Кафе у Сэнди

Пару минут я слышала только невероятно заунывную музыку, которую, наконец, прервал щелчок, и я услышала низкий голос Барна.

– Детектив Барн слушает, – сказал он.

– Детектив, это Кэтрин. Помните историю с пожаром в ангаре? Я бы хотела спросить у вас кое-что.

– Кэтрин, как у вас дела?

– Все хорошо, спасибо. Так  не могли бы вы….

– Сочувствую, что ваш друг все еще в коме, – прервал меня Барн.

– Да, мне нелегко сейчас, но, думаю, вы можете помочь. Что вы знаете о брате Роберта Томасе и том, как он оказался в лесу? – спросила я.

Барн некоторое время молчал.

– Боюсь, что не могу ответить на этот вопрос. Мы не знаем наверняка, но, возможно, он уже был в Менсфилде, когда Роберта похитили, и просто проследил за Майклом Фоксом. Однако впечатляет сам факт, что человек в его состоянии столько дней провел в бегах и ни разу не попался.

– Вы говорили с врачами из больницы, в которой он содержался? – спросила я.

– Да. Они тоже разводят руками. Единственное, что мне показалось странным из разговора с его врачом, так это то, что он упомянул о галлюцинациях, которые в последнее время испытывал Томас.

– Каких именно галлюцинациях?

– В общем-то, они чем-то схожи с вашими видениями, если их так можно назвать. Томас видел женщину и даже пытался с ней разговаривать.

– Это невероятно. Почему вы мне про это не сказали? – удивилась я.

– Сам не был уверен в том, стоит ли. Думал, что вам сначала нужно прийти в себя.

– Что ж, я пришла в себя! Не подскажите номер врача Томаса и адрес больницы? Я бы хотела навести туда визит, – попросила я.

– Секундочку!

Барн положил трубку на стол и ненадолго отошел. Я же тем временем достала ручку и блокнот из сумки.

– Записывайте, – сказал вернувшийся детектив и продиктовал мне контакты врача Томаса, Джорджа Шейна.

Краем глаза я заметила, как мама подъехала к бензоколонке. Поблагодарив Барна за информацию, я поспешила закончить разговор и повесила трубку. По дороге домой мама спросила меня о том, как прошел визит к психологу, но, я лишь ответила, что получила некое успокоение после сеанса. На самом деле мои мысли были заняты тем, как и когда съездить в психиатрическую больницу. Я не хотела обсуждать случившееся с Джорджем по телефону. Вести машину я не могла из-за болевших рук, а просить маму – означало рассказать ей все, чего я пока не хотела делать.

«Рейчел! – подумала я и тут же успокоилась, – думаю, она не откажет в помощи. Судя по всему, моя история увлекла ее, хоть и верит она в нее не до конца».

Вечером этого же дня я позвонила Рейчел и уточнила, согласится ли она мне помочь. Психолог тут же сказала, что выкроит для меня время в любой из дней. Поблагодарив ее, я положила трубку и набрала номер больницы Томаса. К сожалению, доктора Джорджа Шейна я не застала, поскольку он работал до пяти. Поблагодарив девушку, ответившую на звонок, я решила позвонить на следующий день.

Глава 16.

– Доктор Шейн, это Кэтрин Холборн. Я знакомая Томаса Линда. У вас найдется время, поговорить о нем? – спросила я утром, когда мне все же удалось дозвониться до доктора.

– Мне очень жаль, что с Томасом случилось несчастье, – начал доктор, – Что бы вы хотели узнать о нем?

Доктор говорил уверенно и добродушно, что сразу немного расслабило меня.

– Я бы хотела встретиться, если вы не против, – сказала я.

– Конечно, – голос Шейна стал сразу серьезным, словно он догадался, о чем может пойти речь, – заходите сегодня после часу дня.

Я не знала, согласится ли  Рейчел отвезти меня в больницу, но все же не стала отказываться от предложения и тут же перезвонила своему психологу. К счастью, она уверила меня, что заедет за мной около двенадцати.

Быстро собравшись и позавтракав, я сказала маме, что Рейчел хочет провести необычный сеанс на природе и, поэтому сама заедет за мной. Хоть это и показалось маме довольно странным, ничего против она не имела, а когда Рейчел подъехала к нашему дому, то даже вышла познакомиться.

– У вас очень милая мама, – сказала мне психолог, когда мы тронулись в путь.

– Знаю, она просто золото, но я о многом не говорю ей. Не хочу, чтобы она сильно переживала, – ответила я.

– Ваше право, но недосказанность тоже вызывает массу волнений. Тем не менее, расскажите, о чем вы собираетесь спрашивать доктора?

– Еще не знаю. Надеюсь, что он расскажет мне о том, что творилось с Томасом в последнее время.

– Мне пойти с вами? – предложила Рейчел.

– Было бы неплохо. Возможно, если я растеряюсь или забуду о чем-то, вы мне поможете.

Через некоторое время мы свернули на дорогу, ведущую к больнице. Проехав около мили, мы остановились перед высокими железными воротами, за которыми виднелось огромное здание психиатрической больницы.

– Ничего себе, – сказала я, рассматривая ворота и саму больницу.

Здание напоминало поместье или даже замок и состояло из нескольких крыльев. В целом вид больницы нагнетал мрачные мысли и не располагал к тому, чтобы заезжать во двор. Тем не менее, я вышла из машины и подошла к переговорному устройству, расположенному возле ворот. Нажав на кнопку, я дождалась, пока мне ответят и сказала, что у меня встреча с доктором Шейном.

Заехав во двор и оставив машину на парковке, мы направились к главному входу. На дверях нас встретил один из санитаров больницы и, узнав к кому нам надо, согласился проводить. Идти пришлось довольно долго, так как кабинет Шейна находился в другом крыле больницы. Здание давило на меня и пугало. Мы проходили мимо палат больных, из которых иногда доносились неразборчивые крики, а некоторые пациенты слонялись по коридорам, словно призраки.

Вскоре мы зашли в крыло, где находились кабинеты врачей. Санитар проводил нас до дверей с табличкой «Джордж Шейн, заместитель главного психиатра больницы» и, попрощавшись, ушел.

– Ну что, вперед? – спросила меня Рейчел и постучала в дверь.

– Входите, – послышалось из кабинета.

За массивным столом сидел доктор Шейн. Как я и предполагала, он не был стар, но волосы уже успела тронуть седина. Надев очки, он вышел из-за стола и поздоровался с нами, после чего предложил сесть в кресла, и осведомился, не желали ли мы чаю.

– Спасибо, но нам бы не хотелось задерживать вас, – поблагодарила я.

– Никоим образом. Я рад, что вы пришли, но, признаться, и немного удивлен, – ответил врач.

– Чем же?

– Не знал, что у Томаса были знакомые.

– Неужели его никто не навещал? – поинтересовалась я.

– Нет, почему же. Его навещал Роберт Линд – его брат, но и это случалось довольно редко.

– Я знаю Роберта и меня удивило, что он никогда не говорил о Томасе.

– Думаю, тут нет ничего странного. Я не раз общался с мистером Линдом и заметил, что он винил Томаса в смерти родителей, хотя думаю, это было неосознанное чувство собственной вины.

– О чем вы? – удивилась я.

– Прежде чем что либо говорить, позвольте узнать, зачем вам это знать?

Я замялась, не зная, что ответить и посмотрела на Рейчел. Женщина спокойно кивнула мне головой.

– Я подруга Роберта Линда, которую пытался убить Майкл Фокс. Томас спас меня и своего брата, а сам погиб в том пожаре, о котором писали в газетах.

– Я так и подумал, но у меня не хватило времени, чтобы проверить ваше имя, – ответил Шейн, – что ж, в такое случае, думаю, вы имеете право знать всю правду.

Доктор Шейн откашлялся и заговорил:

– Роберт не мог простить себе, что поссорился с братом в ночь, когда Томас совершил поджег, и вместо того, чтобы успокоить его, ушел из дома. Ему приходилось несладко, ведь все заботы о больном брате свалились на его плечи, поскольку родители не воспринимали Томаса, как родного сына, и всегда хотели отдать его в больницу. У Томаса случались вспышки агрессии, с которым Роберт справлялся довольно легко: Томас слушался брата, и стоило последнему просто сесть рядом и обнять его, как Томас успокаивался. В ту ночь Роберта не оказалось рядом и, видимо, Томас вышел из под контроля, а родители не смогли его утихомирить. Стоило им лечь спать, как Томас вышел из дома, облил его бензином и поджег. Вряд ли он понимал, что делал. Скорее всего, обида на брата и родителей, с которыми он тоже мог поругаться, затмила все.

Я делаю такой вывод, поскольку за эти годы узнал Томаса довольно хорошо. Он часто плакал и упрекал себя в содеянном, особенно в первые годы. Да что там говорить, у него случались такие истерики чуть ли не каждый день. В конце концов, он замкнулся в себе и только и делал, что смотрел на всех, как затравленный зверь, а вспышки агрессии сменялись приступами паники.

– А Роберт не мог ему помочь? – спросила я.

– Роберт фактически не навещал брата, что, вероятно и послужило еще одной причиной, сделавшей Томаса таким замкнутым. Как я уже говорил, Роберт винил и себя и его в случившемся, и, наверное, не хотел бередить так и не зажившую рану в своей душе, поэтому избегал встреч с братом. В самом начале он приезжал к Томасу несколько раз в месяц, а потом визиты стали ежемесячными. В последние года два он навещал его и того реже, наверное, раз в три месяца.

– Странно, – ответила я, – это так не похоже на Роберта.

– Не стоит осуждать его, – ответил доктор Шейн, – каждый реагирует на горе по-разному.

– Я понимаю, – сказала я и замолчала, обдумывая все то, что сказал мне доктор.

– Расскажите о последних месяцах Томаса и его побеге, – попросила Рейчел, заметив, что я ушла в себя.

– Здесь начинается самое интересное, – сказал доктор Шейн, – около двух-трех месяцев назад Томас вдруг изменился. Перестал быть таким пуганным и иногда даже становился через чур словоохотливым. Я спрашивал его, что случилось, на что он только улыбался. Томас любил рисовать и, разглядывая его рисунки, я заметил, что чуть ли ни на каждом из них изображена женщина. «Кто это?», – спросил я Томаса, на что он отвечал «Няня». Мне показалось это странным, и вначале я решил, что это одна из наших санитарок, возможно, понравившихся Томасу, но позже увидел, как он беседовал с кем-то, глядя на стенку или просто перед собой, как если бы перед ним стоял кто-то.

От этих слов у меня побежали мурашки по коже, и я поежилась. То, что говорил доктор Шейн подтверждало все мои догадки.

– В конце концов, я все-таки узнал у Томаса, что к нему «приходит» его бывшая няня, которая иногда сидела с ним у него дома.

«Няня? Так Клэр была его няней?! – подумала я, – это объясняет их связь».

– Так вот, эта няня, якобы навещавшая его, сообщила Томасу, что Роберт в опасности. Последние недели две перед побегом он сделался просто неуправляемым и очень настойчивым. Я позвонил Роберту и рассказал о случившемся. К моему удивлению Роберт примчался в больницу буквально мигом, и мне даже показалось, что он воспринял рассказ Томаса о няне в серьез. Выглядел Роберт очень обеспокоенным и попросил меня хорошенько присматривать за братом. Увы, каким-то образом Томасу все же удалось сбежать. Сестра, дежурившая в ту ночь, сказала, что ничего не слышала. Однако дверь в его палату оказалась открытой, хотя всегда запиралась на ключ, а сам Томас словно испарился. Не знаю, как ему это удалось. Это остается загадкой для всего персонала. И уж тем более я не могу понять, как он оказался в том месте, разве что, кто-то сообщил ему.

– Или вел его, – задумчиво сказала Рейчел.

– О чем вы? – непонимающе спросил доктор Шейн.

– Да так… У вас остались рисунки Томаса? Я бы хотела взглянуть на них. Я подруга и психолог Кэтрин, и помогаю ей справиться со стрессом.

– Я сейчас вернусь, – ответил доктор и удалился в комнату, смежную с его кабинетом.

– Что ты думаешь обо всем этом? – спросила я Рейчел, когда мы остались наедине.

– Пока не знаю, – ответила она.

Доктор Шейн вернулся с толстой папкой под мышкой и протянул ее Рейчел. Я подвинулась к женщине поближе и с замирание сердца смотрела, как она открывает папку и выкладывает рисунки на стол.

Большая часть из них не показалась мне странной, но я оценила талант Томаса. Он рисовал карандашом, и его техника говорила о внутреннем видении вещей. На бумаге он изображал людей, по всей видимости, врачей и пациентов, сцены из повседневной жизни больницы, а также разрозненные предметы: стулья, столы, деревья. Словом, Томас рисовал, то, что видел вокруг себя. Рейчел отложила несколько не слишком удачных рисунков, местами перечеркнутых и запачканных чернилами.

– Это семья Томаса? – спросила она доктора Шейна.

– Полагаю, что да.

Я взяла рисунки и внимательно рассмотрела их. На одном мужчина и женщина стояли, обнимая друг друга за плечи, а на другом рисунке Томас изобразил мужчину, отдаленно похожего на Роберта.

– Думаю, это Роберт. Он не слишком тут получился, – сказала я, возвращая рисунок на стол.

Рейчел кивнула и продолжила изучение папки. Последние рисунки заставили ее нахмуриться, и она протянула их мне. Взяв в руки первый альбомный лист, я чуть не выронила его: с бумаги на меня смотрела Клэр! Сходство было просто фотографическим! Девушка выглядела точно так же, как в моих снах и видениях: тот же взгляд, та же прическа, рабочая форма «Кафе у Сэнди». Только вот Томас изобразил ее не в кафе, а в больнице. На одном рисунке Клэр стояла возле окна в палате Томаса, на другом сидела на скамейке возле здания больницы, на следующем ее лицо как будто выплывало из стены коридора.

– Это та няня, которую видел Томас, – пояснил доктор Шейн.

– Я догадалась, – только и оставалось ответить мне.

Рисунки отличались четкостью, но не были тревожными, поэтому я спросила, являлись ли они самыми последними рисунками Томаса.

– И да, и нет, – немного сконфуженно ответил Шейн, – около месяца назад Томас перестал рисовать в альбоме, и перешел на другие, так сказать, «холсты».

– О чем вы? – спросила я.

– Пойдемте со мной.

Доктор Шейн встал и попросил следовать за ним. Переглянувшись и пожав плечами, мы с Рейчел поспешили за доктором. Он повел нас обратно в крыло для пациентов и остановился перед одной из дверей.

– Это бывшая палата Томаса. Мы собираемся сделать здесь ремонт, но пока ничего не трогали. Взгляните!

После этих слов Шейн открыл перед нами дверь. Я несмело зашла внутрь и тут же схватила Рейчел за руку: комната напоминала мрачную галерею, все стены которой оказались исписаны карандашом и ручкой.

– О Боже, – сказала я, и огляделась вокруг.

Рисунки покрывали все стены и кое-где даже залезали на потолок, но больше всего поражало то, что изобразил Томас. На стенах были запечатлены охотничий домик Майкла, ангар, откуда я недавно сбежала, костер, а также же лица людей: перекошенное от злости лицо Иксведа с черными глазами, грустная Клэр, Майкл, держащийся за живот, Роберт, лежащий на траве и я, испуганная и изнуренная.

Томасу удалось каким-то образом заглянуть в будущее и увидеть то, что случится. Мне стало не по себе, и я сильнее сжала руку Рейчел.

– Эта девушка – вы? – то ли спросил, то ли констатировал факт доктор Шейн, указывая на мое лицо, нарисованное на стене, возле окна.

– Наверное. Только он ведь меня никогда не видел раньше, – сказала я.

– Может быть, Роберт показывал ему ваше фото? – предположил доктор.

Я покачала головой. Такого не могло произойти и потом, верить в какое-либо рациональное объяснение этих рисунков, казалось мне самообманом. Я вдруг отчаянно захотела покинуть больницу и шепнула об этом Рейчел.

– Доктор Шейн, думаю, нам пора, – сказала она, когда мы вышли из палаты Роберта, – спасибо за то, что уделили нам внимание. Вы очень помогли!

– Всегда рад! Только не знаю, как именно я помог вам.

Рейчел не ответила на этот вопрос.

– Нам нужно спешить. Если нам придется что-то еще уточнить, мы ведь сможем к вам обратиться? – спросила она.

– Разумеется, – ответил Шейн, – я провожу вас.

Доктор проследовал с нами до самых дверей больницы, где мы попрощались. К тому моменту мне уже просто нестерпимо хотелось вырваться из тяжелых стен лечебницы и ощутить дуновения ветра на лице.

– Все в порядке? – озабоченно спросила меня Рейчел, подходя к машине.

– Да, просто стало нехорошо, – ответила я, – прежде мне не доводилось бывать в таких заведениях. К тому же эти рисунки…

– А что ты сама думаешь о них? – спросила Рейчел, заводя мотор.

– Не знаю, что и сказать. Не могу понять, откуда он все это знал.

– Ты права. Я заметила одну деталь, – сказала Рейчел.

– Какую?

– Почти все его рисунки – это отражение реальности, ее каждодневной жизни. Думаю, он предпочитал рисовать с натуры. Заметила, каким похожим получился доктор Шейн, да и сама обстановка больницы?

– Да.

– А ты обратила внимание, что родители и Роберт получились весьма гротескными и несуразными. Томас пытался рисовать их по памяти и у него это плохо получалось.

– Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать, – начала я, – ты думаешь, что Томас на самом деле видел Клэр в больнице, и поэтому так хорошо нарисовал ее?

– Верно. Я уверена в этом, не смотря на свой скептицизм.

– А как быть с его палатой?

– Вот этого я объяснить не могу, – ответила Рейчел, – возможно, он получил какой-то дар, вроде ясновидения и изображал то, что должно было случиться.

– Звучит весьма фантастично, – сказала я, – но другого объяснения просто нет.

Какое-то время мы молчали, но потом, я решила, что должна все же узнать, чем нам может помочь этот визит в больницу. Пока что он вызывал еще больше вопросов.

– Я сама еще толком не знаю, – ответила Рейчел, – но мне почему-то кажется, что мы на верном пути. Возможно, нужно время, чтобы я сопоставить услышанное и увиденное.

– Думаешь это может помочь Роберту?

– Не уверена в этом, – вздохнула Рейчел.

***

Разгадка рисунков Томаса так и не пришла ко мне ни тем вечером, ни в последующие несколько дней. Не было новостей и из больницы, где лежал Роберт. Я также еще раз позвонила Барну, но ничего нового не выяснила. Прочитав множество статей о паранормальных явлениях,  я даже позвонила одному местному экстрасенсу, но услышав неприятный низкий голос женщины, взявшей трубку и пообещавшей мне помочь увидеть будущее, поспешила попрощаться и закончить разговор.

Тоска не отпускала меня, и чтобы развеяться в один из дней я решила зайти к себе на работу в детский садик. Мишель и другие воспитательницы весьма удивились, увидев меня в дверях.

– Ничего, что я зашла? – спросила я, – очень соскучилась по детям.

– Все хорошо, проходи. Хочешь, повидать своих?

Я кивнула, и Мишель провела меня в класс, где когда-то я впервые познакомилась с Майклом.

– Мы ведь сможем поболтать через минут десять? Я как раз буду на ленче, – сказала Мишель.

Ей не терпелось услышать историю о случившемся. Я видела это по ее горящем глазам, и не могла ни в чем винить. Не смотря на излишнее любопытство, мне нравилась Мишель. Она была добрым и отзывчивым человеком, и я решила, что расскажу ей хотя бы часть того, что произошло.

Я зашла в класс и дети тут же радостно заверещали, увидев меня. Они бросились ко мне и начали ласкаться, словно котята: каждый норовил обнять меня и получить поцелуй. Когда я успокоила их тем, что со мной все хорошо и вскоре мы снова будем вместе, я заметила Шона, сидевшего в углу, вдалеке ото всех. Он ни выказывал никакого восторга от моего появления и выглядел очень замкнутым и подваленным.

Я попросила детей нарисовать мне что-нибудь приятное, чтобы я могла забрать рисунки с собой и повесить на стену своей спальни. Малыши тут же бросились к своим партам и принялись малевать красками на альбомных листах. Я же подошла к Шону и, присев перед ним на колени, поздоровалась.

Шон не ответил и даже отвернул от меня голову. Я не хотела сдаваться и попробовала наладить контакт, спросив, что у него нового и какие мультики он недавно смотрел. Мальчик долго не отвечал, а потом повернул ко мне свое маленькое пухлое личико и сквозь слезы сказал:

– Мама говорит, что вы плохая. Вы убили папу! – после этих слов, Шон разрыдался, и весь класс повернулся к нему.

Сказав, что выведу его в коридор, я подхватила Шона на руки и поспешила выйти из класса. Дойдя до ближайшего дивана, я усадила ребенка к себе на колени и протянула ему носовой платок.

– Не надо плакать, Шон, – попросила я.

Оставшись наедине со мной, малыш немного успокоился и посмотрел на меня с обидой и тоской в глазах.

– Я знаю, что с твоим папой случилось несчастье, но, поверь, я этого не хотела. Мне был дорог твой папа, и я бы никогда не причинила ему вреда.

Шон колебался и не знал, как реагировать на сказанные мною слова, но через некоторое время его личико засияло от радости, и он бросился мне на шею.

– Я знал это! Знал! – сказал он.

– Твоя мама просто очень скучает по папе, поэтому говорит такие вещи, – попыталась объяснить я.

– Я знаю. Папа предупреждал меня.

Сначала до меня не дошел смысл сказанного, но через пару секунд, я оторвала Шона от себя и пристально посмотрела на него.

– Папа предупреждал тебя? – спросила я.

– Да, он говорил, что вы хорошая.

– Когда он говорил тебе об этом? – еще больше удивилась я.

– Он постоянно говорит об этом и о вас.

– Говорит? – переспросила я.

– Он приходит ко мне. Мы играем, и он рассказывает о себе, а также о том, что вы классная, – уже довольно весело, чуть ли не улыбаясь, сказал Шон.

Я похолодела от его слов и была не в силах ответить, но тут двери почти всех комнат открылись и ребятишки высыпали в коридор, что сразу разрушило всю атмосферу доверия между мной и Шоном. Мальчик снова стал пугливо озираться по сторонам и вскоре попросился пойти в класс за вещами.

Отпустив Шона, я какое-то время просидела на диване, как статуя. Стайка ребятишек с яркими рисунками в руках вернула меня к реальности. Они все протягивали мне свои творения и наперебой говорили, как любят меня. Я же только улыбалась и успевала забирать рисунки. Но появившаяся вскоре Мишель взяла меня под руку и повела на кухню. Перед этим я попрощалась с детьми и пообещала зайти снова в самом ближайшем времени.

Когда я уже собиралась зайти в кухню, то почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд. Обернувшись, я увидела маму Шона, стоящую в конце коридора и с ненавистью смотревшую на меня. Я уже хотела броситься к ней и объяснить все, но разум взял верх над эмоциями. Я не стала подходить и поспешила скрыться с ее глаз в кухне. Рана от смерти Майкла еще не зажила и я не могла осуждать ее за неприязнь ко мне. В каком-то смысле я действительно была повинна в его смерти.

– Хочешь чаю? – спросила меня Мишель, наливая воды в чайник. На столе уже стояла тарелка с сэндвичами.

– Не откажусь, – ответила я немного рассеянно, поскольку все еще думала о словах, сказанных Шоном.

– Эй, ты точно хорошо себя чувствуешь?

– Да, не переживай.

– Несладко тебе пришлось, как я слышала. И каким же ублюдком оказался Майкл, а я его так нахваливала.

– Не нужно говорить так о нем. Он был не в себе, – пояснила я.

– А как дела у твоего друга?

– Ты о Роберте? – уточнила я, – не знаю, что и сказать. Он все еще в коме.

– Мне так жаль!

Мишель обняла меня. Я чувствовала, что ее сострадание искреннее и от всей души поблагодарила ее за заботу. Мишель заварила нам чаю и, сев напротив, подвинула ко мне тарелку с сэндвичами.

– Угощайся! – сказала она.

Я протянула руку, чтобы взять один из бутербродов, и Мишель, заметив ожоги на моих руках, слегка поперхнулась.

– Ой, ты прости. Я не имела ввиду ничего плохого, – покраснев, сказала она.

– Все в порядке. Врачи говорят, что вскоре все станет немного лучше.

– Может, расскажешь, что случилось на самом деле? В прессе о происшествии писали очень сухо. Думаю, полиция не хотела распространяться из-за того, что в деле оказался замешан один из них.

– Возможно, – сказала я, мысленно поблагодарив детектива Барна, – только в десять минут я вряд ли уложусь.

– Как на счет того, чтобы пойти пройтись?

– Но у тебя же еще уроки.