скачать книгу бесплатно
Предназначение
Анжелика Демидова
«Предназначение» – повесть о поиске своего места на Земле. У героини было всё, но не было себя. Она потеряла смысл жизни и не могла понять, для чего она живёт. Внезапное знакомство с пришельцем резко изменило жизнь героини. Удалось ли ей обрести себя и найти своё предназначение? Постмодернистское разностилистическое повествование в жанре бытовой фантастики даст ответ на заданный вопрос. В произведении используются цитаты из Библии.
Анжелика Демидова
Предназначение
1 глава
Сознание мутно возвратилось к ней. Она тихо застонала и попыталась осмотреться. Кругом тёмная, наводящая ужас вода, впереди серая мужская фигура, уткнувшаяся носом в лобовое стекло моторки, одетая в толстую куртку и лохматую ушанку из-под которой развевались пряди спутанных смоляных волос. Рядом с ней устроился какой-то усатый ускоглазый мужик в старой замасленной фуфайке. Ей стало не по себе от своих соседей.
– Чё, деваха, пришла в себя? – шевельнул усами рядом сидящий. – Мы это, как его, нашли тебя возле дороги. Валялась ты, как мешок с песком. Если б не мы, сдохла бы, наверное, была бы твоя душенька уже где-то там, – он ткнул пальцем в мрачные тучи, лениво ползущие сверху. – Метнулся от тебя какой-то чёрный. Шут его знает, толь мужик, толь кто, не разобрали мы.
Этого чёрного она не забудет всю жизнь, ведь он в неё бесцеремонно ворвался, утверждая, что является пришельцем. Он нашёл её в ресторане, где она в свой обеденный перерыв пила флэт уайт и ела рибай, который всегда готовили к её приходу. Она с наслаждением жевала стейк и в это же время мучительно размышляла о своём предназначении на Земле.
И тут-то появился незнакомец. Он зашёл и сразу устремился к её столику, усевшись в свободное кресло, вздохнул, искоса на неё поглядывая:
– Такие красавицы на Земле, у нас подобных нет. Ида, ты уникальна. Ты даже красивее Елены Троянской.
Она отвернулась к окну, проигнорировав его взгляд. «Ещё мне сумасшедших знакомых не хватало, надо от него избавиться», – помрачнела она и даже не удивилась, что он назвал её по имени.
– Не надо от меня избавляться, давай просто дружить. Я с другой планеты.
– Тебе барашка не нарисовать? – съязвила Ида.
«Хотя вряд ли он меня поймёт», – тут же подумала она.
– Барашек пусть останется там, где его поместили, а я прилетел за тобой.
«Телепат что ли? – сдвинула Ида миндальные чуть широковатые брови над большими голубыми открытыми глазами.
– Да, я читаю мысли, но это неважно. Я прилетел забрать тебя. Ты предназначена для меня.
«Ненормальный какой-то», – дожёвывала Ида последний кусок рибая, уставившись на незнакомца. – Как бы мне от него отделаться?»
Но отделаться от него ей так и не удалось. Он прицепился к ней и шёл по пятам по осеннему асфальту, шурша берёзовыми листьями, пока она не зашла в бизнес-центр.
Офис, в котором она работала, наводил на неё отчаянную муть. Ида сидела целый день за компьютером, окружённая стеклянными перегородками от других сотрудников, как, впрочем, и они от неё. Ей это место казалось безвылазной колбой, которая давила ей на психику:
– Как невыносимо здесь сидеть, – повторяла она сама себе.
– Не преувеличивай, не забывай, что ты работаешь. Так делают все на свете люди. Нормальные причём и не ленивые, – тут же успокаивала она себя.
Встреча с коллегами была только на кофе-паузе, с 10:45 до 11:05, а потом опять стекло и редко мелькающие силуэты за ним. Единственной крупной вылазкой в течение дня был обед в ресторане, где Ида могла целых сорок минут посмотреть в окно и понять, что она не робот, а живой человек. А ей хотелось быть нужной социуму, приносить людям пользу.
– Вот для чего я живу? Для кого? Сама же для себя. Утро. Кофе. Автобус. Укладка в салоне красоты. Офис. – загибала Ида на руке пальцы. – Бассейн три раза в неделю. Ой, ещё же обед в ресторане. Иногда шопинг, иногда вечерние посиделки с коллегами. Неплохо пристроилась. И не стыдно? Никакой пользы от меня, – говорила Ида сама себе.
