скачать книгу бесплатно
Тельнов перестал крутиться и откинулся на спинку стула:
– Карта не лошадь, к утру повезёт!
– Ваши шутки, Кузьма Ильич, в каноны записывать! – сказал Адельберг, взял карты и постукивал ими по столу.
Байков умоляюще посмотрел на него и попросил:
– Не стучи, Саша, не отвлекай! Поговорите лучше о чём-нибудь!
– Кстати, о «постучать»! Николай Васильевич, – Адельберг снова обратился к Устрялову и с треском уложил карты на стол, – что там из Советов – «стучат»?
Устрялов тоже положил карты:
– Занятные оттуда новости, точнее – тревожные, Александр Петрович!
– Что такое?
– Думаю, в России снова назревают большие перемены, может быть, и не сразу, но последствия могут быть очень серьёзные…
– Что вы имеете в виду? Я с конца прошлого ноября занимаюсь подготовкой партии на Хинган предстоящим летом и как-то упустил последние события. Поведайте нам, вы среди нас единственный, кто разбирается в политике.
– Не скромничайте, Александр Петрович! Однако, судя по советской прессе и сообщениям телеграфа, Ленин серьёзно болен. Вот уже несколько месяцев он затворником сидит в своём подмосковном имении, в Горках, и не посещает даже совещаний их Центрального комитета. А у болезни, как вы знаете, могут быть только два финала…
– А сколько ему лет?
– Двадцатого апреля будет, кажется, пятьдесят четыре!
– Не так уж и много! Так ли опасен?..
– Диагноз?
– Да!
– Это одному Богу известно, но сведения просачиваются такие, что он… неработоспособен.
– Вот в чём дело?! – задумчиво сказал Адельберг. – Вы думаете…
– Нельзя исключить, что скоро он перестанет быть главным большевиком…
Адельберг раскрыл карты и, глядя в них, сказал:
– Да-а-а! Новости! А я в Симбирске в сентябре восемнадцатого года чуть было не помог ему в этом…
– Упал!!! – вдруг раздался громкий голос Байкова.
Александр Петрович и Николай Васильевич удивлённо посмотрели на него.
– Упал, господа! Я упал!
Всё то время, пока Адельберг и Устрялов беседовали, а Тельнов ёрзал от нетерпения, Байков вёл расчёты в своих картах. Последняя сдача принесла ему туза, валета, десятку, девятку, восьмёрку и семёрку треф, восьмёрку бубён, валета и восьмёрку пик и семёрку червей.
«Вот так раскладик, – глядя на карты, думал он. – Если тоже, как они, скажу «пас» и никто не перекупит, то будут объявлены распасы, а у меня в двух мастях только по одной… Они всё быстро снесу?т, и я останусь с длинной трефой, и тогда малейшая моя ошибка… и вся моя трефа сыграет как козыря, и я снова окажусь в проигрыше. Посмотрим другой вариант – сыграть шесть треф. Король с дамой у них, – в худшем случае я смогу взять только четыре взятки и останусь без двух. Но лучше на «шестерной без одной», чем «с одной на распасах», хотя скорее всего, что всё-таки без двух. Что остаётся? – Байков думал и перестал слышать, о чём говорят Адельберг и Устрялов. – Напрашивается мизэ?р, – это если к длинной трефе придут король и дама. Король и дама! – рассуждал Байков. – Семёрка червей проскакивает, пи?ка тоже маленькая, значит, опасность в том, что у меня бланко?вая восьмёрка бубён и нету моего захода. Тогда вопросов два: что в прикупе и как разложилась карта у них?»
Байков думал.
«Если я прав, то… игру я закрою, хотя гора большая… Аналогичный случай был под Перемышлем в пятнадцатом… Но тогда ведь – пришли король с дамой!!!»
Можно было ещё подумать, но он решился.
– Упал, господа! Я упал! – решительно сказал Байков, посмотрел на Тельнова и увидел, как у того запрыгали пальцы, нависшие над прикупом. «Вот шельма, – мелькнуло в голове. – Неужели там и вправду тот самый марьяж и он об этом знает? Тогда и мне в руку, и он закрывается первым!»
Адельберг и Устрялов переглянулись. Устрялов спросил:
– Николай Аполлонович, вы сегодня падаете уже в третий раз! Не рискуете?
– Да уж, Коля! – с ухмылкой поддержал Адельберг. – Ты подумай, пока мы не легли! Ты на концессии работаешь, у тебя денег много! Но ведь и слава! Три несыгранных мизэра за одну игру? Каково тебе будет?
– Ах, господа, – уже спокойно парировал Байков. – Кто не рискует!.. Да знать бы прикуп!.. так и жил бы в Копенгагене, а не в Харбине! А ты, Саша, у себя на дороге тоже ведь приличное жалованье получаешь, что ж тебе жаловаться? Прикуп, Кузьма Ильич!
Кузьма Ильич с мягкой улыбкой открыл прикуп.
В прикупе был трефовый марьяж.
– Открывайтесь, господа!
Адельберг и Устрялов снова переглянулись.
– Нет, Николай, ты сначала снеси!
Кузьма Ильич захихикал и стал потирать ладони.
– Ну, господа, естественно! Да только, как говорится, взятку снёс – без взятки остался! – пошутил Байков, вставил прикуп в свои карты и выкинул две лишних.
– Ложимся? – спросил Адельберг Устрялова.
– Конечно! – ответил Устрялов, и они положили на стол открытые карты.
Тельнов мельком глянул и, не удержавшись, закричал:
– Нело?вленый! Господа! Нело?вленый!
«Какой азартный, старый чёрт! Никогда его таким не видел!» – подумал Адельберг, но вслух сказал:
– Не торопитесь, Кузьма Ильич! – и они с Устряловым стали внимательно изучать свои лежащие открытыми карты.
Николай Аполлонович увидел, что карты у его противников распределились так, что перехода не получалось, поэтому его единственная дыра – бланковая бубновая восьмёрка – действительно оказывалась неловленой. Тельнов, сдавший нужный прикуп, набирал свои очки и закрывался, и партия была кончена.
– Ну что? Николай Васильевич! Попробуем поймать его бубновую восьмёрку? – спросил Адельберг.
– Попробовать можно, но у нас нет перехода.
Байков улыбался.
– Ловите, господа, ловите, если сможете!
Партия действительно оказалась конченной, и Байков обратился к Тельнову:
– Вот так, Кузьма Ильич! Как вы говорите: «Дети хлопают в ладоши, папа в козыря попал»?..
– С этой приметой, Николай Аполлонович, вы ошиблись, в данном случае говорят, что «мизэра парами ходят», а тут третий! Сдать бы ещё, однако у нас есть закрывшиеся!
– Ну что ж! – Профессор Устрялов, единственный оказавшийся в проигрыше, встал из-за стола и обратился к Тельнову: – На что истратите выигрыш, Кузьма Ильич? На акварели или на масло?
Тельнов не успел ответить.
– А вы рисуете? – спросил Тельнова удивлённый Байков.
– Пописываю! – скромно ответил старик.
– Не интригуйте, Кузьма Ильич, – Адельберг бросил карты на стол, – принесите свои работы. Николай Аполлонович и Николай Васильевич ещё не видели.
Тельнов сделал вид, что смущается.
– Ну же, Кузьма Ильич, принесите! – снова попросил Адельберг.
Тельнов пожал плечами и вышел, а Байков сидел и тихо радовался неожиданному и столь блестящему финалу игры, потом встрепенулся и спросил:
– Саша, пока я морокова?л с картами, вы говорили о чём-то интересном!
– Да, – подтвердил Устрялов. – Александр Петрович хотел что-то рассказать забавное, про какой-то случай, в сентябре восемнадцатого в Симбирске… – Он обратился к Адельбергу: – Вы что, имели там дело с Лениным?
Адельберг не спеша собрал карты и попросил боя Ли принести фрукты.
– Не совсем так, конечно. Вообще-то Николай Васильевич рассказывал о том, что Ленин сильно болен и даже неработоспособен…
– Это я знаю, он даже в Кремль не показывается… ты про что рассказывал?..
– Я рассказывал, что осенью, а дело было в восемнадцатом, в Симбирске, но… Николай Васильевич, – Адельберг налил профессору, – в то время, насколько мне известно, Ленина там не было, просто такая фантазия пришла в голову, что если бы он там оказался…
– А что за фантазия, Саша, расскажи!
Адельберг налил всем.
– Всю весну восемнадцатого года я провёл в Москве, разыскивал родителей Анны и своих и пытался найти генерала Мартынова, ты его помнишь, Николай.
– Конечно помню, в первые дни германской он попал к австрийцам в плен.
– Да, повоевать ему не пришлось…
– А он, насколько мне известно, здесь в десятом году командовал заамурцами? – поинтересовался Устрялов.
– Так и есть, был нашим с Николаем Аполлоновичем командиром…
– И неплохим, – подытожил Байков.
– Так вот! – продолжил Адельберг. – В конце весны, когда на Волге поднялись чехи, я решил, что пора мне двигаться на восток…
– А давайте, господа, – перебил его Байков, – помянем те времена! Много было надежд…
Тельнов всё не возвращался, и Адельберг, Байков и Устрялов подняли рюмки.
– Продолжай, Саша! Извини!
– …До Симбирска я добирался долго… сами помните, какие были дороги, что творилось на железке…
– А почему в Симбирск? Ты мне этого не рассказывал! – снова перебил Байков.
– В Самару в июле 1917 года уехали родители Анны и пропали…
– Как твои?
– Наверное! Никто не знает, выяснить не удалось! Добраться смог только до Симбирска, кривым путём. Туда приехал как раз в разгар боёв. Суета была и полная неразбериха. Все одеты одинаково, все стреляют. Кто? В кого? Наших можно было отличить только по белым повязкам на рукавах.
– А ты был в чём?
– В цивильном, конечно! В чём же я ещё мог быть, если приехал из Москвы? Носить мундир было невозможно! Так вот, я прямо на улице прихватил валявшийся рядом с каким-то убитым револьвер и стал пробираться к берегу Волги. Наших, то есть симбирцев, красные уже теснили – у них за спинами, как говорили, маячил сам Троцкий, в своём автомобиле…
– Это там его чуть не поймали?
– Нет, по-моему, это было то ли в Казани, то ли в Свияжске… Многие, в том числе и я, кто пешком, кто как, пробивались к железнодорожному мосту. Надо было перебраться через Волгу и соединиться с отрядом Каппеля. Кутерьма, стрельба такая, что казалось, пули пачками летят… Где пешком, где ползком, я добрался до конца последней фермы и прямо-таки ссыпался с насыпи, – Адельберг ухмыльнулся, – кубарем, и тут бабахнуло… взрывная волна была такой силы, что уложила всех на землю…
Он секунду помолчал и затянулся папиросой.
– Взрыв был мощный, но мост устоял… а левый берег Волги – кто был, тот знает – низкий, правому, городскому не ровня, на правом возвышается Венец. Так вот, артиллерия Каппеля, всего несколько орудий, стреляла по красным из низины, с левого берега. Красные засели как раз на Венце, в самой высокой части. Потом выяснилось, что Каппель расположил свой штаб так, чтобы видеть отступление симбирцев, то есть совсем недалеко от моста, в лощине рядом с железнодорожной насыпью. Тут вижу: к нам – а людей, тех, кто только что перешёл на левый берег, было много – скачут три кавалериста – хорошим таким галопом. Артиллерия красных в это время перенесла огонь и стала обстреливать насыпь, справа и слева… Снаряды рвутся, люди падают, а эти к нам… Ну вот, в одном из них я узнал Володю Каппеля. Я встал, как мог, отряхнулся – надо выглядеть, – подхватил саквояж и пошёл навстречу… Что-то Кузьма Ильич так долго возится!
– Да бог с ним, с Кузьмой Ильичом, дальше что было? Ты мне этого не рассказывал, – нетерпеливо заёрзал Байков.
– Дальше? Каппель тоже меня сразу узнал, ещё издалека, и направился прямо ко мне. Поздоровался, спросил: мол, какими судьбами? А я, хотя, и ждал, и искал этой встречи, но всё же несколько замешкался с ответом, наверное, взрывом оглушило. Он даже поинтересовался, не контузило ли меня? Мне надо было как-то выходить из положения, и я спросил: «Кто взрывал, мы или красные?» Он сошёл с коня и подал мне руку: «Да им-то зачем? Им наступать! Наша работа! А жалко, хороший был мост!» Я тоже подал ему руку, только сначала обтёр об брюки. Мы стояли друг против друга, знаете ли, с каким-то одинаковым чувством неловкости.
Адельберг помолчал.
– Мы познакомились за два года до этого, ещё в Могилёве. Тогда мы были, как положено, в мундирах, нам не надо было думать, как приветствовать друг друга, что делать и о чём говорить. А тут, представляете, я стою в пыльной брючной паре, в туфлях, в фетровой шляпе, эдакий шпак. Каппель тоже в штатском… с белой повязкой на рукаве. Он тогда ещё сказал: «Вот так, полковник! Русские люди взрывают русский мост, печально, конечно, что и говорить, но не отдавать же его Тухачевскому. – И спросил: – Вы уж простите мою бестактность, но, как я полагаю, в гости к нам – вы?» – «Прошу располагать мной, господин…» – я не знал, как к нему обратиться. «Подполковник! – заметил он. – В наше время, Александр Петрович, чинов не присваивают, да и не в этом дело».
Адельберг пригубил коньяк.
– А ведь я его хорошо помнил, – всегда улыбчивый и живой, он почти никак не переменился за это время, если не считать непривычного гражданского платья. Те же, знаете ли, жёсткие русые волосы, курчавые, и так же расчёсаны на прямой пробор. То же… никто из вас с ним не был знаком?..
Устрялов утвердительно кивнул.
