banner banner banner
Боярин Волк. Живи, брате!
Боярин Волк. Живи, брате!
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Боярин Волк. Живи, брате!

скачать книгу бесплатно


– С богом, молодые люди, – улыбнулся на прощание академик. – А с вами мы, я думаю, скоро увидимся, – глянул он на Женьку. – Максимум через год, ну, может быть, с небольшим. Заглянете к старику по возвращении?

– Непременно, – согласно кивнул Женька.

– Тогда двинули, – тронул его за руку Аркадий, – машина уже ждёт.

И они вышли в уже знакомый коридор, только пошли в другую сторону, к противоположному холлу с лифтом.

– Вы что-нибудь об этом знаете? – повернул голову к Аркадию Женька. – Или служба?

– Да нет, отчего же? Только я от этих дел ещё дальше, чем вы, – усмехнулся Аркадий. – А напускать туману мне тем более ни к чему, – улыбнулся он. – Через час ты будешь знать об этом больше, чем я. Едем мы, как и обещали, в санаторий. Места там великолепные: сосновый лес, речка, малины кругом – пропасть. Народу, вроде, немного, несколько десятков человек, есть и девушки. Есть Интернет и большая библиотека, иногда даже кажется, что филиал Ленинки. Есть, похоже, всё. Я уже не говорю про компьютеры, проекторы, сканеры и прочее…

Они вышли во двор, и Женька увидел мерседесовский минивэн «Вито», серебристый и с тонированными стёклами.

– Поедем на нём. – кивнул Аркадий. – Не потому, что большой секрет, просто нет у нас других. Что дали, на том и ездим, но, с другой стороны, комфорт – вещь приятная.

Аркадий оказался нормальными парнем, и всю дорогу они болтали с Женькой ни о чём. Примерно через час минивэн въехал в ворота пионерского лагеря, как поначалу показалось Женьке. Только уж больно серьёзная охрана была у лагеря – не только штатский, но и милиционер (Женьке показалось, что лейтенант, но может быть, и старший).

– Это только на въезде, – усмехнулся Аркадий, перехватив Женькин взгляд, – а так и к реке можно спуститься, и в лес пойти. Не через ворота, естественно. По периметру охраны нет, только камеры, а они смотрят, только чтобы чужие не заходили, а своих, не гоняют. Да, собственно, и идти здесь особо некуда. Деревня в трёх километрах, Берёзовка, но там, кроме магазина, ничего нет, а магазин тут свой есть, и деревенскому не чета. Персонал, который местный, закупается тут, и, по-моему, слегка фарцует, но пока приличий не нарушает – смотрят сквозь пальцы. На танцы по вечерам местную молодёжь пускают, но требования к внешнему виду и поведению строгие. Ну всё, приехали, вон тебя уже встречают. Пока. Обратно тоже, наверно, я тебя сопровождать буду, но не факт. Может быть, в отпуск отпустят, академик обещал. Бывай.

Они пожали друг другу руки, и Женька вышел из машины на улицу.

– Евгений Петрович! – окликнул Женьку мужчина средних лет, по виду отпускник эпохи развитого социализма. – Прошу сюда. Я завхоз тутошний, Иван Сидорович, – представился он, – так что со всеми пожеланиями – ко мне. А пока пойдёмте, провожу вас в ваш домик, осмотритесь, отдохнёте, здесь недалеко. А после ужина тогда к Николаю Семёновичу, академику Боброву. Ну да вас пригласят, если он сможет вас принять сегодня. Вот вам пейджер – если куда-то пойдёте, погулять или на речку, обязательно возьмите с собой, чтобы не пришлось вас искать. Правда, это и не пейджер, но и не телефон. Это мы его так называем для простоты. На самом деле это коммуникатор, но односторонний, информационный, так сказать. Ничего нажимать не надо, сам включится, прочитаете послание, коснитесь экрана пальцем, сам выключится. Вызов тоже негромкий, но настойчивый, ни с чем не спутаете. После пяти непринятых сигналов вас начнут искать. Ну вот, пришли, располагайтесь. Прежде чем выйти, приложите палец к сканеру, также и откроете, когда вернётесь, изнутри запирается на задвижку, если захотите, или опять приложите палец. Понадобится что-нибудь, поднимите трубку аппарата на столе – это мой прямой, я решу.

