Вольные: цена свободы

Она побрела на восток, к торговым улочкам, молясь Сиятельной, чтобы та не оставила ее. Город проснулся: фонарщики карабкались по приставным лестницам, гася фонари, по мокрой брусчатке улиц сновали экипажи, тянулись зевающие прохожие, поглядывающие на нее с опаской. А еще пахло свежим хлебом и – особенно сильно, так, что желудок болезненно сжимался в предвкушении – сдобными булочками с сушеной клюквой и сахарной помадкой, теми самыми, которыми славился на всю страну Шилон. И только сейчас, проходя мимо витрин, Милиа увидела собственное отражение с всклокоченными темно-русыми волосами и запекшейся чуть выше виска кровью. Она торопливо натянула свою бархатную накидку, уже почти не греющую, ниже, чтобы та прикрывала рану.

Ей повезло: ювелирная мастерская нашлась почти сразу же. Но пожилой хозяин, повертев браслет в тонких узловатых пальцах, покачал головой:

– Простите, госпожа, но я никак не могу принять его.

– Что? – сердце пропустило удар. – А как же…

– Это подделка, – заявил он категорично и брезгливо держа его двумя пальцами, будто червя, вернул браслет обратно.

– И что же мне делать? – прошептала Милиа, чувствуя, как в глазах темнеет, а пол уходит из-под ног.

– А мне почем знать? – равнодушно пожал ювелир плечами и, развернувшись, ушел за занавеску, отделяющую мастерскую от крохотного помещения, где он принимал посетителей.

Глава 3

Глава 3

Горе сеющим семена неправды,

ибо взойдут они и порослью своей

затмят солнце.

(Глас Шанти, Наставление о чести)

Голоса сливались в неразборчивый монотонный гул. Духота, пронизанная вонью горелых шкварок, людского пота и кислого пива, клонила в сон. Кимер осоловело уставился взглядом на дно пустой глиняной кружки, стыдливо прикрытой ошметками пены. Третья? Или четвертая? Он сбился со счета. Да и какая, к Маару, разница?

Подозвал разносчицу. Однако, вместо нее подошел сам трактирщик.

– Давай еще, – промычал Кимер, постучав по столешнице ладонью.

– Иди-ка ты… домой, служитель, – склонившись над ним, сквозь зубы процедил мужчина.

– Гонишь? – криво усмехнулся он.

– Оглядись. Как ты им всем в глаза завтра смотреть будешь?

Кимер захохотал. Громко. Басисто. Уже и икота вцепилась в нутро, и слезы полились из глаз, а он все никак не мог остановится. Не было ему нужды поднимать взгляд на людей – за десятки лет в храме служитель изучил их вдоль и поперек. Кимер знал, что он там увидит.

Презрение. Отвращение. Стыд – не за себя, лакающих то же самое теплое вонючее пиво, а за него.

– Что? – отсмеявшись и утерев широкой ладонью слезы, громогласно, как привык на службе, спросил он заплетающимся языком. – Думаете, вы… лучше меня? А?

В зале повисла тишина – лишь с кухни доносилась вялая перебранка.

– Сидите тут… а завтра придете ко мне – беленькие, чистенькие… просить благословения… – все больше и больше распалялся Кимер, брызжа слюной. – А сами-то! Сами!

– Ты же клятву Златокудрой давал, – наконец, тявкнул кто-то из угла.

– Давал, – ухмыльнулся он, а потом широко развел руками, смахнув кружку со стола – та, тихо звякнув, раскололась на черепки. – Только все… нет больше вашей Богини. Не-е-ету!

В зале сначала робко, будто ворчание далекого грома, а потом все громче и громче стали возмущаться.

– Гони его в шею, Марин!

– Жрецы совсем распоясались.

– Пьянь подзаборная…

Кимер прикрыл глаза и блаженно улыбнулся. Как же он устал. Изо дня в день продолжать вранье. Делать вид, что все в порядке, что мир живет прежней жизнью. Но сейчас он положит конец этой игре.

***

Это была дневная служба. Кимер натянул ризу, плотно облепившую тело, с досадой покачал головой. Надев остальное облачение, коснулся лбом знака Сиятельной и вышел к алтарю. Нутро жгло от съеденной тушеной капусты, а во рту стояла горечь. Ведь знал же, что так будет, а все равно не удержался – да еще и миску вылизал.

Прихожане уже ждали его. Мать с трепетом прижимала к груди младенца, что-то нашептывая тому, а отец… Отец смотрел на него так, словно от служителя зависело, какое имя будет даровано Златокудрой. Кимер прямо на ходу привычно осенил их благословением и, достав из глубокого кармана потертый требник, повернулся к родителям спиной. Пожалуй, именно это его и спасло позже, когда все произошло.

Служитель зачитал отрывок из Писания, несколько молитв, окропил крохотные слюнявые губки соком канаго, смотревшемся чужеродно на лице ребенка и вернулся к Пламени.

– Златокудрая Тэли, яви нам свою милость. Даруй чаду сему имя и возьми нить судьбы его в свои Сиятельные длани, – пропел Кимер, с удовольствием вслушиваясь в эхо собственного голоса, загудевшее под сводами храма, и уставился в белые лепестки священного огня.

Мгновение. Еще одно. Пламя не отозвалось. В смятении служитель повторил моление шепотом, но богиня, словно издеваясь, молчала.

Ужас захлестнул с головой. За что? Почему Златокудрая не отвечает ему? Где он оступился? Но времени на размышления и самокопание не оставалось – Кимер уже затылком чувствовал, что родители подозревают неладное. Слава Сиятельной, они не видят его лицо.

«Что делать? Давай же, думай!» – лихорадочно соображал он, пытаясь найти выход из ситуации. – «Имя. Всего-то и нужно – дать ему имя. Никто и не заметит подвоха! Никто не узнает, что оно не настоящее».

Служитель начал перебирать имена в голове, стараясь найти более благозвучное, пока не прошиб холодный пот – кто завернут в пеленки? Мальчик или девочка? Все младенцы выглядят на одно лицо, что бы там их родственники не говорили. Хоть бы на этот раз неспособность различать эти морщинистые мордашки его не подвела!

– Визна! – голос дал петуха.

Кимер, не чувствуя под собой ног, медленно обернулся. Родители ребенка с тревогой смотрели на него.

– Визна, – уже громче повторил он, молясь самому Виару, раз уж Златокудрая глуха к его просьбам, чтобы это оказалась девочка.

Мать младенца с улыбкой громко выдохнула, а муж ее, чем-то недовольный, поджал губы и что-то шепнул на ухо супруге. Сухо поблагодарил служителя, и они оба покинули храм, торопясь сообщить имя ожидающим снаружи родственникам – на обряд Наречения допускались только родители или опекуны.

А вечером… Вечером Кимер уже был готов. Когда-то, много лет назад, на рассвете своего служения, он нарекал Эстира. Теперь мальчик, который, казалось, еще недавно, носился по улице, играя в литос со сверстниками, вырос в статного юношу, готового к обряду Сочетания. Отец его, счетовод, слыл человеком суровым, замкнутым, а вот мать… Тириса торговала в мыльной лавке и, скучая – днем туда редко захаживали – с удовольствием включилась в беседу со служителем. Да, дети быстро растут. Да, сынок у нее славный, учится у аптекаря – Златокудрая избрала для него добрый путь. Ах, конечно, и зазноба есть – дело-то молодое. Зовут как? Митея.

Нужно было видеть глаза Эстира, когда Кимер, вглядываясь в немое Пламя, провозгласил это имя во время обряда. Мальчишка сиял, словно начищенный до блеска знак Тэли.

Служитель соврал и на следующий день, на Наставлении – судя по разочарованной веснушчатой мордашке, неудачно. И через день. Городишко был небольшой: всего два храма – по обе стороны от реки Келеи, узкой и петляющей, словно узоры вышивки на ризе, да крохотная часовня Виара на кладбище. Потому большинство прихожан Кимер знал и в лицо, и по имени. С каждым разом у него получалось лгать проще и складнее, а душу все реже терзали муки совести. Однако…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.