Обреченная быть химерой

Он смотрел на нее, пытаясь найти в лице хоть одну человеческую эмоцию. Сомнение. Страх. Но ничего. Только профессиональная маска и идеально поставленный голос.

– Она сказала, что с ней что-то не так.

– Сказала?

– Да, через стекло. Знаю, это невозможно, но она будто видела и слышала меня. Она сказала, что с ней что-то не так и что она чувствует все вокруг.

– Не волнуйся, это все просто побочный эффект от терапии. Ей сейчас может мерещится всякое. Об этом я тебе и говорю, ей нужно время на восстановление, – Евгения чуть улыбнулась, но в улыбке не было тепла, – она придет в норму. Не волнуйся, иди домой, отдохни. У тебя уставший вид. А мне нужно работать.

– Надеюсь, ты права.

Он встал со стула и ушел, не обернувшись на коллегу. Внутри у него разгоралось чувство, что от него что-то скрывают. Но он успокаивал себя, надеясь, что это говорит в нем усталость.

Глава 8

После ухода отца Есения так и сидела на кровати, разглядывая потолок.

Все вокруг казалось таким давящим. Эти стены, этот потолок, это зеркало, в которое она смотрела ежедневно, но не узнавала себя. Вроде все, как прежде. Все так же девушка с длинными каштановыми волосами и глубокими зелеными глазами смотрела на нее в отражении, но в то же время – другая.

А эти новые ощущения. Все стало иначе. Ее зрение обострилось и казалось, что она видит крошечные пылинки, витающие в воздухе. Ее слух стал острее. Она слышала шум воздуха, слышала, что говорят за стенами этой изолированной комнаты. А самое главное, она чувствовала то, что не может чувствовать человек. Она чувствовала эмоции других людей, словно видела их насквозь. Их страхи, боль, желания. Это пугало ее.

Но что с ней происходит, она не могла понять.

Она спрашивала у лаборантов, спрашивала у доктора Ковалевой, но они хором твердили, что все хорошо. Но Есения чувствовала, что это не так.

Она все еще сидела на краю кровати, когда в комнату вошла девушка в белом халате, а за ней двое мужчин в черной форме.

– Идем, – спокойно произнесла девушка с планшетом в руках.

Есения, все еще одетая в тонкую серую рубашку, поднялась с койки.

Яркий свет отражающийся от холодных металлических стен коридора слепил ее.

– Куда мы идем? – спросила она, когда они подошли к диагностическому центру.

– На осмотр, – коротко ответил один из сопровождающих.

Девушка открыла дверь своим отпечатком, пропуская их внутрь. Помещение было наполнено холодным, белым светом. Там их уже ждали. Есения узнала доктора Ковалеву, которая держала в руках планшет и что-то фиксировала в нем, а также там был мужчина средних лет в белом халате, и что-то – не человек – что-то механическое, похожее на автоматизированный сканер, медленно поворачивающийся на нее.

Сканеры прошли по ее телу, ослепляя ярким синим светом.

– Нейро частотные скачки в пределах нормы, – пробормотал мужчина, – но нестабильность в лимбической зоне сохраняется. Эмоциональные реакции… нетипичны.

– Переход к адаптивной фазе продолжается, – сказала Евгения Валентиновна. – Она может идти дальше.

Двери отворились и Есению повели в следующий блок. Проходя мимо длинного коридора между зонами, она заметила там двух мужчин. Высокий, крупный, широкоплечий с проседью в волосах мужчина что-то грозно объяснял молодому, так же высокому, спортивному парню с длинными черными, слегка небрежными волосами. Неожиданно парень поднял глаза и их взгляды встретились. Есения тут же отвернулась и зашагала быстрее за девушкой в белом халате, пока они не остановились у двери с надписью: «Психоневрологический отсек».

Этот отсек был похож на медицинскую тюрьму. Только в тюрьмах, по крайней мере, знали приговор, а здесь она даже не знала, что с ней и она ли это вообще.

– Присядьте, – голос женщины в белом халате был безэмоциональным.

Комната – белая, без окон. В центре – кресло, похожее на стоматологическое, но с электродами, тонкими трубками и сканирующим кольцом над головой.

– Что это? – спросила Есения, боясь сесть.

