скачать книгу бесплатно
Вова изрядно вымотался за последние четверо суток. Отдохнуть по-человечески ему так и не пришлось. Не помыться, не пожрать горячего и не побриться. Дискомфорт измотал тело и ум, молодые нервы, которые иногда не выдерживали и выплёскивались на окружающих в виде грубых слов, жестов и даже взмахов сжатой в кулак руки. У каждого из шестидесяти диких пассажиров, сопровождаемых подозрительными субъектами с хмурыми репами, были причины нервничать. И не только нервничать и сомневаться, но и жаловаться, оказавшись в обстановки неподходящей представлениям большинства. Никто, никого толком не знал. Никто, никому не доверял, меняя тему «о себе», на темы более простые, удалённые и не имеющих с ней ничего общего.
После отправки в пункт назначения, члены общества, вырванные из гражданского контекста страны, разбились на отдельные группы. В состав входило от пяти до девяти парней. Каждая группа держалась особняком, тщательно оберегая свои интересы и намерения.
Случались и потасовки. В частности, во время пересадки с автобуса на поезд. В самый разгар, словно из-под земли появились трое с хмурыми репами и раскидали конфликтующих парней на стороны.
– Прекратить немедленно! Эй, ты… пошёл! Куда! Полбу хочешь, держи… Пошёл, я сказал.
– Стоять. Всем стоять. Не двигаться, – орал второй.
– Кому неймётся? Тебе, тебе или тебе? Разошлись! Кому сказано, – хрипел басом третий.
– Что шустрик! Не терпеливый, как я погляжу. Ты кто? Не знаешь кретин. Лучше всех? Ты такой же, как и они. Свободен.
Кровь кипит, нервы шалят, из ноздрей пар. Пальцы сжимаются так, что костяшки белеют. Рожи оскалом перекошены, в голове чехарда и разные явления.
Посмотрели, потоптались. Оценили возможности сопровождающих. Присмирели. И мыслишки о долге, вспыхнув огнём, становилась преградой для дальнейшего разбирательства где-нибудь без свидетелей.
Сдерживая ярость и пыл, Вова уклонялся от стычек, но находились хамы и наглецы, позволяющие вести себя, откровенно говоря, дерзко и развязано.
– Слышь, ты. Сквозанул с прохода!
– Мешаю? – спокойно спросил Вова.
– Мешаешь.
Посмотрев на задиру с круглым лицом, тонкими губами и взглядом бешеного пса, он посоветовал:
– Обойди, целее будешь.
– Борзый! – воскликнул круглолицый парень и ударил Вову в живот.
«А метил в солнечное сплетение», – сообразил Вова.
Ответный хук «левой» в подбородок, заставил нападающего схватиться за поручень. Движение поезда помогло с инерцией, придав удару дополнительную силу.
– Эй! Ты чо. Припух что ли! На кого руку поднял!
Вова махал кулаками не потому, что чувствовал к кому-то ненависть. Он не питал злобы, не хотел унизить или стать лидером. Он делал это, зная, что между долгом и подчинением овраг. Он начинается здесь, в этом плацкартном вагоне. В замкнутом пространстве, где проявлялся характер, склонности и черты. Под действием неожиданных изменений, что-то внутри каждого и спрятанное от посторонних глаз, берёт вверх и показывает своё содержимое.
Таких, как Вова было немного. Общаться на равных или не общаться совсем, значило для него немало. Он без всякого сожаления расставался с людьми, уловив хоть малейший намёк на принуждение, но оставался верным другом тем, кто принимал его почти как мама, без притворств и по-дружески.
Нанося прямые удары в нос, он уверено защищал свою независимость, не утомляя голову знанием о добре и зле.
– Эй! Харэ.
– Завязывайте соплями брызгать!
– Угомонитесь бойцы! – раздался бас сопровождающего.
Согласившись с прекращением поединка, круглолицый застегнул на молнию мастерку, приложил платок к разбитому носу, сердито глянул и проскользнул в тамбур. Ощупав ребро, отдуваясь, Вова повернулся к окну и бездумно смотрел на покрытые снегом просторы.
– Вовка! Давай к нам.
– Сейчас.
«Весело в вагоне, не соскучишься. На полку и бай-бай», – подумал он.
В районе двадцати трёх часов, поезд сбавил ход, дёрнул вагоны и, пыхтя, остановился. Уставшую, психованную толпу высадили с поезда на полустанке. Построили в две шеренги и сделали перекличку.
Помогая друг другу, рослые и долговязые, откормленные, худые и щуплые, а также средних размеров юнцы, карабкались в кузов «Урала». Под брезент, в укрытие от мокрого снега. Брякнул борт, заревел мотор, и они тряслись по бездорожью в неизвестность, голодные, с хмурыми и злыми лицами. Кто дремал, кто зевал и кашлял.
Грузовик, резанув кромешную темень лучами фар, тормознул возле одноэтажного здания.
– Выгружаемся, – прозвучала команда.
Освобождая нагретые места под брезентовым укрытием, прыгая в жидкую грязюку, потревоженную колёсами «Урала», пацаны, лениво перебирая ногами, самостоятельно организовав колонну, послушно заходили внутрь неказистого здания.
– Раздеваемся! Одежду бросаем сюда. Средства гигиены: зубную щётку, мыло, безопасные бритвы и прочее в пакет. Живей, живей! Не в гости приехали. Не толкаемся и соблюдаем очередь.
Вова достал из сумки приготовленный заранее свёрток и совсем пустую, бросил её в кучу одежды. Скинул мокрую куртку. С ног кроссовки и джинсы. На простынь, пожелтевшую от ветхости, полетели свитер и рубаха.
Не обращая внимания на толчею голых тел, он пошлёпал в душевую. Едва тёплая вода с запахом болота, омыло плечи, прокатилась вниз и достигнув пяток, согрела стопы.
– Не задерживаем очередь. Ополоснулись и достаточно. В субботу баня будет.
На ходу, обтираясь какой-то тряпочкой любезно предоставленной перед помывкой, Вова шагнул в смежную комнату. Расписался в журнале, оделся и тут…
Ощупывая металлический уголок кровати, сжимая зубы от сырости, он с благоговением подумал о нескольких минутах покоя, доставшихся ему в полном сознании. О минутах, когда он может расслабиться, помечтать и вспомнить что-нибудь, что-нибудь…
– Рота подъём!
В окнах трёхэтажной казармы зажёгся свет. Замелькали тени. Завизжали пружины, закрутились портянки. Застучали о пол каблуки кирзовых сапог. Голос старшины, громкий и угрожающий, предупредил о дополнительных тренировках перед отбоем, назвал кого-то тараканами и властно приказал строиться на улице.
– Это армия, сынки! Не санаторий.
Армейский городок пробудился. Засуетились командиры и дежурные.
– Бегом марш.
На плацу прыгали и отжимались, кувыркались и доставали руками носки сапог под счёт, который часто и издевательски менял темп.
– Делай раз! Делай два! И д…в…а. И раз, два. Солдатская пружина согреет, взбодрит и закалит ваши хилые организмы, – гаркнул старшина.
Все по команде перевернулись на спины и подняли ноги.
– Угол сорок пять градусов. Держать!
Пресс каменел, и пот лился градом.
– Упор лёжа принять, – скомандовал он.
Оттолкнулись, хлопок, исходное положение. Раз.
– Бойцы! Я ж сказал с хлопком, прогнуться в пояснице команды не было. Два… Три…. Встать.
Разгорячённый строй в составе шестидесяти новобранцев остановился у входа в казарму, взрыхлив снег и лёд на плацу. Разрозненный отряд, которому суждено стать боевой и сплочённой разведротой, способной выполнить поставленную задачу, выдержать тяготы службы и пройти спецподготовку. Окунуться в нелёгкие, солдатские будни, которые навсегда врежутся в память.
А потом торговый центр, в снегу тополя, Марина.
