скачать книгу бесплатно
– У тебя есть время передумать, – глухо сказал юноша и вышел.
В ночь перед отъездом Адальберт снова не мог уснуть, на этот раз от переполняющего волнения. Он в красках представлял завтрашний день, когда в его покои вошёл Роберт. Он неловко встал в дверях, переминаясь с ноги на ногу. После ссоры они так и не поговорили: стоило Адальберту появиться в большом зале, Роберт тут же сбегал от него во двор или в свои покои. А сейчас стоял на пороге и теребил ручку двери. Адальберт приподнялся на подушке и чуть наклонил голову.
– Прости, что тогда нагрубил, – пробубнил Роберт. – Ты ведь хотел, как лучше…
Роберт поднял виноватый взгляд на кузена. Адальберт сел в кровати и жестом подозвал брата к себе. Когда Роберт сел рядом, Адальберт крепко обнял его. Роберт положил голову кузену на плечо и тяжело вздохнул.
– Как я буду здесь без тебя? Ты ведь мой единственный друг.
«Кто-то должен быть с ним рядом», – вспомнились слова матери.
– Не волнуйся, я вернусь, ты даже не заметишь.
Роберт горько усмехнулся, и Адальберт понял, что было в этой усмешке: «Отец тоже так говорил». Юный граф отстранился от кузена и тепло улыбнулся.
– Скажи лучше, что тебе привезти из Италии?
Роберт отвёл взгляд.
– Я сам хотел попросить тебя. Знаю, глупо, но… может, ты попытаешься что-нибудь разузнать о моём отце? Знаю-знаю, это бессмысленно и вообще… вряд ли что-то получится…
– Конечно, Роберт! Я… – Адальберт осёкся, чтобы не дать обещание, которое невозможно было сдержать. От Вильгельма не приходило писем уже шесть лет. – Я сделаю всё, что в моих силах.
Роберт кивнул и снова обнял кузена. Адальберт ощутил стук его сердца сквозь рубашку и понял, как будет скучать по этим тихим ночам в замке.
VI. «Вся моя надежда на самого себя»
1531 год. Адальберту 16 лет.
Оказавшись вдали от дома, где каждый камень был болезненно знаком, Адальберт действительно почувствовал некоторое облегчение. О тяготившей его печали он почти не вспоминал: Италия была полна нового, доселе неизвестного и потому так влекущего. События и впечатления сменяли друг друга бешеным вихрем.
Коронация осталась в памяти у Адальберта чем-то душным и шумным. Все толпились, вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что происходило у алтаря; кто-то то и дело толкал своего соседа и тут же извинялся. В этой суете Адальберт не испытал никакого трепета, когда Папа вручил Карлу скипетр и жезл, а затем водрузил корону на его голову. Только когда толпа разразилась радостными возгласами, славя нового императора, Адальберт оживился и присоединился к общей радости. Сильнее же всего юному графу запомнился роскошный пир после торжества – никогда прежде Адальберт не видел столько угощений на одном столе.
Чествования нового монарха продолжались неделю. Петляя по оживлённым улицам, Адальберт дивился тому, сколько людей собралось в городе, несмотря на только что прошедшую войну. Торговцы всё так же весело зазывали в свои лавки прохожих, бродячие артисты собирали вокруг себя толпу и поражали ловкостью тел; звучала скрипка, люди танцевали, смеялись и громко разговаривали. Ничто не могло сломить их дух, и Адальберту передалась эта воля к жизни.
Когда все стали покидать город, Адальберт понял, что не хочет возвращаться домой. Италия – оплот наук и искусств: сколько невероятных открытий свершалось в этих местах, сколько откровений художников и скульпторов видела эта земля! Оказаться здесь и уехать так скоро – непростительная ошибка, которую Адальберт не мог позволить себе совершить.
Отец точно был бы против, чтобы Адальберт разъезжал по Италии, едва оправившейся после войны… но отец остался в Веллене. Он не мог больше остановить сына одним рассерженным взглядом. Адальберт отправил домой гонца с вестью о том, что он задержится в Италии и будет писать из каждого города, в котором остановится.
Сначала Адальберт направился в Рим, о котором грезил с самого детства, наслушавшись легенд и историй отца Филиппа об этом древнем городе. Прогулка по улицам, всё ещё пустующим после погрома[8 - В 1527 году Рим пострадал от разбоев немецких наёмных солдат, выступавших на стороне Священной Римской империи. Они были недовольны отсутствием нормального жалования.], представлялась Адальберту в его детских мечтах куда более торжественной. И всё же дух захватывало от мысли, что он ходит теми же путями, которыми ходили великие умы прошлого; своими глазами видит шедевры, созданные гениями искусства. Его поразила красота, исходившая от каждого дома, каждой церквушки, и даже просто мощёные улочки казались ему самыми прекрасными в мире. Но сильнее местной архитектуры Адальберта удивили сами итальянцы. Они жили какой-то особенной жизнью: одновременно страстной и спокойной, роскошной и скромной. Больше всего Адальберту нравилось наблюдать за этой жизнью и заводить знакомства с другими паломниками.
Юный граф остановился у пожилого торговца, с которым познакомился прямо на рынке. Его дом, полупустой после злосчастной облавы на город, был открыт для всех богатых путешественников, оказавшихся в Риме, коих теперь было немного. Такую щедрость можно было бы объяснить простым стремлением завести полезные знакомства, но в глазах старика Адальберт видел неподдельные искорки интереса, когда по вечерам гости собирались в его гостиной. Здесь они рассказывали о своих родных краях, о путешествиях и просто о своей жизни. Чтобы послушать чужеземцев, в дом стекались жители соседних домов, а порой даже улиц, так что гостиная всегда была наполнена весёлым шумом и переливистой речью на латыни – языке, который здесь понимал каждый. Двери открывали нараспашку, спасаясь от назойливой духоты.
Одним таким вечером к юному графу, сегодня сидевшему в стороне от остальных, подсел сам хозяин дома и широко улыбнулся, похлопав Адальберта по колену – эти небрежные прикосновения друг к другу были одной из загадок итальянцев, которую Адальберт так и не смог разгадать. Он учтиво улыбнулся хозяину в ответ.
– Ну, сеньор Адальберт, как проходит для Вас этот вечер? Всё ли в порядке? – своих детей у торговца не было, поэтому к Адальберту, самому младшему постояльцу, торговец относился с особым трепетом.
– Как всегда, сеньор, грех жаловаться. Если бы все люди были так же щедры, как Вы, мы жили бы в чудесном мире.
– Какая приятная лесть.
Повисло натянутое молчание. Адальберт открыл было рот, но осёкся и лишь помотал головой. Сегодня его мысли занимала просьба Роберта выяснить, что стало с его отцом. Адальберт понимал, что искать подсказки нужно было в Риме, зная пылкую натуру дяди Вильгельма… но он не мог просто спросить: «Не запомнили ли вы во время налёта лицо одного рыцаря, который наверняка грабил вас вместе с другими наёмниками?».
Пожилой торговец рассматривал собравшихся, а затем сделал жест рукой, подзывая кого-то. К сидевшим пружинистой походкой подошёл худой итальянец в длинном кафтане.
– Рад видеть тебя, Дарио. Сеньор Адальберт, это Дарио Манчини, мой добрый друг. Дарио, я уже рассказывал тебе о молодом графе фон Веллен, теперь имею честь представить тебе его лично.
– Рад знакомству, сеньор Манчини, – протянул руку Адальберт, приподнимаясь со своего места.
Дарио с недоверчивой неприязнью посмотрел на Адальберта и застыл на месте, но под пристальным взором своего приятеля всё же наскоро пожал руку и кивнул. Хозяин дома усмехнулся в густые седые усы и, хлопнув себя по коленам, ушёл к другим гостям, чтобы уделить внимание всем. Дарио поспешно сел на скамью рядом с Адальбертом.
– Вы из германских земель, сеньор?
– Верно. Я был в Болонье на коронации Карла Пятого, но не мог уехать, не посетив Рим. Это замечательный город!
Дарио усмехнулся, медленно багровея.
– Да. Ваши ландскнехты посчитали так же.
Адальберт вздрогнул и искоса посмотрел на покрасневшего итальянца, не понимая, как отвечать на подобное.
– Простите меня, – осёкся Дарио. – Я не хотел Вас обидеть, я понимаю, что не все германцы… Эти варвары погубили дело всей моей жизни. Я держал антикварную лавку. Ездил по Италии, собирал старинную мебель… – он вздохнул. – А теперь последнее, что нужно людям, это всякие… всякий хлам.
Только сейчас Адальберт заметил, сколько тревоги было в Манчини. Его колено нервно подпрыгивало, он сжимал руки до хруста в костяшках и озирался по сторонам, будто боялся встретить кого-то или что-то.
– Не говорите так, сеньор Дарио, – мягко произнёс Адальберт, беря нового знакомого за руку. – Разве можно называть хламом вещи с историей?
– Они никому не нужны, сеньор! Я разорён, и вещи эти ждёт одна судьба – тёмный чулан и толстый слой пыли.
Адальберт сощурился.
– Может быть… Я загляну в Вашу лавку? Завтра, например. Покажете свой товар, я уверен, там обязательно найдётся что-то, что придётся мне по вкусу.
Дарио просиял, как старая ваза, отмытая от пыли. Он схватил руки Адальберта и затряс их.
– Спасибо Вам, сеньор! Прав был наш общий приятель, когда говорил о Вашем добром сердце. Благослови Вас Господь!
Адальберт рассмеялся.
– Поберегите благословения до завтра, сеньор.
Лавка Манчини произвела удручающее впечатление. Хозяин затворил окна и не подметал полы, совсем отчаявшись когда-нибудь вернуться к торговле. Пыль скаталась в комочки и липла к ботинкам. В таком месте видеть прекрасные произведения искусства, некоторым из которых могло быть по сотне лет, было невыносимо. Адальберт походил среди шкафов со свисающими ниточками паутин, посмотрел на причудливые узоры и потёртые углы, и остановил свой взгляд на изящной шкатулке. Внутри была небольшая коллекция гемм[9 - Гемма – украшение из камня с резным изображением.]. Адальберт достал и покрутил в руке одну из них. На украшении была изображена в профиль милая девушка с мягкими чертами лица. Улыбнувшись, Адальберт сказал Дарио, что возьмёт всю коллекцию вместе со шкатулкой. А после скупил ещё пол-лавки, чем едва не растрогал нищего антиквара до слёз.
После этого слух о щедром вельможе из Королевства Германии облетел город, и перед отъездом Адальберту пришлось зайти ещё в несколько лавок с картинами, скульптурами и прочими ценностями, которые больше были не нужны разорённому городу. Юному графу казалось огромной несправедливостью, что эти вещи обречены на забвение, и он не мог удержаться от покупки.
***
Погостив в Риме, Адальберт отправился в Венецию. Конечно, хотелось путешествовать дольше – заехать, хотя бы, во Флоренцию, родину нового искусства, но слуга Михель, которого отец послал с Адальбертом, отговорил юного графа – в городе всё ещё бушевала чума, начавшаяся во время осады. И, хотя Адальберт утверждал, что не боится болезни и даже хотел бы взглянуть на неё собственными глазами, маршрут он всё же изменил.
По пути в Венецию Адальберт оказался в тихой деревушке, источавшей пьянящий запах винограда. Этот запах так привлёк Адальберта, что он решил дать коню отдохнуть, хоть последний привал и был меньше часа назад. Юный граф спешился, взял коня под уздцы и повёл на задний двор самого большого дома. Слуга Михель и приставленный к графскому сыну оруженосец озадаченно переглянулись между собой. Их хозяин велел ждать его у дороги. Чем ближе Адальберт подходил к дому, тем отчётливее до него доносились чавкающие звуки и обрывистое пение.
Он оказался на заднем дворе. Хозяин построил здесь террасу, крытую лозами белого винограда. В тени террасы стояла большая деревянная бочка. Подобрав пухлой ручкой полы юбки, взмокшая от жары и труда девушка мерно давила в бочке виноград. Её густые чёрные волосы были собраны в косу и для удобства убраны под тунику. Она тихо напевала что-то, помогая себе в нелёгкой работе. Когда она повернулась, Адальберт увидел мягкие линии носа, губ, подбородка, изгиб шеи. Это была девушка, как с его любимой геммы! Итальянка смахнула с кончика носа капельку пота и полностью развернулась к Адальберту. Тот затаил дыхание, а вот его белый конь фыркнул от резкого запаха винограда. Девушка вздрогнула и подняла глаза на Адальберта. Она тут же поспешила опустить юбку, скрывая свои сильные икры, но сок норовил запачкать подол. Девушка неловко перебирала ткань в руках, топчась на месте. Адальберт улыбнулся.
– Прошу, не пугайся, я не хочу тебя обидеть, – он отвернулся от девушки и стал рассматривать стену дома. – Где твой хозяин?
– Я и есть хозяйка, – тихо ответила девушка, вылезая из бочки.
– Вот как? Тогда как твоё имя?
– Руфия.
– Рад встрече, Руфия. Меня зовут Адальберт. Я родом из Веллена. Это в Трирском курфюршестве – приходилось тебе слышать о таком?
Руфия пожала плечами.
– Какие у тебя прекрасные виноградники. Ты позволишь моему коню отдохнуть, а мне насладиться вином из твоих погребов?
Девушка снова кивнула. Она подошла к коню и попыталась взять его под уздцы, но почему-то замялась. Адальберт, улыбнувшись, протянул ей руку с поводьями. Молодая хозяйка осторожно взяла их, стараясь не коснуться руки юного графа. Руфия привязала коня к стоящему неподалёку дереву, а затем повела Адальберта в дом.
Внутреннее убранство винодельни удивило юного графа. Для жилища одинокой девушки здесь было слишком мало гобеленов и слишком много шкур и чучел разных животных. При этом дом источал особый уют: душистое дерево, покатые арки, светлые шероховатые стены.
– Скажи, Руфия, ты живёшь здесь одна?
Девушка вздёрнула плечи. Взгляд её забегал, дыхание участилось, и она нервно сглотнула. Адальберт понял, как ужасно прозвучал его вопрос, и поспешно указал на стены.
– У тебя такая коллекция шкур…
– Это отца. Он уехал в Рим. Но скоро должен вернуться.
– Ах, вот как. А я как раз только оттуда.
Руфия усадила гостя за стол и принесла из погреба бутылку вина. Она наполнила глиняные чаши, с особой нежностью рассказав, как это вино было сделано и сколько настаивалось в погребе. Они выпили… За первой бутылкой последовала вторая, и разговор оживился. Адальберт расспрашивал о жизни на винодельне и рассказывал, как живётся в Германии. Руфия то и дело поправляла юбку и волосы.
Так они просидели до вечера. За окном уже совсем стемнело, когда Адальберт попросился на ночлег. Раскрасневшаяся от вина Руфия уже с большей охотой позволила ему остаться. Она постелила Адальберту в комнате отца. Слуги же графа с помощью простого обаяния Михеля расположились в соседнем доме у большой крестьянской семьи.
Адальберт уже разделся до исподнего и лёг под лёгкое одеяло, когда дверь тихонько открылась. Со свечкой в руках там стояла Руфия. В её тёмных глазах играли отблески пламени.
– Адальберт? – прошептала она.
– Да?
– У тебя есть жена дома, в Веллене?
– Нет. Жены у меня нет.
– А… сколько тебе лет?
– Почти шестнадцать.
Руфия улыбнулась и прищурилась.
– Хорошо.
Она постояла в дверях несколько секунд, разглядывая лицо Адальберта и складки на одеяле, затем повела плечом, развернулась и вышла. Позади неё послышался шорох одеяла.
– А почему ты спрашиваешь? – Адальберт уже стоял у неё за спиной.
Она повернулась и подняла голову. Её губы дрогнули.
– Просто так. Нельзя спросить?
– Можно. Меня вообще каждый день спрашивают о подобном красивые девушки, – он усмехнулся и обвёл взглядом её тело. Ночная рубашка огибала округлые груди, спускалась по волнам талии и подпрыгивала на бугорках бёдер. Адальберт почувствовал, как жар подступает к шее.
Сначала Руфия шире улыбнулась, но потом вдруг нахмурилась.
– У тебя дома много красивых девушек?
– Я так сказал? Нет, я вовсе не то имел в виду…
Руфия рассмеялась. Адальберт подхватил её смех. Он придвинулся к ней, и лишь свеча отделяла их друг от друга. Юный граф положил руку девушке на талию. Руфия всё ещё смеялась. Адальберт наклонил голову и коснулся губами её верхней губы. Девушка издала короткий вздох. Адальберт обхватил её талию второй рукой. Руфия ответила на поцелуй и закрыла глаза.
Когда лучи рассветного солнца заглянули в окно господской спальни скромной итальянской винодельни, Адальберт перевернулся на другой бок. Его рука упала на чьё-то плечо. Он придвинулся поближе. Рядом раздался сонный вздох. Его руку сжала мягкая женская рука. Адальберт улыбнулся во сне. Руку поцеловали женские губы.
Уезжать не хотелось, Адальберт решил задержаться в винной деревне. Отец Руфии не спешил возвращаться из Рима, поэтому двое могли вдоволь насладиться компанией друг друга. Днём они беседовали, гуляли среди виноградников, пили вино; один раз Адальберт даже напросился помочь Руфии в давке винограда. «Да это занятие изматывает не хуже урока по фехтованию!», – сказал тогда Адальберт, и Руфия рассмеялась. Когда на деревню опускались сумерки, они уединялись в господской спальне. Лишь одну, самую жаркую ночь провели они, лёжа на своих плащах прямо на улице. Небо было чистое-чистое, и Адальберт, придвинувшись к возлюбленной, показывал ей созвездия и рассказывал мифы об их появлении. Руфия же смотрела не на небо, а на увлечённого звёздами юношу. Им было очень легко друг с другом, и Адальберт наконец понял смысл сентиментальных стихов, которыми зачитывался в детстве.
Незаметно в безмятежном счастье пролетел месяц. Очередным солнечным утром Адальберт с Руфией нежились в постели хозяйской спальни. Внизу хлопнула дверь.
Адальберт и Руфия разом подскочили и переглянулись. «Отец…», – пробежало в глазах у девушки.
– Оденься, живо! – прошипела она.
Адальберт поспешно вскочил с кровати и стал подбирать с пола одежду. Завязывая шнурки на рубашке, он выглянул в окно. Слишком узко – не пролезть. Юный граф натянул чулки и бриджи и потянулся туда, где обычно лежал его кафтан. Пусто. Вечер накануне был жарким, и Адальберт снял кафтан внизу, в обеденном зале. Он медленно повернулся к Руфии.
– Кафтан…
Глаза девушки округлились. За дверью послышались шаги. Хозяин спешно поднимался по лестнице. Адальберт скользнул за дверь, вжавшись в стену. Раздался стук, от которого сердце провалилось в пятки: хозяин вошёл в комнату дочери. Короткая тишина снова сменилась звуками шагов, и через мгновение распахнулась дверь, скрывавшая за собой двух влюблённых.
– Руфия! – голос хозяина прогремел, словно гром. – Что происходит? Во дворе чужой конь, в зале мужской кафтан… Кого ты привела?
Руфия замотала головой, не в силах сказать ни слова. Адальберт тоже застыл на месте: отец девушки так и стоял в дверях, преграждая путь. Руфия мельком взглянула на Адальебрта и тут же зажмурилась. Но хозяин всё понял. Они с юным графом встретились взглядами.
– Сеньор, я предупреждаю… – начал Адальберт, пятясь к шпаге, приставленной к стене. Разъярённый, как бык, хозяин двигался на него. – Я не хочу драки, но если Вы вынудите меня…
– Проваливай к дьяволу! – отец Руфии замахнулся на Адальберта, и тот, схватив шпагу, выбежал из комнаты.
Земля ещё не прогрелась на солнце, а Адальберт в сопровождении верных слуги и оруженосца уже скакали прочь из деревни, поднимая за собой столп пыли. Никогда прежде они не собирались в дорогу столь спешно. Проезжая живописными полями, до которых юному графу сейчас не было никакого дела, они услышали позади себя стук копыт. Адальберт обернулся и тут же пришпорил коня.
– Эй, граф! – это был хозяин винодельни, коренастый, лохматый старик с испещрённым родинками лицом. – Постойте, я хочу поговорить с Вами. Клянусь, только поговорить!
