Три бокала

Антон Болдаков

Три бокала

1870 год. США.

(По собранным мной документам удалось установить, что Милалика и Виктория прожили у Эйнджела Снарка три года, прежде чем Милалика вернулась в Сибирь, а Виктория отправилась служить в Приказ Хэма Вилтона. Описываемая в этом рассказе история произошла в сентябре 1870 года).

Осень выдалась на удивление тёплая, по крайней мере, по словам Снарка и Виктории – для Милалики, привыкшей к суровой погоде Сибири, калифорнийская зима от лета не отличалась практически ничем – разве что сильной влажностью и туманами по ночам. Из-за чего приходилось топить печи и камины – не для обогрева дома, а для его сушки.

Так же днём приходилось открывать окна и проветривать дом, если уж слишком сыро было. Для Милалики это было несколько необычно – сначала протопить дом, а потом его проветрить – выпустив тепло. Однако Снарк и Виктория говорили "так надо" – и приходилось делать. Что-ж, в чужом доме ноги вытирают о тот коврик, на который указали хозяева, верно?

Обычно после завтрака жители дома Снарка разбредались по своим делам.

Снарк занимался маяком, ходил в город по делам или иными мелкими делами по дому – хотя чаще всего сидел у себя в кабинете и вел переписку.

Виктория помогала по хозяйству и, понукаемая Снарком, неутомимо "грызла гранит Науки" – Эйнджел заставлял ее учить не только чистописание, но и математику, явно поставив целью поднатаскать рыжую беспризорницу, что прибилась к его дому – в знаниях, на уровне школы.

Жан-Палаш, которому после таинственного лечения Снарка становилось гораздо лучше, занимался тем, что поддерживал в доме порядок чисто обычного плана – подметался, убирался в доме и делал прочие вещи по домашнему хозяйству, на которые был способен в силу своего возраста.

Сама Милалика обычно проводила время за чтением книг из библиотеки Снарка или прогулкам. Она гуляла по берегу океана в поисках разных интересных вещей, что постоянно выбрасывали штормы или посещала Мингарогу, где поневоле включилась в неторопливый ритм жизни этого захолустного калифорнийского города.

Пару раз приходилось ночевать вне дома Снарка – у знакомых, а один раз – на берегу океана. Снарк, поначалу, немного волновался из-за ночных отсутствий Милалики, особенно в полнолуние. Милалику это страшно злило – уж кто-кто, а Снарку то следовало знать разницу между реальностью и глупыми книгами…

Впрочем, убедившись, что Милалика действительно не имеет ничего общего с теми, кто описан в книгах из его библиотеки, Снарк успокоился.

Виктория, кстати, тоже раз в неделю оставалась в городе на ночь. Утром она возвращалась в дом Снарка – повеселевшей и более энергичной. Снарк пару раз, кстати, сопровождал Викторию во время ее ночных вылазок – и потом, как правило, долго сидел в своей библиотеке, обложившись книгами и записывая что-то в свои бумаги.

Саму Викторию, в отличие от Милалики, это ничуть не злило и не сердило. Напротив она даже была рада тому, что хоть кто-то в этом мире принимает ее такой, какая она есть, и не обращает внимания на её далеко не простые странности.

Жан-Палаш если и замечал странности девушек, то не особо на них зацикливался. Впрочем, Милалика его понимала – старый француз был нехило побит жизнью и воспринимал ее такой, какая она есть. А уж придираться к человеку у которого ты живёшь и который тебя с того света вытащил – уж совсем верх неприличия.

Так вот все трое и жили под крышей дома Снарков. Жизнь текла спокойно и тихо, хотя совсем уж размеренной ее нельзя было назвать.

Эйнджел Снарк-Младший был врачом. Во время Гражданской Войны он и его отец были двумя военными врачами, что не вылезали из лазаретов, выдирая из зубов Смерти ее добычу. Причём оба были на стороне Конфедерации – иными словами на стороне работорговцев.

Отец Снарка погиб во Флориде – незадолго до конца Гражданской Войны, а сам Снарк, вернувшись в дом своей семьи, стал жить добровольным отшельником – пока судьба не занесла ему в дом раненную Милалику, потом – подкинула Жана-Палаша, а под конец, словно уж совсем решив подшутить – привела и Викторию.

Однако сказать, что Снарк жил совсем уж отшельником было нельзя. К нему частенько забегали с разными проблемами жители города. От простых вывихов и переломов, до совсем непростых болячек типа женских хворей или ранений полученных невообразимым способом – например, удар топором себе же по ягодице… (Милалика потом полдня топором махала, пытаясь понять, как это таким «макаром» себе зад ранить можно – да ничего не сообразила).

Иногда к Снарку гости приходили по ночам.

А иногда забегали и такие пациенты, что Снарк просил оставить его одного с больным или раненным и потом – не рассказывать об этом визите никому. Как правило, это были самые разные люди непохожие на бандитов…

Но при этом сильно раненные. Кровью и порохом от них разило очень жутко.

Несмотря на такие моменты, жизнь в доме Снарка была для Милалики и Виктории очень спокойной и тихой. Они обе не только исцелили свои телесные раны, но и немало подлечили свои душевные страдания.

…Тем утром день выдался очень жаркий. Настолько жаркий, что Снарк и Милалика вытащили стол на веранду и решили чаевничать там.

Тем более что сегодня, утром на кухне распоряжался Жан-Палаш, который ухитрился приготовить удивительно нежные и вкусные лепёшки со сметаной и слабо подсоленной черной икрой, которую Милалика не так давно "прикупила" у местных контрабандистов.

В Калифорнии, как успела убедиться Милалика, икра была повседневным угощением на столах жителей – как-никак океан под боком. Однако черную икру – из-за отсутствия осетров, тут видели редко – разве что завозили всякие торговцы из Китая.

Вот почему Виктория долго и подозрительно рассматривала икринки, прежде чем отправить в рот лепёшку.

– Смотришь, словно ворона на дохлую лису… – попеняла Виктории Милалика. – Вон, добрый человек уже третий блин доедает и не кривится.

– Добрый человек и сырую рыбу может стрескать, как енот – забытый завтрак… – с опаской проговорила Виктория, забавно жуя лепёшку – словно вот-вот готовясь выплюнуть ее. – Однако это как бы не значит, что и я должна рубать за милую душу все, что разбежаться от меня не успело.

– Не, а что такого? Икра как икра… – Милалика свернула лепешку в трубочку и немного откусив, уставилась в небо.

Небо чуть-чуть хмурилось. Совсем немного, но этого хватало, чтобы Милалика ощущала неумолимое приближение зимнего времени года. Для нее калифорнийская осень была чем-то странным – остро не хватало таежного леса с его холодным, влажным дыханием осени, плавно переходящего в зимнюю стужу…

Милалика жутко скучала по своему дому и уже начинала подумывать о том, чтобы вернуться в свою сибирскую весь. В доме Снарка она чувствовала себя необычно – спокойно и тихо.

Но по своему родному дому скучала.

– Эй, Эйнджел… Смотри-ка, кто-то к тебе в гости да с утречка чешет… – проворчал Жан-Палаш, что сидел на ступеньках крыльца и нежно баюкал в ладонях чашку с горячим куриным бульоном. – Глаза мои уже не те – так-то я обычно уже я такого расстояния мог увидеть кто это…

Виктория встала и широко раскрыла глаза – так что они у неё – в прямом смысле, слова, вылезли из глазниц.

Затем кожа вокруг глаз рыжеволосой девушки набухла – словно под ней что-то зашевелилось и Виктория, на миг, стала до жути похожей на рисунок греческой эмпузы – Милалика видела рисунки эмпуз в книгах Снарка.

– Ой-ой-ой… Милалика – да что мной аллигатор подавился – это ж твоя подруженька закадычная… – усмехнулась Виктория

– Кто?

– Милашка крикливая наша – Джейн Смоллетт, а с ней какой-то мужик, в возрасте… – Виктория поводила головой – ее зрачки сжались так, что стали совершенно невидимые, а на радужке глаз начали пульсировать странные разноцветные пятнышки. – Не… Снарк, вот чтоб мне сдохнуть – не видывала я ранее этого типа странного. Да и похож, сей крендель сахарный на какого-то северного пуританина больше, чем на наших южных парней.

Затем глаза Виктории уменьшились до вполне нормального размера.

– Ну, вот те и позавтракали… – Милалика мрачно дожевала блин. – Счас нам эта холера бродячая всю плешь до пяток угрызет…

– Ой, да ладно… Нормальная девчушка – что ты на неё бочку катишь? – усмехнулась Виктория, приглаживая свои огненно-рыжие волосы. – Кстати… Добрая и ласковая…

Последние слова Виктория произнесла очень томно, с загадочной полуулыбкой.

Однако Милалике было не до этого – Джейн Смоллетт была единственным человеком в Мингароге (не считая старинного друга Снарка – Картера) что знала, кто она – Милалика, такая на самом деле. И хотя Снарк уверял, что он сумел при помощи гипноза и своих лекарств заставить Джейн забыть о том, что она видела – для Милалики это особого спокойствия не добавляло.

Сегодня забыла – завтра вспомнила…

Кроме всего прочего Джейн была одной из тех, кого называли – феминисткой. Для Милалики это было что-то совершенно непонятное – такого дива даже у неё в сибирской тайге не водилось.

Однако тут, в США пришлось познакомиться, что называется – в полный рост.

Самое удивительное было то, что Снарк всячески поддерживал Джейн Смоллетт в ее деле насаждения феминизма. Причем дошло до того что однажды не побоялся вступить в схватку с бандой откровенных мерзавцев, что пытались убить Джейн – и это не говоря о том случае когда Эйнджел и Милалика чуть не погибли защищая Джейн от Сына Змея.

Для Милалики это было странно – Джейн Смоллетт откровенно презирала Снарка и никогда не пускала случая сказать ему это в лицо, даже несмотря на то, что он всегда был на ее стороне.

– Как говорится – "гость в дом – Бог в дом", – философски заметил Снарк и оттолкнувшись от пола, начал меланхолично покачиваться в своём кресле-качалке.

– Таких-то гостей – за шкирятник и в лес… – проворчала Милалика. – Желательно на муравейник, да с муравьями голодными…

– Тут нет леса, – резонно заметила Виктория.

– Океан рядом, – легко отбила подачу Милалика. – и акулы, заместо мурашей…

Затем обе девушки уставились на подъехавшую к дому Снарка двуколку. Милалика засунула в рот останки лепёшки и пошла к двуколке. Жан-Палаш, опираясь на свою трость, похромал за ней.

Джейн – высокая, стройная девушка, с необычной причёской – коротко остриженными темными волосами, могла бы даже быть красивой, если бы не ее привычка смотреть по сторонам с видом монашки, что каким-то образом оказалась в портовом борделе.

Одежду она носила довольно странную – мужские брюки, мужской жилет-безрукавка, а поверх всего – женская куртка для охоты. Причём куртка очень сильно отличалась от того что видела Милалика на других женщинах – куртка Джейн была какой-то более красивой, явно сшитой на женщину.

Объяснялось это тем, что Джейн сама умела шить – и весьма неплохо. И не только умела подогнать под себя одежду, но и сшить вполне нормальный костюм из того что купила в лавке портного. (Для современного читателя этот пассаж об одежде будет странным – однако почти вплоть до 1914 года женщины портные одежду для женщин не шили. Шитьё одежды было прерогативой мужчин, а женщины только ремонтировали и подшивали сшитое. Поэтому для жителей девятнадцатого века одежда Джейн Смоллетт, смотрелась также странно, как для нас – перешитая и подогнанная под себя новенькая одежда из дорогого бутика. Или вообще сшитая самостоятельно копия бренда. Примечание автора).

В общем даже на взгляд Милалики Джейн выглядела несколько странно.

А вот мужчина что выбрался вслед за Джейн из двуколки как раз был вполне респектабельных джентльменом – в строгом деловом костюме из овечьей шерсти, брюках того же тона и в серой рубашке с белым воротничком – правда немного измятым.

Его красивые и дорогие туфли тоже были немного запылегы, а одна из пуговиц пиджака не была заправлена в петельку.

Сам мужчина был уже в возрасте – лет под пятьдесят. Его серые волосы успели немного поседеть, а на шее появились и возрастные морщины. На руках у него были дорогие перстни. А на запястье левой руки – дорогущий браслет из чистого золота, украшенный какими-то причудливыми камушками.

Довершал этот портрет многоствольный пистолет -"перечница", что лежал в кармане его пиджака. Впрочем Милалика уже знала, что в послевоенном США такой пистолетик – это как нож у жителя Кавказа – деталь одежды, без которой никуда не пойдёшь…

– Приветствую, – проговорил он глядя на Милалику. – Как я изволю понимать – ты, юная леди, служанка многоуважаемого господина Снарка-Младшего?

– Изволишь понимать правильно, гость ты наш сердешный… – немного растерялась Милалика.

– Милалика! Хватит… Где этот твой хозяин-работорговец… У нас дело к нему. Причем не терпящее отлагательств, – прошипела Джейн, осматриваясь по сторонам, очень необычными – резкими движениями, словно в ожидании нападения откуда-то…

– Да вон он на веранде, как медведь на кедре, сидит… Пошли к нему.

– Иди-иди… Я тут о лошадях немного позабочусь сам… – Жан-Палаш подошёл к лошадям и, погладив их по мордам потянул к конюшне. – Иди юная леди, я тут сам повожусь с лошадями.

Мужчина задумчиво постучал по дороге тростью и повнимательней посмотрел на Милалику. Для него она явно выглядела странно – невысокая русоволосая девушка с серыми глазами, одетая только в пончо. Причем на голое тело.

Милалика обычно одевалась в нормальную одежду, когда уходила в Мингарогу по своим делам, но в доме Снарка ходила в пончо на голое тело. В силу привычки, а также по причине ранения в ногу, которое сильно затрудняло ей хождение в обычной одежде.

– Коль явились в дом Снарков – то уж идите, не останавливаясь далее, – Милалика указала на дом Снарков.

Гость несколько оторопело взирал на дом Эйнджела Снарка – трехэтажное строение из потемневших почти за четыреста лет, камней, с крышей из каменной черепицы и веранды из древесины секвойи. (В США каменные строения, особенно такого размера и планировки как у семейства Снарков, были такой же редкостью, как небоскрёб в центре деревни в России. Обычно дома строились из врытых в землю балок, оббитых досками – каменные строения были очень большой редкостью. Примечание автора).

Затем мужчина покачал головой и, решительным шагом, двинулся к веранде.

Снарк встал из своего кресла-качалки и встретил его вежливым полупоклоном.

– Приветствую вас, – проговорил он. – Если изволите – то прошу вас присоединиться к нашему завтраку.

– Изволю, – проговорил мужчина, рассматривая Снарка – громадного молодого человека.

Рост Снарка был – два метра десять сантиметров – и это при том, что самому Снарку было всего семнадцать лет. Несмотря на свой возраст Снарк выглядел внушительно – рослый мужчина с очень коротко остриженными волосами, темно-зелёными глазами и необычно развитыми плечами.

Гулкий голос, широкие плечи и длинные ноги выдавали в нём профессионального ныряльщика, способного не только стремительно плавать, но и погружаться на огромные глубины, до которых не смог бы донырнуть ни один человек – кроме разве что таких же ныряльщиков что с детства проводят много времени в воде.

Наиболее необычными в Снарке были его пальцы рук – каждая фаланга пальца была чуть длиннее, чем у обычных людей – в силу этого казалось, что пальцы Снарка раза в три длиннее пальцев обычных людей.

– Меня зовут Мальком Смит. Я родом из Новой Англии. Вермонт. Своего рода у вас на юге оказался случайно… – мужчина снял пиджак и повесил его на вешалку, прибитую к балке на которой держалась крыша веранды.

Виктория вышла из дома Снарка, держа перед собой поднос с чайниками и сухарницей наполненной подсушенными кусками хлеба и полосками пеммикана.

Мальком посмотрел на Викторию еще более задумчиво. Дело в том, что Виктория на людях ходила одетой в мужской костюм и выдавала себя за парня. (Для морально-этических норм общественности того времени две молодые девушки живущие в доме неженатого мужчины были несколько скандальным делом, для чего Виктории и приходилось притворяться парнем. Примечание автора). Однако поскольку до знакомства со Снарком она подрабатывала трубочистом – то отмыть ее от въевшейся в кожу сажи было тем ещё делом. Поэтому даже спустя полгода проживания в доме Снарка кожа Виктории носила ровный серый оттенок – что придавало ей вид ожившей покойницы.

Огненно-рыжие волосы и ярко-зелёные глаза Виктории смотрелись на ее сероватой коже довольно странно.

Джейн Смоллетт, кстати, знала что Виктория – девушка. Более того это именно она посоветовала Виктории выдавать себя за секретаря Снарка и маскироваться под парня.

– Надеюсь, вы мне простите мою наглость, но у вас весьма впечатляющая компания… Мисс Джейн Смоллетт сказала, что вы человек, которому не привыкать сталкиваться с необычными делами… Поверьте – у меня как раз такое необычное дело и есть… – Мальком сел за стол и со вздохом облегчения вытянул ноги.

– Я вижу, что вас ко мне в дом погнало отнюдь не праздное любопытство. Чем скромный Эйнджел Снарк может вам помочь?

– Скажем так Снарк… Дело тут в том, что менее чем два часа назад в твоем городе – Мингарога, в доме адвоката Томаса Квилла, к праотцам отправились два молодых джентльмена… – Мальком посмотрел в потолок веранды. – И это было на моих глазах…

Снарк посмотрел на Милалику и налил Малькому полную чашку чая.

– Это очень интересное начало пути…

– Снарк – это не начало, это конец пути через пыльные прерии… Начало тут вообще начинается за Апачинскими горами (аналог русского "кудыкиных гор". Примечание автора). Видишь ли, я сам родом из Вермонта. Держу несколько швейных цехов, а в Калифорнию приехал узнать перспективы закупок китайских и индийских тканей – уж не мне тебе рассказывать, что товар из Китая дешевле везти в Вермонт через Калифорнию, нежели через Лондон… (Калифорния находится на побережье Тихого Океана, а Новая Англия – на берегах Атлантического Океана – то есть товар приходится везти через все США но при этом он обойдется дешевле чем, будучи доставляемым через Англию. Примечание автора). И вот тут у вас в Мингароге меня и нашел ваш адвокат. Томас Квилл. Он рассказал о том, что незадолго до Гражданской Войны мой папаня решил пришпорить мустанга и ускакал на небеса… – лицо Малькома дернулось от гнева и ярости. – Туда ему и дорога… Но он оставил завещание, которое адвокат должен был зачитать мне и моим – скажу прямо, внезапно появившимся братьям…

– У вас были братья, а вы и не знали?

– Снарк… Мой отец был из тех пуритан, на которых «вера в Господа стоит". По крайней мере, он лично так себя называл, как я знал. Одним из его религиозных принципов было то, что женщина сохраняет чистоту Божью только до родов. После родов ее следует бросить и поменять на новую. Желательно помоложе и "необъежженную".

– Ого… Даже так? – проговорил Снарк, с интересом рассматривая Малькома.

– А что такого? – вмешалась Джейн, что подозрительно рассматривала черную икру – совсем как Виктория. – Типичная мужская, шовинистическая логика. Если жена забеременела – то значит, она познала первородный грех, и надо брать в жены невинную – это же норма для вас мужчин.

– Чего-то ты, кукушка, раскуковалась на манер петуха… Впервые такое вообще слышу, – проворчала Милалика.

– Ой, да чего ты в этой жизни видела, соплячка русская… – совершено равнодушно проговорила Джейн и таки сунула лепёшку в рот и начала жевать.

Милалика побурела от ярости и привстала, но Снарк и Виктория спешно положили ей руки на плечи, и она, взяв себя в руки, села назад.

– К сожалению, в отношении моего отца ваша мисс Джейн совершенно права. Мой отец был в этом плане совершенно таким. Он считал, что забеременевшая девушка теряет чистоту и ее надо оставить. Бросить.

– Я понял, о ком вы говорите… Доводилось мне слыхивать о этой секте, что в своё время обосновалась в Новой Англии… – Снарк щёлкнул зубами. – Иными словами ваш отец вас и вашу маму бросил, когда она забеременела.

– Именно. Ну что делать… Пришлось мне и маме выкручиваться – ладно хоть времена тогда были такие, что мы сумели найти дело, которое позволило мне и маме встать на ноги, заработать денег и даже немного выбраться в люди… – Мальком отпил чаю. – Так что мне нет великой нужды на жизнь жаловаться. Однако прошлое меня не оставляет… Уже тут у вас в Мингароге я узнал, что мой отец на своем не успокоился и еще двух братьев изволил сделать девушкам....

– Как я понимаю, ваш отец вообще куда-то исчез… После вашего рождения.

– Ох, Эйнджел… Это некрасивый вопрос. Да. Исчез. Мой отец, чтоб ты знал, некрасивыми делами занимался… – Мальком немного нервно постучал по столу кончиками пальцев. – Слыхивал ли ты о "военном пиратстве" что Англия перед Странной Войной устроила?

– Да.

– Так вот – мой отец немало денег заработал на этом деле – он тогда был юным парнишкой и заработал кучу долларов шныря по портовым пристаням в поисках матросов, что дезертировали из Английского флота и поступили служить в американский. Потом он передавал эти сведения англичанам и те уже "пиратили" американские суда в Океане, нагло забирая из членов экипажа любого, на кого указали ему английские разведчики.

Милалика уставилась на всех такими глазами, что Снарк клацнул зубами.

– Моя подопечная изволит быть родом из России и в наши дела не изволит быть посвящена… Прошу вас отнестись к этому с пониманием.

– А что тут странного… Девушка из чужой страны… Кстати именно русские торговцы были теми, кто помог мне и моей матери – в самое тяжёлое время жизни моей… – Мальком помешал чай в чашке. – Все дело в том, что во время войны с Наполеоном – в английском флоте происходил ряд военных бунтов моряков, что были доведены до ручки условиями своего содержания. Бунты были подавлены – многие из моряков что бунтовали – убежали и, формально, считались дезертирами. Англия ловила их на всех широтах. В том числе и в США. Причем их методы особой деликатностью не отличались – английское судно легко останавливало американский корабль в море и – забрав с его борта тех, кого считали дезертирами и бунтовщиками, уходило прочь.

– И как вы, наверное, могли понять, – проговорил Снарк, – … сие непотребство жутко бесило Вашингтон, поскольку нарушались все мыслимые и немыслимые законы моря. Да еще и унижало американский народ, видевший, что его граждан спокойно арестовывают иностранцы…

– Однако в таком деле англичанам было не обойтись без помощников – тех, кто помогал искать английских моряков среди бесчисленных членов экипажей постоянно растущего американского флота. Именно таким – выслеживанием и доносами, и увлекался мой отец… Какой позор… – проговорил Мальком. – И словно бы мало того – мой батюшка впоследствии замарал себя куда более тяжким грехом – он стал помогать "булям" (прозвище англичан. Примечание автора) в Странной Войне. Примкнул к группе лишённых совести торгашей, что пошли на величайшую подлость этого мира – стали продавать провиант англичанам и канадцам. Это был ужасный позор…

– Успокойтесь, Мальком… – сочувствующе проговорила Джейн. – Сын за дела отца не ответчик.

– Ага, солнышко мое… Ты правильно говоришь, – усмехнулась Виктория. – Снарк, слышишь, что наша красотка Джейн говорит? Ты не виноват в том, что делали твои предки…

– Нет, виноват! – вскочила Джейн. С перекошенным от ярости лицом. – Это – другое! Он виноват.

– Ну… все… – Милалика поставила на стол кружку с чаем. – Счас я из тебя, ворона щипаная, такое "французское жаркое по-русски" сотворю, что этот ваш Наполеон из гроба вылезет – отведать… («Французское жаркое по-русски» – ироничное прозвище обычной жареной вороны, некоторое время бытовавшее во Франции после Похода на Москву Наполеона . Примечание автора).

И с этими словами вытянула руку к Джейн, с намерением ухватить ее за горло и предать лютой смерти…

К счастью Снарк и Виктория снова вцепились – двумя медведями, в Милалику, и кое-как удержали ее, не допустив уж совсем "бурого" смертоубийства.

Со стороны это, правда выглядело не так страшно – в итоге Джейн вряд ли поняла, на каком тонком волоске от неприятностей она была.

– Приношу прощения за мою помощницу, она родом из России и не поняла до конца, что такое социальная справедливость… – проговорил Снарк, глядя на Малькома.

– Это многое не понимают… – кивнул головой Мальком. (Социальная справедливость – то что сейчас называют биполярным расстройством – когда отношение общества к отдельным людям зависит от того на какой ступеньке социального развития они находятся – например преступление совершенное богачом и бродягой расценивается по-разному. Примечание автора). – В общем, как вы понимаете, для моего отца его выбор профессии в итоге оказался не из самых удачных. После окончания Странной Войны, ему пришлось оставить Новую Англию… С той поры я о нем ничего не слыхивал, пока со мной не изволил встретиться уважаемый адвокат… Он сообщил мне, что мой отец оставил наследство, которое я должен поделить со своими братьями…