СНЕГОПАД
– Так! Поехали, поехали, – торопил Илью Глеб. Они знали друг друга давно. Дружили с детства. Друзья не разлить водой. Круче чем братья. Илья доверял ему как себе. Он навестил Глеба как обычно, но этот визит не был обычным. Когда ломается жизнь не до обычных визитов. Когда ломается жизнь не до отпусков и ремонтов, не до норковых шуб и веселья. Хмур Илья, не позавидуешь.
Открыв дверь автомобиля, он сел на переднее сидение и задумался.
«Катя, Катя. Что я упустил? Что! Когда это случилось? Началось? С чего? В чём же причина? Разговаривать по-человечески разучились, орём друг на друга. Сидим по разным углам как чужие. А мы и так уже чужие. Что у нас общего? Только Даша! Ничего больше нет? Ничего не осталось? Когда мы что-то делали вместе? Ах да! Гуляли. И то, год назад. Собрались, пошли! Уговорил кое-как. Катя рядом идёт, будто не знает. Будто стесняется меня. На шаг опередит, то отстанет. Не хочется ей гулять со мной. Чувствую, не хочется! Посмотрю на неё, а она в другом месте. Раньше под руку возьмёт, прижмётся, говорит, говорит… Предлагает куда-нибудь сходить или съездить и Дашка с нами. Всегда втроём. Хорошо было! По-другому всё было».
Осень. Осень ранняя, прохладная. Люди по сезону одеты. Лужи по утрам коркой льда покрываются. Ветер колючий, угрюмость всеобщая после тёплых дней.
«Дожились! Деньги врозь, спим отдельно. Домой только, и ночевать прихожу. Продукты в холодильник заброшу, с дочкой поговорю и все мои домашние заботы. Делать ничего не тянет. Знаю, что надо, а не могу. Желания нет. Пропало желание. Старался, переживал, экономил. Может зря? Заболел на днях. Ерунда! Болей…! Болей на здоровье. Стакан воды подать некому», – не успокаивался Илья.
В багажнике брякнуло. Машина качнулась. Глеб спешил. Его не будет дома с неделю. Послезавтра он уедет. Известия досадные. Никуда не годные известия. Илья поживёт у него. Приедет, поговорит с обоими. Им ли расходится. Он небрежно уложил инструмент и закрыл дверцу багажника. Сердитый Илья о чём-то думал.
«Работа, праздники, выходные. Турпоездки. Квартира как картинка. Чистота, порядок и уют. Только радости от этого никакой. Катя! Что же ты натворила Катерина. Холодная стала, а мне рядом душевный человек необходим. Без этого ни туда, ни сюда. О чём думает, что на уме, какие мысли? Отрицает всё. Врёт! Знаю, что врёт. Скандалы, ссоры. Не родные – враги».
Глеб посуетившись, посмотрел на панель приборов, переключил передачу, и машина медленно тронулась с места. Выехав со двора на проспект, они помчались в другой конец города. Вторая половина дня. На улице серо и хмуро, как и на душе. Противно и тошно. Перекрёстки, белые полосы, моргающие зелёные стрелочки.
«А как же Даша! Даша то как. Разорвётся на две половины? Мы как-нибудь разберёмся между собой, разложим вопросы по полкам. А Даша? Что будет с ней. Нет, нельзя, чтобы так получилось. Нельзя. Доигрались! Оба. И кто теперь прав, виноват, умней! И кто же выиграл, и кто проиграл, победил? Молодцы. Управились. Дашу спрашивать совсем не обязательно! В семье раскол. Не до Даши».
Глеб о чём-то спросил и Илья машинально ответил.
«Вчера в комнате закрылась, уткнулась в подушку. В глазах слезы. Забыли ребёнка, совсем забыли! Сами тонем и её за собой тащим, каждый в свою сторону. Зачем мы ей по одному. Упёрлись рогами, два барана. Кто кого. И как же быть? Опять прогнуться? Семью сохранить до очередной нервотрёпки? Снова мне…! Катя этого и ждёт. Характер. Край! Не моя очередь. Хватит! И что же случилось с нами?».
– Не переживай. Посмотри на себя! Как чёрная туча. Илья! Люди сходятся, расходятся. Пойми меня только правильно. У каждого свои сложности. В этой ситуации тебе никто не поможет. Попробуй, поживи её жизнью. Смени обстановку. Съезди куда-нибудь, – успокаивал Глеб Илью.
– Пожить её жизнью! Да я и так только и делал что жил её жизнью. Всё для них. Это – пожалуйста, то – пожалуйста. Знаешь Глеб, что… Я от неё за этот прошедший год, увидел предостаточно. Не поверишь! Так много увидел и услышал, правда, кроме того, что действительно хотел. Я и не подозревал о её скрытых талантах.
– Кризис старик. Он у всех бывает. Ты не горячись. Проскочите! Катя женщина упёртая. Неспроста же это всё. Ты с ней помягче.
– Да она Глеб сама на конфликт нарывается! Ах, так, ах так. В приоритетах теперь я последний. Ты как-нибудь сам, а вот если мне необходимо, будь уж любезен, расшибись в лепёшку, не поможешь, откажешься – плохой! Из-за Дашки терплю, куда деваться. Вечно так продолжаться не может. Мне надо, мне надо. А когда мне надо! Наплевать! Попросил и жди у моря погоды. Ой, я забыла! Подружка свистнула, и след простыл. Никогда до конца, ничего не доводит. Возьмётся и бросит, а Илья расхлёбывай. Проблемы где-то там, где-то у подруг и знакомых, а у нас Глеб, нет проблем. Нет и всё тут! Испарились. Так, мелочи одни. Создаётся впечатление, что семья в обузу. Знаешь Глеб…
Глеб слушал друга. Он и сам давно жил один. Не любил давать советы. Вспоминать о Наташе и депрессии, из которой вышел благодаря одному лишь средству – спорту. Тёмные времена. Он хотел помочь, но в тоже время понимал, что у каждого человека своё средство и найти его трудно.
Эмоции… Они есть и будут. Но такие переживания, что пожирают тебя, твою жизнь и выбор, потому, что ты уже выбрал – их, могут убить. Паршивые мысли бесконечным потоком вьются по кругу. Ночью, днём. И кажется, им нет конца. Об одном и том же, вокруг да около. Не спишь, не ешь, теряешь интерес. Гнев, бессилие и ненависть – один узел, пучок. Ядро, разрушающее твоё существо. Они всегда с тобой, преследуют и порабощают. Отсекают надежду что-либо исправить, веру в себя и что-то доброе, лучшее. Порой невозможно с ними справится в одиночку. Переделать жизнь, скроить её заново, сшить и начать с того, что ты есть. С того, что у тебя есть. Это не каждый сможет. Ему повезло. Да, повезло. Не всем так везёт. У него была отдушина. Как-то всё само собой получилось. Сплав на плотах по горным рекам излечил. Природа, драйв, опустошили его голову от мрачных мыслей. С тех пор он думал и поступал по-другому.
Подъехав к дому, где жил Илья, Глеб остановил автомобиль. Он слушал друга и хорошо представлял, что творится с ним. Выслушать… Сейчас надо выслушать и услышать без своих суждений и выводов. Без советов и вопросов. А что делать дальше Илья решит сам. Он сможет.
Илья, закончив свой долгий и эмоциональный монолог, попрощался и вылез из машины. Его ожидал неприятный разговор с Катей.
– Приезжай! Звони! Если надумаешь, сходим в поход, – предложил Глеб. – Лес отличное лекарство. Рекомендую. Не унывай дружище. Всё образуется.
– Образуется, как же, – ответил в полголоса Илья и пошёл в сторону подъезда, услышав за спиной урчание отъезжающего автомобиля.
За два дня, он перебрал практически все варианты ухода. Илья более не стремился гасить необъяснимые вспышки Катиной злобы. Реагировать на её придирки и играть роль безвольной, отзывчивой куклы, поддерживать, а после чего сообразить, что тебя снова надули. До него никак не доходило, зачем она так поступает.
Хитрит, выкручивается и ждёт нового примирения.
– Психичка! – произнёс он, поднимаясь на третий этаж, ещё надеясь на её благоразумие.
Согласиться с ним, значит признать свои ошибки, а для Кати это было сложновато. Но дело не в согласии, а в примирении. Она умела перевернуть факты и снять с себя ответственность. Катя явно что-то скрывала. Что-то такое – взрывное. Он даже думать об этом не хотел.
«Почему Катя? Почему? Ведёшь себя так, словно тебе всё равно. Чего ты хочешь? Чего добиваешься?», – спрашивал он себя.
Доказывать было нечего. Их жизнь, их мир, который они создавали долгие годы, и был доказательством. И мир этот рушился. Неужели они стали какими-то другими. Он, Катя, их дочь и отношения между ними. Назревал конфликт и делать вид, что ничего не происходит глупо. Из маленького недоразумения он превратится в непонимание, а дальше не доверие и пропасть. Наверно. Наверно и другими.
Илья имел намерение разобраться с семейным переплётом немедля. Прямо сейчас и сегодня.
– Катя! – начал он. – Сколько можно!
Катя молчала. Ей не хотелось отвечать. Она смотрела в пол, слушая нотации мужа.
– Какие-то звонки. Ушла. Пришла. Куда? Зачем? Что за секреты, тайны? Я тебя не понимаю! Говоришь одно, делаешь другое. Кричишь по любому пустяку. Что-то не устраивает? Скажи, что именно.
Катя посмотрела на мужа и отвела взгляд, но так ничего и не сказала. Она понимала, понимала, что так продолжаться не может. Что их жизнь постепенно, день ото дня приходит в тупик и теряет смысл. Чего-то не хватает, не достаёт, но «оно» ещё здесь и крутится рядом. Рядом с ним, и с ней, с Дашей. Что-то от радуги, весны, прикосновений, взглядов. Ведь было же, было! Увы! Прошло, но не исчезло. Так бывает. Живут люди, живут и им остаются только привычки. Тоскливо думать, что многое уже позади. Мечты как туман, рассеялись в жизненных мелочах и к счастью не все рассеялись.
И так бывает. Они вместе многого добились и пережили, но упустили, прозевали свою синюю птицу. Замотались. Упорхнула птаха.
«Я устала. Я просто устала», – думала Катя.
«Хотя нет. Слова… Лишь слова. Бессмысленный разговор. Сколько их было».
Илью раздражало молчание жены. Он нервничал, но продолжал говорить.
«Зачем он только пришёл в ресторан. Зачем?», – осуждала она его.
Цветы. Явился. Откуда он узнал, откуда! А… нашлись добрые люди. А что! Ей нельзя с друзьями в ресторан сходить! Нельзя, да. Не сказала, нахамила, что из того! Подумаешь трагедия, чего тут такого особенного. Глянул – мурашки по коже. Повеселилась. Ага! Как же! Надоело быть одной. Хотелось, чтобы кто-нибудь, поухаживал, был рядом и всё.
Он на работе. Всегда на работе. Вечность.
Где твои восхищённые глаза, комплименты. Где? Ужин при свечах. Танцы. Выпрашивала, выпрашивала. Обязаны! Должны! Придёшь и бу, бу, бу… Я тоже, между прочим, не ландыши нюхаю. А Сергей – Катюша, Катюша! Ходил по пятам. Приятно. Ничего с собой сделать не смогла. Не устояла. Сдалась. Не любила. Никакого наслаждения. Не лучший эпизод из жизни. Вот так Илья. И кто же ему всё-таки сказал? Да какая теперь разница!
А в ресторане Катя бесцеремонно воскликнула:
– О! Цветочки. Ничего оригинальней придумать не смог? Зачем мне этот веник!
И отбросила цветы в сторону на край накрытого стола, застеленного одноразовой скатертью.
Сидя в кругу своих знакомых, в вечернем платье, украсив правое запястье браслетом, который ей подарил Илья ко дню рождения, Катя не ожидала увидеть мужа. Вызывающе посмотрев, она ехидно улыбнулась, услышав одобряющие, но не громкие смешки компании. Илья опешил, воспринимая на себе выжидающие взгляды. К такому приёму он не был готов и представлял всё иначе. Катя сердилась, излучая неприветливый взгляд.
