Резервация 2

Крамер видел ту девчульку в красном платье и тяжелых берцах, но думал, что у него начались галлюцинации. Он протер глаза, липкие от пота и подумал о том, что она не зассала этих стремных дядек в масках с автоматами наперевес. Они обедали и на песке валялись упаковки от бургеров и пустые банки из-под коки. Девчушка в красном платье остановилась, когда один из миротворцев заметил ее и наставил дуло винтовки.

–Вали отсюда, – сказал он, дернув оружием в сторону. – Живо!

–Ты смотри, какая забрела сюда.

Крамер услышал хохот и увидел, как один из миротворцев, с задранной на лоб маской, отложил винтовку в сторону и спрыгнул с брони.

–Потерялась, девочка?

Она не боялась их. Крамер знал это, чувствовал в каждом сантиметре ее худого детского тельца. Она стояла молча, разглядывая приближавшегося миротворца, а он тянул ей обкусанный бутерброд.

– Это же ребенок, Нейт, отстань от нее.

–Голодная? Хочешь гамбургер? Смотри какой – из самого Голдтауна, тут таких не раздобудешь… Пососешь мне и этот гамбургер твой, что скажешь?

–Чувак, отстань от нее, – Нейта всё пытались усмирить, но у этого парня уже все дыбилось в штанах. И ему было плевать, кто перед ним – в Резервацию на службу ехали либо по зову сердца, либо за безнаказанностью. И второго здесь было гораздо больше. То, что творили в Резервации миротворцы, Крамер знал и видел лично, но это не утекало дальше стены. И Европа спала спокойно в своих мягких кроватях.

Крамер услышал, как миротворец расстегнул ширинку своих камуфляжных штанов. Он почти подошел к девочке, когда она, наконец, заговорила с ним.

–Я сжигаю тебя и весь твой мусор, который ты принес на мою землю, вонючий европейский пидор! Чистые приговаривают тебя к смерти!

Она ударила его по руке с бутербродом и выбила его на землю.

–Ах ты, сука…

И тут мир дрогнул. Крамер укрылся за обломком стены и почувствовал, как качнулись стены и задрожал потолок, с которого посыпалась песчаная пыль. Грохнуло так, что заложило в ушах. Мир словно сжался в одну точку, а потом распрямился одним ударом, как пружина, и когда Крамер набрался смелости выглянуть из-за стены, то на месте брони миротворцев была почерневшая воронка, песок внутри которой от жара превратился в стекло. Чуть поодаль валялась оторванная башня с погнутым дулом и раскуроченные траки. От людей не осталось ничего и только лоскут красного платья кружил в воздухе, как брошенный флаг.

***

28 лет спустя от той воронки не осталось и следа и маленький Фиат без труда проехал по зажившей дорожной ране, направляясь в центр песчаного квартала. Красное солнце только поднималось над Резервацией – плавилось в утреннем багрянце, будто кусок раскаленной стали – и все вокруг напоминало оплавленную декорацию, собранную из детского пластикового конструктора. Стены домов, которых больше не было, одинокие печные трубы посреди груд разбитого кирпича, фасады магазинов с обвалившимися вывесками – все это, облитое светом красной зарницы, напоминало ад. Как будто апокалипсис наступал постепенно – полз по земле, как свет того самого солнца, убивая все живое, попадавшееся на пути. Все выше и дальше, подбираясь к стене и желая заползти за нее, туда, где еще оставалась жизнь.

Аня не спала – прислонившись к боковому стеклу автомобиля, смотрела пустыми глазами в никуда. Эта ночь перевернула в ней все и заставила смириться с будущим, принять все, как есть. Жизнь – это кольцо, которое не разорвать. Но она научится жить внутри этого кольца, раз уж так. И с каждым новым витком будет становиться сильней.

Мирра протащила машину под накренившимися столбами электропередач и мимо, по левую руку, проплыл занесенный песками памятник – серп и молот в обрамлении пшеничных колосьев. Он утопал в песке, накренившийся и поверженный, покрытый ржавчиной, и оттого темный, словно вымокший от крови. Дань чему-то давно ушедшему, забытому и злому. Мирра поглядела в зеркальце над лобовым стеклом – призраки на заднем сидении молчали, истлевая вместе с первыми лучами солнца.

“Они вернутся, – подумала Мирра, – как только погаснет свет. И с каждым разом все больше будут обрастать плотью. Будут становиться живыми”

Фиат полз по желтым улочкам, как мелкий жук. Осторожно, стараясь оставаться незамеченным. Песка в этой части квартала становилось все больше и колеса начали пробуксовывать, с визгом выдавливая из-под себя песчаные брызги.

–Тут есть нормальная дорога? – спросила Мирра, раздраженно дергая ручку скоростей.

Аня отрешенно посмотрела на индуску и пожала плечами:

–Раньше была. Похоже за последние месяцы тут случились сильные бури. Совсем не узнаю этих мест.

–Что значит не узнаешь?

–Тут не было столько песка.

–Прекрасно, – Мирра посмотрела на Аню. – Хочешь сказать, ты не знаешь, куда нам ехать?

–Я знаю, куда нам ехать!

Она и, правда, знала это. По крайней мере думала, что знала. Прямо, до самого конца. Все дороги и закоулки Песчаного квартала, так или иначе, несли свои желтые волны к темному тоннелю, поддавались его сильному течению и впадали в огромный раскаленный океан – сердце Резервации. Оно все еще билось, Аня слышала это даже отсюда. Заплутать здесь было невозможно, этот чертов лабиринт строили еще седые вожди, жадные до человеческой плоти. И строили они его так, что отыскать это проклятое место было легко, а вот выбраться из него практически невозможно.

–И? – Мирра прервала задумчивое Анино молчание. – Куда же?

–Прямо, до самого конца.

Они увидели надпись на одном из пустующих домов, сделанную баллоном – “Больше не стадо”. И еще одну “Дети – это оружие”. И Ане почудилось, что в этих двух фразах крылась вся история резервации, случившаяся после сентябрьского переворота, когда на эти земли обрушились песчаные бури, заметавшие улицы и разрушавшие многоэтажные дома. Дети – это оружие. Разве не таким мог быть лозунг проклятого гетто? Разве не таким он должен был стать?

–Дети – это оружие, – произнесла она, понимая, как точно и страшно звучат эти слова.

Мирра посмотрела на Аню в недоумении.

–Тот, кто написал это, вряд ли имел детей, – сказала индуска. Она была матерью, для нее не существовало более очевидных вещей. Человеческая жизнь – это череда желаний, иногда несбыточных, порой навязчивых, сменяющихся в период взросления так, что может замельтешить в глазах. Но наступает момент, когда все меркнет перед чудом рождения. И все становится на свои места.

–Разве ты так не считаешь? – поинтересовалась Аня.

–Нет, – ответила Мирра, – но это не значит, что такого не может быть. К сожалению. Дети – это цветы жизни, это наше будущее. Но многие на этой земле делают их оружием.

–Почему?

Мирра помолчала, подбирая слова. Пожала плечами:

–Возможно, такие люди просто не могут создать ничего, кроме оружия.

“Она права, – подумалось Ане. – Некоторые не умеют ничего, кроме, как создавать оружие и развязывать войны”

И от этих мыслей ей стало свободно и грустно. Она начинала понимать, как до идиотизма просто устроен весь окружающий мир. И пока она думала над этим, Мирра остановила машину, не заглушая мотор.

–Там, – сказала она и Аня испуганно посмотрела вперед, щурясь от лучей стремительно встающего солнца.

Посреди дороги стояла какая-то тень. Темная фигура, всего-то метрах в тридцати от них.

–Господи, – выдохнула Аня и открыла бардачок, вытянув оттуда холодный револьвер. Зажала его между колен.

–Что мне делать? – спросила Мирра и Аня услышала, как дрогнул голос храброй индуски.

–Сдавай назад, – сказала она, обернувшись – дорога позади них была пуста.

Человек двинулся им навстречу, широко шагая – все еще безликий фантом, не имевший ни лица, ни пола.

Мирра дала задний, потащив Фиат обратно в вязкую песчаную кашу.

–Это не может быть миротворец? – спросила она у Ани.

–Вряд ли это они… – ответила та, сжимая револьвер. Миротворцы не отходили от своей брони – думали, она их спасет. Да и их всегда можно было отличить по военным жилетам, а на незнакомце, шагавшем им навстречу, были какие-то дряхлые обноски.

–Черт! – вдруг вскрикнула Мирра, ударив по тормозам и их болтнуло внутри салона. Аня в ужасе оглянулась и увидела, что позади них на дорогу вышел еще один человек, преградив им пути отступления.

–Блядь! Вперед, поезжай вперед! – закричала она и Мирра надавила на педаль газа. Фиат рванул с места, и помчался по песку навстречу идущему к ним человеку.

–Он не отходит! Что мне делать, Индира?! – закричала Мирра и Аня поняла, что сейчас индуска отпустит руль и ударит по тормозам. А человек впереди уже обрел плоть – это был худой оборванец с посеченным ветрами, загрубевшим лицом. И он уже поднимал какую-то сраную допотопную винтовку, чтобы выстрелить в них.

Аня поставила свою ногу поверх ноги Мирры и надавила на педаль газа сильней.

–Пригнись! – скомандовала она и почти сразу же грохнул выстрел. Лобовик Фиата побелел от трещин и на пригнувшихся женщина посыпалось стекло. А потом послышался глухой удар – тело стрелявшего в них человека кубарем перелетело через крышу автомобиля и свалилось позади на дорогу, превратившись в мешок с переломанными костями.

Аня вынырнула из-за приборной панели и схватилась за руль одной рукой, но было слишком поздно, машину бросило в сторону, и она со всего маху влетела в гору песка у обочины. Капот Фиата сморщился от удара, а сидящих внутри женщин кинуло вперед, на лобовик. Аня выставила вперед руки, стараясь защититься, но инерция была такой силы, что схватила ее за волосы и шмякнула лбом о переднюю панель. В глазах потемнело и она на секунду отключилась, выпустив револьвер. Почти сразу же ее привел в чувство сигнал клаксона – Аня открыла глаза и посмотрела на Мирру – индуска лежала на рулевом колесе без сознания, накрыв его копной своих кудрявых волос.

–Господи, Мирра, – прохрипела Аня и потрясла ее за плечо. – Ты живая?

Она увидела кровь, капающую на пол с черного руля, и постаралась нащупать на полу пистолет. Зашарила под ногами, будто слепая, и в это время стекло на двери автомобиля разлетелось вдребезги и жилистые руки схватили ее за волосы.

–Ах ты сука, ну-ка иди сюда! – прорычал мужской голос и Аню потащили из машины сквозь разбитое окно. – Сука блядская, ты убила Теда, сука ты ебаная!

Она закричала, замолотила ногами, извиваясь, будто змея, но костлявые пальцы вцепились в нее мертвой хваткой. Аня поняла, что ускользает, что Резервация снова взялась за нее и тащит к себе, в подкроватный мир, где нет ничего, кроме обжигающей пустоты. Она увидела уродливое, почти безгубое лицо существа, тащившего ее прочь из машины, услышала его шипение, которое исходило из слюнявой пасти и попыталась извернуться, чтобы спастись. Но сильные руки вытащили ее из машины и швырнули на песок.

“Боже мой, нет,” – подумала она в ужасе, отползая назад, а человек вытащил из-за пояса зазубренный мачете и его губы расползлись в усмешке.

–Пиздец тебе, сука, – прошамкал он, замахнувшись. Но в этот момент где-то позади грохнул выстрел и человека пошатнуло. Он попытался замахнуться еще раз, и Аня увидела, как по груди у него поползли кровавые кляксы. Человек засипел, забулькал кровью, выронив мачете и рухнул на песок. Позади него стояла Мирра – она с трудом удерживалась на ногах, все еще держа руку с револьвером вытянутой вперед, и смотрела круглыми глазами на убитого человека. Кровь тонкой струйкой бежала по ее бледному лицу и пятном расплывалось на груди. А она все смотрела на мертвеца и тянула руку с револьвером вперед.

–Мирра? – сказала Аня. – Ты в норме?

Индуска задрожала и, наконец, опустила пистолет. Прижалась спиной к машине и сползла на корточки.

“Она не в порядке. И долго еще не будет,” – подумала Аня, поднимаясь с колен. – Так это и бывает, Мирра. Так это происходит на самом деле. К этому нельзя подготовиться, нельзя спланировать заранее. Как только ты попадаешь в Резервацию, она начинает тебя заглатывать и переваривать, точно удав. И все твои слова, брошенные там, за стеной, перестают существовать, превращаются в трусливую браваду. Так это и бывает, Мирра Пател. Так это было со мной.”

Наверное, когда-нибудь настанет момент для этих слов. Но сейчас Аня просто молчала, с грустью глядя на красивую женщину с копной кудрявых волос, которая только что поняла, в каком аду оказалась. Осознание этого читалось в ее потерянном взгляде, смотрящем в никуда, в ее трясущихся руках, которыми она утирала с лица кровь, размазывая ее по щекам. Аня помнила себя такой же в семь лет, когда привычный мир рухнул и она оказалась один на один с чудовищем, поселившимся у них в доме. Когда каждый вечер превращался в кошмар и некуда было бежать, а эта тварь бродила по их с отцом квартире, вытиралась его полотенцами, спала в его кровати и брилась его станками для бритья. Но жизнь – это кольцо, а значит нужно становиться сильнее. Потому что этот ад не собирается заканчиваться никогда.

–Ты сделала правильно, – сказала Аня. Она не знала, что нужно говорить и слова вырвались сами собой. – Или они… или мы… ты сделала правильно.

Мирра подняла на Аню пустой взгляд – снизу вверх – но ничего не ответила.

–Давай, я помогу тебе подняться, – Аня присела рядом на корточки и в этот момент Мирра обняла ее. Крепко, и всего лишь на мгновенье, но в этом объятии было все, чего не было у Ани никогда. Материнская любовь, которую нельзя с чем-то спутать, даже если никогда ее не испытывал – именно она была в этом секундном объятии и оказалась такой сильной, что у Ани перехватило дыхание. Она вздохнула прогревшийся после ночи воздух и поняла, как ей трудно дышать. У нее словно бы выросли крылья, от которых стало тесно в груди. И так же, как нахлынуло, это чувство вдруг пропало, не оставив и следа. Аня посмотрела в глаза Мирре, но та не отвела взгляда. Они обе поднялись и огляделись по сторонам.

–Ты как? – спросила Аня. Она наклонилась и подняла тяжелый револьвер.

–Хреново.

–А машина?

Мирра оглядела смятый в гармошку капот Фиата. Поморщилась:

–Лучше, чем я.

–Тогда нам пора уезжать. Стрельбу могли услышать.

–Да, – согласилась Мирра. Она посмотрела на лежащего в пыли человека – он словно вытянулся, как это бывает с мертвецами в день похорон, стал похож на тонкого человека из детских страшилок. Пуля вошла ему точно между лопаток – кровь все еще вытекала из раны, пятном расплываясь по засаленной майке.

“Пройдет время, – подумала Мирра, – и его заметет песком, как и все вокруг”.

–Кем он был? – спросила она у Ани.

–Не знаю, – пожала девушка плечами. – Давай, нам нужно торопиться.

Мирра села за руль и завела мотор. На удивление тот быстро прочихался и женщина аккуратно, задним ходом, вырулила на дорогу.

–Садись, – сказала она Ане. – Поедем с ветерком.

У Фиата от выстрела вылетело лобовое стекло – засыпало осколками весь салон. Аня смахнула стеклянные крошки с сидушки и уселась рядом с Миррой:

–Поехали.

Мирра кивнула, аккуратно надавив на педаль, и они покатились навстречу обжигающей враждебной пустоте. Злое солнце стремительно поднималось над горизонтом, раскаляя округу и становилось трудно дышать. Воздух тяжелел, опускаясь маревом к земле, и казалось, что дорога впереди шла волнами, будто песчаное море.

Резервация – это абсолютно пустое, мертвое место, где в долгих муках умирала сама природа, а когда, наконец, умерла, из праха ее родились чудовища. Единственные обитатели здешних мест. Мирра посмотрела в зеркало заднего вида. Ее проводники снова были здесь, сидели на заднем сидении – тени с горящими глазами. Утро не могло изгнать их, ведь это был их мир, их подкроватная пустота, где среди пыли и крошек от печенья, они так долго ждали своего часа. И солнце, которое поднималось над горизонтом, тоже принадлежало им. Как и теперь принадлежала сама Мирра.

Чудовища молчали, но Мирра чувствовала, что они стали сильней. И им не терпелось заговорить.

“Чего ты ждешь?” – мысленно обратилась она к тому, что донимал ее ночными разговорами после потери Гая. К старику с птичьими когтями вместо рук и раскрасневшимся, шелушащимся лицом. Но был ли это он, или здесь, в этом аду, его место занял кто-то другой?

“Я жду, когда ты распробуешь кровь на своем языке” – ответило чудовище и Мирра не узнала его голоса. Но узнала голос Гая. Как будто кто-то на заднем сидении старательно хотел копировать его, хотел посмеяться и ввести Мирру в заблуждение. А может быть это и был Гай, ставший пленником Резервации. Но разве мог тот Гай, которого она любила, так разговаривать со своей женой? Нет. Нет, конечно.

“Ты не Гай – Мирра скривила рот в отвращении, – не смей так делать больше!”

Чудовище не ответило, но Мирра чувствовала, как эта тварь улыбалась ей с заднего сидения.

“Настанет время, и ты растворишься в моем мире, как сахар на дне стакана. И вот тогда-то мы и поговорим. Когда ты не сможешь отмахнуться от меня, как от бестелесного призрака – тебе придется слушать меня и внимать мне. Тебе придется считаться со своим проводником”

“Все будет именно так, – кивнула Мирра. – Когда призраки обретут плоть – я буду готова”.

–Сколько денег ты с собой взяла? – подала голос Аня. Все это время она смотрела на дорогу, но так и не увидела, где можно было срезать.

–Немного, – пожала плечами Мирра, отвлекшись от собственных мыслей. – Это важно?

–За мостом нам надо будет найти проводника, – пояснила Аня. – Без него до места нам не добраться.

“Ещё одного проводника” – подумала Мирра, глядя в зеркало заднего вида.

–И где мы будем его искать? – спросила она. Кровь не останавливалась, и Мирра то и дело утирала ее рукой – ее лоб стал красным, как у древней воительницы, которая вымазалась в охре.

–Такие люди обычно сами тебя находят, – ответила Аня, закусив губу и, чуть помолчав, повторила, – если доберемся, он сам нас найдет… Остановись, я сделаю тебе перевязку.

Мирра послушно надавила на педаль тормоза.

–Аптечка в бардачке, – сказала она, откинувшись на сидении. Аня ловко перевязала ей рану, и они снова двинулись в путь.

Все вокруг казалось таким знакомым и одновременно чужим, как если бы они оказались внутри калейдоскопа, который хорошо встряхнули и из старых стеклышек выстроился совершенно новый мир.

–Мы доберемся, – твердо сказала Мирра. – Не можем не добраться. Ради Гая и моих ребятишек.

–Да, – кивнула Аня, – не можем не добраться. Две совершенно сумасшедшие “Madame”, вооруженные одним револьвером на двоих. Что может пойти не так?

Мирра поглядела на Аню и прыснула со смеху. И Аня засмеялась следом. И они хохотали громко, пока не кончились силы – две женщины, перемазанные кровью, внутри душной машины, падающей в белую обжигающую пустоту. И не было для них в тот момент ничего более реального, чем безумный, занесенный песками мир.

–Попробуй свернуть здесь! – Аня ткнула пальцем в проулок, увязший в песке среди остатков разрушенных домов. – Да, да, сюда…

Мирра вывернула руль и Фиат нырнул между кирпичных стен. Они промчались по прямой и выскочили на широкий проспект, с погнутыми фонарями и заржавевшими дорожными знаками.

–Это здесь… наконец-то, – выдохнула Аня. – Теперь по прямой до упора… – она посмотрела на Мирру. – Ты назвала меня Индирой, заметила?

–Правда? – не отвлекаясь от дороги переспросила Мирра.

–Ага. Когда случилась вся эта… заваруха.

–Надо же. Извини…

–Ничего, к именам быстро привыкаешь.

–Дело не в этом, – подумав, сказала Мирра. – Просто у Индиры есть история, а у Ани нет ничего, кроме имени. Если бы Аня рассказала о себе хоть немного…

–Все еще нечего рассказывать, – сквозь натянутую улыбку ответила Аня. – И мне не хочется к этому возвращаться. Если ты меня поймешь, мне будет гораздо легче.

–Я понимаю, – кивнула Мирра. – Значит не удивляйся, что иногда я буду путаться в именах.

Чем ближе они приближались к тоннелю, тем больше оживала Резервация. Сначала они заметили стаю собак в тени одного из домов, а потом и людей – странных, похожих на выгоревшие тени. Одни провожали красный Фиат взглядами, другие не обращали на машину никакого внимания. Все они, жители Песчаного квартала, вереницей тянулись к покореженному ларьку с надписью “Пиво”. Как заговоренные, как чертовы сектанты, верящие в своего собственного бога. Были среди них и мальчишки – бритые под машинку, худые и чумазые. Они толкались между взрослых, но на них, как правило, никто не обращал внимания. Взрослым нужно было успеть занять место в очереди и унести как можно больше разбавленного спиртом пива.

–Боже мой, там ведь дети… – заметила Мирра, сбавив ход.

–Отец одно время прикладывался к бутылке, – сказала Аня, глядя в окно. – Но у него хватило сил завязать. Хотя это все равно его не спасло.

–Мне очень жаль…

–Брось. Это было очень давно.

–Разве они не понимают, что их просто травят? – спросила Мирра.

Аня пожала плечами:

–Понимают. Но какой от этого толк? У этих людей нет будущего, и они прекрасно это знают. Они отбросы, они доживают эту жизнь под этим… – она помолчала, подбирая слово, – …наркозом. Наверное, это не так больно. Эту гадость привозят из-за моста…

–Чистые? – спросила Мирра, глядя, как чумазый ребенок целится в них из деревянного автомата.

–Для них это заработок и средство против бунтов. Нищета умеет бунтовать, если лишить ее радостей жизни. А так… они спиваются и с каждым разом их становится меньше. Есть такое слово… мне рассказывала одна учительница – когда уничтожаются целые нации.

–Геноцид.

–Точно. Геноцид. Так вот… тут он происходит по обоюдному согласию.

–Почему Чистым просто не взять и не вырезать тут всех? Разве не так обычно поступают все террористы?

Аня улыбнулась:

–Ты слишком много смотрела новостей. Чистые понимают, что без Европы им не построить ту страну и то общество, о котором они постоянно говорят на своих сраных митингах. И Европа, в том числе Голдтаун, имеют с ними контакты – не постоянные и не официальные, но имеют. Поэтому ни те и ни другие не хотят замараться во всем этом дерьме.

–Откуда ты столько знаешь? – удивленно спросила Мирра.

–В том месте, где я была, было очень много умных женщин, – ответила Аня, вспомнив бункер сопротивления и скрипучие панцирные кровати. По спине у нее побежал холодок. Перед глазами промелькнуло окровавленное лицо румынского ублюдка Плеймна – когда Гай ударил его в затылок сливной решеткой, он все еще дышал. И тогда Аня выстрелила ему в лицо.

–Все в порядке? Ты побледнела, кажется… – сказала Мирра, настороженно глядя на Аню.

–Нет, все в порядке, просто душно…

Впереди показался темный кругляк тоннеля – как будто черная дыра во вселенной, сотканной из песка. Мирра прибавила газу – день разгорался с новой силой и солнце встало в зените. Тени попрятались по своим норам и, казалось, не осталось больше убежища, кроме тоннеля, маячившего впереди.

–Он гудит, или мне кажется? – спросила Мирра.

–ВетрА, – ответила Аня. – Впечатляет, не правда ли?

Мирра согласно кивнула:

–Как что-то космическое…

–Как квазар, – подсказала Аня. – В школе была астрономия и учитель, мистер Ливни, включал нам эти звуки, записанные на магнитной ленте… он говорил, что раньше люди летали в космос и записывали его музыку. Сейчас это кажется невероятным… – она поглядела на Мирру. – Почему люди больше не летают в космос?

–Наверное потому, что им больше это не нужно, – ответила Мирра. -Я была ребенком, когда состоялся последний полет. Я смотрела запуск по телевизору, но я хорошо запомнила ту блестящую ракету – огромную, высившуюся над мысом, где был космодром. Было солнечно, и я помню, как люди прикрывали глаза, потому что свет слепил их. Никто тогда еще не знал, что это был последний полет. Но так случилось…

Она замолчала, вспоминая, как гудели двигатели ракеты и мощный огонь рвался из сопла. А на экраны телевизоров транслировалась мутная картинка из кабины космического корабля, где четверо космонавтов испытывали нечеловеческие перегрузки. Та ракета так и не покинула земной атмосферы, взорвалась на высоте семидесяти километров над землей. Больше человечество в космос не летало – люди не были готовы к космосу, а космос не был готов к людям. Они решили остаться здесь, внизу, на родной земле, в такой знакомой им пыли – и всех, кто осмеливался заговорить про полеты в космос, предавали анафеме. Называли безумцами. Но разве не безумцы тянули человечество из тьмы средних веков на свет? Разве не мечтатели запустили маховик технического прогресса?

–Рано или поздно мы снова полетим в космос, – кивнула Мирра. Она и правда так думала. – Эта порода, которой так нравится жировать в земной пыли, закончится, и мы полетим туда, к звездам.

Она улыбнулась собственным мыслям и сбавила ход – машина нырнула в темный тоннель. Мигнули фары, но загорелась только одна, вторую выбило при столкновении с горой спекшегося песка. Внутри тоннеля было прохладно и пахло костром. И гул здесь был особенно громким, как если бы гудел не один, а сотни квазаров. Это место было особенным – внутри него словно бы чувствовалась какая-то тоска.И Мирра почувствовала это – по спине у нее поползли противные мурашки.