– Спасибо, Иван Сидорович, там будет видно, – кивнул Женька и вошел в домик. – Опа!.. – только и смог сказать он, увидев внутреннее убранство.

«Царь едал, а мой дед видал, – задумчиво почесал он маковку. – Так вот ты какой, рай на земле».

Весь дом состоял из трёх частей – гостиной, спальни, ванной комнаты и туалета, – обставленных по высшему разряду. Часть гостиной была выделена и представляла собой стилизацию под кабинет с компьютером, принтером, насколько успел разглядеть Женька, три в одном плазменным телевизором дюймов на 45–50, монитором не меньше чем 20 дюймов и прочими офисными «приблудами». И всё это фирменное и дорогое. В гостиной, кроме двух диванов, столика и кресла, тоже был телевизор, а также роскошный холодильник с набором напитков, самым крепким из которых было полусухое французское вино, названия которого Женька прочитать не сумел. Были также фрукты, какие-то деликатесы и соки. Радиотелефон белого цвета и, как показалось Женьке, с подсветкой стоял на столике, но ни клавиатуры, никаких других кнопок на нём не было. Женька поднял брови, но ничего не сказал. Всё остальное было под стать гостиной, но излишней помпезностью не раздражало, дорогое даже на вид, но добротное и уместное.

– Ну что же, начало неплохое, – сказал сам себе Женька и, скинув одежду, принял душ.

Вытираясь махровым полотенцем размером с добрую простыню, он обнаружил упакованный и по всему видать новый халат, пришедшийся ему в пору, и тапочки. Именно тапочки, а не тапки, – настолько они были приятны на ощупь. Женька оглядел всю представленную косметику – и для душа, и для бритья, и для тела и волос – и только покачал головой, хмыкнул и вышел. В кабинете, думая о чем-то своём и осматриваясь, где что, автоматически включил комп, глянул на него, соображая, что он только что сделал, и возвращая себя в реальность, присел за монитор. Оторвал его от компа настойчивый сигнал коммуникатора.

«Ужин начался, – прочитал Женька на экране. – Из двери направо и сто метров прямо».

– Лаконично, – произнёс вслух Женька. – И даже, я бы сказал, лапидарно. Впрочем, это высокий стиль, стремись к простоте, – попенял он сам себя, быстро собрался и вышел на улицу.

Жара никуда не делась, но за городом, да в тени деревьев, сосен и елей, она была уже не так томительна, может быть, от запаха хвои или лёгкого ветерка, а может, от того и от другого разом. Назвать то, что он увидел, столовой у человека здравомыслящего не повернулся бы язык. Скорее, это был итальянский ресторанчик, семейный и уютный, и не в столице, а где-нибудь на периферии, в небольшом или среднем городке. И уж чего никак не ожидал увидеть Женька, так это почти полное отсутствие свободных мест.

– Евгений Петрович, – окликнула его миловидная девушка, – ваше место вот здесь и всегда будет тут, покуда вы гостите у нас, – указала она на столик у стены. – Если вас это место не устраивает по любой причине, я подберу вам другое, поближе или подальше.

– Нет-нет, спасибо, – улыбнулся девушке Женька, – я не капризен и покладист, к тому же не люблю рассусоливать. Как говорится, пришли грабить – так грабьте, нечего рожи корчить.

Девушка улыбнулась в ответ и кивнула.

– Присаживайтесь, вот меню, выбирайте не спеша, как будете готовы, поднимите руку, – девушка ещё раз улыбнулась, кивнула и отошла.

– Приятного аппетита, – Женька склонил голову, приветствуя сидящих за столом. – Евгений, – представился он.

– Николай, – ответил парень слева.

– Александра, – представилась девушка напротив.

– Лариса, – улыбнулась девушка справа.

Женька взял меню.

«Да-а», – протянул он про себя и поднял брови.

Выбору блюд позавидовал бы иной столичный ресторан. В самом низу, крупнее, чем всё прочее, было отпечатано: «Принимаем индивидуальные заказы на последующие дни и вместо представленных». Женька выбрал борщ, шашлык и кисель и поднял руку. Тотчас к нему подошла девушка в белом переднике и с блокнотом в руках. Он продиктовал ей свой выбор, и она упорхнула, чтобы буквально через мгновение появиться снова с подносом в руках. Не успел Женька выйти после ужина на улицу, как снова ожил коммуникатор: «Академик Бобров ждёт вас. Белое здание справа, третий этаж».

Через три минуты Женька уже входил в кабинет академика Боброва. Академик оказался неожиданно моложав, относительно, конечно, на вид ему было слегка за пятьдесят, и тоже с полуседой бородкой.

– Здравствуйте, молодой человек, – поднялся из-за стола академик.

И у Женьки при взгляде на него мелькнула мысль, что вот такими, наверно, и были былинные богатыри Пересвет, Ослябя и Святогор. Академик вышел из-за стола и протянул Женьке руку.

– Рад знакомству, – сказал он и бережно пожал Женькину руку. – Николай Семёнович, – склонил он голову.

– Евгений Петрович, – склонил голову Женька, отметив про себя, что рука у академика не мягкая и гладкая, как можно было ожидать, а мозолистая и загрубевшая, привычная к кирке и лопате.

Впрочем, и у Женьки руки были далеко не ухоженными в смысле мягкости и гладкости.

– Присаживайтесь, Евгений Петрович, – радушно повёл рукой академик, – где вам удобнее. Разговор у нас будет не служебный, а, так сказать, за жизнь. Так что располагайтесь поудобнее. Самое основное, насколько я знаю, вам рассказали, я лишь уточню некоторые детали да отвечу на вопросы, если таковые появятся. Завтра сразу после завтрака вами займутся эскулапы. Результаты ваших диспансеризаций, прошедших в институте, у нас есть. Вас и отобрали на этом основании, но не только. Ваши данные очень близки по многим параметрам к жизненным показателям того, в кого вы переселитесь. Не скрою, что результаты ваших обследований нас более чем устраивают, и даже разница в возрасте в этом случае не столь уж критична хотя бы потому, что взрослели наши предки в более раннем возрасте. Поэтому я думаю, что уже к обеду они либо подтвердятся, либо, что будет прискорбно, опровергнутся. В этом случае у вас просто будет незапланированный отпуск в стенах нашего санатория длиной примерно с месяц, или мы отпустим вас восвояси – на ваш выбор. В случае если всё подтвердится и вы выразите согласие на эксперимент, вы, вернее, ваше сознание будет переброшено в двенадцатый век, в год примерно 1110-й. Почему примерно? Потому что точной даты битвы с половцами у нас нет, хоть в летописях она и указана как лето 6618-е. Но за точность, сами понимаете, поручиться нельзя. Ибо писалось всё это позже, так сказать, по горячим – а к тому времени остывшим – следам, и переложение дат довольно умозрительное. Это первое. Второе и наиболее важное: бессмертия перенос вам ни в коей мере не гарантирует. Единственное, что может вас утешить, умрёт в этом случае только тамошнее ваше тело, а сознание вернётся сюда. Конечно, было бы лучше, если бы об этом стало известно заранее, до, так сказать, незапланированного возвращения. Но мы понимаем, что это практически невозможно, и некоторые меры на этот счёт предпринимаем, чтобы смягчить обратный переход в психологическом смысле. Третье: все ваши навыки и знания сохранятся в полном объёме и как бы наложатся на навыки и знания вашего визави. Какое-то время возможны всякие неувязки, но это нестрашно, вы же ведь практически вернётесь с того света. Поначалу ваш тамошний визави будет как бы превалировать, но постепенно, примерно в течение месяца, иногда двух, вы… Как бы это сказать?.. Вступите в права, что ли? Как-то так. И после возвращения все знания и навыки у вас также сохранятся. И последнее: никакого влияния на ваше здоровье это путешествие, если можно его так назвать, не окажет, чего нельзя сказать о психическом здоровье. Особенно в случае незапланированного возвращения. Но даже при запланированном вы должны понимать, что тамошняя жизнь – она тоже ваша, и все потери в ней тоже. Вот поэтому-то мы в последнее время особенно пристально обследуем добровольцев именно в этом аспекте. Не буду скрывать от вас, что один негативный результат у нас в этом плане был, правда, только в самом начале. Теперь подобных ошибок мы стараемся не допускать, а потому даже при благоприятном результате обследования решать, принимать ли участие в этом эксперименте, всё равно будете вы, и только вы! Вот, собственно, и всё, что я имел вам сказать. Время на принятие решения у вас есть, так что можете пока не спешить с ним, но без вашего решения к определённому сроку вся подготовка отложится ещё на какое-то время. Потребуется новый реципиент, и возможно, потребуется отыскать нового добровольца. Вообще-то эти события цикличны, но мы пока не научились этим управлять, и выходить на то же событие вторично нам весьма затруднительно, но мы над этим работаем и обязательно добьёмся положительных результатов. Не всё сразу. Это отнюдь не означает, что я хочу подтолкнуть вас к какому-либо решению. Вот, собственно, и всё, что я должен был вам сказать, коллега. Если есть вопросы, я постараюсь на них ответить в рамках своей компетенции. Если вы захотите узнать иные подробности, я организую вам встречу со специалистами, но предупреждаю сразу: технических подробностей и они вам не скажут по понятным причинам.

– Нет, – отмахнулся Женька, – я этих подробностей всё равно не пойму, не стоит и пытаться. А если моё переселение не удастся, как быть тогда?

– Ну-у, – протянул академик с улыбкой. – Об этом мы узнаем тут же – летопись изменится. А вот если не изменится, тогда мы и будем знать, что вы вернётесь ещё не скоро, и будем готовы.

– Тогда что бы вы могли подсказать, исходя из уже накопленного опыта? Какие знания, может быть, следует освежить? Было бы весьма неплохо быть готовым и во всеоружии. Я, например, совершенно не подкован в вопросах религии и веры. Мало того, кроме «Отче наш», другого ничего не знаю, да и его-то, не уверен, что правильно и полностью. Ну и терять время на изучение всего этого считаю чистой воды расточительством, хотя бога в душе не отрицаю, но не приемлю его служителей. Ну, может быть, за редким исключением. Как быть с этим?

– Как только вы дадите согласие на перенос, всё это вам загрузят в мозг, причём всего за одну ночь. Вернее, грузить будут во сне, а времени на это нужно не так уж и много – час или, может, чуть больше. Средства и приёмы для этого есть и уже опробованы. Правда, адептом веры это вас не сделает, но и придраться к вам будет сложно – всё, что потребуется, будет отскакивать от зубов. А вот что освежить, тут я вам даже не знаю, что и сказать! Это настолько индивидуально, что советовать очень сложно. Потом, повторюсь, многое вам и простится, учитывая ваше состояние… Ну и король ситуаций, импровизация – вот что может вас выручить, по крайней мере на первых порах. Потом и вы привыкнете, и к вам обновлённому привыкнут. Вот как-то так мне думается. А поскольку человек вы контактный, судя по отзывам ваших коллег, и за словом в карман не лезете, и даже где-то насмешливы, я думаю, всё у вас получится.

– Хотел бы и я иметь такую же уверенность в этом, как вы. Но, с другой стороны, дорогу осилит идущий, – покивал Женька. – Спасибо. Это всё, что я хотел знать. А решение… Решение я принял ещё тогда, когда пришёл на собеседование к академику Старцеву. Мне это интересно, я в этом профессионал, может быть, не слишком опытный пока, но въедливый и дотошный, до истины докопаюсь, чего бы мне это ни стоило.

– Ну вот и славно, – улыбнулся академик. – Дорогу действительно осилит идущий, а не ползущий и тем более сидящий. Отдыхайте, вы можете понадобиться уже завтра после обеда. Физики скажут точнее, за двенадцать часов минимум до часа Х. До встречи, – поднялся академик. – Больше до возвращения мы с вами не увидимся, – сказал он, пожимая Женьке руку, – а после возвращения наговоримся всласть.

– До свидания, – кивнул Женька. – Ну а что будет, поживём-увидим.

Через десять минут Женька уже снова сидел за компьютером и читал в Википедии о князьях, освежая память.

Медосмотр, начатый сразу после завтрака, тоже ничего необычного из себя не представлял, разве что был несколько непривычен необычный шлем, надетый на голову в самом начале и снятый только в самом конце, да продолжительность, потому как сразу после процедуры Женька отправился на обед. И снова до самого ужина Женька зависал в Википедии, просматривая и запоминая массу всякой информации, относящейся к двенадцатому веку. Из Википедии он с удивлением узнал, что никакой войны с хазарами или половцами в тот год не было, а была победа над половцами, учинившими набег, что сделало непонятным ранение боярского сына Сергия в битве с хазарами. А именно так звали молодого воя, упомянутого в летописи.

«Или их было двое, – в недоумении подумал Женька, – но упоминать про второго не было веского повода? Ну что же, на месте разберёмся, что там случилось и как».

А после ужина за ним пришли, и не дюжие санитары, как думалось ему, а миловидная девушка лет двадцати пяти.

– Господин Кравцов, – улыбнулась она, – я за вами. Ваш визави вряд ли доживёт до утра, если вы не поможете.

– Можно просто Женя или уж Евгений, а то по фамилии… Получается, как в школе, и будто я чего нашкодил.

– Ладно, Евгений, пойдём, времени только-только, – снова улыбнулась девушка.

– И какова же ваша роль во всей этой истории? – усмехнулся Женька.

– А я буду следить за вашим телом, пока вы там, – мотнула головой девушка и снова улыбнулась. – Так что все претензии по сохранности – ко мне. Проверите потом, по получении, всё ли на месте, не появилось ли чего лишнего, распишитесь и свободны.

– Ну, тогда я спокоен, ничего не пропадёт, – махнул рукой Женька. – Такие глаза не могут обманывать, – улыбнулся он в ответ. – Вас как зовут-то, берегиня?

– Наталья… Наташа, – запнулась на мгновение девушка.

– Ну, Натали, с богом! Пойдём сдаваться. Только проверьте всё сразу, всё ли сдано, а то потом не докажешь, что было в наличии.

– А как же, – лукаво улыбнулась девушка. – Принимать буду по описи, каждую вещь в отдельности, чего не сдадите… Не сдашь, – поправилась она, – потом не требуй.

Так, пикируясь и подначивая друг друга, и дошли они до приземистого одноэтажного здания, стоящего несколько на отшибе, в глубине рощицы.

– Нам вот сюда, – открыла Наталья дверь, четвёртую в ряду десяти или двенадцати подобных дверей. – Раздевайтесь совсем, – сказала девушка, – и ложитесь на кровать. Чтобы не стесняться, накройтесь простынёй. Сейчас придёт профессор и подсоединит вас к аппаратуре.

Женька осмотрелся. Просторная комната была практически сплошь заставлена приборами, из которых только кардиограф был Женьке более-менее знаком, да угадывалось присутствие довольно мощного промышленного компьютера, об остальных приборах Женька ни малейшего представления не имел. Он разделся, аккуратно сложив одежду на стуле, и лег, накрывшись простынёй по пояс. Кровать оказалась очень необычной, и не только по ощущениям. Женька не лежал, а скорее парил в воздухе. Не успел он толком оглядеться, как в комнату вошёл в сопровождении давешней медсестры моложавый мужчина восточной внешности, приветливо кивнул Женьке, и спросил: «Готов?» – улыбнулся, уловив Женькин кивок, и молча отошёл к приборам.

– Закройте глаза и медленно считайте до ста, – сказала, присев на кровать, девушка, взяв его за руку и контролируя пульс. Негромко загудело оборудование, и Женька, закрыв глаза, расслабился и начал считать: «Один… Два… Три… Четыре…»

Травень, лето 6618 от С. М. Ятрань

Боль, одна только боль повсюду, везде, в каждой клеточке тела. Не было ни одной клеточки, которая не вопила бы от боли. И казалось, что не будет ей конца. Сергий то ощущал себя, то снова терял под её аккомпанемент, казалось бы, бесконечный. Но так только казалось. Иногда боль отступала, давая небольшую передышку, потом наваливалась с новой силой, но, к счастью, всё реже и реже. Наконец наступил день, когда, кроме боли, появилось ещё что-то. Сперва даже не очень понятно, что, но, к счастью, приносящее облегчение, легкое, ласковое прикосновение, будто бы даже снимающее боль, успокоительная прохлада руки на воспалённом лбу, чувство облегчения оттого, что раны не болели. И наконец через какое-то время с удивлением и радостью ощущения запахов и звуков, столь привычных и знакомых, что успокаивают окончательно, всё кончилось, ты дома. Сергий открыл глаза. Ну да, знакомая горница… Его горница, в его доме. Он чуть повернул голову и увидел деву, сидящую к нему боком и сматывающую полоску полотна. Сергий задумался.

«Интересно, кто это? – хмыкнул он про себя. – Явно не сестра. Так измениться за столь короткое время она не могла. А кто же тогда?»

Он хотел приподняться, но не смог даже толком шевельнуться. Дева тоже уловила его движение, и взгляды их встретились.

– Очнулся, – улыбнулась она ему, как старому знакомому. – Как себя чувствуешь?

Сергий попытался сказать ей, что ничего, мол, терпимо, но не смог разлепить губ и лишь слабо кивнул ей, прикрыв глаза.

– Пить, есть или по нужде хочешь? – снова спросила она. – По нужде я Прова позову, – смущенно пояснила дева.

Сергий едва заметно мотнул головой, снова прикрыв глаза.

– Малаша, – негромко позвала дева.

Дверь тут же отворилась, и в горницу заглянула девчушка лет десяти.

– Скажи боярыне, что боярин очнулся.

Девчушка зыркнула на Сергия и, кивнув, исчезла за дверью.

– А ты кто? – едва ворочая языком, спросил Сергий.

– Я? – подняла брови дева. – Полуница… Ой! – прикрыла она рот рукой. – Полина, – смутившись, поправилась она, – лекарская ученица.

– А откуда ты?

– А я из Осинницы. Весь такая недалеко от села. Дочь кузнеца тамошнего – Новожила, то есть Назария, – опять смутилась она. – А тут я матушку Русаву подменяю, лекарку нашу, а то от неё одни глаза остались, она десять дён возле тебя, а теперь только днём забегает, с той поры как ты задышал по-другому. «Слава богам, – говорит, – жар спал, пот боярина пробил, теперь дело на лад пойдёт». А я травница, вот она меня и попросила, вернее, матушку твою, а боярыня меня сюда и прислала. Её, стало быть, подменить, – и замолчала, услышав скрип двери.

– Сынок! Ну слава богу! – раздался от двери голос матери. – Очнулся. Мы уж и не чаяли дождаться, только Русава и обнадёжила давеча, что теперь дело на лад пойдёт. И правда, сёдни уже четвёртый день как Полинушка с тобой сидит, а Русава только заходит три раза в день. Думали, совсем уж она упадёт, до того с лица спала, одни глаза и остались, но нонче с утра забегала, уже на человека более-менее похожа. Выспалась, видать, наконец. Давай-ка я тебя покормлю как следует, а то лекарки тебя из рожка кормили, как младенца. Да и что там за кормёжка… Три-пять ложек отвара куриного да чуток мяса растёртого. Откуда и силы-то у тебя только брались?

– Не хочу, – помотал головой Сергий. – Устал, посплю.

– Поспи, поспи, – быстро согласилась мать. – Сон теперь лучшее лекарство, а проснёшься, Полюшка тебя покормит, а там и Русавушка к вечеру забежит, сама посмотрит. Надо же, только вот ушла, прямо перед обедом забегала, глянула, кивнула и ушла. А тут и Малаша прибежала с известием вскорости. Пошли, пошли, – развела руки в стороны мать, выпроваживая народ, набившийся в горницу. – Слава богу, очнулся, теперь дело лучше пойдёт. Отдыхай, сынок, – и вышла.

– Ты тоже иди. Скучно, небось, целыми днями тут сидеть? – глянул на деву Сергий.

– Нет, не скучно, – с улыбкой помотала головой Полина. – Я своими делами занимаюсь, как и дома, да за тобой вот приглядываю.

– А чего же ты делаешь-то?

– Да вот полотна настирали от твоих перевязок, скручиваю, как матушка велела. Вяжу вот, вышиваю и песни тихонечко пою, чтобы тебе нескучно было, но и не потревожить другой раз. Сестры твои хотели с тобой сидеть, да боярыня их разогнала – уж больно непоседливы, особенно младшая. А братья твои себе воинскую справу ладят. Сказали, в другой раз с тобой на войну пойдут и никому тебя ранить не позволят больше, – с доброй улыбкой закончила она. – Только боярыня их сюда велела не пускать, пока ты в беспамятстве был. Теперь, наверно, прибегут похвастаться, как вооружились.

– Пусто в голове, ничего не помню, – сказал Сергий. – Ни жизни прежней, ни почему здесь лежу… Ничего. Матушку и ту едва узнал. И то только по голосу. А прочие и вовсе как чужие. Мелькает что-то, но никак не ухвачу. Как думаешь, пройдёт?

– Конечно, – уверенно кивнула Полина. – Речи ты не забыл, слова тоже не путаешь, а чуть погодя вернётся и всё остальное, вот увидишь.

– Ну, дай-то бог, коли так, – чуть заметно кивнул Сергий. – А если не вернётся… – помолчал он, – лучше бы и не очухиваться.

– Что ты?.. – погладила его волосы Поля. – Это просто ты долго без памяти был, вот всё и потерялось на время, как в тёмном погребе, а голова у тебя вовсе и не раненая, просто ушибся ты ею сильно, головой-то, когда упал навзничь, так что всё вернётся, – улыбнулась она ему. – Спи, а я тихонечко посижу рядом с вязанием, может, сон тебе поможет вспомнить хоть что-нибудь.

Проснулся Сергий только утром, как обычно, рано, на рассвете, и с ощущением зверского голода, но, что больше всего его порадовало, он вспомнил почти всё, не хватало только мелких деталей, имён, прозвищ, названий, кличек, но теперь он успокоился – память возвращается. Смутно беспокоило другое. Так бывает, увидишь во сне нечто, а проснёшься и не можешь вспомнить ничего. Так, бессвязные обрывки, и мучаешься от этого, пока не забудется вовсе. Но у него-то не проходило, а как будто проступало из тумана, но очень нерешительно, зато с каждым днём всё чётче и чётче. Он огляделся – в горнице никого не было. Ну что ж, понятное дело, рано ещё. Но тут же он поймал себя на том, что огорчён тем, что… Дальше он запретил себе даже думать, не то что произносить, дав самому себе некий зарок сперва подняться, оклематься, а потом уже… всё остальное. Он попробовал пошевелиться, тянет немного в боку, слегка заныло в груди, но терпимо, а стало быть, жить можно. Попробовал приподняться на локтях – удалось, но в груди резануло не по-детски.

«Так, – сделал он вывод, – вставать пока не получится. Удар был силён, – вдруг со всей ясностью вспомнил он, – а вот чем меня приложили, хоть убей… Копьём доспех бы пробили однозначно, да и копий у них не было. Значит, топором…»

И неожиданно даже для себя самого он обрадовался этому, и уже целенаправленно стал вспоминать, что же и как было.

«Сначала стрела, пробившая правый бок под мышкой, развернула тогда меня вправо, что и не позволило тому настырному степняку достать меня. Но, судя по всему, за рёбра она не проникла…»

Как-то он назвал его тогда про себя? Хоть убей. Стрела порвала кожу, судя по ощущениям, сильно, и кровь, если и не лилась ручьём, то намочила исподнее на совесть. Две другие стрелы тоже пробили доспех, но вошли неглубоко, помнится, он даже удивился, что они болтаются, а он их не чувствует, наверно, поддоспешник спас, а одна потом и вовсе выпала сама.

– Будем считать, – сказал он сам себе, – что они больших неприятностей не доставили. По крайней мере я их не ощущаю. Может быть, на фоне других ран. Но всё равно это уже хорошо. А вот грудная клетка умотана на совесть, даже глянуть не получится, и внутри, вроде как, всё отшиблено, по крайней мере по ощущениям.

Дверь открылась, и в горницу тихо вошла Поля.

– Проснулся, – улыбнулась она ему. – Проголодался, небось?

– Да, быка бы, пожалуй, съел, – согласился Сергий.

– Ну, быка ещё вчера съели, – рассмеялась Поля, – сегодня только каша пшённая осталась. Ты как любишь? Запивать молоком или молоко налить в миску, чтобы оно от каши прогрелось, и маслице сверху поблёскивало?

– В миску, – аж зажмурился Сергий, представив себе это великолепие.