Обещанная медведю. Замуж за монстра

– Мне плевать. Услышал меня? – Михаил сжал кулак перед лицом, потирая костяшками пальцев подбородок.

До боли знакомый жест.

– Услышал, – выплюнул Стриженый и, оглядев остальных, направился из кухни. – Я вас предупредил!

Когда дверь хлопнула, я соскользнула со столешницы.

– Куда ты? – хмуро глянул на меня Михаил.

– Я позавтракала, – пожала я плечами и перевела взгляд на Ису. – Спасибо большое.

И направилась из кухни.

* * *М

Я с трудом заставил себя отвернуться от выхода из кухни и перевести взгляд на Хана.

– Она – внучка Серого, – посмотрел он на меня прямолинейно. – Ты не сказал.

– Ничего бы не поменялось.

– Для тебя, – терпеливо поправил он. – Для меня это меняет многое. Не думаю, что Артур не станет вмешиваться. Он собирался шею подставить ради твоей женщины. Но явился Сбруев и сам привел тебя к ней.

А я подумал об утреннем звонке.

– Серый звонил, – признался нехотя.

– Чего хочет? – подобрался Хан.

– Показать меня всем.

– Что?! – тихо воскликнул Иса.

– Сказал, что не намерен меня скрывать, и собирается чуть ли не усыновить.

Батист поперхнулся кофе.

– Может, он уже сильно старый? – с сомнением протянул Иса. – Не в себе?

– Ты этого точно не дождешься, – задумчиво хмурился Хан. Он перевел на меня взгляд. – И что собираешься делать?

– Ничего. – Я задумчиво потер подбородок, прикидывая расклад. – Пока ничего.

– Дом твой за городом в безопасности. Мы с Дзери все прочесали.

– Как твой сын? – поймал я его взгляд.

Хан привычно болезненно нахмурился. Вопросы о сыне выбивали его из колеи, а я искренне ждал, когда это пройдет. Нет, я не напоминал ему про долг. Да, я спас его сына несколько лет назад из смертельной переделки, но я не знал, что за этим последует такая награда от его отца. Харук Хан взял на себя многое, с чем в одиночку не справлялся Иса. И я был ему благодарен не меньше, чем он мне.

– Дзери в порядке, – кивнул он. – Шрамы почти зажили. Но он все еще не разговаривает.

– Хорошо. Держи в курсе, если что-то нужно.

– Спасибо, Михаил, – поднялся Хан. – Я буду начеку. Ошейник твоей женщины проверил – надежно.

– Такая сильная? – поинтересовался я, замирая внутри.

– Достаточно. Но опыта маловато. Чутья нет. Она не боевая ведьма.

Я лишь кивнул. Стало мерзко. Я будто препарирую тут Ринку, стараясь добраться до ее нутра вот так – напролом. Потому что сама она не пустит и не покажет.

– Я нужен тебе еще? – напомнил о себе Хан, стоя у стола.

– Нет, – вздохнул я. – Спасибо.

Он коротко склонил голову и вышел.

– Мы тоже пошли, – ткнул в плечо Батиста Иса.

Я слабо усмехнулся.

– Нет, я не понял, – хмурил лоб Батист. Он пытался шептать, но все равно выходило громко. – Сааг совсем охренел?! Он чего тут выпендривался? Заставить тебя хотел бросить самку?!

Я молчал.

То, что Сааг вдруг раскрыл рот на мою личную жизнь, говорило о многом. Силу этот изворотливый вед в себе не почувствовал. А вот чью-то поддержку и мою слабость – вполне. Иса все понимал.

– Ничего нового, друг, – хлопнул Иса Батиста по плечу. – Ведам не понять наших слабостей, но очень хочется их организовать.

– Ну тебе же не организовали, – пробубнил тот. – Не так это просто.

Правда? Слова Саага о том, что Серый мог бы организовать мне Ринку, все же ввинтились в мозги. Я опасался и ненавидел высших ведов за их ушлость, беспринципность и всемогущество. Но мои страхи – моя слабость. А слабости я ненавижу больше.

– Миш, не верь ему, – вывел меня из ступора Иса. – Даже если это и так, мы Ринку не отдадим. Он ее не вытянет. С нами не справится.

– А почему ты думаешь, что Серый один? – зачем-то спросил я вслух.

– Ну, он всегда сам по себе, – пожал плечами Иса. – Вспомни, как мы шарили за ним.

– И ничего не нашарили, – насупился Батист. – Прибить бы его по-тихому.

Когда-то я бы не отказался. Но теперь он – дед Ринки. Единственный ее родственник. А ведь он до недавнего времени не знал, что это я угробил его дочь – экзекуторшу. Выходит, Ринка ему не доверялась. Все держала в себе.

– Ладно, – подогнал Батиста Иса. – Пошли. Еда все равно кончилась.

– Кончилась? – восхищенно усмехнулся я.

– Ну ты же сказал: не встану, пока Батист все не доест, – оскалился Иса.

– Я не так говорил, – улыбнулся я, глядя им обоим вслед.

– Не провожай, – послышалось из гостиной, и раздался щелчок замка.

Я послушал тишину некоторое время, поднялся и направился на поиски ведьмы. Она нашлась в спальне под одеялом. Но не спала. Лежала лицом к окну.

– Я бы хотела продолжать работать, – выдала тихое на мое приближение.

Будто я у нее экзамены пришел принимать.

– Нет.

Она обернулась и села на кровати.

– Ты просил сказать, чего я хочу, – раздула она ноздри.

– И ты нашла самый оригинальный ответ? – оскалился я, опираясь плечом на стенку напротив кровати. – Работать? Тебя ветром шатает, вся ты – один нервный ком и разносчик депрессии, и ты мне рассказываешь, что работать – твое самое настоящее желание? – Как соблазнительно она злилась! И я решил добавить жизни цвету ее лица. – Мне кажется, что даже трахаться ты хочешь больше, чем работать.

Щеки Ринки предсказуемо вспыхнули, и я предпочел рассмотреть ее поближе – оттолкнулся от стенки, на ходу стягивая футболку. Она переполошилась, попыталась отодвинуться к спинке кровати, но так даже интереснее. Она уперлась спиной и широко раскрыла глаза, глядя, как я развязываю пояс на штанах и стягиваю их с бедер. От ее шумного сглатывания и дрожи ресниц захотелось забыться, намотать рыжие волосы на кулак и заставить взять в рот то, на что она так невинно вытаращилась.

– Ты никогда голого мужика не видела? – зло спросил я и содрал покрывало на пол, едва не уронив вместе с ним и Ринку.

Она молчала. Смотрела на меня сверху вниз, как девственница. Девственница, которая изо всех сил пыталась строить из себя пресыщенное безразличие. И на этом контрасте меня больно приложило открытием. Ноги задрожали, и я сделал вид, что просто так опустился рядом с ней на колени. Просто так осторожно толкнул на спину и принялся заботливо раздевать, концентрируясь на ее трепетном отклике.

Мне некого рвать на куски, некого искать и срываться за то, что пользовал мою девочку и не сделал счастливой. Ведь она стоит того, просто сама этого не знает. И переспрашивать лишний раз об этом не стала.

У нее не было никого.

Только я.

И я не знал, как вообще позволил себе вернуться. Еще и так. Но зверь во мне сгорал от тоски и голода. А Ринка хоть и жмурилась и задыхалась от моей близости, пыталась отвечать, строя из себя матерую любовницу, для которой я лишь какая-то пародия, зверюга неотесанная. И я снова оставил на ее нежной коже набухавшие кровью царапины, с упоением зализывая каждую. Конечно, Ринка сжималась в ответ на любую ласку. Но если эта дурочка не перестанет подсовывать мне подделку вместо себя настоящей, я буду продолжать ее наказывать. Выбивать из нее оригинал, не давая передышек, пока не закричит мне правду.

Но ведьма не сдавалась. Обвила шею руками, освежила царапины на коже и впилась зубами в шею… И тут же вскрикнула, когда я сбросил ее с себя, развернул задницей кверху и схватил за горло.

– Растеряла все свои таланты, – прохрипел ей на ухо, грубо прошелся пальцами меж ее ягодиц.

Ринка завертела задницей, пытаясь сбежать, а меня захватила злость. И я принялся трахать ведьму пальцами, срываясь на такую сумасшедшую экспрессию, что чуть не кончил сам, когда она задергалась вокруг моих пальцев и сжала ноги, хныкая, как малолетка. Лучший аккомпанемент для безразмерного чувства вины, заигравшего на совести. Но не было способа заткнуть его лучше, чем заставить Ринку сменить репертуар.

Я не стал сжигать нас обоих в безумии, как вчера. Почему-то вид разомлевшей от ласки и удовольствия ведьмы успокоил злость, и я медленно вошел в нее, наслаждаясь каждым ее рваным вздохом. Настоящая ведьма, породистая. У нее на роду написано сводить зверя с ума. Я и сходил. Медленно, с каждым движением в ней. Ринка трогательно морщила брови и кусала сочные губы, жмурясь. Достало. Она вскрикнула, когда собрал ее волосы и впился в них пальцами, заставляя ее приподнять голову.

– Смотри на меня, – прорычал в ее раскрытый рот.

Но стоило ей подчиниться, меня сорвало.

Я уже не слышал, лишь смотрел, как наполняются влагой ее большие глаза и как капли скользят проторенной дорожкой по ее вискам, вздрагивая с каждым моим толчком. Но долго не смог. Потянул Ринку за волосы, вынуждая подставить мне шею, и впился в метку зубами до полного самозабвения…

Она не принимала меня. Ерзала, пытаясь соскочить с члена, но я лишь вяло пресекал ее попытки, вжимаясь в нее снова и снова.

– Ты меня раздавишь, – прошептала она.

– Жаль, у тебя нос не растет от вранья.

– Миш, отпусти! – проревела вдруг она. – Выпусти!

Я выпустил, удобно устраиваясь на спине, и закинул руки за голову:

– Что, трахаться тоже не хочешь?

Член все еще стоял колом, не давая ведьме шанса избежать его взглядом. Ринка, конечно, попыталась, но, быстро сдавшись, разразилась вдруг таким неумелым и трогательным матом, что я рассмеялся. А она неожиданно кинулась на меня с кулаками. Ну вот и как тут выдержать такой вожделенный напор? Ринка сама меня оседлала и принялась царапаться и кусать мне пальцы, когда я пытался изящно скрутить идиотку и не трахнуть ее снова.

– Тихо! – рявкнул, вынуждая ее остолбенеть, но опрометчиво оставив свободной ее правую руку.

И она сочно заехала мне по лицу.

Мы замерли, тяжело дыша друг другу в губы. Она – испуганно раскрыв глаза, я – наливаясь звериной злостью. Один вдох, один выдох… и я швырнул сучку под себя, игнорируя ее испуганный писк. Сил, как оказалось, у нее осталось прилично, а я тут ее жалею! Теперь не жалел – драл со всей страстью, аж мурашки шли по коже. Но Ринке будто это и было нужно. Видел – отдалась, забылась и перестала путаться в своем вранье. Уже не боялась смотреть. Пусть и из-под опущенных ресниц, но все равно сплеталась взглядом с моим, доверяла, следовала за мной…

Мы взмокли так, будто дождь пролился на нас из ниоткуда и оставил после себя невероятный запах, который хотелось пить – слизывать с кожи ведьмы, собирать, как росу, и бесконечно долго катать на языке…

Я даже не сразу понял, что меня отключило. Вскинувшись, разбудил и Ринку, лежавшую у меня в руках.

– Ты как слон в фарфоровой лавке, – сонно проурчала она.

– Медведь, – прохрипел я, настораживаясь.

Что-то было не так.

Я приподнялся на локте, прислушиваясь.

Дождь… дождь оставил не только запах свежести в нашей спальне. Через открытое окно в занавески бился свежий ветер. И это мешало запаху гари полноценно расцвести у нас в спальне. А когда слух уловил слабый характерный треск, я подскочил с кровати и бросился в гостиную. Но тут же застыл, завороженно глядя, как наша с Ринкой картина тлеет на глазах и разгорается изнутри жрущим ее пламенем. Пожарная сигнализация безмолвствовала.

– Что? – изумленный спросила Ринка. – Что происходит?!

И она едва не кинулась мимо меня по лестнице, но я не пустил. Огонь в это мгновение прорвался через плоть холста и ярко вспыхнул, озарив гостиную целиком. И не сказать что не реальный – жаром от него перло вполне осязаемо. Но когда я уже собрался эвакуировать Ринку через спальню, пламя вдруг вспыхнул ярче… и погасло, не оставив дыма.

Ведьма растерянно обмякла в моей хватке, и я оттащил ее в спальню и усадил на кровать.

– Ни шагу из спальни, – обхватил ее лицо и посмотрел в глаза. – Ты поняла?

– Куда ты? – спросила она хрипло, хватаясь мокрыми ладонями за мои запястья.

– За мобильником. Сейчас вернусь.

Глава 3

Ж

Много всего пугает ведьм.

Но самое страшное – остаться бессильной перед угрозой чужой силы. Я забыла об этом на секунды, когда попыталась броситься вниз к картине. Хотелось отбить ее голыми руками, лишь бы не отдать кому-то. Кто-то решил, что ему можно подобраться вплотную и уничтожить то немногое, что хранило хорошие воспоминания о моем детстве. В этой картине был весь мой путь к Стерегову. Мне так хотелось быть достойной его, уметь видеть хоть толику так же, как видит это он, и дать ему понять, что для меня это ценно. Я будто учила незнакомый мне язык без учебников и подсказок, потому что было жизненно важно уметь разговаривать на нем. С ним. Это для бездушных ученых не было ничего особенного в том, какая искра горела в подопытном мальчишке-оборотне. Для них он был всего лишь одним из многих. Я же умирала каждый раз вместе с ним, когда он не мог часами подняться с кровати.

Но я никогда не могла дать сдачи за него. Пока была маленькой – не было сил. Сейчас – смелости.

– Оденься, – вошел Михаил в спальню, сосредоточенно глядя в экран мобильного. – Сейчас Иса с Ханом вернутся. – Он поднял взгляд на меня, замер… потом прошел к кровати и опустился в моих ногах. – Испугалась?

Я тяжело сглотнула, сжимая коленки обручем из рук.

– Тебе не стоило надевать мне ошейник… – прошептала.

Он задержался на моем лице пронзительным взглядом, но тут снизу донесся стук в дверь, и Михаил поднялся, подхватил штаны с пола и снова вышел из спальни.

Вот зачем я сказала ему про ошейник? Он же не поймет, что мне в ошейнике страшно и что я действительно испугалась своей беспомощности. А если бы мне нужно было защитить нас обоих? Вдруг бы кто-то решил, что можно уничтожить не только дорогую мне картину, но и Михаила?

Внизу зазвучали взволнованные голоса, а я подскочила с кровати, сгребла разбросанные вещи и бросилась в ванную. Наскоро приведя себя в порядок, отважилась высунуть нос на лестницу. В гостиной уже собралась знакомая компания, только без Стриженного. Суровый ведьмак Хан стоял перед картиной и хмуро на нее взирал. Иса со Стереговым – в центре комнаты. Батист расхаживал туда-сюда между ними.

– Я ему башку оторву! – выругался он приглушенно, но тут же вскинул голову и встретился со мной взглядом.

