
Полная версия:
Кровь Теневории. Хроники серых клинков
В центре зала стоял длинный стол на двадцать персон. Граф подошел к одному из стульев с краю и отодвинул его.
– Присаживайтесь, госпожа, – произнес он.
Княгиня молча села. Дивгу подошел к стене и дернул за длинный бархатный шнурок, затем вернулся к столу и расположился напротив.
– Ах, Василика. А ведь я сюрприз приготовил, – шепотом сказал он и взял салфетку со стола.
– Вы же знаете, Александр. Я недолюбливаю сюрпризы, – княгиня всеми силами выдерживала такт.
– Нет. Этот вам точно понравится. Даю слово, – не отступал он.
В тот же момент дверь за его спиной распахнулась, и в зал один за другим стали входить слуги с подносами и кувшинами в руках.
– Как кстати, – потер руки граф.
«Ведет себя как ребенок, – отметила княгиня. – Нисколько не изменился за десять лет».
На этот раз она все же улыбнулась ему, решив сменить гнев на милость. Василика Киву всегда знала – где и в каких местах нужно расставить акценты, когда и где важно применить тот или иной настрой. Именно этому, как считала сама, и обязана она своей властью и всеобщим уважением. В данной ситуации еще и тем, что Александр Дивгу – серый кардинал могущественного королевства, одна из самых влиятельных фигур при дворе Теневории – искренне любит ее. И природная красота её здесь совершенно не причем. Так думала она.
«Ах, прекрасная Василика, – размышлял граф, пока слуги расставляли блюда на столе. – Я бы мог отдать все, что имею, лишь бы обладать вами в полной мере. Как муж, как хозяин, если позволите. Но право, ваш характер и наше положение, обязывают нас ограничиться лишь такими неформальными встречами. Ничего, прекрасная княгиня, скоро все переменится». Так думал он.
Теперь они оба молчали и улыбались друг другу.
Сервировка стола была закончена, слуги поспешно удалились. Последний затворил за собой двери.
Настала тишина. Лишь легкий ветерок колыхал шторы и приносил с улицы еле уловимый запах роз и жасмина.
–Ну, что же, княгиня, позвольте за вами ухаживать, – поднялся со стула граф. – Чего изволите?
–Помнится мне, вы говаривали о каком-то сюрпризе, – с безразличием в голосе сказала княгиня. – Это касалось обеда?
–Ах, да. Правый крест, как я мог забыть.
Он вальяжно подошел к большому блюду, накрытому высокой серебряной крышкой. Прикоснувшись к ручке, он отстранился и глянул на гостью.
–Вы готовы? – протяжно спросил он.
–Не томите, граф, – не сумев сдержать эмоций, улыбнулась княгиня. – Я, право, все более заинтригована.
–Ну что ж. Мне поистине печально выступать в роли вашего мучителя.
Он взялся за ручку крышки и резко поднял её. Из-под нее вырвались густые клубы пара, по залу вмиг разнесся чудный аромат. Княгиня с трудом удержалась от того, чтобы не привстать со стула. Она лишь глубоко вздохнула и закатила в предвкушении глаза.
–Ах, граф, на этот раз вы снова удивили меня, – будто пропела она.
–Копченая утка, приправленная перцем и зелеными яблоками, – сказал Дивгу и закивал. – У меня превосходная память, дорогая Василика.
–Этого следовало ожидать, – томно прошептала она. – Надеясь на вашу память, могу я рассчитывать на подобающий блюду напиток.
–Несомненно, ваша светлость.
Дивгу протянул руку и взял со стола одну из тонких бутылок темного стекла.
–Сухое белое Тиртойское. Урожай лета 561 года. Оно?
–Изумительно, граф, – захлопала в ладоши княгиня. Былая спесь разом сошла с нее. Теперь эта важная высокопоставленная особа, которой она была несколько минут назад, сталась веселой и подвижной.
–Я прекрасно разбираюсь во вкусах людей, княгиня. Так сказать, профессиональная черта.
Он разлил вино по бокалам, взяв на себя роль прислуги. Сам разрезал утку, разложил по тарелкам и полил перцовым соусом. Граф радушно улыбался, поглядывая на княгиню. Та сидела в немом предвкушении и старалась всеми силами выдерживать застольный этикет.
«Бедняжка, верно, голодна. Все дела, дела. Как, верно, давно вы не пробовали любимого блюда. И как я удачно подгадал, наказав повару приготовить это.»
Граф сел за стол и поднял бокал.
– Я хотел бы выпить за вас, дорогая. За вашу красоту и беспристрастие. Я поистине счастлив в знакомстве с вами.
В ответ княгиня Киву подняла свой и сразу же сделала небольшой глоток. Она взяла в руки столовые приборы и принялась самозабвенно, разрезая на маленькие кусочки, поглощать мясо. Она изредка поглядывала на графа, так же весьма этично поедавшего утку. Правда, он успел уже выпить три бокала вина. Но это нисколько не опьяняло его. Он прожевал очередной кусок, сделал глоток из бокала и сказал:
– А знаете, Василика, я все-таки решил дать вам солдат для сопровождения из личного, так сказать, антуража. Помимо легионеров, конечно. Рота отборных прекрасно обученных гвардейцев будет в вашем личном распоряжении. Вплоть до моих новых приказов.
Княгиня хотела было отрезать еще один кусок, но отложила нож и пристально посмотрела на него. Блеск подозрения мелькнул в ее красивых зеленых глазах.
– Что с вами случилось, граф? Еще с утра вы сомневались, давать ли Валахии легионскую кварту, а сейчас говорите о жаловании мне личной охранной гвардии. Не имеют ли ваши действия под собой каких-либо иных скрытых целей? Мне кажется, у вас на все есть личный глубокий расчет.
– Дорогая Василика, лишь ваша безопасность на дальних рубежах королевства заботит меня. Как вы не понимаете? Да, я был глупцом, но заботился исключительно о безопасности государства. Сами знаете, что творится на северных границах. Не ровен час, амбиции Парийского карлика доведут нас до войны. Но прежде нам все же важны внутренние дела. И, – Дивгу вдруг перешел на шепот, – чем быстрее мы их уладим, тем скорее сможем дать отпор узурпаторам извне. Безопасность членов нашего союза превыше всего в этой борьбе. Посему я, как министр внутренней безопасности, отдаю в ваше распоряжение роту гвардейцев именно из внутренних войск. Имею я на это право?
Княгиня молчала и смотрела на него. В глазах ее читалось недоверие. Она не была из тех, кого можно видеть насквозь. Дивгу это понимал. Василика Киву явно зрит во всем этом иной смысл и откровенно не доверяет ему, министру внутренней безопасности.
«Что ж, игру нужно вести до конца. Мои агенты, прикрепленные к наместнице Валансии это хороший козырь в ней. Приступаем ко второму акту нашего спектакля».
Дивгу поднялся из-за стола и совершенно обычно спросил – не желает ли княгиня еще вина. Получив отказ, он налил себе и, взяв бокал, отошел к окну. Он встал к ней вполоборота так, чтобы его профиль выделялся на фоне света.
– Василика, – сказал он, вздохнув, – мы делаем одно праведное дело. И вы сами знаете какое. Наша королева – замечательный сторонник, проповедники – умнейшие люди. Но все они лишь посредственные участники событий. Так, пыль…
– Что вы говорите, граф? – удивилась княгиня.
– Нет, нет. Я говорю лишь о том, что действительное участие во всех событиях уготовано лишь нам с вами. Только мы можем истинно действовать и вершить судьбы. Ведь вы же видите – королева увлечена любовными играми и ее совершенно не заботит как таковая судьба королевства. Магистрат и Приорат Правой церкви настроены только на то, чтобы плотнее набить свои кошельки. Все остальное для них – совершенно не существенно. Пустой звук. Хотя… Ну, может еще тщеславие. Да, любят попы, когда их знают и им поклоняются… И деньги, конечно…
Он говорил постепенно приближаясь. В глазах княгини блеск недоверия сменился искрой удивления.
– Лишь вы и я, – говорил он, жестикулируя в такт словам, – создав союз внутри союза, сможем достичь праведных целей. Церковь погрязла во лжи, и мне приходится самому, лично, переучивать ее служителей. Я приложил руку ко всему, дорогая Василика. И верьте мне – я смогу переделать мир. Это в моих силах. Но мне, как любому реформатору, нужны сторонники. Такие, как вы. Лишь вас я вижу первой в ряду моих союзников на поле брани.
Он поставил бокал на стол и опустился перед ней на колени. Взяв ее руку, он поцеловал кисть и, медленно поднимаясь, приблизился лицом к ее лицу.
– Поверьте мне, Василика, – зашептал он, смотря ей прямо в глаза. – Это момент истины. Иного случая у нас с вами не будет. Лишь сейчас я жду от вас ответа.
Она будто оказалась под гипнозом и на его плавное движение ответила тем же. Их губы слились в поцелуе.
– Ах, Александр, – сказала, наконец, княгиня, прильнув к нему всем телом, – я согласна на ваши условия. Они звучат весьма убедительно.
Она поднялась и отвернулась к стене. Граф остался стоять у стула.
– Завтра же выезжайте в Валансию и готовьтесь, – сказал он. – Я дам вам инструкции – пройдите по всем инстанциям княжества. Замените неугодных людей на тех, кого я дам вам в качестве гвардейцев. И – верьте мне, дорогая Василика. Верьте.
Он подошел к ней сзади и обнял за плечи. Она вздрогнула, напряглась и обмякла, не имея более сил сопротивляться его напору.
Дивгу взял ее под руку и повел из зала в сторону одной из роскошных спален особняка. У него для нее был еще один сюрприз, после которого она в очередной раз сделает все, что он скажет. Дивгу знал, что за хмурым небом, где-то там, в высоте неба, прячется солнце. Он знал, что княгиня любит его, возможно также как и он ее, если не сильнее.
***
Девушка проснулась. Она приоткрыла глаза и оглядела затянутую сумраком комнату. Тихо. Утренняя прохлада остывшего за ночь помещения охватывала не прикрытые одеялом части тела. Маргаритана поежилась, спрятала руку в тепло постели и потянулась. Теперь взор ее уперся в дощатый потолок. В глазах могла читаться мысль. О чем она думала сейчас ? Не о том ли, что в последнее время очень редко может позволить себе вот такие прекрасные пробуждения, когда не надо вскакивать и куда-то бежать, торопиться, успеть сделать что-то или скрыться от кого бы то ни было. Тишина, как она прекрасна. Маргаритана отбросила мысли прочь, протяжно зевнула и свернулась калачиком под теплым одеялом. Глаза закрылись сами собой. Не далеко отошедший еще сон возвращался.
Тусклое свечение серого утра меж тем сменилось отсветом озарившего небосвод солнечного разлива. Лучики, еще такие тонкие, прозрачные, неуловимые и робкие, влезая в окно, медленно пробирались по комнате в сторону кровати, где она спала. Вот свет добрался до ножки, прополз по одеялу и, наконец, лег на умиротворенное в полудреме лицо. Глаза тут же зажмурились сильнее, губы подернулись, и девушка перевернулась на другой бок, издавая недовольный стон.
Редко она вспоминала себя. Ту себя, маленькую девочку, бредущую по полю без одежды в таком же утреннем солнечном свете. Воспоминания эти были чем-то вроде смутных очертаний, образов, бродящих по сознанию. Тени какой-то далекой реальности, чьей-то действительности, но только не ее собственной. Она помнила солдат, что взяли ее с собой, одели и накормили. Потом монастырь, где она маленькая курносая кудряшка жила в келье рядом с сестрой Мартой, ее первой учительницей в этой жизни. Хотя, она также в ее памяти оставалась лишь смутным образом. И только когда солнечный свет в редкие часы тихих пробуждений падал на нее, Маргаритана вспоминала те далекие годы и события тех дней.
Сестра Марта для девочки была как мать и наставница, она учила всему, в том числе любить мир, замечать неприметное и скрытое от глаз людей. То, что находится за гранью простых человеческих отношений и взглядов. Возможно, именно тогда Маргаритана начала видеть сквозь ткань мира, погружаясь в глубину общего бытия.
В монастыре, недалеко от Дубового перевала, на севере Карнаутского взгорья, она прожила пять лет, пока мать настоятельница не заметила в ней странных изменений. В девочке проявился некий талант, о котором многие боялись даже помыслить. Но мать-настоятельница, женщина образованная и поистине мудрая, сумела распознать суть дара Маргаританы. Вскоре вместе с ярмарочным обозом повзрослевшая уже девочка с каштановыми волосами, снаряженная монахинями, отправилась в столицу.
В дождливое серое утро, держа в руке письмо с печатью монастыря, Маргаритана постучала в массивную дверь дома на Бочковой улице Санборга. Темные стены угрожающе нависли над ней, маленькой, худенькой, дрожащей, не знающей и малой толики того, где она, куда пришла и в чей дом постучала. Мысли вились роем черных мух в голове: бежать, бежать подальше, обратно в монастырь, просить, умолять, разрешить вернуться. Воронье карканье словно подтверждало все худшие опасения, все страшные и непонятные мысли. Но что это? Вдруг внезапно озарение сошло с небес и воздух вокруг разрядился сверкающими волнами. Дверь в дом беззвучно отворилась и манящее тепло позвало внутрь, а голоса со всех сторон зашептали: входи, милая девочка, ты дома, мы очень долго ждали.
Не сразу узнала она куда попала. Прежде было долгое знакомство со странными, но очень доброжелательными обитателями дома. Один из них, морщинистый старик с мягким взглядом голубых глаз, сразу сделался ее наставником, а другой седобородый старец, которого остальные звали мастером, лишь погладил ее по голове при встрече и тихо сказал:
– Ты долго шла, Маргаритана, я заждался.
Кто они такие на самом деле и почему так отличались от остальных людей, она узнала позже. Но сначала были раздумья, непонятные проверки ее способностей, подготовка к чему-то важному. А ей было все лучше и лучше с ними. Одно она знала точно – с этими семерыми ей намного теплее чем с сестрами монастыря у Дубового перевала, о котором она вспоминала теперь все реже.
Годы шли, из маленькой кудрявой девочки Маргаритана выросла в красивую девушку с каштановыми волосами и большими зелеными глазами. Фигура ее сделалась стройной, а движения плавными и изящными. Всем видом своим и статью она напоминала аристократку, но отнюдь была не ею. Воспитание Маргаританы, которым занимались семь членов ордена Красный закат было утонченным, но в то же время без излишков аристократического общества и падших нравов его.
Мастер Бужой, глава ордена, знал к чему готовил девушку, он видел ее предназначение, и посему ни секунды, ни мгновения не сомневался в выборе того или иного решения для нее. Когда Маргаритане исполнилось шестнадцать, ее отправили на учение в королевский университет на факультет Естества мира. Именно там она должна была познать все остальное о физическом мире и обзавестись связями для дальнейшего взаимодействия с бытием.
Будущие министры, советники, дети аристократической и духовной элиты учились в университете под одной крышей с Маргаританой. Мастер Бужой знал все наперед.
Однажды, вечером жаркого дня, в конце июня, когда солнце уже спряталось за макушками деревьев, она шла на встречу со своим наставником, голубоглазым Мирчей. Он ждал ее в парке, был по-особенному весел и бодр. Казалось, и рубиновая серьга в его левом ухе горела ярче.
– Моя девочка, – произнес он. – Ты уже взрослая такая.
Его глаза и так необычного цвета, озаряются какой-то примесью лилового, и начинают пылать, разглядывая ее.
– Как летит время, тебе уже восемнадцать.
– Да, дядя Мирча, – беззаботно отвечала она, – и восемь лет как я с вами. Я так счастлива.
Ее коричневое ученическое платьице так идет к ее волосам.
– Приходи сегодня около полуночи домой, – сказал Мирча, – время пришло, дорогая. Сегодня ты присоединишься к нам.
– То ли это, о чем я думаю, дядя? – улыбнулась она. – Неужели?
– Довольно, я и так наговорил много. Да что там, – он хитро посмотрел на нее, – ты и сама все прекрасно знаешь. Такие силы как твои, даны единицам, и среди нас ты такая одна.
– Ах, дядя, но знать, кто я – мне не дано. Так же как вспомнить своих родителей.
– Твои родители, девочка, были чудесными людьми, поверь мне. Я вижу это. Со стороны это лучше получается.
– Как бы я хотела тоже видеть это.
– Всему свое время, дорогая моя. Я буду ждать тебя около полуночи на выходе из парка.
– Я приду.
Она поцеловала его в морщинистую щеку и побежала в сторону здания университета.
Маргаритана открыла глаза. Воспоминания, нахлынувшие в полудреме, растворились, исчезли как серое облачко на синем небосводе. Оставалась обстановка комнаты, дощатый потолок и приходящее со светом солнца тепло дня. Более ничего.
Она села в кровати абсолютно нагая и протянула руку к накинутой на стул белой рубашке. Ее волосы были растрепаны, движения неловки, она просыпалась.
Маргаритана встала с кровати, потянулась во весь рост и накинула на себя длинную, почти до колен рубаху. Потом подошла к окну и откинула штору. Вид небогатый: узкая улочка, спешащие по делам горожане, лошади, курицы, гуси. Все это заливалось обильным солнечным светом. Дети носились вдоль домов, гоняя кошек палками, а серая собака с заливистым лаем, в свою очередь, носилась за ними. Все галдело, шумело, жило полной жизнью. Ничего нового. Девушка протянула руку к задвижке, оттянула ее и распахнула окно, впуская в комнату вместе со свежим воздухом запахи городской жизни.
В рубашке, не надев более ничего на себя, она спустилась вниз, на первый этаж, и прошла в кухню. Колокол на башне храма святого Козмина ударил «полдень». Маргаритана взяла со стола чайник и налила содержимое в чашку. Служанка недавно ушла, чай еще горячий. Держа в одной руке чашку, другой она потянулась за булочкой, лежащей в корзине на столе.
Взгляд ее замер и не блуждал по сторонам. Какая-то мысль засела в голове и не давала думать ни о чем другом. Даже чай долгое время оставался в чашке, прежде чем, она сделал глоток. А булочка и вовсе вернулась в корзину.
«Пророчество. Что оно значит и какая роль уготована мне?»
Маргаритана поставила чашку на стол и пошла обратно, в спальню, чтобы одеться.
«С чего начать поиски последователей Страдума? Давно не было стольких вопросов сразу. Возможно, даже никогда не было. Что-то меняется, кардинально и бесповоротно в этом мире. И что такое за очищение ждет его в борьбе?»
Одетая в мужские штаны, рубаху и сапоги, она довершила костюм сюртуком, застегнула пояс со шпагой и заткнула за него маленький однозарядный пистолет. Затем подошла к зеркалу. На столике перед ним стояли баночки с косметикой, лежали гребешки, были разбросаны ленточки и всевозможные иные принадлежности красивой девушки. Но сейчас ей ничего из этого не было нужно. Она посмотрела на себя, взъерошенную, непричесанную, все еще заспанную, в мужском костюме, и ухмыльнулась.
«Ведь, то, что надо», – подумала она в очередной раз, свернула волосы на голове и надела сверху широкополую шляпу.
6 Глава
Туман необъятен для нашего понимания. Но мы знаем, что за ним что-то есть. Он защищает наш мир. И знание это подталкивает сознание к размышлению о высших силах и их промыслах, неподвластных все же по сути своей нашему простому разуму. Способны мы лишь к думам о них и к смиренному бытию в лучшем мире.
Первый Магистра «Правого креста» Иштван Албу.
Попыхивая трубкой, старик бодро шел по лесу. За ним, стараясь не отставать, двигались семь вооруженных бойцов. Каждый уже успел подивиться прыти и ловкости деда, с легкостью преодолевающего лесные преграды. Сначала было пытались глумиться – какой бодрый старикан, потом попритихли, стараясь держать заданный им ритм.
– Ступайте по кочкам, обходите старые пни, – время от времени говорил он. – Там дальше, в болоте, вам не будет твердой земли.
Рульф попробовал найти общий язык с ним, расспрашивая о том, о сем. Он стремился узнать как можно больше об этих местах и обитателях горных лесов. Как он понял, кроме старика в нужном объеме такими знаниями в этих краях никто не обладает.
– Долго идти по болоту? – спрашивал он.
– К вечеру будем на той стороне, господин, – уважительно отвечал старик. – Знаете, не так-то и сложно пройти. Немного сноровки и чуток внимания.
– Чуток, – кивнул Рульф. – Может там, на болоте, и живет кто-нибудь?
– Поговаривают. Можно и так сказать. Живет, – прошамкал старик. – Но я сам не видел, только слышал по ночам. Воют эти твари в тумане. Стриги наверное, или ведьмы шабашничают…
– Ведьмы?
– Да. Есть там, знаете, немного земли в болоте. Островки на возвышенностях. Лысые, что моя голова. Вот там стервы и собираются. Но я туда не хожу даже днем. От греха. Да и еще. Мой дед когда еще говаривал об водных стригойках. Те плавают по черной воде и копошатся в болотной жиже, а жрут так же как обычные упырихи. Утаскивают и сосут кровь до последней капли, а потом отъедают голову и выедают мозг.
Рульф помотал головой, прогоняя нахлынувшие вслед фольклорным байкам образы.
– Ну, о стригойках ты не волнуйся, дед, – вставил идущий следом Барн. – По крайней мере, сегодня они тебе не грозят.
Он потеребил блестящие серебряные шипы, вставленные в перевязь на груди.
– А куда ж вы следуете, милки? – хитро подмигнул ему дед. – Не в старый ли хутор? Лет тридцать уж прошло…
– А ты проницателен, отец. Может и туда зайдем, – ответил Барн, глядя в сторону. – Так ведь, капитан?
– Может, – серьезно ответил Рульф, потом добавил. – Нам бы только удачно через болото пройти.
– Проведу в лучшем виде, – выдыхая сизый дым, подтвердил старик. – На том берегу хижина. Можно в ней заночевать. Я много раз там спал. Надежные стены, крепкие еще. Кто построил, не ведаю. Но домик славный.
– Доберемся и обязательно заночуем, – сказал Раду, следующий за Барном. Он скинул шляпу на спину и вытер рукавом пот со лба.
– А почто не двинули в обход? – не унимался старик. – Никак обвалов испугались? У перевала Боргоес есть старая дорога, но, сволочь, больно шаткая. Хотя такие бравые парни…
– Потому и не пошли, что шаткая, – оборвал его Рульф. – Бравым парням много дел еще сотворить надо. Как у вас говорят – тише едешь, дальше будешь?
– И верно, – подтвердил проводник, замолчал, и в который раз выдохнул дым.
Лес тем временем совсем поредел. Лишь маленькие худосочные елки и осины встречались на пути. Мокрый плавучий мох застилал всё кругом, и идти по нему становилось труднее. Ноги легионеров, обутые в высокие кожаные сапоги, то и дело проваливались вглубь рыхлой почвы. Со всех сторон к ним подступал белый непроглядный туман.
– Почти пришли, – сказал старик, указывая вперед. – Слеги у всех готовы?
– Да, – ответил Рульф, осматривая бойцов.
– А я думал мы уже на болоте, – подал голос Алекс.
– Ну уж нет, – рассмеялся старик.
Старх присоединился.
– Дьявол, а я ведь тоже так думал.
Отряд продвигался дальше. Туман всё сильнее сгущался вокруг, лишая возможности видеть дальше двадцати шагов.
Но вдруг белая дымчатая стена расступилась, будто кто-то сорвал покрывало, и взору легионеров предстала захватывающая картина. Вся долина была покрыта мутной темной водой и большими травянистыми кочками, напоминающими головы заросших утопленников. Болото раскинулось настолько, насколько мог охватить взор. И не было видно его краёв.
– Пришли, – подтвердил очевидное старик. – Советую немного отдохнуть перед дорогой. Солнце уже высоко.
– Где ты его видишь? – спросил Барн, вытирая пот со лба. Он скинул заплечную сумку и вглядывался в серое туманное небо.
– Если знать, как видеть – многое можно узреть, – ответил ему старик и уселся на высокую моховую кочку.
Подошел Старх.
– Капитан, я до кустов отойду. Что-то мутит безумно.
–Долго ждать не будем, – сказал Рульф.
Остальным:
–Отдых десять минут.
Рульф достал карманные часы я и сделал заметку.
Старик набил трубку и повернулся к капитану:
–Скажите своим людям, господин капитан, чтобы шагали след в след за идущим впереди. Это самый верный способ не угодить в омут. В омутах-то сами знаете, чего водится.
–Непременно, – кивнул Рульф, не отрываясь от планшета.
Он достал карту и, пользуясь минутами отдыха, стал прикидывать дальнейший путь. Он знал о дороге от перевала Боргоес, которую помянул старик. Но она никуда не годилась по многим причинам. Подход к замку оттуда давно отрезан глубокими ущельями, да и сама дорога, если по ней спускаться в долину с той стороны болота, насыщена опасностями вроде обвалов и оползней. Иного пути в любом случае не было. Оставалось только болото. Когда-то здесь было озеро. Но по сведениям, которые добыл Рульф перед походом, после землетрясения сорок лет назад, приток вод сюда прекратился, и местность стала заболачиваться, превращаясь в страшное, проклятое место. Много легенд уже успели породить эти края. Одна из них была о деревне на той стороне болота. Ее прозвали проклятым хутором. Около тридцати лет назад там обнаружили большое гнездо вампиров и упырей, живущих по образу людей. Каждую ночь они выходили на охоту в близлежащий Регинт. Много бед тогда натерпелись горожане и крестьяне из окрестных деревень. Правда, после, с формированием серых отрядов подобные случаи стали редкостью. Лишь замки высоко в горах, да деревни где-нибудь в глубине валанских лесов, могли еще таить вампирскую угрозу. В центральной провинции уже давно шла война с вампирами. Готтлихдреф – один из рассадников этих тварей. Самый ближний к провинции мрачный вампирский замок, что царит над карпатской долиной.



