Смурь

Я, от нечего делать, стал вслушиваться в перешёптывания пареньков, делая вид, что страшно заинтересовался портьерами.

– … сам смотри. Вишь, я своей на замутить тиснул: «Туснём? За вкусняшку под ёлкой, будет тебе иглотерапия? Спецы вангуют – улётно». Няшно? Отпад как завернул. А она мне вот – через пару часов офицалкой такой: «Выбрала под пальмой. Всё включено». И «фак» такой зачётный. Такая пичалька накрыла, пришлось с родами на жухлый пупырь падать…

– … тут корректор всю малину сбил, – с задержкой стал я разбирать невнятный шёпоток второго, – Лукни. Она мне фотку топлесс заслала с эсэмэской: «Зацень!». Я ей моментом откинул: «Бест лицо»! Ну, типа не фейс в натуре, а то, что самая хот претти. И эпик фейл. Набил «лийцо» – видишь Й и Ц уроды рядом запарили – цепанул обе. Вот корр, отстойник, сам чейнжнул на «яйцо». Ну, а я киксанул, не просёк подставу. Заместо нам оторваться в реале без её шнурков, враз бэком врубила: «Пнх кзл»…

– Да с твоим шнурком и без её шнурков никогда ничего толкового не выйдет. Только горазды своего мелкого куда ни попадя пихать, балаболы. – неожиданно зло прервал его патлатый, – И вздумайте своими шедеврами мне тут трясти. Даже если по своему долбанному Интернету на оглоблю вытянули. Оторву к бебеням. Вместе с ботвой. Из-за таких дочь в прошлом году… без пригляда оставил. Вроде не полная дура и компания большая… приличная. Отпраздновали за городом… зато теперь мы все с крикливым. Только вот того Деда Мороза никак не вычислить. Надеюсь, хоть одного, а не целый зверинец. Моя как партизанка молчит. А ведь ей восемнадцать только весной будет. Курсы танцев пропали… из-за таких…

– Савелий, не срывайся на шкетах, – раздался негромкий голос барменши, – Не они виноваты. Найдём паскудника – не отвертится от счастья. У них беды не от головы – от техники. Постоянно говорю – следите, что ваша шпана сопливая из Сети качает, и что ваши свистульки туда выкладывают без всякой соображаловки.

Савелий махнул рукой, откинулся на стуле, зло поджал губы и прикрыл глаза. Душу отвёл и успокоился.

Пацаны затихли и попрятали телефоны. Чинно схватились за свои «Пепси». Допили и бочком-бочком испарились. Даже дверь придержали, чтобы, не дай бог, не хлопнула.

Я, вроде как бы удобнее устраиваясь, немного сдвинул стул к другому столику. Там, помимо суетливого Лаврентия, расположились два мужика и сильно опухший парень. Одного я уже видел – он мне вроде как путь сюда указал. Другой, степенный такой, что-то рассказывал, медленно цедя слова, и каждую фразу сопровождал небольшим глотком. Заинтересовавшись, я вслушался.

– … и вот тут ко мне сосед-козел прям перед гостями прискакал: «Беда! У меня ёлка не стоит. Жена рыдает. Иди, выручай»!

– А ты ему что? – льстиво задал вопрос Лаврентий.

– Высказал, как отрезал. Теперь долго забегать не будет. Потом жена весь праздник пилила. При гостях, представь. Начальник он её. Конченный козёл.

– Точно, но карьер жене может поломать. Раз не стоит – нефиг к вам постоянно шастать. – озабоченно сообщил Лаврентий, но поперхнулся, и бодро подскочил, – Такое безобразие полирнуть надо. – и ходко почесал к стойке.

– Не, ну чё такого? – оторвался от кружки второй – тот самый расхлюстанный «Моисей» – мужик самого простецкого вида, с большими натруженными руками в несмываемых тёмных разводах. – Ты же его, Степаныч, не по матушке послал? А, понял. Может и правильно. Меня вот тут тоже директор крепко приложил. А за что? За дополнительный труд. Бесплатный, прикинь. Наняли нам по осени двух клоунов патлатых – молоко на губах не обсохло. Они, вроде как, всю бумажную волокиту переведут на электронную. Канцелярская, ети его, новизна. Так вот. Директор перед праздниками задумал конкурс для детей провести. Которые у наших сотрудников без дела болтаются. На лучшую игрушку. И отпраздновать вместе. Для улучшения показателей. Так эти щеглы каждому работу расписали. Ко мне пристали с плакатом – я на флоте красный уголок оформлял. Грамоту командования имею. Почти цельный день старался, чтобы, значит солидно было. Да не абы какой плакат, а надёжный и в стихах. Во. Всякие снеговики и снежинки там. Серебряной пыльцы у соседки одолжил. Вот погляди, я даже сфоткал.

Степаныч долго разглядывал, потом молча передал телефон опухшему. Тот присвистнул и сразу вернул владельцу. Мужик повертел телефон в руках, но сочувствия от компании так и не дождался. Тогда он повернулся ко мне:

– Вот свежий человек. Ну, скажи, за что он меня?

Он сунул мне телефон. Я вгляделся в мутный экран, местами заляпанный чем-то подозрительно липким, и вдруг мучительно икнул, не сумев сдержать внезапно накатившего позыва. Запил пивом, чтобы не зациклиться. Слегка переждав, присмотрелся повнимательней.

Действительно неординарная работа. На стене какого-то казённого помещения, явно подвального, висел добротно сбитый раскрашенный прямоугольник, где среди снежинок и звёздочек полукругом располагались достаточно симпатичные строчки, выполненные разноцветной гуашью: «АХ У ЕЛИ, АХ У ЁЛКИ – РАСЦВЕТУТ УМОМ ИГОЛКИ!», а ниже мелким шрифтом «Калидаскоп идей».

– Но я снеговика не вижу. – пришлось сильно постараться овладеть своим голосом и только потом посмотреть на него честными глазами. – А так очень даже неплохо. Там есть ошибка в одном слове.

Мужик повернул к себе телефон, долго шевелил губами, потом неуверенно спросил:

– «Ёлку» надо было без точек написать? Опять новые правила ввели?

Подошедший с пивом Лаврентий выхватил у него телефон, вгляделся, подслеповато щурясь, кхекнул:

– Лёньчик, ты сам такие умные слова навыдумывал, или новая сожительница снабжает?

– Зато красиво и лапидарно. – не удержался я, чтобы не дать угаснуть творческой жилке.

– Лапедарастично, – отрезал Лаврентий, – Это как преступная халатность при обрезании. Только хороший материал зря загубил. Лучше бы мне на дачу отдал. Надеюсь, получил по полной?

– Получил, – не стал отрицать Лёньчик, вставая с пустым бокалом, – Только до сих пор не могу понять за что.

– Вернёмся – расскажу, – подал голос опухший, – У меня проблемы из той же серии. Даже похуже. Сейчас, только пива возьму.

Они вдвоём отправились к стойке, а Лаврентий пересел к Степанычу и проникновенно произнёс:

– Ты это, на жену зла не держи. Она же для тебя старается. Из кожи вон как лезет. У них там увольнения постоянные. Вот ей и приходится… особо стараться. Сам же себе молодую выбрал. Теперь смотри сквозь пальцы. Жаль, выпивать она стала без меры.

– Да ты что, старый, мелешь? Она и в рот-то не берёт.

– Ох, боюсь тебя снова огорчить… в смысле давай замнём. Лучше вот молодёжь послушаем.

Первым вернулся опухший. Сел, немного помассировал лицо. Кстати, достаточно симпатичное, если в нормальном состоянии. Потом горестно вздохнул. Дождался Лёнчика и начал тихим голосом делиться своей проблемой:

– Там у нас в офисе доску такую специальную установили. Металлическую. Вечную. Буковок накупили, стрелочек, кружочков. Все такие – на магнитиках. Для семинара. А теперь на эту доску магнитиками указявки разные пришлёпывают. А буковки наш народ теперь на холодильник лепит. Больше для глупостей разных. Один вообще перед приходом новеньких повадился писать: «КОГДА МИНЕТ БЕДА». На испуг брал. А не придерёшься – он вопросительный знак просто подальше ставил.

– Объясни – не понял, – перебил Лаврентий.

– Ночью засни в метро с открытым ртом. Если повезёт, быстро узнаешь. Мне продолжать? – он мстительно выждал, пока все закончили наседать на Лаврентия, – Ну, так вот, перед праздниками наша Людка-секретутка с холодильника все нужные буквы содрала и выложила на доске «С НОВЫМ ГОДОМ!» и ниже «ДЕД МОРОЗ И СНЕГУРОЧКА». И разные фотографии шефа и его благоверной развесила, подхалимка. Мы с нашим главным программёром вчера подзадержались, да. Тихо так себе с обеда начали отмечать, пока народ незаметно смывался к празднику готовиться. А за эту хрень, как назло, глазом зацепились. Уже уходя последними. Так он моментально завёлся, типа самый умный: «Давай анаграмму! На время. Кто проиграет, тот гонит за добавкой».

– Это ж надо, чем они теперь на работе занимаются, – вновь осуждающе перебил его Лаврентий, – Ты не знал, что от такого волосы на ладонях вырастают? Девок вам мало?

– А? – непонимающе уставился на него опухший, – Слышь, дед, чего завёлся? Ты свой вялый в микроскоп от спирохеты уже не отличишь, а всё туда же. Советчик-антисоветчик. Потом и для тебя будет отдельная тема. Так вот, у меня всё уже двоится, а он упёрся рогом и ни в какую. Пришлось согласиться. Тут он так шустро буковками задвигал, что, пока я «Дед Мороз» менял, он всё остальное уже собрал. Выиграл в общем. Вроде даже любопытно вышло. Пришлось бежать за добавкой. Я вот селфи тогда себе на память сделал.

Телефон пошёл по рукам, сопровождаемый одобрительным мычанием. Лёньчик, явно приняв меня в компанию, протянул телефон.

На фотке, снятой под достаточно острым углом, были видны два очевидно нетрезвых индивидуума. От опухшего только указующий палец, да кусок щеки с носом – видно с вытянутой руки пытался запечатлеть сие выдающееся событие. Оба глупо лыбились и тыкали в большой металлический информационный стенд.

Под мелкими надписями были прикреплены четыре больших фотографии, явно распринтованных в цвете. Все изображали надменного толстячка с мощной лысиной. И на каждой за его плечом маячила вторая половина. Не удержавшись, я увеличил картинку и поближе рассмотрел этот новомодный идеал жены-стервы. Причём показательно конченной. Сиськастое белобрысое создание с брюзгливым ботоксным лицом, скалило керамические зубы, хищно выглядывающие из-под толстых пересиликоненных губ. Просто неотвратимый ужас. Толстячку точно не позавидуешь.

Уменьшил изображение и добрался до предмета обсуждения. Над фотографиями тянулись две вихляющихся строчки: ГОВНО С ДЫМОМ! и МЕРЗОДОД И ОГНЕСРУЧКА. Я не выдержал и одобрительно хрюкнул. Вторая часть полностью соответствовала увиденному на фотографиях. Специально не придумаешь. Ещё немного полюбовавшись общим видом, вернул телефон Лёнчику.

– Секретутка, значит, шефу от души хотела лизнуть, а вы, герои, ей всю малину обхезали. Догадались хоть взад поздраву сложить? – с подвохом ввернул Лаврентий.

– Да какой там. Я бы вообще до следующего понедельника об этом не вспомнил как пришёл, так и вырубился. А ночью шеф позвонил. Мы же в журнале последними отметились. Он там видно нашу секретутку перед боем курантов высвистал, чтобы её это, персонально поздравить, – опухший сделал неприличный жест, – А мы ему такую подлянку. Вот и гадаю теперь – чем закончится?

Все замолчали, отставив пиво, вроде как выражая сочувствие возникшей проблеме. Хотя тишина больше напоминала поминальную.

– Знаешь, вот как вроде чёрная полоса тянется и тянется в жизни, ан нет, потом понимаешь, как сильно ошибался. – вроде как успокаивающе выдал Степаныч. – Переживёшь, какие твои годы.

– А мне что хотел рассказать? – Лаврентий с сожалением посмотрел на свой опустевший бокал, – Заодно можешь «Девяточкой» угостить. По случаю праздника. Да и тебе доброе дело зачтётся. Допивай, угощай и изливай душу. Легче станет. Народная терапия. Она с самого Петра Алексеевича у нас завелась.

Опухший скривился, залпом допил свой бокал, молча собрал со стола всю пустую посуду и ушёл к стойке.

– Жаль парня, – не особо скрывая злорадства, негромко зачастил Лаврентий, – Так с виду вполне справный. Институт закончил, а всё один да один. Не держатся за него девки. Может изъян какой скрытый имеется? Была у него одна, почти месяца три тут прожила. Он даже на вторую работу под прошлый Новый год устроился. Семейный бюджет увеличить задумал. Сидит, значит, он у себя на работе, двойную ставку отрабатывает, а тут ему эсэмэска прилетает от соседа снизу: «Потише там трахайтесь, сволочи, у нас дети собрались – Деда Мороза ждут!»

– Да, времена нынче нервные. – Лёньчик вздохнул, приподнял бокал и стал внимательно рассматривать пиво на свет.

– Люди такие. Наплевали, сволочи, на Сталина. Теперь получите-распишитесь. – тяжело роняя слова, подвёл итоговую черту Степаныч – Сейчас бы местком да профком устроили ей незабываемую жизнь.

Лаврентий открыл рот, порываясь что-то высказать, но не успел. К столу уже шёл опухший. Он за два раза перенёс пиво и обязательные пирожки. Сел, машинально чокнулся со слишком ласково улыбающимся Лаврентием и сделал первый солидный глоток.

– Так вот, шеф меня разбудил. Минут пять обкладывал и всяким разным грозил. Ну, я вроде как протрезвел, а чувствую – настроение пробивает дно и копает дальше. А тут ещё в зеркало посмотрел – морду аж поперёк раздуло. Это у меня аллергия на солёные орешки. Блин. Вообще за грань поплохело. Какой-никакой, но всё же решил позвонить одной безотказной подруге. Тут недалеко. «Ты как там без меня»? Она мне: «Уже в постели». Я ей так шутейно: «Деда Мороза через полчасика не ждёшь»? «А зачем мне второй? Тут этот скоро опять поздравлять из душа выйдет». «А как же я»? «А ты лучше послезавтра, поближе к вечеру». Вот это меня совсем добило. Очнулся только под утро у соседки.

– Сверху или снизу? – деловито уточнил Лаврентий, – У Светки, этой воблы тощей, или у шалой Юльки-трясогузки? Других-то нет. Ой, неужели на верхнюю запал? Ну, дела! Да я сам намедни краем уха слышал, как она подруге рыдала, что осталась в этом доме последней девственницей!

– Ну, с одной стороны – да… тьфу ты, отстань, шантажист. Я, к твоему сведению, вообще её плохо знаю с хорошей стороны. – он вяло отмахнулся, – Или наоборот? А, всё равно. Сейчас и без того тошно. Вообще со всех сторон.

– Так значит Светка праздновала не сложа ноги?

Коварный вопрос Лаврентия так и повис в воздухе. Громко стукнула входная дверь и влетел Моня. Увидев меня, он махнул рукой, но сначала подскочил к барменше:

– Здрассьте. С наступившими! Лёньчик здесь есть? Срочно нужен!

– Лёньчик, тут тебе заказ принесли. – ровным голосом произнесла барменша, – Очередной залётный или гальюн в гостях молодецки уделал, или смеситель свернул.

– Унитаз, – страдальчески произнёс Моня, – Я пока вашим воспользуюсь?

– Если вон тот кореш молчаливый твой, то пользуйся от всей души. Только аккуратно. А то потом на вас никаких Лёньчиков не напасёшься. – она отвернулась и стала перебирать бокалы, – Не забудь руки помыть. У нас всё же культурное заведение.

Моня появился через несколько минут, издалека показал влажные руки барменше, и направился к моему столику.

– Ха, с пивом ты удачно подгадал. Глоток оптимизма сейчас точно не помешает.

Он жадно присосался к бокалу, только с явным трудом оторвался, смачно отрыгнул, и только потом повернулся к соседнему столику.

– Лёньчик, давай срочно в первый корпус девятнадцатого дома, квартира 59. Там надо унитаз починить, а то хозяйки с ума сходят.

– Стрекозы, что ли?

– Не, Воробьёвы вроде.

– Это мы их так называем. Три козы – стрекозы. А так точно, Воробьёвы. – Лёньчик подтянулся, стал смотреть оценивающим взором, машинально потирая большим пальцем указательный, – Некоторым, получается, ломать в радость, а мне в праздник опять горбатиться?

– Не я это. Сделай срочно и возвращайся. Здесь и озвучишь полную смету. В пределах разумного.

– А аванс? Хотя бы соточку-другую. Может трубу или прокладки какие надо там поменять?

– Какая труба? Какие прокладки? Да в округе все магазины наглухо закрыты. И вообще, там вроде железная кружка застряла, а сверху навалили. На месте разберёшься.

– А что сам не достал?

– Да не дело старшему мерчандайзеру в чужом неликвиде ковыряться, – высокопарно, но в сердцах высказал Моня, залезая в карман, – На тебе сотку, вымогатель, только сгинь с глаз моих. Дело надо срочно делать, а не пену по кружке часами гонять.

Лёньчик понятливо кивнул, одним глотком допил пиво, подхватил свои вещи и, на ходу одеваясь, заторопился на улицу.

– А ты давно тут расслабляешься? – Моня пощёлкал ногтем по бокалу.

– Да с час уже. Мою записку нашёл?

– Не записку, а целую зажопку. Чуть заикой не стал. Хорошо хоть фломастер туда засунуть не догадался. Я бы не сдержался. Надеюсь, того мужика не ты ко мне перетащил? С тебя станется, затейник инодальный.

– Да я пока вроде не совсем ещё «дуб дерево хвойное». Вы там и без меня сладко расслаблялись. Слушай, тут некоторые неясности по-вчерашнему. Где я так набрался? Вроде выезжали в адеквате.

– Ага, в квадрате. Выезжали-то мы вполне даже нормальные, но потом тебе приспичило добавить. Сначала, правда, это мне до ветру страсть как захотелось. У бара тормознули. Ты сразу внутрь рванул, пока я с водилой договаривался, чтобы дождался… сам знаешь какой у нас народ шустрый в новогоднюю ночь… а потом отлить ходил. И несколько звонков сделал. Ты за это время у стойки уже весь стаканами обставился и с какими-то скандинавами языками сцепился. Что-то там про викингов и берсеркеров. При мне они тебе предложили стаканчик текилы в кружку с пивом опустить и эту конструкцию залпом выдуть. Вроде как круто, у вас-то. Потом ты про крейсер «Аврору» что-то завернул. Как я понял, чтобы варяги не особо выпендривались.

– Какую «Аврору»?

– Знамо какую. Но вам втюхали водку с шампанским.

– Тьфу ты. Aurora Borealis – это северное сияние. Коктейль такой.

– «Новогодний» что ли? А бармен ничего, смышлёный, и глазом не моргнул, а целое представление замутил. Сначала каждому по паре соточек бухла поджёг в хайболах, потом шампанским загасил и всунул по шпажке с оливками. Вы там пыжились, но залпом махнули, оливки сожрали, по плечам друг друга долго хлопали. Потом повторили, что-то долго орали задорное, а потом мы свалили. А вот в тачке ты разомлел. В тепле-то. Молчаливый стал, задумчивый. Короче, никакой.

– А что, водка разве горит? Хотя, проехали. Тот унитаз, надеюсь, не я?

– Было бы прикольно, но нет. Помнишь, к нам гости во втором часу припёрлись? Да куда там. Ты уже тогда в диван корни пустил. Нежданчики такие. Эти заразы из соседнего подъезда, разгорячённые, налегке выскочили на улицу ракеты запускать. А ключи дома захлопнули. Помыкались и решили у нас переждать, когда домой вернутся. Ну, вспомнил? Три девицы и два парня. Один толстый такой. С дурацким чепчиком на башке, типа весь из себя особо культурный и чрезмерно просвещённый. Но жуть какой голодный. Наверное, целый час жрал как не в себя. Все салаты подмёл и закуски. Половину торта и там разных пирожных. Это он банку огурцов открыл, урод. Мы за это время пару графинчиков домашней наливки оприходовали, прикидывая как их спровадить. Но не вышло. А тут ещё толстый потребовал в шарики-давилки играть. Без помощи рук. Задумал, идиот, к девке подкатиться.

– Типа, если не даёшь, то хоть возьми?

– Ха, не знаешь такой игры? Это когда к девушке пристраиваешь сзади воздушный шарик и своими бёдрами активно толкаешь – чтобы лопнул. Когда все поддаты, вполне прикольно. И размяться можно хорошо. А то всё за столом, да за столом. Так этот боров к той, которая к тебе потом сбежала, сзади пристроился, пихал-пихал шарик, всё никак. У него больше брюхом выходило. Хорошо хоть хозяйка у нас догадливая, предложила ей руками в стену упереться. Его подзуживали-подзуживали, так что он весь испыхтелся, а потом вдруг позеленел и рванул в туалет. Вроде вначале стравил немного. Чинно-благородно. А потом на кухню шасть. Говорит, хотел себе чего-нибудь лекарственного найти, да сдуру хватанул яблочного уксусу. Красивая такая бутылка с иностранными буквами. Явно ему приглянулась. И тут его конкретно рвануло. Он, идиот, как в кружку, из которой пил, вцепился, так с ней к унитазу устремился, а там удачно утопил. Результат видел? На том всё веселье и оборвалось. А пока все хозяек утешали, то и заснули, кто где придётся.

– Понял. Вот потому я тебя и не стал дожидаться. Припёрло так, что чуть дно не вышибло. Не чайник же с утра наполнять своим прощальным сюрпризом? Верил, что рядом всегда что-нибудь открыто будет. С удобствами. Так что обделался лёгким испугом.

– Я извиняюсь. Вы с нашими Стрекозками так развлекались? – раздался из-за Мониной спины заинтересованный голосок.

– Это кто? – уточнил Моня не оборачиваясь.

– Вроде Лаврентий. Местный шантажист. Судя по повадкам, полагаю работал на Моссад и засевших там чекистов-сепаратистов. А здесь он информационный источник. За холодную «Девятку» добудет любой компромат.

– Из органов?

– Не уверен. Понимаешь, один мой знакомый гинеколог, когда знакомился, всегда напускал на себя невесть что и всем таинственно шептал, что работает в органах. Тут такое дело – доверяй, но всегда проверяй, где он руки греет.

Моня медленно повернулся и принялся внимательно разглядывать Лаврентия, пытавшегося гордо расправить плечи. Потом молча встал и ушёл к стойке. Долго что-то шептал барменше, распаляясь под её поощрительным взглядом. Вернулся с подносом, на котором стояли шесть кружек пива и две тарелки с горками пирожков.

– Шикарна и непостижима, – негромко констатировал он, усаживаясь в пол-оборота ко мне, – Теперь точно знаю, что бюст – истинное лицо женщины! А такая мужика на руках носить будет, пока всю кровь не выпьет. Явно богатый опыт имеет. Да и татушечка уж больно информативная для понимающих. – и, повысив голос, – Так, нашему столику три пива и пирожки. А вашему столику тоже три, но за информацию. Давай, одноимёнец легендарного товарища Берии, поведай мне о моих новых знакомых – гражданках Воробьёвых. Без всякой утайки. А повышенная ценность информации будет дополнительно поощряться.

Лаврентий сделал глоток, прочистил горло, гордо приосанился и стал вещать, явно используя издевательские бюрократические наработки:

– А извольте уточнить, таинственный незнакомец, какая из вами выше озвученных персон представляет наибольший или, если образно выразиться, повышенный интерес? Имеются ли явно эксплицированные11 требования к описанию деликатных сфер частной жизни, или может быть оное любопытство касается исключительно их общественной активности? Какими целями это продиктовано? Матримониальными или наличествует желание что-то действительно конкретное выявить в некоей юридической плоскости? Всё это, в своей совокупности, позволит определить уровень достоверности адекватного анализа по каждому конкретному рассматриваемому индивидууму.

Моня, начинавший слушать со снисходительной улыбкой, к концу слегка приоткрыл рот и смог ответить не сразу.

– Матри… чего? Лаврентий, ты меня что, вот так сходу под венец загнать хочешь? Эксплицированный ты наш. Второго пива точно не будет.

– Хорошо, тогда дай мне, мил человек, конкретное определение твоего идеала женщины. Это конкретизирует рамки каждого запрашиваемого психологического портрета.

– Он что, точно из вертухаев? – несколько растерянно посмотрел на меня Моня, но быстро опомнился, вновь вернулся к привычной насмешливости, и картинно поклонился. – Идеал моей женщины? Легко! Красивая и молодая. Соблюдает режим. Ложится в восемь, а в десять ей уже надо быть дома. И да, она должна быть умная, чтобы в паузах я мог полезных знаний нахвататься. Что ещё?

– Недостаточно вводных данных, – Лаврентий поджал губы и укоризненно покачал головой. – Таких тут на каждую сотню не один десяток с большим таким хвостиком. И это я ещё про школы не говорю.

– Ах, мало данных? – Моня хищно сощурился и начал медленно загибать пальцы, – Быть внешне привлекательной – раз. Уметь быстро одеваться – два. Сразу после знакомства быстро и вкусно накормить – три. Изобразить неземную страсть – четыре. Нежно чмокнуть перед уходом – пять. Терпеливо ждать моего звонка – шесть. И да, быть круглой сиротой. Желательно обеспеченной. Вот. Всего восемь самых важных критериев. А восьмёрка – вообще моё счастливое число.

– Для рая контрамарки кончились. – ехидно цыкнул зубом Лаврентий, – Но такие туда без мыла пролезают. А я подведу итог. Стрекозам ты подходишь. Там три перемены блюд. Если будешь держать их в ежовых рукавицах, то они с тебя пылинки сдувать будут. Чисто султан и все удовольствия. Они понемногу, но стабильно зарабатывают. И вообще, как три подружки. Дуры и шалопайки, конечно, но без подлостей. Ближе к старой закалке. Характер отходчивый. Друзей много, но все ни то ни сё. Они с детства здешние, а у нас особо не забалуешь. Никого и ничего серьёзного. Ни у одной. Себя блюдут. А если хочешь узнать побольше, то переезжай к ним с вещами! Поверь мне и воспользуйся двумя советами. Долгие поиски невесты будут напрямую связаны с сомнительным прошлым жены. И ещё. Верность надо искать в сердце, а не только между ног. И потом люби себе хоть до гробовой доски. Аминь! Так что дуй за моим дополнительным пивом, кавалер. Смотрины прошёл.

Моня безропотно встал, пробормотал задумчиво: «Султан страдал – в кошмарах видел сны, и утром встал не с той жены». Хмыкнул, как бы прицениваясь к своим словам, а потом оглянулся на Лаврентия, озорно подмигнул, и выразительно продекламировал: