скачать книгу бесплатно
Переоделась в туалете, выбросила старые носки в мусорку. Кабинки у нас что надо – полностью закрытые, обитые прессованным камнем под мрамор. Мы шутим, что это единственные непрозрачные комнаты в «Завтра-плаза».
Дальше всё пошло как по маслу, ибо во мне поселилась железобетонная уверенность: теперь-то я упакована. Тогда дала себе слово: всегда, при любых обстоятельствах, хоть потоп, пусть я выскакиваю на пять минут за хлебом, надевать парадные носки. В которых меня не стыдно будет показать молодому симпатичному патологоанатому, если вдруг жизнь моя никчёмная оборвётся от столкновения с кирпичом или грузовиком по пути до магазина.
С такими мыслями я одолела вторую чашку кофе (ах, да, третью), которую новый бариста сварил, пожалуй, неплохо. Или дело в носках, кто его знает…
Вечеринка удалась. Наконец я попала в «поднебесную», как называли жилище Влада приятели. Он купил квартиру в ипотеку в новом доме, который воткнули посреди старого района застройки 60-х годов XX века. Два высоченных здания, образующие вместе букву «Г» с небольшим зазором между палочками, состояли из блоков: с первого до девятого этажа дом отделан под кирпич, а оставшиеся тринадцать этажей представляли собой белую капсулу со скруглёнными углами. Задумка архитекторов впечатляла: нижний блок по высоте шёл вровень с занимавшими ближайшие улицы девятиэтажками красного кирпича, а верхняя часть, видимо, должна была сливаться с белым московским небом. Однушка Влада в 38 метров располагалась на 18 этаже.
Гости пили вино, подобранное в мудрёной винотеке одним из друзей Влада, любителем и ценителем, как он сам о себе сообщил. Конечно, грёзам о сидении с ногами на диване близ хозяина квартиры (…а также чёлки и моего сердца) не суждено было сбыться, всё-таки это жизнь. Но потолкаться плечами и попами с коллегами и незнакомыми дизайнерами вышло неплохо. Иногда броуновское движение людей по замкнутому пространству сближало нас, но не больше.
Они много болтали о своём иллюстраторском – в такие моменты я понимала только предлоги и ощущала себя особенно тупой, тяжеловесной и монолитной. Сразу казалась себе выше и неповоротливей остальных. В какой-то момент трое – Денис, Влад и тот дегустатор – принялись рисовать на спор по стрипу[1 - Стрип (от англ. strip – «полоса») – короткий комикс, лента из 2-4 кадров, выстроенных в ряд.]. Побеждал тот, кто короче всех понятно расскажет историю. И знаете, с моей склонностью подробничать и перескакивать с мысли на мысль я вообще не понимаю, как оказалась в одной квартире с этими ребятами.
Я тихонько встала за спиной Влада, втянула носом аромат его одеколона – горьковатого «Живанши». Он не должен догадаться, что я за него болею. Что в этой комнате существует только он и ещё куча человеческой суеты и паутины, которую я просто не в состоянии запоминать и анализировать. Что-то говорило и задавало вопросы, шутило, но всё это было не более чем дымом, улетающим в форточку.
Влад быстро и размашисто бегал стилусом по планшету. Руки уверенно чертили на белом цифровом листе линии, бросали округлые облака для фраз. История была о каких-то древних японцах. Я никак не могла взять в толк, что в ней происходит и в чём смысл, но форма была столь идеальна… Конечно, он победил.
Под конец у меня, наверное, от волнения разнылась голова. А может, я просто не знала, куда себя деть, и предпочитала торчать в углу, наморщив лоб и подперев подбородок рукой. В общем, Влад поинтересовался источником сложности щей и предложил для разгрузки выпить йога-чай с iHerb.
Чайный пакетик был обычным, но дизайн конверта и предсказание на ярлыке как бы говорили – это не просто трава с ароматизатором, а что-то из ряда вон. Для настоящих йогинов. Пометка positive energy намекала на его увеселительный характер, а deep calm сулила тотальный расслабон. Неплохое сочетание для хмурой барышни в носках с Гомером Симпсоном.
Я залила чай кипятком и, усердно поболтав пакетик в кружке пару минут, перекинула в маленькое блюдце. Из-за спины вынырнули тонкие длинные пальцы и подцепили его за картонку с предсказанием. Я услышала стук собственного сердца в ушах. Влад улыбнулся:
– Такой шикарной заварки хватает минимум на две чашки.
– И что нам нагадали? – услышала я со стороны свой механический голос.
– Сейчас гляну… Your life will totally change soon.
***
Кто знает, что это за химия такая – любовь. Порой не верится, что все наши грёзы, мечты, чувства и переживания – всего лишь результат соединения и разъединения каких-то там молекул. По-моему, это унизительно. Заземляет такие высокие порывы… В общем, чаёк был что надо, потому что в голову мне полезла такая вот высокопарная чушь. Мысли струились и перетекали друг в друга, мир вокруг слился в одно гармоничное целое. Люди вплавились в пространство, а пространство поглотило людей. Не помню, кто предложил поставить «Жёлтую подводную лодку» на проекторе (у Влада как у неженатого дизайнера, конечно, висел под потолком проектор, и чайные мысли слишком быстро и ярко обрисовали, что он может показывать на нём девушкам… По крайней мере хотелось, чтобы он был на такое способен). Первые минут пятнадцать я честно держалась, но на моменте, когда Ринго Старра унесла вдаль антилопа гну, свернулась вчетверо от хохота. Мир был прекрасен, идеален, и, честное слово, я до сих пор понятия не имею, чай ли тому виной.
Такси (гулять – так гулять! завтра возьму обед из дома) совершенно по-нью-йоркски несло меня домой. Мягко и быстро. Город, забрызганный мартовским дождём, плыл за окном совсем как в финале фильма «Взрыв из прошлого». Только у героини Алисии Сильверстоун любимый мужчина мелькнул на мокрой улице, а мой остался в синем свете ночника в «поднебесной». Я спросила разрешения покурить в машине и предалась этому подростковому наслаждению – смолить в общественном месте – со всей серьёзностью. Кажется, я наконец становилась настоящей взрослой. Работаю в огромной современной компании, тусуюсь с ребятами, которые знают, чего хотят от жизни (лопать её большой ложкой). Еду с вечеринки в такси, задумчиво и грациозно дымлю в окно, и даже с носками не облажалась.
Очень скоро твоя жизнь круто изменится, обещал чайный пакетик. Как, куда и зачем? Мне сейчас так хорошо…
Стараясь не звенеть ключами, я пробралась в комнату. Хотела схватить с кровати домашнюю одежду, нырнуть в ванную и хорошенько отмокнуть.
Сначала я приняла её за груду одежды на стуле у окна – частое явление в моей комнате. Но нет, это оказалась огромная непропорциональная кошка – взъерошенное, покрытое скомканной серой шерстью, больше напоминающей иглы дикобраза, туловище распласталось по подоконнику; длинная лапа толстыми стальными когтями зажала папиросину «Беломора»; другая лапа подпирает плоскую, как упавшая набок дыня «торпеда», голову, мутные болотистые глаза смотрят чёрными щелями в пустоту за окном, а кривозубая пасть выпускает уголком синеватую струю щипучего дыма.
2
Мышцы в животе больно сжались, словно кто-то невидимый, но хорошо натренированный как следует врезал под дых. Под ногами вместо полиэстеровой тапочной шерсти оказался колючий лёд. В горле вырос ком.
– Эй! – позвала я существо.
Кошка обернулась.
– Эй! – повторила я. Может, это всё, что я смогу выжать из себя до конца жизни?
Кошка выпустила в мою сторону огромное облако сизого дыма. Я инстинктивно загородила лицо одной рукой, а второй стала махать перед собой. Открыть дверь и выскочить? Или подойти ближе? Так и качалась туда-сюда, как осинка. Сквозь шум в ушах я услышала стук старой деревянной рамы. А когда отвела ладонь от глаз, в комнате уже было пусто. Только я и исчезающая паутинка дыма.
Утро было тяжёлым и мутным, как с похмелья. Ещё бы, после такой-то ночи! Сначала я в одной футболке запрыгнула в кровать, укуталась в одеяло и какое-то время лежала, зажмурившись. Потом встала, проверила, закрыто окно и нет ли кого, кроме меня, в комнате. Снова залезла в кровать. Снова встала и всё проверила. После третьего круга сбегала в туалет, попила воды на кухне, юркнула под одеяло и, кажется, только тогда наконец заснула.
Когда блёклый свет стал заползать сквозь стёкла и на улице выключили фонари, я приподнялась на локтях и оглядела комнату, словно чужую: беспорядок, повсюду разбросаны вещи. На столе, как сказала бы мама, можно огород сажать. Ещё бы, когда заходишь сюда, только чтобы поспать, а утром возвращаешься с кухни и из ванной, чтобы переодеться. Какая разница, как всё это выглядит… Но сейчас мне вдруг стало ужасно тоскливо при виде этого неуютного приюта.
А может, все стало чужим, потому что здесь ступала лапа чудовищной, безобразной кошки? Нет, нет, этого не может быть. Не могло быть. Я закрыла глаза и снова прокрутила в голове вчерашнюю картину. Жёсткая шерсть на её спине мерно колышется от глубокого дыхания, длинное тело расплылось по подоконнику… Она должна была оставить улики!
Удивительно, как быстро можно перейти из реальности – твёрдой, понятной, неоспоримой – в иррациональный мир. Буквально перепрыгнуть. Оказывается, в такой момент ты вообще не сомневаешься, нужно ли делать этот прыжок. Не взвешиваешь плюсы и минусы двух миров, не прощаешься мысленно со здоровой головой, не представляешь себя в старости в квартире, набитой кошками, только и жаждущими твоей скорой кончины… К слову, о кошках – ими-то я окружена уже сейчас. Надеюсь, в этом нет ничего символического. Но о том, почему мы живём с 13 котофеями, давайте позже. Потому что сейчас я в первый раз за всю мою взрослую жизнь (если верить озарению в такси, начавшуюся только вчера) скакнула в мир иррационального, приняв его безропотно.
Когда читаешь какой-нибудь детектив или смотришь кино о приключениях, удивляешься (не знаю, как вы, а я вот удивляюсь), почему бы герою реально не обратиться в полицию? Зачем лезть в самое пекло лично? Ясное дело, для сюжета. Это нам и так понятно. Но уж я-то точно так бы не поступила. Моё дело – сторона, я бы вызвала себе преспокойно копов и ждала в сторонке. А то потом пойди объясни, как ты забрался в такую переделку, какие у тебя были мотивы и не нарушил ли ты, голубчик, сам ненароком закон? Ну уж нет, увольте.
И вдруг, когда с тобой случается нечто подобное, ты поступаешь самым что ни на есть идиотским образом! Встаёшь с кровати и начинаешь обнюхивать подоконник в поисках вещественных доказательств. В 26 лет. С высшим образованием.
Ну, допустим, пыль смазана. Но я сама могла её стереть вчера или пару дней назад, когда что-то наваливала или наоборот снимала. Это, скажем честно, так себе доказательство. Мерзопакостной шерсти тоже не обнаружилось. Что ещё могло после неё остаться? Пепел! Я взяла с кровати телефон, включила встроенный фонарик и полезла за стол, к батарее. Пылища! В таком изобилии найти опавший пепел невозможно. Завтра пропылесошу, обязательно. Или нет, нельзя уничтожать улики. Какие, чёрт возьми, улики?!
– Вась, есть будешь? – Марина посмотрела в тарелку, где я уже минут пять гоняла туда-сюда ложкой изюмину из мюслей. Я принялась за еду. Хватило ненадолго.
– У тебя бывали галлюцинации?
Маринка прыснула. Хорошо, что кофе успела проглотить.
– Галлюцинации? – сделала серьёзное лицо. – Нет, не было. А у тебя что, были?
– Даже не знаю…
– Как вчера, кстати, вечеринка прошла? Что нынче дизайнеры раздают? – подмигнула она. Я засмеялась:
– Не, в этом плане всё скучно. Ограничилось чаем. Ну, таким, травяным. Странным, если честно. Знаешь, мне показалось, что я с него приход словила.
Марина поджала под себя одну ногу, обняла колено руками и уставилась на меня:
– Расскажи-ка!
– Ну, всё стало каким-то идеальным. Люди, квартира. Такси. Даже наша конура.
– Но-но, хата у нас шикарная!
– Ну да. – Я огляделась по сторонам. Ни одной кошки. Как хорошо, что все они ночуют у Вики, а та дрыхнет до полудня. – А потом… В общем, странный был чай.
– А кроме чая что-то было?
Я улыбнулась и покраснела:
– Ни-че-го.
– Но мы-то знаем: лучшее, конечно, впереди! – пропела Маринка строчку из древнего хита коллектива «СТДК», встала, помыла чашку и вышла.
В задумчивости я выскочила из дома и побрела к метро. Точнее, это в мыслях я задумчиво побрела, а на самом деле посеменила, как пингвин. За ночь подморозило: недавняя зима решила напомнить о себе, и город покрылся прозрачной коркой.
Постоянно думать о странной кошке было невыносимо, и я стала цепляться за что-то будничное, привычное. Конечно, я слукавила в разговоре с Мариной, сказав, что квартира наша мне не нравится. Я живу здесь уже пять лет – с окончания университета. Попали мы с девчонками сюда действительно волшебно: кто бы мог подумать, что трёшка в исторической части Юго-Запада Москвы, на улице Академика Овалова, может достаться иногородним вчерашним студенткам.
Дело было так: мы с Маринкой учились на одном факультете. Во время защиты дипломов разговорились, выяснили, что обе ищем жильё, и решили объединить усилия. Не сказать, что между нами было особенно много общего. Но для того, чтобы соседствовать, мы показались друг другу очень даже ничего.
Об улице Овалова я и мечтать не могла. Это было бы слишком смело. Вообще, с мечтами у меня давно проблема. Вика, которую вечно уносит в какую-нибудь эзотерику, говорит, что я не умею мечтать с размахом. Что мне нужно сначала «убить в себе раба», то есть перестать мыслить по-мещански. Что я мечтаю «по возможностям», сразу соотнося, хватит ли мне на мечту своих грошей, прежде, чем о чём-то подумать. Так вот, представить себя в окружении кустов сирени, тополей, клёнов, ныне замороженных советских НИИ и поздних сталинок, а ещё лучше – живущей в одной из них я никак не могла. И тем не менее, именно так и случилось.
Маринка познакомилась с Викой в отделе современной иностранной литературы магазина «Республика», и слово за слово та рассказала, что ищет двух соседок в умопомрачительную трёшку, которую, понятное дело, никогда не потянет одна. Квартира угловая, и не просто угловая, а с угловым балконом, с арочными окнами и находится на понятно какой улице. Седьмой этаж. Помню, как больно защипало в глазах от радости, когда Маринка кричала мне всё это в телефон.
Честно сказать, кто такая Вика, меня интересовало меньше всего. Перед глазами стояли арочные окна. Я вообще немножко архитектурный фетишист. Люблю всякое старьё – обветшалые усадьбы, деревенские домики с резными ставенками. В городах – постройки из красного кирпича. Эркеры. Лепнину. В общем, всякие излишества! Ну а круглые окна – это самая настоящая слабость. Так и кажется, что из такого вот-вот вылетит Карлсон или в залитой жёлтым светом комнате сидит старый скрюченный сказочник и царапает гусиным пером по бумаге.
Словом, перспектива жить на высоком этаже и видеть мир из полукруглых окон (конечно, это только половина от круглого, но надо отдавать себе отчёт, что круглое найти просто нереально) буквально отрывала от земли.
За время поездки в метро до станции «Ленинский проспект» я успела, кажется, наверстать масштаб мечт за все эти годы. Видела тяжёлые бордовые шторы до пола, подхваченные петлями с кисточками. Низкий диван на коротких ножках. Пейзажи в овальных рамах. Массивный стол завален исписанными бумагами, в книжном шкафу поблёскивают позолотой на корешках старые книги. Не подержанные, а настоящий антиквариат. Кажется, в углу даже затесался мольберт. Вообще-то я не умею рисовать, да и не люблю это дело. Но почему-то, если уж позволю себе размечтаться, обязательно где-нибудь выскакивает мольберт.
Я ощущала запах книжной пыли, масляных красок и терпкий аромат очень старых духов, где от всего букета осталась только неубиваемая сладость с горьким спиртовым оттенком.
Маринка ждала меня у подъезда, и глаза её горели тем же огнём. Пока мы поднимались в лифте, она успела изложить предысторию чуда: хозяйка квартиры – подруга бабушки Викиного коллеги. Типичная немного выжившая из ума представительница старой московской интеллигенции, под закат жизни обитающая тут одна с чёртовой дюжиной кошек. Внезапно у неё обнаружились дальние родственники в пригороде Парижа и аллергия на всех питомиц. Проблему решили разом: бабушка на днях отчаливает во Францию, а квартиру решено сдать «каким-нибудь хорошим девочкам» за копейки. Потому что без ремонта и вместе с животными.
Я опала лицом и промямлила, что идея жить в кошачьем питомнике, пусть и с шикарным видом на старую Москву, так себе. Лифт приехал. Маринка ткнула меня локтем под ребро, я расценила это как призыв не ныть и шагнула на лестничную клетку. Кошачьим духом пахло уже здесь. Маринка махнула рукой и, оглядевшись, нажала на массивную круглую кнопку звонка.
Инесса Реджинальдовна словно сошла с картины какого-нибудь не слишком умелого, но старательного импрессиониста. Забранные в пучок волосы с пышным начёсом, похожие на леденцы очки с махонькими овальными стёклами, фиолетовый с золотым кантом плюшевый халат. Честное слово, я думала, что такие персонажи канули в Лету хотя бы к середине восьмидесятых прошлого века.
Вика, увешанная тремя кошками, как новогодняя ёлка игрушками, вышла из темноты одной из комнат. Длинные чёрные волосы, колкие зелёные глаза, бледная кожа, родинка на щеке. Они с Маринкой кивнули друг другу.
Инесса Реджинальдовна смерила каждую из нас взглядом и одобрительно чмокнула ниточкой губ.
– Что ж, девочки. Хорошо. Будете жить с моими крошками.
Так у меня стало на 15 соседок больше.
Я не успела подсуетиться, и угловая комната досталась Вике. Но, поскольку она проявила из нас троих самую рьяную любовь к кошкам, а они – к ней, мы с Маринкой запоздало рассудили, что так оно и правильно. В конце концов, большая часть обитателей квартиры получила большую площадь.
Сначала я не замечала никаких неудобств. Видела лишь ослепительные рассветы и красные отсветы закатов в своём арочном окошке. Потом наступила осень, из щелей начало дуть, а в дождливые дни мы стали ощущать лёгкий запах плесени. А чего, собственно, можно было ожидать от жилища, где не было ремонта с полвека точно? Но я к тому моменту уже настолько срослась с новым домом, что все эти дряхлости и недочёты стала принимать как милые недостатки любимого человека.
Семеня к метро на деревянных от напряжения ногах, я силилась вспомнить, в какой момент всё это начало меня раздражать. Когда закончился конфетно-букетный период отношений с обладательницей очаровательных полукруглых глаз? Наверное, года через четыре. Тогда Вику унесло в эзотерические дали, и на любую ситуацию у неё появился размытый и высокопарный ответ о тонком теле, материальности мыслей и прочей лабуде. Она перестала есть мясо, стала ожесточённо сортировать мусор, запретила использовать аэрозольные освежители воздуха и призвала заменить их эфирными маслами пихты и лаванды. Масло предлагалось капать прямо в унитаз, мыть который, кстати, после этих экологических экспериментов Викино земное тело не собиралось.
А потом Маринка покатилась куда глаза глядят: пристрастилась к музыке андеграунда, дома всё чаще стали появляться загадочные личности обоих полов, музицирующие на настоящих и изобретённых личностями инструментах. Виной всему стал разрыв с Димой – препротивным хлыщом и карьеристом, с которым она умудрилась провстречаться года полтора. После расставания чопорная Маринка, раньше между «делом» и «бездельем» всегда выбиравшая первое, плюнула на свои принципы, сломала рамки и с одиночеством обрела свободу. Свободу тусоваться с утра до ночи и распевать Летова в компании волосатых мальчиков с коровьими глазами.
Мы пытались её поддерживать, но, кажется, поддержка ей была не нужна. Или мы были неумелы в своих стараниях. В общем, пока одна сдабривала унитаз маслами и цедила нотации, другая страдала неразборчивым гостеприимством и вечным похмельем.
Через годик такой жизни, получая копейки в библиотеке, я стала закипать. Тут и случилась та самая встреча с Владом, забросившая меня в мир современных технологий и оправданных амбиций. Если честно, это случилось как раз в тот период, когда я, укладываясь спать, мечтала о том, как вырвусь из общаги альтернативной реальности в настоящий мир – с если не собственным, то хотя бы отдельным жильём, работой с нестыдной зарплатой, поездками за границу и маникюром раз в две недели. В общем, москвичей испортил квартирный вопрос. Невидимая ярость, кажется, сделала меня москвичкой.
Очутившись за рабочим столом, я первым делом открыла в режиме инкогнито интересующую меня страницу в Википедии.
«Галлюцинация, – гласила она, – (новолат. hallucinatio < лат. alucinatio – бессмысленная болтовня, бредни, несбыточные мечты) – образ, возникающий в сознании без внешнего раздражителя. Галлюцинации возникают при сильной усталости, употреблении алкоголя, некоторых психотропных веществ и при некоторых психических и неврологических заболеваниях. Термин впервые был введён Ж.-Э. Эскиролем в 1817 году».
Сайт большой медицинской энциклопедии вторил: «(лат. hallucinatio бред, видения; син.: обманы чувств, мнимовосприятия) – один из видов нарушения чувственного познавания, характеризующийся тем, что представления, образы возникают без реального раздражителя, реального объекта в воспринимаемом пространстве и, приобретая необычную интенсивность, чувственность [телесность, по Ясперсу (К. Jaspers)], становятся для самосознания больного неотличимыми от реальных предметов, от образов объектов действительности. При Г., как и при любом симптоме психического заболевания, изменяется вся деятельность головного мозга: изменяются не только восприятие или представление, но и отношение больного к окружающему, его аффекты и его мышление».
Итак, вариантов было несколько, это уже хорошо, и не все они записывали меня в клиенты психушки. Переутомление? Как вариант. Может, я получила эмоциональную травму, пока искала подходящие носки? Психоторопные вещества – вряд ли чай, который можно свободно купить на крупном международном сайте, мог обладать такими свойствами. Но всё-таки маленькая надежда оставалась. И, наконец, самый неприятный момент – то, что у меня могла поехать крыша. Страшный и грустный.
Из уныния меня вытащил Риткин хлопок по плечу:
– Кто сегодня не подошёл здороваться? Мать, ты чего?
Посмотрела в мои глаза, где уже начала подрагивать влажная плёнка.
– Вася, что случилось?
– Ритка… Пошли за кофе.
Идти рядом с человеком было приятно. Несмотря на то, что Марго ниже меня почти на голову – мы вообще комично смотримся рядом – казалось, что я маленькая и хрупкая, могу уткнуться в большую тёплую подругу, которая погладит по голове, и все страхи как рукой снимет.
– В общем, вчера было что-то очень странное.
– Когда, у Влада?
– Подожди, Рит, не перебивай. Я и так сосредоточиться не могу. Короче, вчера я пришла домой и увидела у себя дома… – я сделала паузу, набрала побольше воздуха и, стараясь не думать о том, что сейчас произнесу, продолжила:
– Большую кошку.
– У тебя полон дом кошек, – буднично констатировала Марго.
– Она курила папиросу, и… – голос мой сорвался на громкий всхлип, а слёзы-таки брызнули. Я уронила голову Ритке на плечо. – Я, наверное, с ума сошла!
Марго с нажимом гладила меня по спине:
– Тише, тише, хорошая моя, тише.
Она стиснула мою руку и потащила к лифту. Свободной рукой я на ходу вытирала нос и глаза. Мы спустились на первый этаж.
– Малыш, давай успокоимся и разберёмся: ты видела живое существо, похожее на кошку, оно… курило. А потом, видимо, пропало. Кивни, так?
Я кивнула.
– Понятно. Видишь, я не смеюсь, я серьёзна… Так, куда это мы? Чуть кофе не пробежали. Ах ты ж, глянь, опять этот бородатый. Сейчас всё расскажешь, – и Ритка подпихнула меня локтем в кофейню.
За прилавком снова суетился вчерашний бариста: приветливо принимал заказы, расторопно бегал от кассы к кофемашине. И всё-таки мы наблюдали за его стараниями с постными минами. Привычная девушка нравилась нам больше.
Я вдруг вспомнила, как вчера оплошала, решив заступиться за этого парня в разговоре с дизайнерами. Почему я вообще должна его выгораживать? С таким-то кофе?
– Извините… – я пригляделась к маленькому чёрному бейджику на его груди. – Никита, ваша коллега в отпуске или мы её больше не увидим?
– А мой кофе вас не устраивает? – улыбнулся он.
Я покраснела:
– Почему же…
– Тогда готов принять ваш заказ.
