Героин

Она заторопилась в хозяйственное крыло, и Маша проводила ее внимательным взглядом: в пальцах Лейлани оказалась зажатой какая-то бумажка, которую та, принимая цветы, старательно от нее скрывала – очевидно, секунду назад вынув ее из букета. Вот почему посыпались на пол орхидеи.

Нет… не зря, не зря Барби так расстраивалась. Повод у нее был, вполне даже реальный. И Ланс, бедняга… Правда, тот, кажется ничего не заподозрил. По крайней мере, пока. Но каков наглец, этот Брайан! Вот так передать записку – у всех на виду, на глазах обманутого мужа и своей покинутой девушки, срывая аплодисменты легковерной публики. И, конечно, никакую не вазу Лейлани здесь искала, она сразу поняла, что там внутри, под лентой, потому и вышла… И это отнюдь не явилось для нее неожиданностью, скорее, она ожидала чего-то подобного, а смутилась именно из-за его нахальства, из-за того что у всех на глазах…

Маша провела на лежаке под пальмой целых семнадцать минут. Она уже дважды вынимала из сумки часы – честно говоря, терпеть не может загорать! Это ведь удивительно тоскливо: валяться без движения на жаре, всем поведением подражая морским котикам. Но и оставаться «белым вареником» – по меткому замечанию брата – тоже не хочется. Поэтому она обрадовалась, заслышав японский говор – по крайней мере, если уж мучиться, то хотя бы не одной.

Она села и помахала рукой. Четверка японцев – они так и держались группкой – повернула в ее сторону.

– Как вчера повеселились? – еще издали спросила Маша.

– Отлично, просто отлично! – радостно сообщила Сьюзи.

Обе девушки были сейчас в коротких пляжных платьицах и шлепках на платформе, но все равно они казались ниже, чем на обычных десятисантиметровых каблуках. Со спины их можно было принять за девочек, никак не старше двенадцати-тринадцати, но только со спины: красились японки весьма сильно.

– Не хочешь с нами? – спросила Шизу.

– А разве вы куда-то собираетесь? – удивилась Маруся. – Я-то решила, вы пришли купаться.

– Нет, мы идем сейчас в «Золотую Виллу». Там будем купаться. Там – аквапарк, и вообще весело!

Маруся колебалась недолго; с одной стороны нужно бы дождаться Арсения, но с другой – у того в двенадцать уже «запланированные дела», и снова придется торчать в унылом одиночестве. Скорее бы уж Анри приехал!

Она попросила подождать секундочку и отправилась к немцам, которые растянулись на лежаках поближе к морю, на открытом солнце. Извинившись, Маша попросила передать ее брату – конечно, в том случае, если они его увидят – что она ушла с друзьями в соседний отель.

Габби великодушно разрешила ей не волноваться, обязательно передадут. Вполне мило. А Гюнтер даже помахал над головой своими красными поросшими рыжей шерстью ручищами – мол, передадут всенепременно.

Идти нужно было, наверное, что-то около десяти минут. Утоптанная множеством ног тропинка вилась вдоль скалистого берега моря, лишь иногда забираясь в гору.

Скоро послышались звуки музыки – очевидно веселье здесь никогда не прекращалось, и они выбрались на огороженную низкой каменной стенкой мощеную набережную отеля – на ту ее часть, что отделяет территорию от песчаного пляжа. Но на пляж они не пошли, а свернули вглубь парка. Японцы прекрасно ориентировались, было ясно, что они проводят здесь большую часть времени. Скоро до ушей донесся визг и хохот, и они вышли к большому сложной формы бассейну с высокой горкой, откуда вместе с потоком воды, вереща, скатывались вниз дети и взрослые.

Тоши с Ванаги отправились на охоту за пустыми лежаками, которые они приволокли на облюбованное место. Официантка, которая с видимым усилием притащила поднос с пятью большими кружками пива для соседней компании, тяжело опустила его на столик, после чего подошла и к ним. Почему-то она обратилась сначала к Маше, которая, расстелив полотенце, постаралась сесть так, чтобы на нее падала тень от стоящего рядом зонтика.

– Джу-у-у? – произнесла тайка с мелодичным повышением в конце слова. – Соо-прай?

Маруся напряженно стала размышлять. Так как это слово исходило от человека, разносящего прохладительные напитки, можно было, по крайней мере, предположить, что такое «джу-у-у»: джус – сок, это более или менее понятно. Но что такое «соо-прай», она не может себе даже представить. Вопросительно взглянула на Шизу, надеясь на подсказку.

– «Спрайт» – хитро подмигнула та узким карим глазом, и Маша даже фыркнула – ну конечно, «спрайт», что же еще? Заказала себе свежий апельсиновый «джу-у-у».

Остальные, тоже сделав заказ, быстро разделись и попрыгали с бортика в воду. Тоши помахал ей рукой, приглашая присоединяться, и Маруся знаками показала, что обязательно, но сначала она чуть посидит. Те поплыли наперегонки в дальний конец бассейна. Там им, очевидно, повстречались соотечественники, потому что уже скоро они устраивали массовый заплыв – их было теперь человек пятнадцать. Правда, шум поднялся такой, как если бы их было пятьдесят. Недовольно косясь на гомонящих японцев, несколько человек собрали вещи и отправились искать местечко поспокойнее. Маруся в очередной раз подивилась, откуда взялась эта распространенная легенда о сверхъестественной сдержанности японского народа. Впрочем, возможно, это было своеобразной реакцией на вековой стресс, который они испытывали на родине. Кроме того, совершенно неизвестно, каким образом они ведут себя дома, может, наоравшись здесь вволю, вернутся и снова войдут в то же самое вековое русло, и при встрече не станут неистово колошматить друг друга по плечам, а лишь обменяются сдержанными кивками. Добравшись в своих предположениях до последнего вывода, Маруся решила, что она тоже не лыком шита – пора раскрепоститься, а воспитанно будет вести себя по возвращении на родину. Она прыгнула в бассейн и приняла участие в заплыве, и, как ни странно, это оказалось очень весело. Она тоже орала и хохотала вместе с остальными. Потом они фотографировались большой дружной группой на фоне низвергающегося с искусственной скалы водопада: Маша – единственная капустница-белянка посреди этого слаженно копошащегося муравейника. Все широко улыбались в камеру, все-все сделали пальцами букву «V», (кроме Маруси, – она в последний момент застеснялась), в смысле, victory! Даже лучше, чем это делают самые настоящие европейцы, которые, впрочем, давно уже оставили эту привычку. Но, наверно, японцам об этом просто пока неизвестно. В общем, то был совершенно новый опыт.

Они едва успели вернуться к обеду. Аппетит у нее оказался после всех этих групповых заплывов просто зверский! Она съела и закуски, и первое и второе, и десерт. Добравшись, наконец, до номера, Маша повалилась на кровать и проспала до самого ужина. Можно, сказать, неплохо отдохнула! Правда, немножко слишком. Голова была совершенно дурная. Даже и после ужина она все еще бродила, как пыльным мешком оглоушенная – нет, нельзя днем столько спать. Наотрез отказавшись отправиться в «Золотую Виллу» на вечер, – Арсений поехал туда вместе с японцами, и те клятвенно обещали вернуть его в целости и сохранности – она тихо искупалась в море и потом гуляла одна по парку, понемногу приходя в себя. Заодно пыталась определить, что за растения высажены вокруг. Занятие оказалось непростым, большая часть так и осталась неопознанной, а надо учесть, что Маша вообще-то гордится своими познаниями в этой области. Но все-все было другое, а если и такое же, то слишком большое, а потому неузнаваемое – в каком-то другом уже качестве, чем в горшочке на полке цветочного магазина. Потом она обнаружила на задах дома оранжерею, вернее сказать навес, под которым скрывались от чрезмерных лучей солнца грядки. А на грядках росли не морковка со свеклой и не какие-нибудь там салат с капустой, а сотни и сотни самых разных орхидей. Фантасмагория цвета! Орхидей было такое несметное множество, что становилось понятным, почему их возможно повсюду разбрасывать не жалея: на столы, на подушки и даже в унитазы.

Маруся засунула свой любопытный нос внутрь, решив, – вряд ли кто-то рассердится, если она осмотрит этот цветник, тем самым расширяя свои ботанические познания. Но буквально в следующий момент поняла, что ошиблась в своем предположении. Наверняка очень даже рассердились бы, если б обнаружили. Маша повернулась и, не смея дышать, на цыпочках вышла вон.

На скамейке, уютно расположенной у деревянной решетки меж двух рабаток с бело-розовыми орхидеями, устроилась целующаяся пара. Оба вели себя чрезвычайно страстно: постанывая, горячо соединившись ртами, обшаривали друг друга жадными руками. Вряд ли в мире сейчас еще что-то существовало, кроме них двоих. Наверное, именно поэтому никто из них и не заметил ее присутствия. Ни Майк, ни Лейлани.