Несколько лет назад она считала, что её офисная жизнь важна для общества и без её вечных подсчётов и вычетов не проживёт никто, но случилось странное – Ида сама не заметила, как потеряла свою значимость и вместе с ней потеряла себя. В жизни было безупречно замечательно всё. То, к чему стремилась некоторые её коллеги, у неё уже имелось: финансовая стабильность, пятикомнатная квартира с дорогим ремонтом и, самое главное, – спокойствие души и сердца. С тёткой, сестрой отца, она побывала почти во всех странах мира. Чуть больше десятка лет она так жила. Что вдруг произошло с внутренним миром, Ида не могла понять и не могла дать отчёта самой себе. Какая-то непонятная тоска стала заполнять сердце, щемящая боль непонятно откуда, непонятно зачем, как ядовитая змея, вползла в её жизнь, разрушила её мирное и спокойное течение и начала точить её изнутри, съедая радость и довольство собой и жизнью. Она перестала ощущать позитивные эмоции от крошечных моментов в жизни: от чашки кофе по утрам, от присутствия подаренного коллегами большого плюшевого медведя в квартире, который раньше своей оптимистичной коричневой мордой с выпуклыми чёрными глазами поднимал ей настроение. Всё это куда-то исчезло.
Её стала преследовать мысль, что на Земле она живёт зря, что её существование ничтожно и бесконечно бесполезно. Ида знала, что нельзя зацикливаться на этой мысли, и перед ней вставал вопрос: как научиться её не думать? Как выбросить её из сердца, из головы, из общего потока мыслей? Мысль преследовала её и утром, и ночью, и даже днём, когда, казалось бы, – некогда её думать. Но нет же, тоскливая мысль просачивалась и разрушала Идино позитивное мироощущение, она мешала ей полноценно жить, ценить каждое мгновение, а жизнь шла…
Нужно было успевать созидать, что-то делать, решать поставленные задачи, стремится к очередной цели. А мысль мешала сохранять оптимизм, потому что только из-за неё у Иды не было такого привычного ощущения счастья как в совсем недавнем прошлом. «Это всё от того, что у меня слишком многое есть и я не работаю физически, скорее всего, я слишком много думаю, как Анна Каренина, – размышляла Ида, вспомнив тут же литературный анекдот про эту героиню, в котором крестьянка рекомендовала завести Анне корову или даже двух. «Надо и мне что-то менять… надо что-то менять… Но что?», – мучилась она. «Физический труд… когда-то давно… он мне помог решить мою проблему, но сейчас нет тётиной дачи, да и тёти нет уже. А, может быть, моё предназначение – трудиться физически?»
Ида даже забросила светло-радужное творчество любимого Шатунова: «Прости, Юрочка! Уже не буду слушать твои чудесные песенки. Мне просто плохо, понимаешь? Перейду на Славу», – сказала Ида и переключилась на Бутусова, чаще на его «Собак». Она соотносила себя с этими собаками, ей хотелось, чтобы какой-нибудь звёздный вожак тоже увёл её в другой неизведанный мир, освободив её от недовольства собой и от своей ненужности.
Она ночами просто страдала от бессонницы и мучилась от тоски и безысходности, от разочарования и отчаяния, от обиды и одиночества.
– Ну вот, опять не могу уснуть, – открывала Ида глаза в три часа ночи. – А завтра на работу. Опять день будет испорчен. Всё так противно и ненужно. Не хочу так жить, – повторяла она сама себе.
И никто, абсолютно никто не мог видеть Идиных переживаний. На работе она была самым обычным человеком, на кофе-паузе шутила, смеялась с коллегами, обсуждала политические и экономические проблемы, рассказывала, какое ужасное впечатление оставил «Северный ветер» Литвиновой с гениальной постановкой, но с тяжёлой сюжетикой, и как «Белый снег» Хомерики позволял гордиться своей страной. Это всё было только поверхностно. «Самого главного глазами не увидишь», – часто стала повторять Ида слова Экзюпери, вложенные в речь Лиса. «Не увидишь… никто никогда ничего не увидит», – сожалела она. О чём было сожалеть? О том, что она даже не могла выразить словами, какое дикое одиночество и безудержная грусть наполняли её сердце, потому что она не понимала, зачем ей дана жизнь.
Работа в крупной финансовой компании, куда её устроила тётка через каких-то важных знакомых, давала ей довольно хороший доход, и она терпела четыре стеклянные стены целых пять лет, ведь пятикомнатную квартиру в центре города нужно было содержать – коммунальные были не низкие. Она досталась Иде по наследству от родителей, которые погибли в автокатастрофе, когда Ида была ещё шестилетней девочкой. Квартиру – память об отце и матери – продавать не хотелось.
Родителей она помнила смутно. И они были связаны напрямую с переездами, так как отец её был военным. Их нескончаемое обустройство на новых местах оставило в памяти кучу чемоданов и упакованной мебели. Эти переезды забрасывали их семью в самые непредсказуемые места и условия России и стран СНГ. От вечно дождливого, невозможно холмистого Владивостока и ледяного Японского моря до солнечного арбузно-персикового Бишкека. Вызывающие восхищение у Иды многолюдные вокзалы и перроны, мерное постукивание колёс гостеприимных поездов о рельсы, мелькание деревень и городов за окном, добрые бабули, торгующие вкусными пирогами с картошкой на остановках, – всё это сложило пазлами в детском воображении огромную картину восторга и счастья. Смена детских садов, воспитателей, школ, учителей, друзей приучала к социализации, адаптации и коммуникации, которая потом продолжалась на тетрадных листах в бумажных конвертах, с обязательной надписью: «Жду ответа, как соловей лета». Потом отцу дали генерала-лейтенанта и пятикомнатную квартиру в этом городе, где сейчас и жила Ида.
Воспитала Иду тётка, единственная родственница. И той уже не было в живых, умерла два года назад. Ида так и жила одна.
А сегодня её день испортил какой-то сумасшедший. Ей хотелось поскорее закончить эту работу и оказаться дома. Через четыре часа, после окончания рабочего дня, Ида, как обычно, воткнула в уши беспроводные наушники, включила Бутусова и медленно побрела на остановку. Десять минут свежего воздуха и концентрирования мыслей на том, что работа на сегодняшний день закончена, что впереди осенняя листва и свет городских витрин, немного подняли настроение. Ида любила свой город, в нём можно было просто затеряться в толпе, в которой на Иду никто не обращал внимания, где она могла спокойно идти, улыбаться солнечным лучам, подпевать свои любимые песни и никто, абсолютно никто не мешал ей это делать.
Правда последнее время настроение ей могла испортить какая-то мелочь: неудачное место в автобусе, случайный ветер, растрепавший причёску, мысль, что на работе опять сидеть целых восемь часов. Ида не понимала: почему?
Почему так страдала и ныла её душа? Зачем такими тревожными и непонятно ненужными стали и рабочие, и выходные дни? Для чего рушилось радостно-оптимистичное восприятие обыденности? Ида не могла ответить на эти вопросы. И это состояние, мучившее Иду изо дня в день, угнетало и съедало её как личность. Она чувствовала себя старой и уставшей: «Жизни нет, она закончилась, – повторяла про себя Ида. – Не физически, нет, а морально, духовно». «Мыслей тоже нет, мыслей нет, – продолжила Ида, устало шагая дальше. – Вот оно, всё примитивное, бредовое, ненужное. Не нужна эта бешено-многолюдная улица, эти облезло-голые деревья, эти грязно-серые стены советских многоэтажек. В чём суть и смысл? В чём философия бытия? В чём моё предназначение?»
Порой Иде становилось стыдно за своё состояние, когда она проходила мимо дворников или рабочих дорожной службы. «Вот люди бедные и загруженные физическим трудом, они живут хуже меня, им некогда размышлять о вечных вопросах бытия. А мне уже заняться нечем, и я страдаю», – думала она. Но этих мыслей хватало ненадолго и всё шло по кругу.
Ида сравнивала себя с Болконским, когда тот остался без Лизы. Проводила параллель между собой и толстовским безжизненным дубом. Потом сама себя пыталась ободрить: «Ты жива и здорова, вспомни Павку Корчагина, он лишился физической активности, потерял зрение и не упал духом. А ты имеешь всё и, скорее всего, твоя материальная перенасыщенность приводит тебя к душевным проблемам».
«Ну вот я и пришла», – перебила она пессимистические мысли. Ида отключила музыкальный проигрыватель, вытащила наушники, чтобы немного развеяться.
«Может быть, мне надо выйти замуж, и всё пройдёт?», – подумала она и тут же обратила внимание на две молодые пары, стоящие на остановке. Они сильно контрастировали. Одни, помоложе, обнимались и, наклоняя друг к другу головы, любезно шептались. «Идеально, – улыбнулась Ида, – наверное, смысл в отношениях?» Вторые, постарше, хмуро смотрели в гаджеты, каждый в свой. Мужчину осенила какая-то мысль, он оторвал взгляд от телефона и ткнул в бок пальцем вторую половину.
– Чё, сумасшедший что ли? Чё в бок-то тыкаешь? – рявкнула молодая женщина, не стесняясь присутствующих.
«Видимо утомительно долго живут вместе, надоели друг другу, – усмехнулась Ида, – а года три назад, наверное, как эти, любезничали. Нет, не в отношениях смысл, они ломаются со временем».
Что было дальше у семьи постарше, Ида не увидела, потому что подошёл её автобус, да ей уже было неинтересно. Мысли возвратились к уникальной холодной красоте её нового знакомого и всю дорогу она анализировала их встречу.
Но долго вспоминать о нём не пришлось, как только она вышла из лифта, обнаружила этого странного у входной металлической двери своей квартиры и пришла в ужас. Она бросилась вниз по лестнице, выбежала на улицу и судорожно набрала полицию. Но вызова не было, а он стоял уже рядом с ней.
– Молодой человек, почему ты меня преследуешь?! – попыталась она воззвать к его совести. – Я не Настасья Филипповна, а ты не Рогожин.
– Я хочу забрать тебя. Я за тобой. От тебя пахнет моей планетой, моим городом.
– Ты маньяк? Ты Зюскинда начитался?
– Посмотри внимательно на меня.
Ида, как завороженная, посмотрела в его тёмные леденящие душу глаза. А дальше всё было как во сне. У него откуда-то появился полностью чёрный Kawasaki Ninja. Она послушно села сзади, и он помчал её за город в неизвестном направлении. Резко затормозив на какой-то безлюдной дороге, он сказал:
– Теперь я заберу тебя. На свою планету. Только ты должна согласиться. Тебе будет хорошо у нас. Тебе не место на Земле. Ты найдёшь себя у нас.
Она, опомнившись, пришла в себя, слезла с мотоцикла:
– Кто ты? Зачем ты меня сюда привёз? Я тебя боюсь! – попятилась она от его чёрной кожаной куртки, от его красивого бледного лица.
– Не могу. Я за тобой, – он бросил мотоцикл, который тут же растворился на земле, сделал шаг и схватил её за запястья своими ледяными руками. – Понимаешь, Ида, я специально прилетел с другой галактики UDFj-39546284, в ней несколько планет, одна из них моя – Инджи?. Ты должна полететь со мной. Сейчас появится космический корабль. Я должен забрать тебя от зла.
– Я не хочу! Я люблю Землю! – закричала она. – Ниоткуда ты не прилетел! Такого не бывает! Увези меня домой! В той галактике нет планет, там только голубые звёзды! – пыталась вырвать она у него свои руки.
– Это вы, земляне, так думаете, в моей галактике есть жизнь. А ты вспомни своё недавнее мироощущение. Ты уже долгое время страдаешь от ненужности. Я же тебе предлагаю счастье и свободу. Только на моей планете ты найдёшь своё предназначение.
– Мне не нужна твоя свобода, мне нужен физический труд и всё пройдёт. Оставь меня в покое! Я решу свои проблемы сама!
– Ты их не решишь, труд не поможет, не в нём твоё предназначение. Полетели со мной, у меня идеальная планета, на ней ты не будешь мучиться.
– Я лучше на Земле буду жить в рабстве, чем полечу с тобой.
– Что ж, это твой выбор. В рабстве и труде ты поймёшь, что не этого ищешь.
Он отпустил одну её руку и положил свою ледяную ладонь ей на голову.
Она тут же стала засыпать и медленно осела в траву к его ногам. Последнее, что она увидела – это яркий свет, показавшийся из-за поворота. И где-то в тумане сознания прозвучали слова:
– До новой встречи, Ида!
2 глава
– Где я? – простонала она.
– Чё, очухалась? – повернулся впереди сидящий. – Это хорошо. Чё делать-то с ней будем?
– Ну не в реку же её бросать. Может, это, как его, продадим её Бодровым? Пусть у них пашет. Она девка не больная! Им-то работники нужны.
– Мож и продадим. Всё равно от нас ей не выбраться. Да и кому она нужна, если её увезли за город и бросили на обочине.
– Я нужна, мне в офис надо, – безнадёжно вполголоса сказала Ида.
Мужики засмеялись.
– Давай, прыгай в реку, деваха, плыви в свой, это, как его, офис. Тебе теперь не выбраться отсель. Мы в тайге живём. Телефоны не ловят.
– Почему светло? Уже другой день? – посмотрела в небо Ида.
– Ты совсем не помнишь? Мы вчера, это, как его, подобрали тебя в машину. Ты часа через два пить запросила. Я тебе снотворное дал, благо бабе своей купил в городе. Ну ты и не брыкалась, а то гаишники были впереди. Ты и отрубилась. Мы только к утру до лодки доехали. Ты как бревно была, – опять засмеялся усатый.
– Дай ей чаю. А то, чего доброго, окочуриться совсем. Плакали тогда наши денежки, если она простынет, нафига Бодровым чахоточные? – сказал водитель.
Ускоглазый наклонился, достал из-под деревянного сиденья термос, налил чай, протянул Иде. Только сейчас она почувствовала, как замёрзла. Ида попыталась пошевелить руками и не смогла, они были тяжёлые и непослушные. Она оглядела себя и удивилась, что на ней был надет длинный овечий тулуп и огромные валенки, но эта одежда не спасала от дикого холода. Ледяной монотонный ветер обжигал лицо и проникал в каждую клеточку её тела сквозь шерсть и войлок.
– Давай-давай, деваха, бери чай, – приказал усатый. – Мы тут так, мёрзнем да живём, живём да мёрзнем. Ты, это, как его, хошь назвалась бы. Как звать-то тебя?
– Ида, – кое-как взяв жестяную кружку, проговорила она.
– Чё за имя такое? Отродясь не слыхал.
Ида глотнула горячую жидкость и почувствовала, как она приятно разливается по внутренностям. Жить стало теплее. Ида попыталась сообразить: где она и стала осматриваться. Кругом было холодное однообразие. Тёмная вода, золото осени по берегам и гудящая старая моторка с деревянным сиденьем, покрытым толстым ватным одеялом, на котором она сидела рядом с усатым мужиком.
– Чё, деваха, устала? Мы уже пять часов плывём. Скоро будем.
– Слушай, Серёга, зачем её в посёлок-то переть? Давай сразу Бодровым закинем, – опять обернулся впереди сидящий.
– Ну а чё, давай, хошь это, как его, меньше разговоров будет.
Лодка повернула влево, и вскоре Ида на берегу увидела большой бревенчатый дом, больше похожий на серый сталинский барак, окружённый плетёным забором. Впереди сидящий мужик пришвартовал моторку к небольшому деревянному пирсу, зацепил её канатом и ушёл по направлению к дому. У Иды мелькнула слабая надежда.
– Мужчина, отпустите меня, что вы хотите, я всё сделаю. Я домой хочу. Отпустите, прошу, – вцепилась в фуфайку усатого Ида. – Меня с работы уволят из-за прогулов.
– Деваха, ты чё, тебе хорошо будет. Тебе зачем работа? Тебя Бодровы это, как его, и накормят, и оденут, – мужик отдёрнул от себя руки Иды.
– Это преступление! Вы украли меня и хотите продать! Вас в тюрьму посадят!
– Не посадят. Тебя никто не найдёт. Не ты первая, не ты последняя. Вон, Лёха уже идёт.
– Пятьдесят пять! – крикнул с берега водитель моторки. – Веди девку!
– Мужчины! Миленькие! Будьте людьми! Я вам восемьдесят отдам! У меня на карточке с зарплаты остались! Вот, в сумке! Я не скажу про вас никому! – вцепилась опять Ида в усатого.
– Лёх, сюда, она, это, как его, брыкается!
Лёха подбежал, и не успела Ида опомниться, как уже оказалась выдернутой из лодки сильными ручищами и брошена на пирс.
– Ты, девка, не дури! Мы не зря с тобой валандались столько времени! – сказал, как отрезал, водитель моторки.
– Лёха, это, как его, у неё на карточке деньги есть. Можа заберём, потом снимем в городе.
– Можно.
Мужик этими же сильными ручищами высыпал содержимое Идиной сумочки на пирс, полистал визитницу, вытащил карту и сунул себе в карман, наклонился к Иде и зажал ей пальцами горло:
– Давай, девка, пароль. Не то задушу и выброшу в реку, – по-доброму сказал он. – Тебе не нужны деньги уже, а нам нужны. Нам детей кормить надо.
Ида ощущала на своей шее горячие толстые пальцы и чувствовала, что они сжимаются сильнее и сильнее. Ей стало уже трудно дышать. «Жизнь дороже», – мелькнула утешительная мысль.
– Двадцать пять, двадцать, – прохрипела она.
– То-то же, – расслабил пальцы Лёха. – Смотри, обманешь, хуже будет, – улыбнулся он.
Сдёрнув с неё валенки, он одним рывком поставил Иду на ноги, сорвал тулуп и толкнул вперёд:
