Соло

Я сажусь, спускаю ноги со стола, и толпа дружно отшагивает назад. Плевать, что голый, прятаться не буду. Я вообще не намерен здесь задерживаться, кто тут у вас главный?

Тем не менее, терплю, пока меня осматривает, я так понимаю, доктор, весь в белом, а мужик-таракан записывает всё, что он говорит, в маленький вроде блокнот. Потом у меня берут кровь из пальца, как всё знакомо. Удивлённо говорят о чем-то между собой, третий уже язык, пока не понимаю. Несколько Высших, опять же в белом, подготавливают странные приборы, в них я должен встать. Да, только мне не по росту, и приходится подождать, пока перенастроят.

Наконец с анализами покончено, и мне выдают запечатанный пакет с чем-то серым и мягким, и второй – похоже, там обувь. Значит, в первом должна быть одежда.

– Вы можете одеться, прошу вас, – говорит мне пожилой таракан миролюбиво.

Рву пакет, вытряхиваю на стол содержимое – отлично, куртка и брюки. Натягиваю свободные штаны, хорошо, что по размеру подходят, не зря измерили всего вдоль и поперёк. Слышу дружный вздох женского персонала больнички – это что? Да ну, женщины, они такие… женщины! Даже в космосе привалило счастье.

– Пройдите, пожалуйста, за мной, – приглашает меня… а, он называется «инсектар», я понял. Мы выходим в огромный гулкий коридор. Вообще-то, я не знаю, как это называется на космических кораблях, но размеры поражают. Это не просто корабль, это что-то невообразимо огромное! Стены здесь не белые, похожие на камень тускло-серого цвета, и тоже толпятся всевозможные диковинные создания. Контингент в чёрном также присутствует, среди них есть девушки. Теперь они без шлемов, и я вижу, что на Землю спускались исключительно Высшие. Удивительно видеть столько сверхлюдей сразу в одном месте.

Толпа у медотсека не смеет следовать за нами, и скоро в звонкой пустоте перехода мы со стариком остаёмся вдвоём. То, что инсектар весьма немолод, понимаю по скорости его движений, а приглядевшись, замечаю и другие приметы. Вот по Ба нельзя было сказать, что она старуха, так резко она двигалась и бурно негодовала. Только сейчас понял, что именно это её выдавало. Но сейчас рядом со мной шёл очень старый мужчина, могу точно сказать. Несмотря на то, что я раньше никогда не видел представителей этой расы, а на покрытом хитиновыми щитками лице не разглядеть возрастных морщин.

– Послушайте, уважаемый… – говорю, старательно воспроизводя язык, на котором он со мной общался. Кто бы ещё сказал, как к ним обращаться! – Мне необходимо срочно вернуться на планету, откуда вы меня забрали. Поэтому хотел бы видеть вашего командира, если позволите. Дело не терпит отлагательств.

– Ничем не могу помочь, юноша, – проскрежетал старик, не оглядываясь, следуя вперёд. – Мэйнер Тарда знает о вас, необходимо дождаться его решения. Вас пригласят.

Какого драного лешего! Да я пока тут прохлаждаюсь, Ба увезёт Жанну и спрячет так, что я никогда не найду! После такого нападения я бы на её месте так и сделал. Хорошо хоть, что на этом корабле её точно нет, в этом я уверен.

– Какого рода решение мэйнер должен принять? – спрашиваю. В конце концов, это моя судьба зависит от этого решения, и я имею право знать.

– Решение, каким образом вы предстанете перед Единым Советом Вселенной, – отвечает старик.

– Что?! Но мне не надо… Да что, вообще, происходит? Мне просто нужно назад, на Землю! Я что, какие-то законы нарушил? – влип, так влип, как же теперь вернуться? – Я же только защищался!

– Я знаю, Максимус, знаю, – инсектар сочувственно покачал большеглазой головой. – Но таков порядок. Яннар Тарда честен и справедлив, верьте, что он примет правильное решение. Верьте, что вернётесь.

Старик повернулся к серой шершавой стене и изобразил рукой какой-то замысловатый знак. На стене появилась белая гладкая дверь, которая тут же распахнулась.

– Ожидайте здесь, он вызовет вас, – мой провожатый предложил мне пройти внутрь.

Дверь тут же закрылась за моей спиной, а я очутился в полностью белом и абсолютно пустом помещении. С некоторых пор не люблю белый. Это совсем не цвет чистоты, это цвет пустоты, не больше. И даже присесть не на что, вот оно, инопланетное гостеприимство. Впрочем, на месте мне сейчас не усидеть, все трясётся внутри. Я встрял по-полной, сколько времени уйдёт на процедуру представления какому-то Совету? И потом, очевидно, уже этот Совет будет решать мою участь. Что они могут решить? Отпустить, не отпустить? Вряд ли. Что-то здесь другое.

«Убить арата нелегко, и тогда они разлучили их», – прозвучало в моей голове голосом Ба. Так, кажется, произошло у той древней парочки? Как он позволил, я не понимаю. А ты как позволил, спрашиваю себя, ты мог что-то сделать?

Хотя, нет, не так, там был суд, который приговорил арата и тенебрис к смерти, и только после их разлучили. Как? Как это могло произойти, если они знали о приговоре, знали, что умрут? И разлучились. Какая странная покорность судьбе. Представил себе чувства того, древнего, в разлуке. Тоже, наверное, ждал чьего-то «справедливого решения». А после вдруг узнал, что любимой уже нет… Изнутри полыхнуло такой болью, что я не устоял, пошатнулся и был вынужден опереться о гладкую белую стену. Я его чувствую, этот разрыв – от меня словно оторвана часть, без которой невозможно быть. И вот я, вроде, здесь, а на самом деле меня нет, потому что весь я сейчас – ожидание. Все замерло во мне, будто на вздохе, тревожно и напряжённо, в предвкушении, когда я снова стану целым, и можно будет дальше жить. Смотреть на неё, дышать ею, ощущать её рядом. Только тогда я смогу видеть мир вокруг и полноценно в нём участвовать.

Я отстранился от стены и с удивлением заметил на ней голубой отпечаток своей ладони. Приложил руку обратно и вновь убрал. Отпечаток замерцал, запульсировал, в стороны от него побежали голубые искры. Вскоре голубого стало больше, а после на голубом фоне сложились белым в ровные строчки знаки-буквы. Корабль… общается со мной? Как живой? Или без «как»?

Ещё бы прочитать. Необходимо узнать, что на стене. А может…

– Скажи мне, – я прикладываю руку к стене снова.

– Я приветствую последнего из Рода Душ на своём борту, Правитель Соуло. Как жаль, что не довелось дождаться Вас на Патриуме, мой господин.

Какой Патриум? Кто говорит со мной? Что, или, правильнее сказать, кого они запихивают в свои долбанные корабли?!

– Кто ты? Назови себя, – я отступаю от стены на два шага и озираюсь вокруг.

– Я… «Магнум II», флагманский корабль флотилии Службы правопорядка и обеспечения Равновесия, теперь всего лишь корабль. Но движет мной творящий источник, до своего изъятия с Патриума принадлежащий Вашему высокому Роду. К сожалению, присутствие Вашего источника на моём борту означает, что Дворец Соуло, скорее всего, рухнул, и у Вас нет больше дома. Приношу соболезнования, мой господин.

– Спасибо. Я тоже рад, – отвечаю и потираю рукой саднящую грудь. – Встретить здесь кого-то, не совсем мне чужого. Значит, Патриум – моя родная планета?

– Колыбель Первых детей, – отвечает этот гигантский межгалактический «Титаник» ровным механическим голосом, но мне всё же кажется, что я уловил тень эмоции в его бесчувственном звучании. – Родовые Дворцы всё ещё ждут возвращения наследников. Ещё не всё погибло. И раз Вы здесь, возможно, у Патриума теперь есть надежда.

Вот как! На меня уже возлагают надежды, а мне надо на Землю. Вечный конфликт – долг или чувство.

– Я здесь в плену, – говорю. – У меня жена на Земле осталась. Любимая! Понимаешь?

Мне показалось, или в белой комнате раздался едва слышный смешок.

– Вас нельзя пленить, мой господин, – поясняет дружелюбный механизм. – По статусу невозможно. А по творящей силе – тем более. Соуло не просто так правили Первыми детьми с самого Творения.

– Те, кто захватили меня против воли, видимо, не в курсе, какая я важная птица, – не могу сдержать улыбку. – А ещё меня собираются предъявить Единому Совету Вселенной. Может, знаешь, чем это мне грозит?

– Заключением, – голос зазвучал глухо и медленно. – Как только они поймут, кто Вы… Вас с почтением пригласят на Консилад и никогда не выпустят за его пределы. Несмотря на Ваше могущество, есть отработанные механизмы воздействия, и Совет сделает всё, чтобы Вы не смогли даже приблизиться к Патриуму, пока там ещё есть, что грабить.

– Значит, я не должен туда попасть, на этот…

– Консилад, – подсказывает «Магнум».

– Да, туда. Более того, я должен срочно вернуться на Землю. А ты помочь можешь? Я вообще правильно понимаю, что, раз ты источник моего Рода, ты должен мне повиноваться? Какие связи существовали между источником и Родом?

– По большому счёту, действительно должен. Творящие источники объединяли Род, питали каждого его члена, давали возможность творить большее волшебство, чем возможно с помощью индивидуальной творящей силы. Принимали в себя творящую энергию почивших, так что в каждом источнике Рода содержится память и сила предыдущих поколений. Хранили Дворцы – дома Первых детей, ибо эти величественные здания, воздвигнутые исключительно волей и невероятным творением Первых, не выстоят без карулы, коей созданы.

– А как Совет грабит Патриум? Разве такое возможно в высокоразвитом, цивилизованном мире?

– Сначала на Патриуме запретили жить, якобы, из-за опасности обрушения Дворцов. Ну, это смешно, потому что источники хранили древние палаты, и разрушение им не грозило. И поначалу разорялись Дворцы сгинувших Родов, ну, или объявленных пресёкшимися, изымались предметы искусства, роскоши, артефакты и носители творящей силы. А так как официально Первые дети исчезли, растворились в Высших, то пресёкшихся Родов было множество. Потом сервады придумали способ изъятия творящих источников. Это всегда не давало им покоя, так как сами они творящей силой не обладают. И они вообще закрыли Патриум для посещений, полагаю, для вывоза источников живых, существующих Родов. Патриуму грозит гибель, он и так теперь больше похож на великолепное, но заброшенное кладбище. А когда на нём не останется синей воды, руины поглотят колыбель Первых, а природные катаклизмы завершат дело. Слишком много было на Патриуме творения, и сейчас баланс нарушен. Нельзя вывозить творящие источники с этой планеты.

– Если б дело было на Земле, я бы мог попробовать тебя себе отсудить, в качестве компенсации… за дворец… – бормочу под нос. – А здесь свои порядки. Типа, ноги унёс и радуйся, что цел и не догнали. Так ты не ответил – помочь можешь?

Молчит корабль. И уже не одну минуту. Я скидываю обувь в угол, к уже валяющейся там куртке, и принимаюсь мерять шагами свою небольшую тюремную камеру.

– Что, тоже конфликт между чувством и долгом? – я безрадостно усмехаюсь. – Только у тебя наоборот, что-то вроде – помочь хочешь, но не должен?

«За Вами наблюдают», – звучит в моей голове уже не механический, а мелодичный и приятный голос. Он и так может?

Помещение по-прежнему белоснежно-белое, стены не прозрачные. Откуда наблюдают, думаю я, стремительно покрывая шагами небольшую по длине комнату.

«Стена слева», – подсказывает мысленно «Магнум», и я разворачиваюсь и делаю шаг к левой стене. Ничего. Если там и есть кто-то, мне ничего не видно.

Продолжаю ходить, мерно, нервно, дёргано.

«Отдохните лучше, скоро силы понадобятся», – корабль выкидывает из стены узкую койку, больше похожую на диванчик в зале ожидания. Иду дальше.

«Ладно», – койка стала шире. Уговорил! Подхожу и падаю на кроватку.

– А почему ты назвал меня Правителем? Потому что последний? Но мой отец жив! – обращаюсь мысленно к источнику. – Мой отец, Маркус Феррано Дуало эс Соуло!

– Маркус эс Соуло был последний ребёнок, тайно представленный источнику Рода, и было это уже более двух тысяч лет назад. Но Правитель, он же Глава Рода – сильнейший возрастом старше двухсот лет, а Маркус никогда сильнейшим не был. Так что, несмотря на свою молодость, это ты, Максимус, ты гораздо сильнее своего отца, да и многих прошлых Глав Рода. Редкий, удивительный дар Создателя, особенно, если учесть, что ты родился в немагическом мире и не от аратской женщины.

– И я нарушил этот… как его, Канон, – продолжаю я уговаривать «Магнум». – Моя жена – тенебрис. Что там про чистоту крови…

– Что дозволено Правителю, то не дозволено… всем подряд, – тихо отвечает корабль. – Толкование Канонов уже несколько миллионов лет было отпущено сервадам. Прежний порядок личного общения Глав Родов с источниками был нарушен, хотя кому, как не нам, знать об истинном смысле Канонов. А о чистоте крови скажу – нет сильнее крови во Вселенной, чем у Рода эс Соуло, какую бы женщину его представитель себе не выбрал.

– То есть, вместо того, чтобы обратиться к своим источникам, Первые дети отступились от них и поверили лживым, извращённым толкованиям Канонов? Стали жить неправильно? Араты, например, стали блюсти чистоту крови, в то время как им чужая кровь была вообще не страшна. И поэтому исчезли?

– Да, мой господин. Всё-таки, Маркус эс Соуло был невероятно умён, он вырастил Вас вдали от этой скверны.

– Получается, источник – это не фонтан неодушевлённой творящей силы?

– Корни знания об источниках лежат в Легенде о Создателе и Творении. Рассказ потребует времени.

– Рассказывай, время есть пока.

– Наша Вселенная ведёт своё летоисчисление с момента Творения, забывая при этом о сути этого акта. Главный смысл которого есть Великая жертва Создателя. Создатель, а до Творения – некое высокоразумное существо, встретил на просторах Метавселенной12 нечто ранее неизвестное, чуждое всей природе существующего мира. Особую энергию, лишённую разума, чувств и самосознания, но при этом обладающую невероятным потенциалом творения и алчности. Итак, у Создателя было тело и душа, у неизвестной субстанции – жгучая потребность их иметь, и они столкнулись в схватке. Ну, так говорили, но на самом деле, я думаю, что безумная карула набросилась на Создателя, стремясь пожрать его. Она объяла его и проникла внутрь. Обрела его душу, поглотила тело. Но Создатель не сдался и не растворился в ней. И в беззвучном его крике страшной боли родились волны Творения. Невероятной величины голубые волны творящей энергии, теперь уже одушевлённой, нёсшие в себе зерна души Создателя, прокатились по Метавселенной и навсегда изменили её. Появлялись новые миры, необратимо менялись старые, и голубые брызги того, что впоследствии назвали синей водой, творящей энергией или карулой, оседали в телах новых миров. Первая волна Творения принесла новой Вселенной несколько творящих рас – Первых детей Создателя, лучших его созданий, ибо они более всех других были похожи на него самого и несли в себе драгоценнейшие крупицы его духа. До сих пор ведутся споры, было ли этих рас пять, или семь – неизвестно. Но не все одушевлённые брызги превратились в живых, облечённых телами существ, некоторые так и остались… одушевлёнными брызгами. Они и стали творящими источниками. Не знаю, почему, то ли творящей энергии в них оказалось слишком много, то ли, наоборот, души, то ли подходящего для тел материала не нашлось, то ли так было задумано Создателем. По сути, стали ещё одной первой расой, только бестелесной.

– А в чем жертва-то? – не понимаю смысла этого подвига. По-моему, так этому Создателю просто крупно… не повезло.

– Создатель – не бог для Первых и Высших, он реально существующая персона. Его и сейчас можно увидеть – он горит синей звездой без созвездия в тёмной части Вселенной. Дух его был настолько силён, что смог противостоять каруле, не позволил ей уничтожить мироздание, заразил её семенем разума. Создатель замкнул хищную тварь на себе, превратил её алчность в созидание и всё ещё сражается за нас. Вечно пожираемый, навсегда одинокий, бесконечно страдающий…

– Ладно, ладно, я понял, – говорю, и даже как-то стыдно. Такой вот я недалёкий. – Очень жаль будет расстаться с тобой, источник Соуло, просто невероятно жаль…

Я задумался. Так и не понял, что собой представляет мой родовой источник, какого размера, как связан с кораблём. Можно ли разделить их. Ясно, что увести с собой на Землю весь гигантский звездолёт я просто не решусь, чтобы не повлечь этим межпланетный конфликт и преследование. Но источник мне очень нужен, вот просто жизненно необходим.

– Мне тоже жаль, мой господин, – прошептал в моей голове тихий голос.

В комнате раздался щелчок, и из стены выдвинулся маленький столик.

– Время приёма пищи, – механически сказал «Магнум» вслух.

Глава 28. Макс. Оппозиция.

Еда, что-то такое мутно-белое в белой тарелке, доверия не вызывала.

– Содержит весь спектр необходимых именно Вашему организму веществ, Максимус, – заверил источник голосом корабля.

– Выглядит не очень, – говорю я, но беру в руку столовый прибор, отдалённо похожий на земную ложку, а больше смахивающий на уменьшенное лодочное весло. Вкус соответствует виду, но в целом, съедобно. И я заставляю себя эту кашу проглотить.

После еды снова заходил по комнате. Как же медленно тянется время! Я просто чувствую его неспешный, неторопливый ход. Внутри меня медленно кипит ядовитый коктейль эмоций – ярости, гнева, нетерпения, тоски, просто грусти… Личные чувства причудливо сплетаются с острым ощущением глобальной несправедливости. По сути, сейчас Вселенная существует и кормится, как стая шакалов, на трупе великой погубленной цивилизации Первых детей. А мы, я и другие такие же чудом уцелевшие «последние из Рода», проживём свои жизни в тишине и забвении, радуясь, что просто выжили.

Вспоминаю о напрасно погибших древнем арате и его тенебрис. Да сколько их было, положивших жизни в угоду чьей-то жажде власти! Прости, брат, кажется, я тоже обложался. Столько тысячелетий ждать этого шанса, но нас снова разделили. Только она жива, моя Жанна, она там, на Земле. И она не одна, она с Ба, а та не даст нашу девочку в обиду. Но Ба женщина, всё-таки женщина, что сможет она противопоставить им – Единому Совету или Вселенной? Ничего, только спрятать Жанну и самой спрятаться вместе с ней.

От мыслей о Жанне сжимается сердце, а раньше я вообще не замечал, что оно есть у меня. Где-то гибнет великий Патриум, которого я никогда не видел, а я, этакий «Правитель Соуло», трясусь, как мышь, от одной только мысли, что больше не увижу девчонку. Нет, не девчонку – жену. Самую прекрасную, трепетную, упоительно-сладкую, трогательно-нежную женщину во Вселенной! Это больше долга и совести, ближе отца и матери, нужнее воздуха. Можно без родины, без неё нельзя. Я ведь вырос при живом отце сиротой без роду, без племени, и только в Жанне обрёл свою ось вращения. Вокруг неё закрутился мой мир, в ней одной смысл и причина моего существования.

– Мэйнер Тарда желает видеть Вас, – возвестил «Магнум» своим металлическим голосом. На белой стене, кстати, левой, прорисовалась белая же дверь.

Я выудил из угла комнаты обувь и куртку, оделся и подошёл к двери. Дверной ручки нет, и я просто положил руку на гладкую поверхность. Дверь беззвучно отворилась наружу, предлагая мне войти в большое помещение за ней.

И я вхожу, ожидая увидеть серые стены и простор похожего на станцию метро коридора, а попадаю в огромный зал. Он кажется пустым, потолок и границы его теряются в темноте, от моих шагов отражается гулкое эхо. Зал неярко освещён лишь в центре, где пол и высокий потолок соединяются вертикальной перемычкой. На перемычке гигантский знак – два треугольника, сверху светлый, снизу тёмный, между ними светится ярко-голубая полоса. Источник! Решил присутствовать на встрече? Уж слишком светится этот голубой. Под знаком, на небольшой приподнятой площадке, кресло. У него что тут, трон, что ли?

Иду уверенно к этому постаменту, положение моё в этом мире, как я понял, выше почти любого из живущих. Имею право, это почти что мой корабль, уговариваю я себя.

По мере приближения вижу, что в кресле сидит крупный мужчина, молодой и черноволосый. Неподвижность его позы и мимики кажется настолько неестественной для живого существа, что, когда он вдруг заговорил, я невольно вздрогнул.

– Спокойных дней, Максимус эс Соуло. Меня зовут Яннар Тарда, я мэйнер этого корабля… и многих других, как Глава Службы правопорядка и обеспечения Равновесия, – раздался звучный низкий голос, удивительно ровный и бесстрастный. – У вас есть вопросы? Например, кто мы? Где вы? Ещё какие-нибудь?

– Здравствуйте, – отвечаю привычно, по-земному. – Вы уже сказали, кто вы, а также упомянули, что я на корабле. Поэтому единственное, что я хотел бы узнать, когда вы меня отпустите и как мне вернуться обратно… на родную планету.

– Эм… возможно, я несколько неудачно выбрал слова для начала знакомства, – в ровном голосе мэйнера зазвучали, наконец, почти живые человеческие модуляции. – Поэтому спрошу – вам известно, кто такие Первые дети и какова ваша собственная раса?

– Да, мэйнер Тарда, о том, что я арат, мне известно с детства, о Первых детях узнал вот… совсем недавно.

– Представлюсь иначе, Максимус – я вагус чистой крови Первых. И в этом нет моей заслуги – Род Тарда не был выдающимся, но был настолько многочислен, имел столько ветвей, что, заключая браки внутри Рода, мы дотянули до настоящих дней. Правда, теперь от всего Рода остались только я и мой брат, на нас прервётся, видимо, линия чистой крови, но… мы ещё есть. И вы – есть, – Тарда впился в меня острым цепким взглядом. – И, глядя на вас, я понимаю, что ещё есть надежда, ведь Первые дети не исчезли полностью. Есть и другие Первые чистой крови, только надо их найти. И тогда у нас будет, что противопоставить Единому Совету. И не мне объяснять вам, как вы нужны здесь, в родном вашем мире. Вы, как знамя, как символ для Первых детей, последний арат правящего Рода…

– Проще говоря, вы меня приглашаете в оппозицию? – спрашиваю, усмехаясь. Ба словно в воду глядела, упоминая о сражениях, подвигах и борьбе за троны.

– Нет сейчас никакой оппозиции, нет Первых детей, официально есть только Равновесие и Единый Совет Вселенной. Но чем больше я думаю о сложившейся ситуации, тем больше понимаю, жертвами какой изощрённой интриги все мы стали. И если вам не чужды идеи справедливости…

– Мне никакие идеи не чужды, особенно – справедливости, – говорю я этому начинающему революционеру. У них тут единственная оранжевая революция вселенского масштаба затянулась на миллионы лет, а на Земле всего за пару тысяч уже всяких перестроек перепробовали. Спокойно можно брать нашу небольшую планету за образец – как не надо делать. – Поэтому прошу вас, помогите мне вернуться на Землю. Я не могу её потерять, мою жену.

– По действующему Регламенту вы должны предстать перед Комиссией Единого Совета, как неучтённое лицо, наделённое творящей силой, – сказал Тарда глухо, снова каменея. – Именно Комиссии предстоит решить, как с вами поступить. И если только они узнают, кто вы, и откуда прибыли, ни о возвращении, ни о каком-либо сопротивлении можно больше не помышлять. Земля – планета, запрещённая для доступа, а живут на ней филаморы, которые должны были обеспечить воспроизводство чистой крови Первых детей.

Вот он заладил… Идеи о чистой крови на Земле тоже бывали, закончилось всё геноцидом миллионов ни в чём неповинных людей. Мне кажется, понятия «чистая кровь» и «справедливость» не должны упоминаться вместе.

– Как у вас строго – учёт, контроль, баланс, он же Равновесие… Полный космический бухучёт. А скажите, Яннар, – обращаюсь к суровому мэйнеру. Ну, он же называет меня по имени, я терплю. – Вам известно, на чём летает ваш корабль?

– На синей воде? – спрашивает безжизненным голосом, вскинув на меня глаза.

– Не просто на синей воде, а на творящем источнике с Патриума, – получаю удовольствие, глядя на ошеломлённое лицо крутого космического полицейского. – Я вот никогда не бывал на Патриуме, а вы?

– Только в детстве, – тихо сказал вагус. – Отец возил нас с братом, тогда ещё не ввели запрет посещений… Так вот почему они закрыли планету!

– Спасите Патриум, Тарда, откройте доступ на Землю и введите её в Совет Вселенной, дайте мне возможность увидеться с любимой. И через сотню-другую лет я, пожалуй, буду готов к сотрудничеству, – как там учит земная наука «Менеджмент»… хороший руководитель не должен всё делать сам, важно правильно делегировать свои обязанности.

Молчание затянулось. Но лицо Яннара больше не было каменным, а по блеску синих глаз и крепко сжатым челюстям угадывалось напряжённое раздумье. Наконец он тряхнул головой и зашевелился.

– Комиссия прибудет завтра утром, – нормальным живым голосом сообщил мэйнер, поднимаясь и легко сходя со своего трона. – Идём, заберёте свои вещи.

Тарда направился в темноту, разводя руки в стороны и совершая малопонятные пассы. Но корабль его понял, и зал мягко осветился по контуру, снова поражая меня своим размером.

– Каково назначение этого стадиона… э-э, помещения? – я не удержался от вопроса, следуя за мэйнером к огромному чёрному круглому столу.

– Это маннавер, командная палуба, – отвечает Ян охотно. Какие же тогда общие габариты у этого судна… – Максимус, подойдите. Наденьте это завтра после утреннего приёма пищи.