоте и принесу еще карандашей.
До того, как вернулся Женя, он успел дорисовать лошадь. Загрустил. Нарисовал волшебного барса. Перестал понимать, хочется ли жить на небе, где нет лошадей и барсов, и быть подарком и золотым китом. Вот если бы Рокот был настоящий брат, а не «вроде бы», тогда, может, и не захотелось бы, а так… Тут интереснее, чем сидеть и видеть небо только в квадратике меж четырех стен. Он посмотрел на экран и потер лоб: да тут и вовсе неба не видно!
Женя вошел – беспокойный, резкий, совсем не такой, каким уходил. Заглянул через плечо:
– Хорошо рисуешь как. Малыш, а ты Рокота только вот тем утром видел?
– Да. …Женя. А вдруг он убился…
– …Почему ты так думаешь?
– Он хотел от вас в обмен на урожай людей волшебную бомбу, чтоб взорвать, и все стали друг другу свои.
– По сути верно. Но это не бомба, а… Устройство такое. Он его включил, да. Машина мира. Она работает, излучение идет, война в горах останавливается, наступает мир. Сгорела соседняя башня, не та, где машина. Но сам-то он пропал.
– Что?
– Пропал твой Рокот, малыш.
– Пропал?
– Исчез. Никто найти не может.
Глава 3. Леденцы
В карете было холодно, а за мутным окошечком в дверце видно только серый туман да еловые лапы. Карета, баюкая, покачивалась. Клонило в сон. Рубашка какая-то большая, хоть кутайся, почему-то обгорелая, дымом от нее пахнет, а с руки сползли к запястью бурые от крови бинты. Зачем бинты, если рука целая, вот? Бинты тоже пахли дымом. Он вспоминал клубы дыма в безучастном небе, поднимал голову и смотрел на черный стеганый потолок – в башне потолки тоже, наверно, теперь черные… Где?
Хозяйке не нравилось, когда он смотрел вверх. Она брала за руку, и от жути прикосновения обвисшей кожи, в перчатке которой шевелились тонкие кости, он тут же слабел и засыпал.
А когда просыпался, все так же лезли из тумана еловые лапы, порой глухо царапающие карету. Душно. Наверно, снаружи и неба-то нет. Ничего нет, только туман. Шевелиться нельзя. Бинты сползли с тонкой руки, упали. Ступни не доставали до пустых больших башмаков на полу. В голове горький, удушливый дым. Почему он одет в одежду с большого мальчика? Но ведь это его одежда… Рубашка льняная, в прожженных дырах, черные штаны, там в кармане должен быть… Что? Надо проверить, что там в кармане – но он не мог двинуть рукой. Даже пальцами шевельнуть не мог. Почему он хочет кричать, но молчит? Где солдаты? Где братья? Где… Где тот, кто… кого надо найти… Где он сам? Как его зовут?
Хозяйка сердилась и снова брала за руку… Лапы елок беспомощно скребли снаружи, не в силах остановить карету.
– Помогите!… Помогите!! – кто-то слабо ударил по стенке снаружи. – Там разбойники!