На следующее утро за завтраком, усевшись за крайний стол, Маруся, не в силах устоять перед любопытством, потихоньку за всеми следила: за Майком, за Лейлани и за Брайаном. Похоже, здесь был треугольник… ну или четырехугольник, если считать ее мужа. А мужа как-то принято учитывать. Короче говоря, следила за всем квадратом. Хотя, в принципе, это была более сложная геометрическая фигура. Пятиугольник – если с Барбарой. К тому ж с неравными углами: у Барбары уголок явно поменьше, чем у Лейлани. Но Барби пока не было видно, и Маша ограничивалась наблюдением за квадратом, что все-таки несколько проще. Хотя бы углы прямые.

Все трое сидели за разными столами и вели себя совершенно обыкновенно. Обманутый, но явно не подозревающий об этом Ланс варил кофе для всей компании и заодно шутил с японцами, которые с готовностью отзывались хохотом на любую его остроту. Маша вынуждена была признать, что не заметила ни одного подозрительного взгляда: ни от Майка в сторону Лейлани, ни от Брайана, ни наоборот. Впрочем, если подумать, по-другому и быть не могло, об адюльтере не принято сообщать каждому встречному, а тем более мужу. Если б Маша не видела всего собственными глазами, точно ничего бы не заподозрила! Чистая случайность, что ей довелось быть свидетельницей вчерашних событий.

– Я не пойму, тебе в голову, что ли, наконец, пришла мысль, и ты ее изо всех сил думаешь? – поинтересовался Арсений, очевидно заинтригованный ее осторожными взглядами по сторонам. – До вечера, небось, теперь будешь этим заниматься?

– Съешь-ка еще вафлю, – посоветовала Маруся.

– Не могу, – расстроено отозвался братец. – Есть определенные пределы человеческим возможностям… И я их видимо уже перешел.

Во дворике появилась Дебби, она была почему-то еще в халате. Девушка постояла у входа, растеряно поглядывая на завтракающих, потом очевидно что-то решив, направилась прямо к Лансу. Маруся против воли навострила уши: как-никак отсутствует пятый угол. Как бы чего не вышло… Донеслось: не открывает… спальня заперта… изнутри… стучала… никогда раньше…

Ланс нахмурился. Потом переставил турки с раскаленного песка на решетку и пошел вслед за девушкой. Маруся с Арсением, не сговариваясь, поднялись и отправились следом. Остальные, кажется, ничего не заметили либо не захотели замечать.

Дверь с девятью орхидеями – по три в ряд, как на игральной карте – в самом деле, оказалась заперта. Ланс бросил что-то на тайском малютке Пу, который семенил за ними следом, и тот опрометью кинулся обратно по коридору. Скоро он вернулся и протянул хозяину пластиковую карту с одной большой белой орхидеей по розовому полю, очевидно, мастер-ключ, открывающий все двери отеля. Ланс всунул его в щель замка и распахнул дверь. Потоптался у входа, неуверенно позвал – Барбара, вы здесь? Барби, вы не спите? – после чего, нерешительно хмыкнув, жестом пригласил в номер своих спутников – как если бы он боялся входить один. Так они группой и вошли.

В спальне было душно и темно – плотно задернутые занавеси почти не пропускали света. Ланс пошарил рукой по стене и щелкнул выключателем. Разом зажглись люстра, оба настенные бра и лампа на тумбочке.

Барби не спала… Вернее, нет, она спала, но уже потусторонним, непробудным сном. Девушка лежала на кровати с закрытыми глазами, на боку, подтянув ноги к заострившемуся подбородку, обхватив их руками. На подушке у ее головы лежала белая орхидея. Лицо Барбары было серым, пепельно-серым – особенно по контрасту со снежно-белым цветком. Черные кружевные трусики и лифчик – все как из ужасной детской страшилки: в черной-пречерной комнате, в черном-пречерном гробу лежала черная-пречерная…

Дебби сдавленно охнула, потом издала горлом громкий булькающий звук и выбежала, зажав рот рукой.

– Ну ни фига себе! – охнул Арсений, потом пробурчал: – Явный передоз. Глюки forever…

– Что «навсегда»? – ухватился за последнее понятное ему слово Палмер. – Что вы там такое говорите?

– Я говорю, наркоманкой она была, – отозвался Арсений уже по-английски. – Я видел снимки подобных смертей в Интернете. Передозировка.

– Не может этого быть, – почти выкрикнул Ланс. – Она хорошая девочка! Я знаю ее родителей!

– Я тоже знаю многих родителей, – пожал плечами Арсений, – это еще не рекомендация.

– Боже мой… и что же я им скажу?

– Вы не виноваты, – вмешалась Маруся. – Причем здесь вы?

– Но я не уследил… Я должен… я должен был…

Арсений подошел к кровати, заглянул в лицо и провел рукой по серому плечу мертвой девушки.

– Не трогай ее, – истерически взвизгнула Маша. – Ты с ума, что ли, сошел?

– Я же вымою руки, – недоуменно оглянулся на нее брат.

Это прозвучало ужасно. Еще вчера живая и теплая, сейчас девушка вызывала только жуть. Марусе стало стыдно.

– Нужно кого-то вызвать, – смущенно пробормотала она. – Врача… нет, зачем врача… Здесь есть полиция?

– О, да, – почти застонал Палмер. – Полиция существует в полном объеме… Нет, этого просто не может быть!

– Только звоните не отсюда, – посоветовал Арсений. – Мало ли, им потребуются отпечатки. Вдруг это убийство.

Ланс дико на него взглянул и, едва не сбив с ног испуганно замершего у дверей малютку Пу, ринулся прочь из комнаты.

– Придется ждать здесь, – недовольно вздохнул Арсений, – все кроме нас сбежали. Не можем же мы оставить ее здесь без присмотра… – он обвел комнату глазами. – О, ее ноутбук! – оживленно добавил подросток, подходя к тумбочке. – Я пока посижу с компьютером, вы не возражаете? А чтобы отпечатки, не дай бог, не смазать, я возьму его вот этим шарфиком, да?

Маруся буквально потеряла дар речи: непонятно даже было, как на подобное реагировать. Вытаращив глаза, она оторопело следила за тем, как брат, обернув руку шелковым платком умершей, перенес компьютер на журнальный столик, открыл его, а сам уселся на диван рядом. Карандашом включил его и уставился в экран, время от времени, пробегая тем же карандашиком по клавишам клавиатуры. Все происходящее с каждой минутой все более смахивало на чрезвычайно неприятный сон… потому что, кажется, только в таком, чрезвычайно странном и неприятном сне возможно путешествовать по Интернету, когда в двух метрах от тебя лежит мертвая девушка! Неужели у нее не брат, а чудовище?

Правда, уже спустя десять минут брат все же потерял интерес к компьютеру, очевидно обстановка была слишком уж удручающая, даже для него. Выключил ноутбук, после чего поставил его на старое место. Руку при этом он снова завернул в платок, который тоже вернул ровно туда же, где тот лежал прежде.

– Мне вдруг пришло в голову, что на самом деле достаточно закрыть дверь на замок, а Пу посторожил бы снаружи, как вы думаете? – поинтересовался Арсений.

Маруся с благодарностью ухватилась за это предложение, честно говоря, она физически уже не могла здесь дольше находиться. Кондиционер почему-то не работал, и воздух буквально с каждой следующей минутой становился все более тяжелым. Казалось, она даже ощущает сладковатый запах, какой издает разлагающаяся плоть, хотя этого, наверное, быть еще не могло. Но отвязаться от неприятной мысли оказалось невозможно.

Пу, кажется, тоже был рад оказаться вне мертвецкой, помеченной снаружи девятью белыми орхидеями. По крайней мере, он вроде даже улыбнулся им вслед, привычно сложив руки у груди.

Оказавшись в своем номере, Маша первым делом ринулась в ванную. Залезла под душ и довольно долго стояла под прохладными струями, приходя в себя – хотелось смыть отрицательную энергию, которой, казалось, было пронизана комната умершей. Когда, обернув мокрую голову полотенцем, наконец, вышла, обнаружила брата в той же позе, в которой его оставила. Тот как плюхнулся на диван, так за это время и не сдвинулся с места.

– Теперь, наверное, даже ты не станешь отрицать, что смерть ходит по моим следам, – опершись спиной о стену, Маша нервно накручивала на палец поясок халата. – Видишь, не успела приехать… Там, где я, люди мрут, как мухи, это уже совершенно очевидно. Сколько погибло на Ялосе… Можно сбиться со счета, если посчитать их всех.

– Новый приступ шизофрении, – сумрачно констатировал брат. – И вот явился Ангел Смерти! Как известно, мания величия – один из симптомов этой неприятной болезни. Мне только непонятно, почему ты думаешь, что горбатая таскается именно за тобой? Чем я-то хуже, а? На самом деле, надо посчитать всех: тех, кто помер в моем присутствии, тех, кто – в твоем, и сравнить полученные результаты. А уж потом делать выводы!

Маруся задумалась, подобная идея как-то не приходила ей в голову. Она даже немного приободрилась: может, все-таки не из-за нее?

От звонка телефона вздрогнули оба. Это был Палмер, он просил их спуститься вниз – прибыл офицер полиции, и хочет всех опросить.

Когда они появились все уже сидели за столами, с которых так и не убрали посуду после завтрака. У фонтана застыли два тайца, один, очевидно, штатский, в светлых брюках и полосатой веселенькой рубашке, другой был одет в полицейскую форму. Вид у последнего был весьма строгий, голова высоко задрана, брови насуплены, но выглядел он все равно как-то несерьезно: как если бы форму одели на ребенка, и он, играя роль взрослого, немного переигрывал. Впрочем, по тому насколько вибрировал хозяин гостиницы в его присутствии, можно было сделать вывод, что все здесь по-настоящему.

– Теперь все в сборе – сообщил Палмер по-английски.

Полицейский кивнул с важным видом и что-то сказал.

– Господина офицера зовут Суксом Сукхапан, меня звать Унг, – озвучил по-английски переводчик.

Все слова были понятны, произношение – вполне приличное, значительно лучше, чем скажем у четверки японцев. Очевидно, он долго и прилежно учился.

– Место происшествия уже осмотрено, тело увезли, комната опечатана, сейчас по установленному порядку будет произведен опрос свидетелей, – продолжал переводить Унг.

Суксом Сукхапан величаво кивнул, когда тот закончил; густые черные волосы его коротко подстрижены, воротничок голубой рубашки великоват для воробьиной шейки, и к тому же морщит под синим форменным галстуком. Пятиклассник, которому доверили провести урок у старшеклассников.

– Сейчас каждый скажет, когда он видел покойную в последний раз, – добавил Унг.

Суксом тем временем достал из коричневой сумочки блокнот и приготовился записывать.

Как выяснилось в следующие несколько минут, все присутствующие видели Барбару вчера за ужином. Дебби рассталась с ней в половине восьмого вечера, после чего укатила на свидание в «Золотую Виллу». Домой не возвращалась, приехала только сегодня утром. Хотела разбудить подругу, чтобы вместе пойти завтракать, но та не отвечала на ее стук. Тогда она спустилась за хозяином, и уже вместе с ним они обнаружили тело… Знала ли Дебби, что та принимает наркотики, по всей видимости, героин? Героин!? Та выкатила на них свои голубые глаза. Нет, конечно, нет! Правда, последнее время Барби иногда казалась странноватой, но предположить подобного Дебби, конечно, не могла, она уверена, та ей сказала бы… Не могло ли это быть самоубийством, не было ли у ее подруги неприятностей?

– Нет, безусловно, не самоубийство! – убежденно воскликнула Дебби. – У нее совсем другой характер! Она умеет… умела… справляться с проблемами, – тут она мрачно покачала головой. – Кое-что похуже…

Суксом заметно заинтересовался.

– Я ей говорила, не надо этого делать… не смей! – почти взвизгнула Дебби. – Мы ездили на экскурсию в монастырь – в Ват Пра Тонг, ну вы знаете… храм Золотого Будды. Лежащая статуя полузасыпана землей. Известно, что все кто пытались откопать его, так или иначе погибали. Древнее проклятие. Поэтому до нашего времени он так и засыпан. А Барби… дурочка… взяла да и отгребла от статуи в одном месте песок… Я ей сразу сказала, ты с ума, что ли, сошла? Разве можно так шутить, это плохо кончится! Она только посмеялась. И вот, результат не заставил себя долго ждать… А мы были там всего неделю назад!

Если полицейский и был разочарован, то виду не подал, впрочем, вполне возможно, он тоже посчитал это достоверной причиной.

– Что еще можете сообщить? – требовательно обвел глазами присутствующих полицейский.

Все молчали.

Тогда Маша решила, что пора вмешаться; возможно, чужие переживания и не были ее делом, пока девушка была жива, но теперь… Кто-то должен о ней позаботиться.

– Я заметила, она была очень расстроена вчера утром, – глядя прямо перед собой, наконец, проговорила она. – Мне кажется, Барбара поссорилась со своим молодым человеком.

Брайан при этих ее словах переменил позу: сложил перед собой на столе руки и закинул ногу на ногу. Поза блокировки: скрещивая руки или ноги, человек неосознанно закрывается от окружающих.

– И кто же был этот молодой человек, вы не знаете? – устами переводчика Унга поинтересовался офицер Суксом Сукхапан.

– Я видела Барбару и Брайана в одном из ресторанов «Золотой Виллы». Они танцевали. Кстати, я была не одна, и мой знакомый сможет это подтвердить… По их поведению было очевидно, что отношения у них весьма близкие… Насколько близкие, я, конечно, знать не могу.

Суксом удовлетворенно кивнул.

– Почему вы сами не сказали об этом? – требовательно повернул он голову в сторону упомянутого молодого человека.

– Как справедливо заметила мисс, – усмехнулся Брайан, – мы с Барбарой поругались, и я ничего не знаю о ней с тех пор, как это произошло.

– Ну да, такой долгий срок, – пробормотала Маша. – Целый день ведь прошел…

– Почему вы с ней поругались? – поинтересовался Сукхапан. – Была какая-то причина?

– Причина безусловно была… – пятерней нервно взъерошив светлые волосы, кивнул тот. – Я, конечно, мог бы сказать, что она мне надоела, повстречал другую… Но, наверное, в подобной ситуации лучше сказать правду. В тот вечер я узнал, что Барбара принимает героин. Собственно, она сама мне об этом сказала… Для меня это абсолютно неприемлемо. Порвал с нею сразу же.

– И вы не пробовали уговорить ее бросить наркотики?

– Вы смеетесь, – фыркнул тот, – даже и не пытался! Уговорить человека, принимающего героин, оставить это занятие, все равно что просить… я не знаю… тучу с неба лить на землю не воду, а, например, красное Бургундское вино! Это в принципе невозможно.

– Но ведь кто-то же бросает, – негромко вставила Маруся. – Манна небесная иногда все же сыплется…

Ей было ужасно обидно за несчастную Барби, которую вот так, не раздумывая, оттолкнули. А ведь она собственными глазами видела, насколько та была счастлива, когда этот белобрысый мерзавец нашептывал ей в уши что-то сладко-медовое! Разрушился прекрасный замок Барби… пусть он с самого начала и был на песке. Конечно, она могла решиться на самое страшное.

– Не знаю, в специальной клинике, может быть, – жестко возразил Брайан. – А так просто… Никогда не слышал.

– Никто больше ничего не может добавить?

Ничего. Суксом обвел в очередной раз пристальным взглядом всех присутствующих и устами Унга сообщил, что на сегодня он закончил. Кивнув на прощание, полицейский повернулся и вышел в сопровождении своего переводчика.

Маша осталась сидеть на своем месте – совершенно опустошенная. Сначала ушли немцы, потом поднялась Дебби, глаза ее были полны слез: прошел шок, она, наконец, осознала потерю, и теперь начнет оплакивать подругу. Проходя мимо Брайана, Дебби враждебно на того взглянула. Брайан мотнул головой: мол, пошли бы вы все подальше! С шумом отодвинул стул и – руки в карманах – демонстративно неспешно пересек дворик, направляясь к выходу в парк. Четверка японцев сидела, понуро сникнув головами. Первым очнулся Тоши. Он вынул из стоящей на столе вазы веточку орхидеи и, ни слова не говоря, преподнес ее Марусе. Та, вымученно улыбнувшись, поблагодарила, но про себя подумала, что отныне орхидеи, и особенно белые, будут ассоциироваться у нее с одним воспоминанием, – со страшным серым заострившимся профилем на подушке – и с этим уже, наверное, ничего не поделать.

– Ты молодец, Машка, – похвалил брат, когда они вернулись наверх, в номер. – Дура дурой с виду, а нормально выступила. Так ему, паразиту, и нужно! Только я не пойму, где же я был в то время, пока ты добывала агентурные данные?

Маруся усмехнулась.

– Брызгая слюной от возбуждения, обсуждал с иноплеменниками перспективы развития цифровых технологий.

– «Туше»! – кивнул Арсений; в смысле, уколола. Потом задумался. – В целом вырисовывается довольно-таки интересная картина… – после паузы проговорил он. – Думаю, он ее и прикончил… Брайан.