Остальные тоже меня заметили.

– Это снова мы, – попытался смягчить атмосферу всеобщего напряжения Иса улыбнувшись, но Хан при этом так на меня посмотрел, что ноги осязаемо приморозило к полу, и я поежилась.

– Иди в спальню, – недовольно приказал Стерегов, и я прикрыла глаза, будто от пощечины.

Препираться с ним и отстаивать свое достоинство не время. И я, развернувшись, выполнила приказ. Но, переступив порог, тут же опустилась на пол и обняла коленки, вжавшись спиной в дверной проем.

– Ну что ты там бровями водишь? – громко спросил Батист. – Это Сааг, что там еще думать?!

– Вряд ли, – тихо заметил Хан, вздыхая.

Не хватает кислорода. А значит он следовал путем огня и искал источник его питания. Интересно, и куда огонь его завел? Со мной вряд ли поделятся такой информацией.

– Я ничего не чувствую. – А это сказал Иса. – Будто не было тут никого.

– Пожарка не сработала, – мрачно заметил Стерегов.

И казалось, что это его напряжение про меня. Они что, правда думают, что это я?

– Хотели бы тебя убить – подожгли бы что-то по-настоящему, – бурчал Батист.

– Ну это понятно. – Судя по тому, как изменилось эхо голоса Хана, он отвернулся от выгоревшей картины.

Непродолжительная тишина дала понять, что в моем присутствии он больше ничего не расскажет.

Я вжала голову в плечи. Ну почему вдруг стало так важно, чтобы мне тут кто-то поверил? Они уже нацепили на меня ошейник, как на преступную ведьму. Только стало вдруг физически больно. В грудь будто кусок льда положили, и он обжег внутренности. Я сжалась, пытаясь перетерпеть, и прикрыла глаза. Меня вдруг коснулись и, не успела я дернуться, подхватили на руки.

– Что такое? – тихо спросил Стерегов, вскинув меня к груди и коротко прижав к себе. – Тебе плохо?

– Это – не я. – Голос дрогнул, хоть я и пыталась заявить об этом твердо.

– Я знаю. – Он вернул меня на кровать и выпрямился. – Твои шмотки вернули. Собираемся и едем.

– Куда? – растерялась я.

– Ты хотела к врачу. Я тебе устроил встречу.

– Я сама…

– Рот закрой, – беззлобно приказал он. – Ты не будешь себя лечить.

– Я буду спорить с твоими врачами, тебе будет стыдно, – процедила я.

– Плевать. Спорь, сколько влезет.

– Мне неприятно, что ты мной командуешь перед друзьями, – проследила я за ним, когда он направился из спальни.

Михаил даже глазом не моргнул. А когда вернулся с моими вещами в пакете, зыркнул на меня недовольно.

– Я не хочу, чтобы все тебя лицезрели такую! – прорычал, швыряя пакет на кровать.

– Какую?

– Растрепанную, зовущую и еще не остывшую после секса со мной. – Он навис сверху, ввинчиваясь в меня злым голодным взглядом. – Я хочу посадить тебя в комнате и трахать с утра до вечера, а не носиться с этим всем и выворачивать свою личную жизнь на всеобщее обозрение! Поэтому спасибо, что не встала снова в позу!

– Я не виновата, что тебе приходится носиться!.. – зачем-то пререкалась я.

А все оттого, что его откровенные разговоры о желании, всякое отсутствие деликатности и полное бесстыдство вгоняли меня в ступор. Я понятия не имела, что делать с этим раздевающим догола взглядом и физически осязаемым требованием подчиняться каждую секунду. Даже в одежде я ощущала себя перед ним не просто раздетой, а разложенной на кровати с раздвинутыми ногами.

– Ты виновата! – рявкнул он вдруг на мою попытку подтянуть к себе вещи в пакете. – Виновата в том, что носиться мне пришлось только сейчас, а не десять лет назад!

– Потратил ты их так себе! – взвилась я.

– Зато есть, что тебе предложить! – усмехнулся он зло. – Дед твой теперь суетится меня представить в качестве твоего избранника перед всем высшим кагалом! Нет чести теперь больше, чем явиться перед ними в наморднике и, как он выразился, с чистыми руками! Понимаешь?

– Что? – задохнулась я, раскрывая глаза. – Какой намордник? Он не мог…

– Конечно, не мог! – зло скалился он. – Он же не высший, которому позарез надо мою голову на блюде показать ради выслуги. Вот я и думаю: ему так сойдет, или он все же предпочтет меня обезглавить для надежности?

– Ты думаешь, это мой дед сделал? – понизила я голос.

– Если он полезет, я его убью, – смешался с рычанием голос.

Михаил выпрямился и скрылся в ванной, громко хлопнув дверью.

Я насупилась.

Захотелось броситься за ним, вломиться в ванную и продолжить ругаться, желательно с битьем чего-то хрупкого и звонкого на голове твердолобого медведя! Только Стерегов меня либо убьет, либо снова выдерет до радуги перед глазами. А у него там полная гостиная народу. И ничего я все равно не добьюсь.

И когда меня в последний раз хлестало такими эмоциями, что умные мысли и близко не мелькали даже в слепой зоне? Я пошарила взглядом по комнате в поисках чего-то успокоительного – вазы, к примеру, или лампы. Но в интерьере из подходящего был только пышный зеленый цветок на окне, а его мне стало жалко.

Я походила туда-сюда, потирая ладони. Какие же они были холодные! Взгляд вернулся к пакету с одеждой, и я направилась к нему, намереваясь быстро переодеться. Только в пакете не нашлось моего белья. Черт его знает, что с ним сделал Стерегов. Порвал? Выбросил? И как я…

Только тут тихо щелкнули двери, и я замерла с натянутой на голову футболкой. Стерегов сразу сузил глаза на моей голой груди и напряженно вздохнул. Я же задергалась в футболке, запуталась в горловине и едва не задушилась, пытаясь натянуть ее на себя.

– Ну и что я там не видел? – хрипло потребовал он за спиной и взялся меня выпутывать. И, когда я решила, что мне под силу вспомнить, что я взрослая женщина, а не трепетная малолетка, он добавил: – Хотя, я бы еще посмотрел, конечно…

– Господи, да что б тебя!.. – дернулась я, и вместе мы, наконец, спрятали предмет его внимания под футболку. Но меня уже взвинтило. Он что, решил, что так удобнее, если с меня не придется стягивать трусы?! – Где мое белье? Как я буду носить это?! – Я развернулась и указала ему на грудь, неприлично обтянутую в месте торчащих сосков, но понимания проблемы на его морде не обнаружила. Наоборот, Стерегов повернул голову на бок, изучая открывшийся вид с нездоровым интересом.

– Твое белье не вывезло вчерашнего дня, – нахмурился он и тяжело сглотнул, поднимая взгляд к моему лицу. – Если бы я не боялся того, что ты тоже можешь не вывезти, я бы тебя сейчас снова выдрал…

Я замерла на пару вдохов, раскрыв глаза и сжав плечи, чтобы хоть как-то спрятаться от его горящего взгляда, и быстро удалилась в ванную. Стерегов проследил за мной с раздражением. Но меня испугало не то, с каким голодом он смотрел. Наоборот. Мне даже захотелось этого сейчас. Секс с ним не оставлял вопросов. А вот жизнь пугала до чертиков. Идиотизм, конечно, для той, которая собиралась отправиться на расправу вчера. Но Стерегов прав – я совсем запуталась, и это глупое решение показалось мне самым умным. Теперь же жизнь продолжилась. И то, что мне нужно одеться и куда-то сейчас выйти, сбивало дыхание, путало мысли и будто стирало меня в пыль.

Кто я теперь?

Я вообще никуда не выходила последние годы, кроме как на работу. А тут вдруг не стало ежедневной рутины. Нет пациентов, которые давали самый простой и важный смысл. Нет Тахира, которого я вымоталась спасать и любить. Даже Артура у меня нет, потому что Стерегов ему не доверяет и обещает убить. И теперь меня ждала какая-то неизвестная жизнь там, за порогом, единственная определенность в которой – Михаил. С его необузданными страстями и почти безграничной властью. Что мне делать с ним? А что мне делать с собой? Лучше всего мне удавалось жить в одиночестве. Я слишком долго была одна. Тем временем, даже у Стерегова были друзья.

Натягивая джинсы на взмокший голый зад, я думала о двуличии Михаила. Интересно, друзья в курсе, какой Стерегов бездушный монстр временами? Естественно. Закрывали глаза? Предпочитали не лезть? А, может, содействовали? А кто их осудит? И не все ли мне равно?

Я выпрямилась и глянула в зеркало. Давно не видела у себя такого цвета лица. Губы искусаны, глаза блестят, от привычной бледности не осталось и следа…

Не все ли мне равно?

А что от него было ожидать? Зверь, вырвавшийся на свободу, усеял свою дорогу трупами. Что он выучил за свое детство за решеткой, полное боли и издевательств? Удивительно, что, продолжая удовлетворять амбиции, Стерегов нашел время свету в своей душе – учился, стал художником, открыл благотворительные школы искусств для приютских детей.

Он разделил в себе две ипостаси не только потому, что оборотень. Это спасало ему рассудок. Только человеческая его часть несла смерть и опустошение, решая вопросы силой и устрашением. А звериная хранила мягкую кровоточащую сердцевину, скрывая настоящего Стерегова. Того самого, которого я знала с детства. И каждая ипостась ему жизненно необходима. Не зря у него два имени. Ведьмаки сами вырастили эту угрозу, сами дали ей силу. А теперь пытаются обуздать, усмирить, сотрудничать… Видимо, прибить не выходит.

Когда-то ненависть к ученым и высшему свету стала самым главным моим смыслом. Но Стерегов никогда его не поощрял. Я злилась, рыдала, готовилась биться за него со всем миром, а он вручал мне кисть, краски и давал задания… Тогда. А сейчас надел ошейник и поставил метку избранной.

– Ты долго тут будешь сидеть? – прозвучало раздраженное позади, и я вздрогнула, оборачиваясь.

– Мне стоило к тебе вернуться… – прошептала сдавленно и испугалась собственных слов.

И не зря. Михаил медленно приблизился ко мне, не выпуская из своего цепкого внимания.

– Мне плевать, чем ты тут себя оправдала, что решилась высказать мне это в лицо, – заговорил он со злостью. – Если думаешь, что я преисполнюсь радости от твоего запоздалого озарения, то ты – идиотка. Эти твои отложенные сопли-слезы только злят и незатейливо оттеняют твою глупость. Ненавидишь меня за убийство родителей – ненавидь уверенно и непреклонно! А то я теперь вообще не понимаю, какого черта сдыхал по тебе десять лет, когда тебе, оказывается, стоило вернуться!

И какую я там жизнь себе нарисовала? Действительно, идиотка.

– Зато тебе теперь есть, кому бесконечно можно это высказывать, – вздернула я нос. – Зачем мне тогда вообще шмотки, если все твои намерения на мой счет умещаются между двух слов – «унижать» и «драть»?

– Всегда успею, – зарычал он, теряя самообладание.

Это было несложно понять – зрачки его сузились, и на передовую явился медведь – реветь и запугивать меня. Потому что очень боялся, что придется показаться во всей красе, срывая баррикады. А я и забыла, что у Стерегова с этим беда. Мне так осточертело кого-то спасать! Я потратила все силы на Тахира и его семью, а теперь с упоением дергаю чеку гранаты, которую мне вдруг вручили в руки. Я дернула посильней: