скачать книгу бесплатно
Необходим был специальный полигон, на котором отрабатывались бы все основные принципиальные решения, что сводило бы количество ошибок к минимуму. В качестве него выбрали ЭНИЦ – Электрогорский научно-исследовательский центр, созданный заместителем министра Булатом Нигматулиным. На полигоне уже была модель энергоблока. На ней мы разместили головные образцы средств автоматизации, блочный щит управления, несколько систем, небольшую часть аварийных защит.
Там работали очень квалифицированные специалисты, собранные со всей страны. Впоследствии, накопив знания и опыт, эти люди заняли достойные должности и в «Атомстройэкспорте» (например, Андрей Лебедев), и у нас в АО «Атомэнергопроект» (Вадим Жмайлов).
В Электрогорске была собрана мини АСУ ТП, имевшая примерно 15 % от того, что есть на блоке. Были разработаны спецпрограммы и проведены испытания с привлечением примерно 30 специалистов, операторов с атомных станций: Балаковской, Нововоронежской и других. Их замечания, пожелания мы постарались учесть. Кроме того, нас проверяла привлеченная иранцами комиссия МАГАТЭ. Мы получили положительное заключение. Таким образом, в Электрогорске мы отработали основные проектные решения, а также доработали саму технологию проектирования АСУ ТП. Эта технология легла в основу проектов, создаваемых для последующих АЭС.
В результате получалась новая АСУ ТП, которая характеризовалась возможностью управления с пульта блочного щита, хорошей наблюдаемостью за всеми параметрами работы блока. К тому же имелась резервная зона с экраном коллективного пользования, на который выводились все основные параметры и объекты управления. Таким образом была облегчена деятельность персонала и созданы условия для снижения вероятности ошибочных действий людей, сидящих за пультом.
В новой АСУ ТП нам удалось добиться весомого повышения надежности, существенно сократилось и количество обслуживающего персонала.
Можно сказать, что так называемая старая гвардия «Атомэнергопроекта», включая Михаила Ефимовича Фельдмана, Николая Анатольевича Иванова, Галину Геннадьевну Саркис, Ларису Борисовну Косову, Елену Владимировну Полякову, Илью Андреевича Монахова, Татьяну Николаевну Семину, Татьяну Васильевну Зорину и многих других, вместе с молодыми специалистами и сотрудниками из других организаций обеспечила выполнение проекта и его реализацию.
Тогда же появилась необходимость достройки в сжатые сроки блока № 3 на Калининской АЭС.
Для этого были привлечены проектировщики Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода и специалисты «Атомтехэнерго». Блок был успешно сдан в эксплуатацию в 2005 году. Первый же блок на станции «Бушер» заработал в 2010-м.
Четвертый уровень
Что касается дальнейшего развития, то можно смело сказать: его обусловили эти решения – они легли в основу всех последующих проектов, которые мы разрабатывали в «Атомэнергопроекте» и в Индии, и в Нововоронеже, и на других объектах. Изменения были небольшими, касались в основном увеличения объема автоматизации, оснащения блока диагностическими системами для контроля за вибрацией насосов, за работой арматуры. Дополнительные системы позволили выявлять, какая арматура требует замены, а какая нет.
Появились и новые нормы МАГАТЭ, уделяющие внимание принципу разнообразия, то есть защите от отказа программного обеспечения по общей причине. Это привело к тому, что на ряде объектов мы ввели четвертый уровень защиты реакторной установки на случай, если программное обеспечение откажет одновременно во всех каналах безопасности. И по сей день система тиражируется АО «Атомэнергопроект» на всех объектах с теми или иными изменениями, обусловленными в основном пожеланиями заказчика.
2020 г.
Геннадий Тепкян «Первая сейсмоустойчивая»
Геннедий Оникоевич Тепкнян. Директор по проектам в Болгарии АО АСЭ
В профессию я пришел по распределению, окончив в 1973 году Ереванский политехнический институт. Преподавательский состав у нас там был молодой, кафедра очень интересная – «Автоматизация теплоэнергетических процессов». Новое направление, новая аппаратура. А с четвертого курса часть нашей группы начала заниматься атомными станциями и атомными проблемами, и диплом писали по этой же теме. Я как староста группы имел право выбирать, куда идти. Выбор пал на строящуюся атомную станцию – Армянскую АЭС.
Сияние
Это было очень интересное время. Уже работали блоки Нововоронежской АЭС, только пустили первый блок Кольской. Армянская АЭС была третьей, работа на ней захватывала невероятно. Там были отделы капитального строительства и оборудования с соответствующими специалистами, а профессионалов-атомщиков не было, их начали набирать, как сейчас помню, приказом № 10. Так вот, ребята из нашей команды выпускников Ереванского и Одесского политехов были там первыми молодыми специалистами-атомщиками.
Нас бросили на подготовку к пуску пускорезервной котельной. Мы осуществили его, и нас направили на полугодовую стажировку в город Полярные Зори, на Кольскую АЭС. Там был жесткий график обучения – что называется, с самых азов. Я лично начинал с дежурного электрослесаря. Стажируешься, потом сдаешь экзамен, получаешь допуск, потом опять стажировка и опять экзамен. И все это время ходишь на смену как стажер.
Дополнительное испытание – полярная ночь. Поначалу было не понять, какое время суток. После начали ориентироваться по магазину в поселке: открыт – значит, день, закрыт – ночь. Но молодость есть молодость. Быстро привыкли. Помню, полярное сияние произвело особое впечатление.
В итоге я досрочно сдал все экзамены и меня назначили дежурным инженером смены. Получал хорошие деньги – полярные, премиальные: с ними получалось в два или три раза больше оклада. Сдал экзамены на начальника смены ТАИ, вернулся в Армению и уже активно включился в работу над первым блоком АЭС. За четыре месяца до его пуска меня назначили начальником лаборатории систем управления и защиты реактора (СУЗ). А подготовкой пуска второго блока я занимался уже в должности заместителя начальника цеха по пуску блока.
Нейтронный поток
Я был молод, а должность начальника лаборатории налагала огромную ответственность. Все было отдано этой работе. Самое яркое впечатление – когда детектор нейтронных потоков уловил первые щелчки. Я до этого три месяца практически дневал и ночевал на станции. И результатом был этот первый нейтронный поток. Это было нечто! Столько сил, энергии отдано – и вот физпуск произошел! Помогали, что называется, всем миром – тогда это было проще. Приехали на пуск специалисты с Нововоронежской, Кольской АЭС, много было профессионалов-энергетиков, которые, как и мы, прошли обучение в Полярных Зорях. И уже после нас многие опытные специалисты поехали пускать украинские и новые российские станции.
В 1982 году на АЭС произошел пожар. Вся аппаратура была отключена, оператор терял контроль над состоянием реактора. Сидели с манометром и передавали по связи оператору показатели давления и температуры. Справились, нормально вышли из этой экстремальной ситуации. Пожар потушили, а потом долго работали над восстановлением всего кабельного хозяйства. Из Москвы и с других станций к нам быстро подоспела помощь. А так серьезных ЧП больше не было.
Великие люди
Я был начальником СУЗ, когда к нам приехал академик Анатолий Александров. Он, конечно, произвел очень большое впечатление. И как человек, и как ученый. Мне поручили показать ему помещение и оборудование СУЗ и рассказать, как оно работает. Потому что Армянская АЭС была уникальной: ее построили в зоне высокой сейсмической активности, и там впервые применялись японские гидроамортизаторы, американские сейсмографы панелей. Нам приходилось с нуля придумывать, как это все установить. Было много ошибок, исправлений, доработок и так далее. И вот это все мне надо было рассказывать Александрову, светилу науки. Мне было тогда лет 25–26, я разволновался. И он мне говорит: «Сынок, ты рассказывай спокойно, ничего страшного…»
Доводилось работать и с Андроником Иосифьяном. Он был директором ВНИИЭМ и одновременно – первым вице-президентом Академии наук Армении. «Главный электрик всех ракет» – так о нем говорил великий ученый, конструктор Сергей Королев. К одной научной работе Андроник Гевондович привлек нашу группу с атомной станции. И тоже произвел неизгладимое впечатление. Он показал, например, фотографию 1946 года. Они тогда создали электровертолет, сфотографировались под ним, а фотографию отослали самому Сталину. Тот что-то написал на фотографии (не помню что) и вернул им. Или Иосифьян как-то спрашивает: «Уравнение моментов помните, ребята?» Мы тогда напряглись, замерли. В кабинете была доска во всю стену, метров семь, и он начал выводить на ней формулы, всю доску исписал. А было ему 82 года, на память все жаловался… Великие были люди.
Ни одной трещины
Как я уже говорил, Армянская АЭС была уникальной станцией, она остается таковой и сегодня. Когда в 1988 году произошло Спитакское землетрясение, я работал главным инженером ПО «Кавказатомэнергоналадка», созданном в 1986 году, и как независимый эксперт возглавил комиссию Самое яркое впечатление – когда детектор нейтронных потоков уловил первые щелчки. Столько сил, энергии отдано – и вот физпуск произошел! по проверке состояния станции. Буквально всю ее исследовали, по итогам написали отчет. Представляете, на ней не было практически ни одной трещины! Все оборудование отработало по штатной схеме, блок не отключился, потому что не достиг порога срабатывания защиты. Целые города были стерты с лица земли, а атомная станция продолжала работать.
Я считаю, что это прорывная технология, и мы до сих пор ею гордимся. А ведь сколько было хлопот с тем японским и американским оборудованием, о котором я говорил! Оно приходило без соответствующей документации, и нам нужно было вникать во все, действовать методом проб и ошибок.
Не обходилось без курьезов. Например, американский сейсмограф с функцией записи колебаний долго находился на складе, и то ли мыши, то ли крысы съели микросхемы, а чертежей не было. Получить эти чертежи из США тогда было невозможно: оборудование завозилось через третьи страны. Но мы все-таки запросили американского специалиста, потому что второй блок нужно было пускать (он и так запускался с задержкой). Из Штатов, разумеется, никто не приехал. Мы сели, разобрались, нашли аналоги. У нас тогда не было таких микросхем, и мы поставили транзисторы. Потом прибыл специалист из Европы. Он был поражен, увидев, что сейсмограф работает с громадными транзисторами: «Как вы смогли?» Также впервые на Армянской АЭС мы применили опытную систему внутриреакторного контроля, впервые использовали новые датчики контроля нейтронного излучения. Много чего мы там сделали впервые.
Атомные «копейки»
Мы организовали на Армянской АЭС автоклуб, устроили несколько раллийных соревнований в поселке при станции. Гоночных автомобилей у нас не было, каждый участвовал на своей личной, а почти у всех – «копейки». Но было очень интересно! Еще об увлечениях: несколько сотрудников у нас занимались альпинизмом – гор-то много в Армении, вот ребята и покоряли вершины. Хотя, конечно, львиную долю времени занимала работа и все, что с ней связано. Мне из-за работы даже пришлось бросить аспирантуру, тогда не защитился, а потом уже и не хотелось. Тогда же и условий таких, как сегодня, не было. Мои близкие хорошо относятся к моей профессии. Были опасения насчет излучения, но я их переубедил. В Армении вообще атомную энергетику воспринимают положительно. Ведь у нас своих природных энергетических ресурсов нет. И после землетрясения, когда блоки остановили, ощущалась нехватка электроэнергии. Железнодорожного сообщения с Россией нет до сих пор, единственным источником энергии стал газ, который шел по трубопроводу, но когда в 1990-х началась Карабахская война, газопровод начали взрывать. Не успевали накапливать резерв топлива. Электроэнергию давали в день на час-два, тогда как зимой в Армении морозы бывают суровы, доходит до минус 20–25, а в целом держится около минус 10. Пришлось вырубать буквально последние леса. И после того как в 1994 или 1995 году восстановили эксплуатацию второго блока, находившегося в законсервированном виде шесть с половиной лет, народ понял, что без АЭС не прожить. Сейчас «Русатом Сервис» работает над продлением ресурсов второго блока, и есть перспективные планы по сооружению нового блока.
Династия
Сын пошел по моим стопам, окончил Московский энергетический институт по специальности «Атомные электростанции» и сразу уехал в составе группы наладчиков на пуск первого и второго блоков Тяньваньской АЭС. Вернулся, работал в АСЭ, занимался поставкой оборудования. Потом окончил Академию внешней торговли, работал в Московском АЭП. Сейчас он в «Атомэнергомаше».
Дочка окончила Дипломатическую академию МИД, и ее отправили в Болгарию, потому что я там долго работал, семья жила в Софии, и дочка, помимо английского, свободно владеет болгарским языком. Когда она вышла замуж за армянина, ей сказали, что работать в качестве дипломата она уже не может. Она перешла в болгарское представительство АО «Русатом Сервис». Так что дочка тоже, я считаю, атомщик.
Если бы я не верил в безопасность атомной энергетики, я бы не уговаривал сына выбрать такую профессию. Так что в моей искренности трудно сомневаться.
Мы сделали очень большой скачок. Сегодня наши энергоблоки на Нововоронежской станции – это первое поколение «3+», потом пошли ленинградские блоки, потом белорусские. Это все поколение «3+». На сегодня это единственные блоки, на мой взгляд, которые отвечают всем современным стандартам безопасности, учитывают те требования, которые стали обязательными после событий на «Фукусиме». Я думаю, что перспективой для человечества будет атомная энергетика. Мы организовали на Армянской АЭС автоклуб, устроили несколько раллийных соревнований в поселке при станции.
Экологическая проблема – одна из серьезнейших в наши дни. Единственное, что может ее решить, – это атомные станции, которые не загрязняют природу. По поводу Армянской АЭС, станции практически первого поколения, мои родственники говорили: «Хватит, работаешь на атомной станции, там облучение, увольняйся!» А я им устроил эксперимент. Сначала включил датчик около атомной станции. Там «щелкунчик» стоял и щелкал потихоньку. Потом я повез родных в один из крупных городов Армении, где был большой химкомбинат. И они все были поражены, когда там датчик затрещал изо всех сил. Их по-другому невозможно было успокоить.
Конечно, никто не ожидал, что после Чернобыля произойдет такая катастрофа, как на «Фукусиме». Но это особый случай. Во-первых, старые блоки второго поколения, которые не прошли серьезной модернизации. Во-вторых, у нас сам подход к организации и эксплуатации несколько отличается от японского. Они все-таки превращают своих специалистов в некое подобие роботов, а мы готовим их совершенно по-другому, как думающих людей. Но главное – у нас предусмотрены пассивные системы безопасности, которые основаны только на законах физики, когда в критической ситуации блокируется действие и полностью исключается человеческий фактор, то есть ты уже не можешь воздействовать на работу систем защиты и при всем желании не способен навредить, потому что действие законов физики предотвращает катастрофу.
«Время первых»
Сегодня отличие наших проектов, например, в том, что мы можем удержать расплав активной зоны и не допустить его растекания и выброса наружу. Это я считаю очень серьезным достижением. И сейчас многие зарубежные компании работают над этим, они тоже хотят сделать ловушку для расплава активной зоны. Поэтому я сыну и сказал: «Ты пойми, будущее за атомной энергетикой, за мирным атомом». Даже если наступит новый малый ледниковый период или, наоборот, реки пересохнут, эта отрасль будет работать. А самое главное, что отработанное ядерное топливо является не столько отходами, сколько источником будущей энергии, и со временем наука найдет ему эффективное применение.
Да, немцы большинство старых станций закрыли, новые строить пока не будут. Но им уже сейчас придется платить за выбросы. Россия сегодня, наоборот, продает чистый воздух, мы экономим, у нас выбросов нет, и свои квоты мы можем продать другим странам. А Германия, которая раньше была чистая по выбросам, уже на пределе. Но если этот процесс у них затянется, их старые специалисты-атомщики уйдут, а новых учить будет некому. А у них очень классные профессионалы прежней закалки, и, кстати, они были поражены, когда мы «Бушер» пустили. Они не верили, что мы это сделаем.
Каких-то серьезных препятствий для развития атомной промышленности я не вижу. Мы строим новые блоки внутри России и за рубежом. Кто еще это делает, какая компания в мире? Никто. Машиностроение работает, блоки строим, пускаем. Так что повторю: не вижу особых барьеров для совершенствования отрасли. Наоборот, по-моему, очень сильный скачок совершается. Есть, конечно, кадровые риски. Специалистов не хватает, стало значительно меньше профессионалов – сказывается переходный период после развала Советского Союза. Из сокурсников сына после защиты диплома примерно лишь треть пошла работать по специальности, да и то практически все они – дети атомщиков. И многие до сих пор, получив такое серьезное образование, уходят в бизнес, в другие высокооплачиваемые сферы. Я думаю, это и будет главной проблемой развития отрасли, которую нужно решать уже сейчас.
2012 г.
Виктор Крушельницкий «О тонкостях “иностранной” деятельности»
Виктор Николаевич Крушельницкий. Заместитель генерального директора – главный инженер по проектированию АО «Атомэнергопроект» с 2006 по 2011 год
Я считаю, что сами по себе личные воспоминания не имеют смысла, если они касаются только какого-то отдельного человека и не полезны для других как пример или предостережение.
Моя профессиональная деятельность сложилась так, что я много поработал на зарубежных объектах и с иностранными специалистами. А поскольку важной задачей Госкорпорации «Росатом» является строительство АЭС за рубежом, хочу поделиться своим опытом в этой сфере, который, надеюсь, будет полезен моим коллегам при взаимодействии с иностранными специалистами и поможет сделать сотрудничество более эффективным.
Смотри на меня и дели пополам
Моя «иностранная» деятельность началась с работы на строительстве тепловой электростанции в Югославии. Я был направлен в группу советских специалистов как проектировщик. Советская сторона проектировала станцию и поставляла оборудование, а югославы строили. Случилось так, что строительство в какой-то момент стало тормозиться. Начали выяснять причины. Оказалось, что рабочие, прокладывавшие кабели, затягивают процесс, желая работать дольше (вероятно, тогда были трудности с работой). Это срывало сроки. Для выхода из положения я подкинул руководителю этих работ идею: собрать ударную бригаду из четырех человек (я, он и пара надежных ребят), а остальным предложить следующий расклад: наша бригада за один рабочий день выполнит определенный объем по прокладке кабелей, а от них потом все время будут требоваться показатели в два раза меньше нашего. И они согласились. Так мы пахали в этот день, как звери, понимая, что с таким бешеным темпом все время работать невозможно, а с меньшим в два раза – можно, и это будет оптимально. И дело пошло на лад. Слухи о нашей работе распространились по всей стройке, и, что удивительно, скорость повысилась и на других фронтах работ. Мой совет молодым коллегам: проявляйте инициативу и становитесь примером, но знайте, что для этого надо обладать знаниями и опытом. И тогда это поможет вам в делах и карьере.
Югославы очень уважительно относятся к специалисту, обладающему не только знаниями и мастерством, но еще и хорошими человеческими качествами. Приведу пример. Мне нужно было поговорить с пожилым опытным югославским работником, и я спросил у его коллег, как лучше к нему обратиться: товарищ или господин. «Обратись к нему “мастер”. Это будет елеем на его душу», – сказали мне. Молодые коллеги! Старайтесь накопить знания и мастерство, будьте доброжелательны. Уважение за это будет помогать и служить вам всю жизнь.
Хороший вопрос!
В 1970 году я был направлен экспертом в группу советских специалистов в Индии для обучения индийских коллег проектированию электростанций. Меня представили индийцам, выделили кабинет и переводчика, и я стал ждать их специалистов на консультацию. Прошло несколько дней, но никто ко мне не приходил. Я стал выяснять причину этого у переводчика, и он мне сказал: «Мистер Крушельницкий, они знают, что ваша зарплата 450 долларов, а у других иностранных специалистов – 5000 долларов. Так к кому они будут ходить? Ведь больше платят лучшему». Я стал думать, как изменить ситуацию.
К счастью, однажды я узнал, что у них возникла проблема. Они спрашивали у иностранных экспертов величины расстояний между фазами и до внешних объектов для токоведущих частей высокого напряжения. Все опрошенные предлагали величины, принятые в их странах, и все показатели были разные. Когда индийцы попросили показатели для их страны, никто не смог предложить ничего конкретного. Хорошо, что я помнил теоретические основы этого предмета, поэтому просто рассчитал величины для Индии, учтя даже змей, птиц и обезьян. Испытания подтвердили мои расчеты. И после этого народ пошел ко мне, как говорится, валом. Так что, молодые коллеги, изучайте теоретические азы вашего дела. Это выручит вас в трудную минуту.
Приведу несколько особенностей индийских специалистов. Многие из них пользуются гороскопами на каждый день, верят им и руководствуются ими в работе. Поэтому может случиться так, что вы ждете от индийца быстрого результата, а его нет. Это может означать, что по его гороскопу эти дни неудачны, и он ничего не будет делать. Не волнуйтесь, а терпеливо ждите, так как ничего изменить нельзя.
Если вам задали вопрос, не отвечайте сразу. Этим вы обидите спрашивающего, показав, что он якобы не знает элементарных вещей, и станете в его глазах несерьезным и даже легкомысленным человеком. Нужно сказать, что это сложный вопрос и вам надо подумать. Тогда ситуация в корне изменится. Собеседник будет доволен собой и высокого мнения о вас. Недаром и на Западе все начинают свой ответ словами: «Хороший вопрос».
Индийцы очень недоверчивы. Любой текст общего документа они всегда перепишут по-своему, опасаясь подвоха. Не настаивайте на своей формулировке и, проверив их редакцию, принимайте. Иначе ничего не выйдет.
Во время сложных и острых переговоров они могут осуществить эффектный «трюк», покинув переговорную и даже хлопнув дверью. Не пугайтесь и опять-таки ждите, вооружившись терпением. Если попытка шантажа не удалась, через некоторое время они вернутся и продолжат переговоры, как будто ничего не случилось. Ведя сложный диалог, не смотрите собеседнику в глаза, так как многие из восточных людей обладают способностью по взгляду и мимике определить, можете ли вы еще в чем-то уступить или это ваша окончательная позиция.
Иранцы требуют к себе подчеркнуто уважительного отношения. Если заметят хоть какое-то пренебрежение, вас будут игнорировать и презирать. И контакта не получится.
Иранцы вначале тщательно проверят вас на компетентность и особенно на честность. И если вы пройдете их «тест», с вашим мнением будут считаться и доверять ему, а к вам станут относиться с глубоким уважением. Даже в спорах между собой они всегда стараются узнать, что думает по этому поводу уважаемый ими российский специалист и, как правило, склоняются к его мнению.
Уважать и удивлять
Опять-таки пример. В Иран прибыла делегация «Росатома» во главе с заместителем министра – выбирать российский проект для Иранцы требуют к себе подчеркнуто уважительного отношения. Если заметят пренебрежение, контакта не получится. дальнейшего развития атомной энергетики Ирана. Рассматривалось два проекта: санкт-петербургский и московский. Руководство «Росатома» по каким-то соображениям предлагало питерский вариант. Меня на переговоры не пригласили, и когда иранцы заметили мое отсутствие, то предложили перенести встречу. Тогда за мной послали машину. Иранцы попросили меня высказать свое мнение по проектам. Я порекомендовал московский как более экономичный и отличающийся более высоким уровнем безопасности. Иранцы дипломатично поблагодарили за информацию и сказали, что обсудят у себя оба кейса. На следующий день они сообщили, что принимают московский проект. Молодые коллеги, не бойтесь высказывать свое мнение. Если вы уверены в своих знаниях, берегите свою инженерную честь, не поддавайтесь конъюнктурным соображениям, будьте стойкими. Это всегда заслуживает уважения.
В ходе сотрудничества западные партнеры пытаются выведать у нас всю информацию, особенно коммерческую тайну. Иногда наши специалисты, желая показать себя, полностью открываются и передают все – вместо того чтобы ответить, что это ноу-хау и за него надо платить. Эту ситуацию надо в корне менять.
А западные фирмы зачастую направляют на переговоры не специалистов, а менеджеров, которые только собирают вопросы и обещают ответить письменно. Направлять профессионалов высокого класса не хотят, так как, в свою очередь, тоже боятся утечки важной информации. И начинается долгая переписка с недопониманием, ошибками в переводах, в итоге все затягивается до бесконечности. Надо не принимать менеджеров, а настаивать на приезде специалистов, это оптимальный вариант.
2020 г.
Ирина Есипова «„Белене“: тендерный цейтнот»
Ирина Феликсовна Есипова. Генеральный директор Центра развития коммуникаций ТЭК, советник Министра энергетики РФ по развитию связей с общественностью и СМИ, пресс-секретарь Минэнерго России с 2008 по 2012 год, пресс-секретарь АО АСЭ с 2005 по 2008 год
Для участия в тендере на сооружение АЭС «Белене» специалисты ЗАО АСЭ несколько лет готовили проект и тендерную документацию. В Софии должна была состояться церемония передачи этой документации членам тендерного комитета.
Это была интересная ситуация, прямо как в триллере. Я только пришла работать в компанию и не все знала о проекте. Поэтому для меня треволнения начались с того, что мне надо было в кратчайшие сроки перелопатить кучу информации о проекте, о тендере, о нашей компании, о наших 150 подрядчиках, о нашей атомной отрасли, подготовить пресс-киты и затем это все распечатать, упаковать в фирменные папки и раздать журналистам, которых было аккредитовано на церемонию передачи документации человек двести. То есть моей задачей было полное информационное сопровождение этого мероприятия.
Накануне торжественной церемонии, на которой должно было состояться вскрытие конвертов участников тендера, передача документации и объявление цены, мы с Виктором Васильевичем Калугиным выехали в Софию. Я тогда была единственной сотрудницей пресс-службы АСЭ. Сидела в нашем болгарском представительстве и раскладывала 200 экземпляров по страницам. На столе эта гора бумаги не умещалась, и я расположилась на полу. Весь пол был усыпан этими распечатками, и я в них копалась, как ежик. Все, кто входил, беспокоились за мой рассудок. Мол, да, не все сотрудники выдерживают… А цейтнот был всеобщий.
«Ядерный чемоданчик»
В 12 часов ночи мы встретили в аэропорту Владимира Владимировича Парыгина. Он был, как всегда, элегантен, подтянут. В руке – металлический чемоданчик. Не хватало только стальной никелированной цепочки и наручников. Мы говорим: «Владимир Владимирович, номер для вас забронирован, можно ехать в гостиницу». Он отвечает: «Нет. Я этот чемоданчик в номере не оставлю, здесь очень важная документация, здесь наша формула цены, достаточной цены проекта, очень важная информация, которая не подлежит разглашению, и я очень беспокоюсь за нее. Поэтому поехали в посольство». Отправились в посольство, Владимир Владимирович оставил там свой «ядерный чемоданчик» (мы это так назвали).
Отправляемся в гостиницу, прощаемся. Виктор Васильевич говорит: «Ира! Завтра встречаемся в 9 часов утра. В спокойном режиме в 9 выедем, в 10 будем в офисе, до 12 времени достаточно».
«Японский метод»
В 8 часов утра во время завтрака мне звонит Виктор Васильевич и говорит: «Ира! Срочно спускайся вниз. Сейчас за тобой приедет Ваня Галата». – «А что случилось?» Он, тоном врача: «Ничего страшного не произошло, но ты спускайся». Я думаю: «Точно что-то произошло».
Надо сказать, процедура передачи тендерной документации – это не то что взял и передал, а очень длительный, трудоемкий процесс. Все документы – общим весом три с половиной тонны – постепенно, двумя рейсами, доставлялись в болгарское представительство. Там они переводились на болгарский и английский языки, подчищались, редактировались, структурировались, паковались в коробки, перевозились в НЭК – Национальную электрическую компанию, то есть работа в болгарском офисе шла колоссальная. В болгарском представительстве «Атомстройэкспорта» был создан оперативный штаб, где концентрировалась вся техническая мысль компании.
Несколько месяцев туда свозили документы, потом все это долго обрабатывалось. Мы туда-сюда ездили, представители НЭК налаживали связи со всеми аудиторскими компаниями, а я заодно устанавливала контакты с журналистами. В общем, это был жесткий, систематизированный процесс. В офисе стояла огромная доска, на которой Володя Кухто нарисовал план перевода этих документов, их передачи, и все работали в соответствии с этим планом. Зачеркивали, заштриховывали отработанные клеточки. Очень классная система, между прочим, японский метод – технология комплексного контроля и управления качеством. Она позволяет отслеживать, как продвигается решение поставленных задач, выделять из множества факторов, влияющих на качество, главные и отрабатывать их, учитывая взаимосвязь факторов, чтобы, воздействуя на один из них, предвидеть изменение других и так далее.
Исторический экскурс: в 1924 году в Bell Telephone Laboratories (ныне корпорация AT&T) были созданы основы статистического управления качеством. Это были разработки контрольных карт, первые понятия и таблицы выборочного контроля качества, положившие начало статистическим методам управления качеством, которые впоследствии получили широкое распространение в Японии и оказали весьма существенное влияние на экономическую революцию в этой стране.
Когда я приехала, все жаловались: «Аа-ааа! Нас тут замордовали этим японским методом!» Но все были очень воодушевлены, желали победить, старались, и у всех был боевой настрой и эмоциональный подъем.
Так вот, на той церемонии передавалась обобщающая документация, описание документов и так далее. Словом, содержание кейса Парыгина – «ядерного чемоданчика». Передача тендерной документации была очень ответственным моментом в процессе подготовки к тендеру. Толпы журналистов, телекамеры, фотовспышки, пресс-брифинг. Потом – дипломатический прием, куда приглашаются все участники: наши конкуренты, представители правительства Болгарии, министерства, российских и болгарских компаний. Все это должно было состояться вечером, а сама процедура походила на протяженное шоу. Однако на самом деле все было очень строго, как на боксерском матче: опоздал, не пришел – засчитывается поражение.
Министр задерживается
И, естественно, на эту церемонию должен был приехать президент «Атомстройэкспорта» Сергей Иванович Шматко, чтобы со всей своей командой торжественно передать тендерную документацию болгарскому заказчику.
Возвращаясь к звонку в 8 утра: я вышла в холл гостиницы, сижу, жду и думаю: «Так, что же могло произойти?» Вбегает Ваня Галата – в черном плаще, как «ужас, летящий на крыльях ночи». Он еще высокий такой, шагает быстро, широко. Видит меня и кричит: «Родина в опасности, а ты здесь прохлаждаешься?! Быстро за мной!» Я на каблуках, что называется, «Семен за Ванькой». Вы бегаем на улицу, садимся в машину, я говорю: «Ваня! Что случилось?» Он лишь: «Тебе все Виктор Васильевич объяснит». Вбегаем в посольство, там нас встречает Калугин. «Виктор Васильевич! Что случилось?» Он мне: «Все в порядке, все в порядке». Он же всегда такой: само спокойствие, да еще и улыбается. «Ты знаешь, – говорит, – двоих гавриков нет». Президент «Атомстройэкспорта» еще не прилетел в Софию…
Но мало этого – всю церемонию сдвинули на два часа раньше! И оказалось, что тендерные документы мы должны привезти в 10 часов утра, а не в полдень. А церемония передачи, которая должна была состояться в 14:00, соответственно, перенесена на 12:00.
И вот мы узнаем об этом только в 8 часов утра. Российская делегация должна была прибыть утром внутренним авиарейсом, но его отменили. Шматко вместе с командой вынужден был лететь через несколько стран. Предпоследняя посадка была в Мюнхене. Передали, что он точно будет в Софии, но стопроцентно не успевает на передачу тендерной документации. Но может успеть на запланированный дипломатический прием в 17:00. Что делать?! Члены российской делегации, думая, что передача документов состоится в 14:00, разбрелись по прекрасной Софии и практически «бросили» Парыгина на произвол судьбы. Тем не менее он успел примчаться в посольство, все там организовать. Сработали оперативно, эффективно, и в 10 часов утра все документы были переданы в НЭК. Первый тайм отыграли.
Теперь нам нужно было собрать нашу делегацию, которая могла бы на церемонии представлять российскую сторону. Есть Парыгин, Володя Кухто. «Так, кто же у нас есть еще?» – думали мы с Виктором Васильевичем. Ага, Лунев, эксперт из Курчатовского института. Срочно звоним ему: «Вы где находитесь?» – «Я гуляю, а что такое?» – «Срочно в НЭК, бегом!» – «А что случилось?» – «В 12 часов церемония передачи документации!» – «Да вы что!?» – «Бегом-бегом!»
Таким образом всех в быстром темпе разыскали, причем очень рассчитывали, что будет посол Потапов. Он не пришел, объяснил по телефону: «Вы знаете, я в гипсе. Наверное, не приду. Это все-таки дело компании, посол чешский не придет, и я тоже тогда не смогу прийти. Так что вот, извините, пожалуйста».
Зато пришел торгпред Александр Павлович Томилов, слава тебе господи! И в итоге мы выглядели достаточно хорошо, представительно. Документы уже находились в НЭК. Все шло по плану. Офисы «Атомстройэкспорта» и НЭК находились не очень далеко друг от друга, и поэтому мы выехали в 11:45. То есть ехать максимум десять минут, но всем сказали, чтобы приезжали хотя бы на пять минут пораньше…
Ничто не предвещало пробок, но мы-таки в пробку попали! Без десяти, без пяти двенадцать, а мы стоим на этой маленькой болгарской улочке, красивой такой, вымощенной булыжниками, и не знаем, что же делать, потому что впереди куча машин. Осталось буквально несколько минут, НЭК за поворотом, никто не едет, и выйти нельзя, потому что если пешком, то опоздаем, это бегом минут десять. И тут отлично сработал Ваня Галата. Вышел из машины, подошел к водителям, что-то им сказал, одного загнал на левый тротуар, другого на правый, ты, мол, сюда, вы туда… Разрулил ситуацию. И мы тихонечко, как говорится, огородами, бочком-бочком вырулили и через три минуты стояли у НЭКа.
Мы с Виктором Васильевичем похватали из багажника пресс-киты (весь багажник был забит пакетами с материалами для прессы) и побежали. На месте уже толпа журналистов, быстро с ними поздоровалась. Смотрю, стоят чехи с одной стороны, наши – с другой. Впереди стол. И через две минуты, ровно в полдень, церемония началась.
Ключи от тендера
Сначала выступили болгары. Представители НЭК с их стороны сказали, что здесь присутствуют два основных претендента на участие в тендере: чешская «Шкода» и российский «Атомстройэкспорт». Чехи представлялись первые. Они вышли очень театрально, с красивеньким кейсом. Было такое впечатление, что они еженедельно участвовали в этих тендерах. Два человека, архитектор и какой-то начальник, как фокусники, поставили чемоданчик, раз – открыли его. Вытащили оттуда другой, поменьше. Показали его всем, что, мол, нет никакого подвоха, открыли этот второй чемоданчик, демонстративно достали конверт. Из него вытащили ключик. Открыли ключиком другой саквояж, и уже там оказалась тендерная документация, на пакете было написано: «Шкода». Передали болгарам, пожали руки. Прекрасно, одним словом, выступили.
Настала наша очередь. Выходят Владимир Владимирович Парыгин и Володя Кухто. У Володи наша картонная коробка, обклеенная скотчем, с логотипом «Атомстройэкспорта». Он достает оттуда документы, спокойно передает. Естественно, болгарская пресса, которая очень падка на всякий ажиотаж, раздула из-за этих коробок скандал и чуть ли не мировую сенсацию. Потому что переводчики где-то перевели «коробки» как «бумажные пакеты», и покатилась волна в СМИ.
Притча во языцех
Но надо знать Болгарию. Тихая, уютная страна, где событие такого масштаба действительно воспринимается как вселенское. Мы взбаламутили всю Болгарию новым проектом атомной станции «Белене», это стало центром внимания всех средств массовой информации. А о чем там еще говорить? Практически не о чем. Соору жение атомной станции – единственное крупное событие за много лет, притча во языцех, главный элемент, основной инструмент PR-позиционирования всех местных депутатов и влияния на умы людей, на массовое сознание. Используя АЭС, зеленые добиваются своих целей, красные – своих. Станция представляется первыми с одной стороны, вторыми – с другой, экологами – с третьей. Ее можно представить как угодно, и этим все пользуются. Это действительно очень яркий элемент политической конъюнктуры в Болгарии, и если бы «Белене» не было, то наверняка им было бы скучно жить. Ну а если серьезно, то АЭС «Белене» могла бы сделать Болгарию главным экспортером электроэнергии на Балканах. А это очень поддержало бы страну экономически.
В тот день после передачи документации прошла пресс-конференция. В 16:00 я побежала в наше представительство, мы выпустили пресс-релиз. После этого был организован вечерний прием и фуршет в отеле «Хилтон». И все думали: «Ну, приедет Шматко или не приедет?» Потому что коктейль был частью действа, большого события, на которое были приглашены статусные персоны. Именно они должны были принимать решение о победителе. Присутствовали практически все, кто утром был на передаче документов, журналисты в том числе. И все очень ждали прибытия нашей команды. Сергей Иванович прилетел к 17:00 и прямо с самолета – в «Хилтон».
В красивом зале мы поставили флаги. Был небольшой камерный ансамбль, фуршет, разносили шампанское… Но хочу сказать, все это было организовано на ходу, экспромтом. Изначально никто не договорился о конферансье, и мне пришлось вести вечер. Причем об этом я узнала в начале приема. Что делать – непонятно. Ну, Шматко прилетел. И что дальше? Кого мне здесь искать? Как это все разруливать? Подхожу к микрофону, объявляю о начале торжественной части, об открытии вечера, представляю Шматко и нашу команду (кстати, посол Потапов на вечеринку пришел). Торгпред Томилов тоже был. И я начинаю каждому давать слово: сначала Шматко, потом послу. Потапов выступил хорошо, за ним был Томилов, представители Курчатовского института, практически все наши партнеры. Несколько слов сказали представители финнов – фирма «ИВО» консультировала болгар во время тендера. Все прошло прекрасно. Пресса была довольна тем, что Сергей Иванович дал интервью. Он вообще жуткий перфекционист и нацелен всегда только на отличный результат, больше ни на какой. Поэтому никогда пятерок не ставит, только четверки, и говорит: «Я оставляю всегда лаг такой для развития, чтобы можно было стремиться к большему».
Все прошло хорошо благодаря той команде, которая была в «Атомстройэкспорте». Потрясающие люди, с которыми я работала и у которых многому научилась, были основой всех побед АСЭ.
Из истории проекта АЭС «Белене»
Строительство АЭС «Белене», двух блоков с ВВЭР-1000 (проект В-320), началось в 1984 году, еще во времена СССР. К 1991 году на площадку АЭС было завезено оборудование – полностью для первого блока и частично для второго. Реализация проекта шла по плану, пока в Болгарии не начался переход на рельсы демократии. Сначала проект был заморожен, а в 1991 году остановлен в связи с его «ненужностью и опасностью для окружающей среды и протестами общественности». Еще через два года по предложению Союза демократических сил (СДС) в Болгарии был введен мораторий на ядерную энергетику и строительство ядерных сооружений. Однако после остановки четырех из шести блоков единственной в стране АЭС «Козлодуй» в Болгарии начал ощущаться дефицит электроэнергии. В 2005 году проект «Белене» был вновь объявлен объектом национального значения, и тендер на его строительство выиграл «Атомстройэкспорт». Соглашение о сооружении АЭС было подписано 29 ноября 2006 года. В 2007 году российский проект признан соответствующим всем европейским техническим требованиям к станциям с легководными реакторами нового поколения. В январе 2008 года стороны подписали четыре двусторонних контракта в области энергетики, в том числе и по строительству АЭС «Белене». Старые корпуса станции были демонтированы и на их месте возведены новые. «Атомстройэкспорт» разместил заказы на изготовление оборудования с длительным сроком производства (корпус реактора, внутрикорпусные устройства, парогенераторы и так далее) общей стоимостью около миллиарда евро на российских заводах. Однако после прихода к власти в республике партии ГЕРБ («Граждане за европейское развитие Болгарии») в 2012 году правительство приняло решение заморозить проект. В 2013 году в стране прошел национальный референдум по судьбе АЭС «Белене». На вопрос «Должна ли развиваться атомная энергетика в Болгарии посредством строительства новой атомной электростанции?» положительно ответили 61,5 % проголосовавших. Решение референдума не было юридически обязательным, и Народное собрание Болгарии, рассмотрев вопрос о строительстве АЭС, 114 голосами депутатов против 40 приняло решение об отказе от реализации проекта. По решению арбитражного суда при Международной торговой палате в Женеве, куда обратился АСЭ, сумма задолженности Национальной электрической компании Болгарии (НЭК) за отказ от сооружения АЭС «Белене» составила 601,6 миллиона евро. В 2016 году НЭК полностью погасила свой долг перед «Атомстройэкспортом».