– Мониторинг нейро-поведенческих отклонений, – ответила врач. – Стандартная процедура. Мы следим за Вашей стабильностью. У Вас были зафиксированы нехарактерные скачки импульсов в затылочной доле. Не волнуйтесь. Вы – в безопасности.

Слово «в безопасности» прозвучало, как приговор. Ей хотелось бежать. Но деваться было не куда, двое сопровождающих стояли у двери, преграждая выход своими широкими, мускулистыми плечами. Есения села и кресло тут же обхватило ее запястья фиксаторами.

Наступила тишина. Глубокая, густая тишина, в которой был слышен собственный пульс.

На экране перед ней появились точки, линии, мигающие сигналы и что-то в ней среагировало. Не разумом, телом и кожей, а словно что-то невидимое, как сеть проходило сквозь нее.

– Частота реакции атипична, – прозвучал голос врача. – Зрачки расширены. Наблюдается микро судорожная реакция верхней челюсти… интересно.

– Мне холодно, – прошептала Есения.

– Температура в норме, возможно иллюзия… или же вторичный эффект…

Внезапно лампы мигнули. Экран перед ней замерцал и на долю секунды показал: «НАРУЖНАЯ СИГНАТУРА ОБНАРУЖЕНА».

– Что это значит? – испуганно спросила Есения.

– Сбой системы, – сухо отозвалась врач.

Кресло отпустило Есению с легким щелчком.

– Сегодня уже лучше. Но нужно продолжать наблюдение.

– Что вы во мне ищете? – резко спросила она.

Женщина не ответила. Только взглянула – внимательно и холодно.

– Всему свое время, Есения Алексеевна.

Есения хотела возразить, но двое мужчин в черном вывели ее из комнаты и повели в уже привычную ей зону наблюдения.

Есения села на кровать. Ритм сердца был ровным, как и дыхание, но что-то не отпускало. Словно что-то было не так. Ощущение чьего-то присутствия не покидало ее.

Она прижала ладони к вискам.

– Успокойся, – прошептала она себе, – все хорошо. Это было обычное обследование. Они сказали, что такое ощущение – нормально.

Но все внутри будто кричало о том, что не было ничего «нормального».

Глубоко под кожей, где-то в районе солнечного сплетения закололо. Тонко, но ощутимо – как будто задели нерв изнутри. В груди резко защемило, а легкие сжались.

– Что это? – схватившись за грудь и пытавшись вдохнуть, прошептала Есения.

На секунду ее зрение исказилось: линии стен поплыли, края предметов стали дрожать. Голова закружилась, пытаясь удержать равновесие, она схватилась за спинку койки, но рука соскользнула и задев острый угол разрезала ладонь между большим и указательным пальцем. Кровь закапала на пол.

И в этот момент тишина раскололась.

«Ты слышишь?»

Голос. Или не голос, а пульс, мысль. Что-то без слов, что-то в ее голове.

– Кто это? – закричала Есения.

Ответа не было. Только звон в ушах и боль в голове.

Она метнулась к зеркалу. Ее лицо было бледное и испуганное. А глаза… На долю секунды ее зрачки расширились и приобрели неестественный металлический отблеск.

Она с визгом отпрянула и взглянув на свою секунды назад пораненную, а нынче абсолютно целую без единого следа от глубокого пореза, ладонь, поняла: она больше не та, кем была раньше.

Глава 9

Ее сон прервался резко – будто кто-то внутри нее проснулся раньше. Есения открыла глаза и поняла, что не может пошевелиться. Это был не паралич. Нет. Ее тело двигалось, но… не по ее воле.

Она двигалась медленно, осторожно касаясь ступнями холодного пола. Ее сознание было ясным – но отстранённым, словно пассажир на заднем сидении.

«Постой…» – пыталась прошептать Есения, но ее губы не подчинялись ей.

– Не бойся, – спокойным и тихим голосом прошептали ее губы.

Паника захлестнула волной. Она не могла понять, что происходит.

«Кто ты?» – подумала Есения обращаясь к невидимому соседу, засевшему внутри ее тела.

– Скоро узнаешь…

Ее рука потянулась за каким-то предметом на столике, но тут же дрогнула. Ноги подкосились и все тело стало ватным. Есения рухнула на пол, опираясь на руки. Она снова могла контролировать свои движения. Ее руки дрожали, а сердце колотилось в бешеном ритме. В голове – гул.

Медленными шагами она дошла до койки и села на край.

Тяжело дыша, она прошептала:

– Кто ты? Как ты это делаешь?

Но в ответ тишина. Никаких слов. Никакого голоса.

Она так и просидела до утра, даже не пытавшись уснуть, пока к ней не вошла доктор Ковалева.

– Доброе утро, Есения. Не спится?

– Доброе, – спокойно ответила Есения, она знала, что, если показать, что что-то не так, отца снова к ней не пустят, а ей очень хотелось с ним поговорить, – да, просто не устала.

– Отлично. Как ты себя чувствуешь? – с поддельной улыбкой спросила Ковалева.

«Чувствую, что ты лжешь» – раздался голос в ее голове. Есения вздрогнула от неожиданности, но тут же взяла себя в руки.

– Все отлично. Могу я увидеть отца?

– Не знаю, деточка. Боюсь, что его присутствие может негативно повлиять на твое восстановление, ведь тебе сейчас нельзя нервничать.

«Или боитесь, что он помешает вашим экспериментам»

– Послушайте, то, что вы не пускаете его ко мне – не успокаивает меня, а наоборот заставляет нервничать. Он – все что у меня есть, я очень скучаю, поймите. Мне он нужен.

Ковалева посмотрела на Есению оценивающим взглядом. Ее идеальные ноготки стучали по планшету, а задумчивость в холодных карих глазах, говорила о том, что она взвешивает все за и против.

– Ну хорошо, я позвоню Леше и скажу, чтобы он ненадолго приехал. Но сразу после, он должен будет уйти и не путаться под ногами.

– Хорошо.

«Она что-то задумала» – вновь неожиданно возник голос в голове.

«Тише» – подумала Есения, надеясь, что ее сосед услышит ее, когда Евгения взглянув на нее оценивающим взглядом вышла из комнаты.

«Да я тебя слышу»

«То есть ты читаешь мои мысли?»

«И не только, я так же считываю твои чувства, эмоции, страхи. Я чувствую все!»

«Но, кто ты? Или что?»

Тишина.

«Ты слышишь меня?»

Снова тишина.

Есения откинулась назад на кровать. Ее тело больше не болело. Напротив, она словно стала сильнее.

«Ты здесь? Что происходит?»

Ответа не было. Она пролежала так около часа пытаясь достучаться до своего незваного соседа, но все было бестолку.

– Ты меня слышишь? – не заметила, как сказала это в слух Есения.

– Слышу, – раздался знакомый голос со стороны двери. Есения повернулась и увидела отца.

– Папочка, – она подбежала к нему и крепко обняла.

– Привет, родная. Как ты себя чувствуешь? – обнимая дочь в ответ, спросил Алексей.

– Мне уже лучше.

– Я вижу.

Есения отстранилась и взглянула на отца. Его глаза были полны слез, но в них теплились надежда и радость.

– Пойдем, присядем, – потянув Алексея за руку, сказала Есения.

Они уселись на край кровати и смотрели друг на друга с тоской. Хоть Алексей и видел, что его дочери становится лучше, но в то же время он замечал, что что-то было не так.

– Я скучаю по тебе, доченька. Дома так пусто без тебя. Так не хватает твоей музыки. Не думал, что буду скучать по этому всему, – короткий нервный смешок, вырвался из его уст.

– Я тоже скучаю, – улыбнувшись улыбкой, полной боли, Есения произнесла одними губами, – что-то не так. Мне страшно.

– О чем ты? – нахмурившись прошептал отец.

– Тшшш, – прошипела Есения, – скорее бы меня выписали, скучаю по пианино, уже не терпеться что-нибудь сыграть, – громко с поддельной радостью в голосе, произнесла она.

Она смотрела на отца в надежде на понимание.

– За нами наблюдают, нас подслушивают, – добавила она одними губами.

Вдруг внезапно ее охватил холод. Мелкая дрожь пробила все тело. Ее словно толкали изнутри. Испуг мелькнул в ее глазах.

– Еся, с тобой все хорошо? – забеспокоился Алексей.

Она попыталась ответить, но ничего не получалось. Губы ее не слушались. Ее тело вновь отказывалось подчиняться.

– Еся? Ты слышишь?

– Нет! – резким движением она схватила Миронова за горло и откинула в сторону. Он врезался в зеркальную стену, за которой стояла Ковалева, наблюдая за происходящим без толики сочувствия и сожаления, а с большим интересом.