Помраченный Свет

– Пожалуй. Но вы мне все равно не поверите, – небрежно пожал плечами одержимый. – У вас ведь уже додумана своя правда. Значит, то, что не подходит под ваши умозаключения, будет считаться ложью.

– Что ты имеешь в виду?

– Да ничего особенного. Всего лишь рукотворные истины, идеалы Света и невнятные аксиомы, наподобие: «Добро всегда побеждает зло»… Кто сделал их правдой, возвел в абсолют? Вот и я о том же.

«А ведь если подумать… Нет, Ахин пытается сбить меня с толку. Но я и сам… Хотя мне это только кажется. А он как-то умудрился все прочувствовать. Или дело в феноменальной логике? Ясно, скрывает таланты за невзрачностью. Наш враг умнее, хитрее и коварнее, чем мы предполагали. С ним надо быть осторожнее», – прищурился епископ, непроизвольно отступив от одержимого на шаг.

– Гатляуры чуют любые колебания твоих темных сил. Будь благоразумен, если хочешь жить.

Ахин вновь угрюмо усмехнулся:

– А смысл?

– В Камиене тебя ожидает справедливый суд, – объявил Ферот. – Тебя будут судить по законам Атланской империи.

– Справедливый суд? Как тот, когда перед Цитаделью казнили ни в чем не повинных порождений Тьмы?

Едва заметная нервная судорога пробежала по лицу епископа, однако он ответил Ахину с тем же спокойствием и достоинством, с каким начал разговор:

– Необходимость аутодафе была продиктована сложившейся ситуацией. Возможно, принятые меры носили несколько превентивный характер, но…

– То есть даже ты осознаешь, что о справедливости там не шло и речи?

– Атланский суд всегда справедлив, ибо мы следуем идеалам Света. Правда, иногда он может быть… справедлив в условиях иного порядка, – Ферот поморщился, ощутив знакомую боль в висках. – Я и не надеюсь, что отродье зла сможет понять это.

– А ты, значит, можешь понять справедливость, при которой умирают сотни невинных? – резко спросил Ахин. – Ты можешь понять добро, оставляющее после себя горы трупов? Ты можешь понять идеалы Света, которые почему-то требуют истребления, порабощения и унижения целых народов? Можешь? А я не могу! И кто тут еще отродье зла, епископ?

«Это я должен допрашивать его, а не он меня! – Ферот и не заметил, как вновь извлек белый клинок из ножен. – И что за странное чувство, будто… Нет, я просто устал. Слишком устал. Столько вопросов, но… не сейчас. Я свое дело сделал. Мне нужно отдохнуть».

– У нас будет время обсудить это в казематах, – после короткой паузы ответил епископ и, повернувшись к гатляурам, приказал: – Уведите заключенного. Вилбер, организуй охрану.

– Хорошо. Рядом с ним всегда будут двое моих бойцов, – прорычал командир гвардии.

– Лучше прикончите его, – ворчливо посоветовал Эберн. – Возиться с этим отбросом до самого Камиена – мы только впустую потратим время.

– Кардинал Иустин велел не убивать одержимого, если не возникнет необходимости, – покачал головой Ферот. – Нужно узнать природу и источник его темных сил, дабы мы могли уберечь наш озаренный мир от появления подобной ошибки природы в будущем.

– Если бы я еще сам понимал…

Но замечание Ахина было прервано ударом тыльной стороной ладони епископа. Одержимый пошатнулся и врезался в могучую грудь рыжего гатляура. Вилбер тут же вывернул ему руки за спину.

– Отныне ты будешь говорить только по моему приказу, – холодно произнес Ферот, обращаясь к стонущему от боли юноше. – Ты ведь не хочешь наполнить последние дни своей жизни невыносимыми страданиями?

Ахин молчал, глядя на втоптанную в кровавую грязь траву.

– Отвечай.

– Говорить по приказу. Понял.

– Вижу, – буркнул епископ. – Все. Уведите его.

Вилбер кивнул и шагнул в сторону, едва не сломав руки одержимому, не ожидавшему столь резкого начала движения. Однако командир гвардии тут же остановился. Задумчиво почесав когтями подбородок, гатляур вновь повернулся к Фероту:

– Увести… Куда?

Атлан непонимающе посмотрел на него, но вскоре в светлых глазах промелькнуло осознание сказанного. Они ведь находятся не в Цитадели, где есть казематы, и даже не в каком-нибудь гарнизоне с карцером. Вокруг только лес, куча из трупов порождений Тьмы и полуразрушенный бандитский лагерь. Приказ «увести заключенного» немного не подходит под местные реалии.

«Какой-то я рассеянный сегодня, – хмыкнул епископ, глядя по сторонам. – Что-то со мной не так».

– Да, не подумал, – признался Ферот. – Что ж, немедленно возвращаемся в Камиен.

Ирьян, до сих пор безмолвно стоявший рядом, негромко кашлянул и осторожно произнес:

– Прошу прощения, епископ, но уже темнеет. Мы, конечно, не понесли потерь, но несколько солдат ранены. Им нужно время на перевязку и отдых. К тому же нам надо решить, что делать с освобожденными пленниками.

– Отдых? Отдых не помешает, – согласился атлан, окончательно растерявшись. – Хорошо, остаемся на ночлег. Ирьян, организуй дозоры и… ну, ты знаешь.

– Слушаюсь. А что насчет крестьян?

– Выдай им запасные палатки и провиант на пару дней. Пусть закопают мертвецов, чтобы ночью зверье не сбежалось, а дальше они вольны поступать так, как решат сами.

– Им некуда идти.

– Могут вернуться в деревню и восстановить ее, – с оттенком раздражения ответил Ферот. – Или пусть идут к ближайшему гарнизону, там им окажут помощь и поддержку на первое время. В другие населенные пункты, в конце концов, они же тут все друг друга знают… Это не наша забота. У нас есть задача, и она важнее судьбы нескольких десятков людей, которым, к слову, уже ничто не угрожает.

– Вы правы, – бригадир немного скованным движением пригладил роскошные усы. – Простите за беспокойство.

«Я был слишком резок? – нахмурился епископ, глядя вслед Ирьяну, отправившемуся выполнять распоряжение командующего. – Люди ведь действительно в безопасности. А на нас самим кардиналом Иустином возложена миссия. Разорение деревни – это плохо, но чтобы подобное не повторилось, мы должны довести наше дело до конца. Я поступаю правильно».

– Одержимый, – прорычал Вилбер, вызволив атлана из плена меланхоличной задумчивости.

– Что?

– Одержимый, – повторил рыжий гатляур и с силой сжал руки, заставив Ахина вскрикнуть от боли. – Куда его?

– Да, точно… – пробормотал Ферот, рассеянно размазывая светлый взгляд по суете, царящей в разворачивающемся на ночь лагере. Немного подумав, он указал пальцем на двух великанов, голыми руками вбивающих в землю колья для палаток: – Вот. Привяжи Ахина к носильщикам. Никуда не денется. И конвоировать так же будем. Только размести их немного поодаль – мы все-таки до сих пор не знаем, на что он способен.

«Хорошо придумал, – похвалил себя епископ. – Если он обратится к темным силам, то гатляуры это сразу же почуют. Попытается сбежать по-тихому – великаны не позволят… А почему бы тогда просто не привязать его к какому-нибудь дереву? Да, что-то я… Ай, не отменять же приказ. Предосторожность не помешает. Хотя и одной гвардии уже предостаточно».

– Понял, – кивнул Вилбер и потащил стонущего юношу на окраину опушки, не обращая внимания на скрип суставов в его конечностях.

Пасмурный день незаметно перешел в глубокую ночь, как бы ненароком пропустив вечер. На месте горы трупов вздымался свеженасыпанный курган. Солдаты негромко переговаривались у костров, готовясь выступить в дозор, а их вернувшиеся товарищи закутывались в теплые плащи и моментально впадали в чуткий сон.

Крестьяне разбрелись по палаткам, но почти никто из них не мог сомкнуть глаз – пережитое за последние несколько дней еще долго будет преследовать их в воспоминаниях и ночных кошмарах, да и мысли о туманном будущем не внушали оптимизма и спокойствия. Их немногочисленные темные рабы, которых бандиты собирались перепродать, находились рядом, даже не помышляя о побеге, – они уже не раз убедились, что мир слишком опасен для свободных существ.

Если выбросить из головы все странности и нелепые мысли, посещавшие Ферота с момента аутодафе, то, в принципе, миссию можно считать выполненной. Осталось лишь отконвоировать одержимого в Камиен, но это не представлялось чем-то сложным – чуть севернее лесной опушки пролегал крупный тракт, по которому отряд епископа быстро и более-менее комфортно дойдет до столицы. Совсем скоро комендант Темного квартала вернется к прежней жизни, только с новыми заслугами перед Атланской империей, личным расположением кардинала Иустина и… мучительной тяжестью сомнений, суть которых Ферот до сих пор не мог понять.

– Я просто устал, – в который раз уже повторил атлан, уставившись невидящим взглядом на темные силуэты людей, лагерные костры и палатки.

– Епископ?

Ферот вздрогнул от неожиданности. Он и не заметил, как Ирьян подошел к нему.

– Задумался. Что-то случилось?

– Да, – бригадир машинально пригладил усы. Кажется, он вообще не мог говорить, не потрогав пышную растительность под носом. – Мы обнаружили среди крестьян и их рабов… в общем, саалею.

– Кого?

– Змеиную саалею. Ну, знаете…

– Знаю, – перебил его Ферот. – Это странно. Как она тут оказалась?

– Так ведь у одержимого была сообщница.

– Это непроверенная информация.

– Но не крестьянам же она принадлежит.

– А одержимому зачем саалея? От этих распутных созданий нет никакой пользы.

– Может, как раз таки для…

– Мне все равно. Не хочу ничего о ней слышать, – раздраженно поморщился епископ. – Кардинал Иустин не давал никаких указаний насчет саалеи или кого бы то ни было еще. Как будто мне других забот мало… Одержимый схвачен. Все.

– И что нам с ней делать?

Ферот хотел было даже прикрикнуть на бригадира, но осекся и судорожно выдохнул. Внезапно он осознал, что только что проигнорировал прямые должностные обязанности коменданта Темного квартала. Пусть даже по отношению к одному порождению Тьмы, но нарушение – есть нарушение. И важен не масштаб, а сам факт того, что епископ с легкостью отмахнулся от возложенного на него долга. Речь шла о высоких принципах, ведь невозможно стать примером добродетели для других, просто убегая от собственного несовершенства. Надо бороться, бороться за каждый крохотный шажок навстречу Свету, бороться за будущее Атланской империи и всех светлых народов.

– Может, вы хотите допросить ее? – поинтересовался Ирьян.

– Кого? – нахмурился Ферот, окончательно потеряв нить разговора.

– Змеиную саалею.

– А… Нет. Она сама что-нибудь сказала?

– Ничего особенного. Делает вид, что испугана до полусмерти. Уж играть-то они умеют, – хмыкнул бригадир. – Говорит, что работает на некую Ралькинию, хозяйку одного из столичных борделей. Мол, бандиты обманом заманили ее за городские стены и увели. Такое, конечно, случается, но я ей не верю.

– Ладно. Это все неважно. Отпусти ее.

– Опустить?

– Да. Если грязный разврат не окончательно разъел здравомыслие этой саалеи, то она сама пойдет с нами в Камиен, где сможет вернуться к своей никчемной, но хотя бы безопасной жизни. Если же хочет на свободу… – епископ неопределенно повел плечом: – Туда ей и дорога. Вне Камиена саалея не сможет найти защиту и покровительство. Быть ей изнасилованной, многократно перепроданной и убитой какими-нибудь отморозками в порыве извращенной страсти.

«Причем не обязательно отродьями Тьмы», – едва не продолжил Ферот. И тут же постарался забыть непрошеную мысль, вновь всколыхнувшую неприятный осадок на душе.

Создания Света ведь тоже совершают преступления, причем немало. Добро всегда побеждает зло, но иногда добро обязано побеждать другое добро. Аксиома, которая в кабинете Цитадели казалась епископу непреложной истиной, с недавних пор начала напоминать какой-то бред. Хотя, возможно, сейчас ему не хватало советов мудрых книг и духовно богатых сородичей. Один вечер в библиотеке, один короткий разговор – и любые сомнения обернутся сущей глупостью, лишний раз подтвердившей правоту и непоколебимость идеалов Света.

– Вы в порядке? – обеспокоился Ирьян, увидев слабую улыбку на осунувшемся лице атлана. – Вам стоит отдохнуть.

– Ты прав, – согласился Ферот. – Надо отдохнуть.

Он шагнул вперед и едва не упал из-за предательски подкосившейся ноги. Бригадир, несмотря на свой возраст, моментально среагировал, ловко подскочив к епископу. Осторожно придерживая ослабшего атлана, Ирьян повел его через ночную темноту, покрытую рыжими пятнами лагерных костров.

– Ваша палатка уже установлена. Позвольте проводить.

– Спасибо, – устало выдохнул епископ.

Растянувшись на неудобном походном ложе, Ферот подумал, что буквально две-три недели назад он ни за что не позволил бы человеку прикоснуться к себе. А теперь гордый сын атланского народа с искренней благодарностью принимает помощь от представителя самой ничтожной светлой расы, благословленной Светом лишь по какому-то недоразумению.

– Все же что-то изменилось, – пробормотал он, проваливаясь в беспокойный сон.

***

Снова начался дождь. С каждой минутой он становился только сильнее, и солдаты, отдавшие палатки крестьянам, торопливо сооружали навесы из дырявой ткани и плащей, чтобы хоть как-то укрыться от пробивающих насквозь ледяных капель. А дозорные дрожали от холода под раскидистыми деревьями и негромко ворчали, проклиная свое невезение. Караул сейчас абсолютно не имел смысла, ведь ночная темнота и шум ливня лишали их всякой возможность увидеть или услышать хоть что-то. Но приказ оставался приказом, и нарушить его они не имели права.

Пелена сонливости окутала лагерь. Все вокруг застыло, уснуло, впало в анабиоз, поддавшись всемогущей природе медленно разрушающегося мира. И лишь где-то на окраине лесной опушки мелькали тени хищников, оставляя во мраке росчерки сверкающих кошачьих глаз.

– Ты уверен? – раздался едва слышный рык командира гатляурской гвардии. – Сам ведь предлагал Фероту убить его. Чтобы не возиться.

Вилбер, Эберн и Консалия спрятались за деревьями недалеко от великанов, к ногам которых был привязан одержимый, конвульсивно дергающийся в лихорадочном бреду. Оба носильщика уже крепко спали, оглашая окрестности глубоким утробным храпом. Гигантские создания Света славились своей неприхотливостью – ни проливной дождь, ни шум леса, ни голая холодная земля не могли помешать их здоровому сну. Но это отнюдь не означало, что они ничего не слышали и не замечали.

– Я передумал. И ни в чем не уверен, – раздраженно прошипел в ответ эмиссар. – Но ты ведь согласился со мной, разве не так?

– Твои доводы были похожи на рассуждения Абелара, – пожал плечами Вилбер. – А ему я доверяю. Не всегда понимаю, но доверяю. Рискнуть стоит.

– Хорошо, – Эберн кивнул на одержимого: – Давай освободим его. Зови бойцов.

Командир гвардии выглянул из укрытия и легонько стукнул когтем о лезвие тесака, привлекая внимание гатляуров, охраняющих заключенного. Они переглянулись и беззвучно направились навстречу знакомому янтарному блеску. Объяснения им не нужны – только приказы.

– Храп сбился. У великанов такой чуткий сон? – спросил у подошедших Вилбер.

– Не то слово, – ответил первый. – Реагируют абсолютно на все. И такое чувство, будто они умеют… как бы это сказать…

– Будто они могут думать во сне, – подхватил второй. – Они все слышат и чувствуют. И даже на наши вопросы отвечали, не просыпаясь. А один раз…

– Балбесы, – свирепо шикнула Консалия. – Какой ерундой вы занимаетесь во время службы? Забыли о дисциплине, расслабились?

– Успокойся, – Вилбер положил руку на плечо часто дышащей фра-гатляур. – Мы узнали кое-что важное.

– Да? Что?

– Наши носильщики спят очень чутко.

– Ничего страшного. Мы сможем незаметно освободить одержимого.

– Но он-то не сможет так же незаметно уйти. Великаны проснутся. Поднимется тревога.

Бойцы гвардии снова переглянулись. Неужели нужно позволить одержимому сбежать? Впрочем, командованию виднее. Они никогда не будут действовать во вред общине. Если хотят отпустить Ахина – на то есть веская причина.

– Хватит болтать, – встрял Эберн. – Покончим уже с этим.

Эмиссар хоть и был чересчур вспыльчивым и нетерпимым, но далеко не глупым. Практически сразу после поимки Ахина он понял, что юноша, скорее всего, просто угодил в жернова обстоятельств, которые его перемололи и превратили в нечто непонятное, в чем каждый видел то, что хотел видеть. Однако Эберна не стесняли фанатичные убеждения атланов, ограниченность людей или вековая обида и надежда порождений Тьмы. Он на все смотрел свысока и видел сложившееся положение вещей таким, каким оно являлось на самом деле. Вывод напрашивался сам собой – весь переполох с одержимым в действительности был чередой случайных событий, скрепленных между собой домыслами сторонних лиц.

И что же получилось в итоге? Погоня окончилась быстро, Ахин оказался обычным неудачником, а его якобы могущество слишком преувеличено. Бесспорно, он мог взывать к силам темного духа, но почему-то в этом не чувствовалось какой бы то ни было угрозы, особенно если учесть все предполагаемые уязвимые места в способностях одержимого. Словом, охота за опаснейшим преступником страны обернулась нелепым фарсом. И Эберна это не устраивало.

Оказав посильную помощь в ликвидации серьезной угрозы, Абелар стремился продемонстрировать лояльность и готовность своего народа приобщиться к политике Атланской империи, что способствовало бы более тесному общению с высшим эшелоном власти, дальнейшему развитию торговли и обретению привилегий. Гатляурская община смогла бы вступить в эпоху невиданного доселе процветания. Однако…

Так называемая серьезная угроза – пустяковый плод недопонимания. Успех ее устранения, как и участие гвардии, очень скоро начнет упоминаться в ироническом ключе. Усилия Абелара, Вилбера и его бойцов пропадут даром.

А что, если коварный и жестокий мятежник сбежит и продолжит творить бесчинства, нагоняя ужас на мирных созданий Света? Чем больше ущерба причинит Ахин, тем в большем почете окажутся герои, поймавшие его. Цинично? Не то слово.

Но благополучие общины – превыше всего.

– Покончим с этим, – повторил слова эмиссара Вилбер и кивнул лейтенанту: – Убей великанов.

Черная пантера беззвучно сорвалась с места, оставив в ночной темноте след-молнию от хищного блеска глаз. И через считанные секунды храп двух огромных созданий Света обратился в булькающий предсмертный хрип. Из распоротых глоток великанов густым потоком хлынула кровь. Они открыли глаза, но увидели лишь смерть, ниспадающую на них с небес вместе с крупными каплями дождя. В последний раз на глубоких ранах надулись багровые пузыри, заперев в себе выдох изумления, и оба носильщика умерли.

Консалия вернулась в укрытие, а Ахин, содрогающийся в подобии сна, так ничего и не заметил. Гатляуры чувствовали, что темный дух был готов вырваться наружу, но юноша почему-то не выпускал его. Не мог или не хотел. Впрочем, это уже не так важно – расчеты Эберна дали ему еще один шанс. Хотя очередной побег лишь отсрочит гибель одержимого, но все же…

– Ладно, сойдет. Теперь вы, – эмиссар ткнул пальцем в гатляуров, приставленных охранять заключенного: – Если в двух словах, то нам нужно сделать так, чтобы этот кретин казался бледнорожим реальной угрозой. Поэтому он сейчас сбежит, потеряется на недельку, совершит еще пару идиотских выходок, перепугает всю страну, а потом мы его снова поймаем. Принимаем почести, община извлекает выгоду. Понятно?

Бойцы гвардии синхронно кивнули.

– Хорошо. Раз это уяснили… – Эберн покосился на трупы великанов: – Так, у нас тут возникло небольшое затруднение. Вот как вы поступите…

– Подожди, – перебил его Вилбер. – Смотри.

Среди теней кралась какая-то девушка. Получалось у нее очень плохо, но шум ливня и кромешная тьма скрывали часть оплошностей, поэтому до окраины опушки она смогла добраться незамеченной. Почти незамеченной.

– Это еще кто? – раздраженно прошипел эмиссар. Все шло не по плану.

Тусклый свет далекого костра коснулся подозрительного силуэта, и в тот же миг во мраке ночи сверкнула блестящая от влаги чешуя.

– Змеиная саалея, – презрительно промурлыкала Консалия. – Убить ее? Убью.

Вилбер выставил руку перед фра-гатляур, которая была готова без приказа броситься вперед и избавиться от случайного свидетеля.

– Не надо. Так даже лучше.

– Чем же? – поморщился эмиссар. – Чешуйчатая дура просто вздумала сбежать. Только маршрут неверный выбрала. Наткнется на мертвых великанов и поднимет шум. Давай, Консалия, придуши эту змеюку.

– Не надо, – сурово повторил Вилбер. – Саалея пришла за одержимым. Это та самая саалея.

– Тогда наш злодей тупее, чем я предполагал, – фыркнул Эберн. – Ну помогла ему выбраться из Камиена. А дальше-то зачем тащить за собой такой балласт?

– Она идет спасать его. Вот зачем.

– Если бы там до сих пор стояли наши бойцы, то…

– Но их там нет.

– А-а-а… – протянул эмиссар. – Действительно, действительно. Да, так лучше.

Подобравшись к великанам еще ближе, саалея притаилась за небольшим кустом. По ней было видно, что она изо всех сил старается разглядеть какую-либо охрану, но, естественно, она не могла заметить гатляуров, даже если бы они до сих пор находились рядом с пленником. А вот ее увидели бы еще на подходе. Девушка явно не умела красться и сражаться, но по какой-то причине все равно пришла выручать одержимого, хотя, возможно, и понимала, что столь опрометчивый поступок приведет лишь к преждевременной кончине.

Однако ей повезло.

Так и не разглядев никаких охранников, саалея медленно вышла из-за куста. Она дрожала, но не от проливного дождя, ведь ее вид не страшился ни влаги, ни холода. Она боялась. Боялась так сильно, что с каждым шагом непроизвольно пригибалась к земле все ниже и ниже, пока наконец не встала на четвереньки.

– Жалкое зрелище, – поморщилась Консалия. – Может, вернемся к изначальному плану? Прикажите убить ее. Такая трусливая тварь не достойна жить.

– Она боится и идет вперед. Одна. По своей воле, – Вилбер так и не убрал руку. – Не каждый воин способен на подобное.

– Настоящий воин ничего не боится.

– Ничего не боится только глупец. Или бешеный зверь.

Саалея вплотную подползла к одержимому, стараясь не потревожить «сон» двух гигантов, и тут же попятилась назад, испуганно пискнув. Дождь уже смыл кровь с тел великанов, но их рассеченные глотки зияли уродливыми отверстиями, а разинутые в беззвучном крике рты наполнились водой, что придавало посмертным гримасам особо жуткие черты.

Гатляуры почувствовали испуг саалеи, и, судя по всему, темный дух внутри одержимого тоже. Ахин пришел в себя.

– О чем они говорят? Зачем? Бежали бы уже! – Эберн ерзал на месте, беспокойно поглядывая в сторону лагеря.

– Он очнулся, рядом саалея развязывает узлы, концы пут примотаны к трупам великанов, гатляуров нет, и никто не знает, что случилось, – перечислила Консалия, потешаясь над недоумением порождений Тьмы. – Тут есть о чем поговорить. Только без толку.

Видимо, ни к какому более-менее разумному выводу Ахин и его спасительница действительно не пришли. Поэтому, оставив вопросы и попытки понять произошедшее на потом, они крадучись направились к лесу.

Со стороны все это выглядело довольно забавно – хромота из-за физического истощения, дезориентация и отсутствие навыков скрытности делали из беглецов слишком легкую добычу. Впрочем, если им и не посчастливится наткнуться на часового из числа солдат Ирьяна, то обычный человек все равно не сможет ничего услышать и увидеть сквозь пронизанную ливнем ночную темноту.

– М-да… Зря мы, наверное, его отпустили, – с сожалением выдохнул Эберн. – Сдается мне, Ферот через день-другой снова поймает этого неудачника, даже если мы уведем бледнорожего в другую сторону якобы по следу. Нет, ну вы посмотрите на него. Могущественный темный гений и лидер восстания? Ха! Комок недоразумения, не более.

– Он только что сбежал от гатляуров, – пожал плечами Вилбер. – По-моему, это сделает его чуть более опасным. В глазах епископа и людей.

– Да, конечно. Просто хотелось чего-то большего. Мы должны стать героями для общественности, а не заурядными гончими.

Командир гвардии понял, на что намекает эмиссар.

– Мы не будем помогать порождению Тьмы. Один раз – уже много.

– Да, но так мы сможем извлечь больше выгоды.

– Хватит, – мотнул головой Вилбер. – Уже есть жертвы. Пусть они пошли на пользу нашему делу, но это неправильно.

– Совсем недавно ты отдал приказ убить двух созданий Света, – напомнил Эберн. – Значит, тебе понятна моя правота. И не только моя – так решил бы и сам Абелар.

Вилбер недовольно оскалился. Он сам загнал себя в тупик, однако даже при самых радикальных противоречиях одна вещь оставалась неоспоримой – благополучие общины всегда будет для гатляуров наивысшим приоритетом, чем бы они ни занимались и какие бы решения ни принимали. Убийство глуповатых, но добродушных великанов – необходимость. Кстати…

«С какой же легкостью она прирезала их, – командир гвардии перевел взгляд на черную фра-гатляур. – Ни тени сомнений».