Перстень Рыболова

– Как вас угораздило?

– Вот уж точно – угораздило! – кивнул тот. – Мне, в мои-то годы, да по морям ходить! Так ведь дело такое, что никак не отказать…

– В бурю попали?

– Эх, что там буря! Бог бы миловал… Пираты. Шли, поди, за нами от самой гавани, нечистое племя, – странник сокрушенно покачал головой. – Еле уцелел. И ведь суденышко было не торговое, брать нечего. Да что мне деньги-то! Письмо украли, – теперь он разговаривал сам с собой. – А как мне без письма быть? Кто на слово поверит? Я даже имя свое подтвердить не могу.

– Так вы его сначала скажите, – с расстановкой ответил Лум, – может, и без письма разберемся… – он говорил медленно, прислушиваясь к тревожным мыслям, которые полезли в голову. Защемило сердце, захолонуло сознанием ошибки, непредвиденной и непоправимой. – Так кто вы такой?

Старик приостановился отдышаться. Седые волосы подсыхали и прозрачной кисеей свисали по обе стороны худого, изможденного лица, но глаза смотрели всё так же светло и чисто.

– Нений мое имя, – ответил он. – Людской молвой Любомудр.

VII

Не счесть в Светломорье морских путей. Один Рыболов знает, сколько их.

Потайными пробираются корабли королевских посланников. Идут закрытыми проливами, бросают якоря в укромных гаванях. Рыболовные фелюги пасутся прибрежными тропами. Пиратские корабли рыщут как хотят.

А больше всего дорог проложено купцами. Синие шелковые нити опутали карты Светломорья, а на них нанизаны, как жемчужины, большие и малые торговые города.

У берегов Лафийского архипелага много путей сходится. Морская карта Лафии похожа на скорлупку грецкого ореха: так густо пролегли здесь переплетения линий. И так же густо переплелись судьбы людские.

… – Эй, Сгарди, лови!

Арвельд поймал яблоко.

– Кислые, но после такой бури в самый раз, – сказал Флойбек. – Думал, меня наизнанку вывернет, до сих пор дурно. А ты ничего, молодец.

– Гессен как?

– А что ему сделается? Он только на вид хилый. Спит, десятый сон видит. А мне вот не спалось, – Флойбек положил голову на поручни и уставился на море. Над водной гладью плыл прозрачный туман. В небе таял бледный серп месяца. – Буря-то наверняка по Храмовой гряде прошлась. Островок наш цел, как думаешь?

Оба замолчали.

Корабль шел на юго-восток. Третий день, как осталось позади Пристанище на краю морей и началось Светломорье. Всё это время они были наверху, беседовали, убивали часы. Очевидно, обучение подошло к концу, но что дальше – непонятно.

За эти дни Сгарди похудел и осунулся: он плохо спал. Странные сны, подобные тому, какой он видел на Храмовой гряде, приходили каждую ночь. Арвельд видел их ясно, пугающе отчетливо, а проснувшись, забывал. Память не оставляла ни малейшей зацепки, словно во сне он шел по невидимой нити, которая рвалась с пробуждением.

Исчезло чувство безмятежности, обычное в монастыре. Появлялись какие-то мысли, чужие, что ли… Бывало, думаешь о чем-то своем, как вольется в этот поток посторонний голос, произнесет несколько слов, понятных, но будто не связанных друг с другом, и смолкнет.

– Флойбек, ты из команды кого-нибудь видел?

– Троих, всё тех же.

– И как они втроем с кораблем-то справляются?

– Не спрашивай, Арвельд, я не знаю. И откуда этот странный ветер берется, тоже не скажу – нет в этих краях весной такого ветра, – Флойбек бросил огрызок в воду и взял второе яблоко. Вытер о рукав. – То берется этот ветер, то опять пропадает. Будто даже не ветер, а кто-то паруса надувает, только слабеет с каждым часом… Не пойму пока, что к чему. А ты лучше туда погляди!

Из воды торчала колонна с обломанными краями. На вершине сидел каменный коршун, разинув серебряный клюв. В опаловых глазах отражался восход, драгоценные белые зрачки смотрели хищно и жутко.

– Лафийское мелководье, – сказал Флойбек. – Чудо из чудес… Теперь только успевай по сторонам глядеть – такого во всём Светломорье не увидишь.

За коршуном вздымался из воды золоченый шпиль – его игла прошла так близко от борта, что Арвельд поежился. И тут же показалась из волн каменная рука раза в три больше человеческой. На безымянном пальце мерцало кольцо с лиловым камнем, а другие пальцы складывались в неизвестный причудливый знак. Сгарди из любопытства попытался сложить такой же, но странное дело – знак казался простым, а пальцам не хватало гибкости. Флойбек ударил его по руке.

– Не знаешь, что он показывает, чего повторять-то?

– А что будет? – спросил Сгарди.

– Да что угодно. Вон, вперед глянь – от таких всего ждать можно…

А впереди поднимался фиал из розового камня, оплетенный серебряным вьюном. Стебли сплетались в тонкую фигурку, тянувшую длинные руки к солнцу. Фигурка походила на женщину, но имела три ноги.

У Арвельда помутилось в глазах. Что-то такое он уже видел. Когда-то давно, будто в прошлой жизни. Так же поднимались из моря шпили и башни, выступали из тумана чужие мысли и воспоминания…

– Сгарди, очнись! – Флойбек тряхнул его за плечо. – Заснул?

– Почудилось…

– Места такие – вот и чудится. Мы на мелководье, значит, до берега близко. Знаешь, откуда мелководье взялось? Архипелаг когда-то одним островом был, потом раскололся. Сначала Южно-Лафийская гряда отстала, затем Храмовая. Города под воду ушли, над ними сейчас и идем. А там когда-то вход в столицу был…

Среди дремлющего моря поднимались две башни, соединенные тонким сводом. Были они далеко, но даже отсюда поражали величиной. Корабль шел к ним.

Ходить по лафийскому мелководью было делом опасным – того и гляди натолкнешься на башню или пропорешь днище о подводный шпиль. Течения закручивались в улицах города, снося суда с небольшой осадкой. Зато под Лафардской аркой глубина была порядочная, и вода спокойная. Самый надежный фарватер.

– Надежный, но не единственный, – Флойбек швырнул и второй огрызок. – Сейчас подводный холм будет, так от него, говорят, несколько улиц отходит, где мелкие суда свободно идут. По одним в любое время ходить можно, по другим – только в прилив, иначе прямо на крышу дворца сядешь, по третьим – при определенном ветре… Полно премудростей, одним словом. В гавани рассказывали – тишком, конечно, – что кое-кто водит на стоянки пиратские корабли.

Мимо корабля проплыл остаток стены.

– И не боятся? – спросил Арвельд.

– Боятся, конечно. Либо короля, либо Черного Асфеллота. Сейчас в Светломорье и пиратов-то обычных не осталось – ну, тех, что сами по себе. Либо данники Асфеллота, либо вовсе у него под началом…

Арвельд проводил взглядом чашу, из которой пил воду ящер с алмазными глазами. Точнее, глаз был один, на месте другого зияла впадина.

– На каждой статуе камней полно, а почти нетронутые. Неужели охотников нет?

– Да были охотники, куда ж без них… Добывали, торговали этим добром. А потом скверно заканчивали, в самый короткий срок – кто без вести пропал, кто умом повредился… – Флойбек тоже посмотрел на ящера. – Ишь, сидит, образина… Я когда с Ревенем тут жил, был на Старых верфях чудак один, Мирчей звали. Мирча Наутек. Вечно битый, всё от кого-то спасался, и всё его искали, чтобы вздуть. Брался корабли водить по мелководью, и на мель сажал. А подводный город знал, как свои пять пальцев, даже карты составлял, только в судах не разбирался. И мелководье его не трогало! Всё облазил и ни разу не поранился! Ныряльщик хоть куда, только не моряк… – Флойбек улыбнулся. – Где-то он сейчас, жив ли…

За аркой туман истаял. Подводные предместья остались позади, и морская гладь пестрела островами, на которых выстроили дома уже нынешние обитатели Светломорья.

Корабль обогнул клочок суши, где из-за кедров торчал серый особняк Лоцманского цеха. На невидимой колокольне пробудился колокол, поплыл надтреснутый звон, отражаясь от воды и разнося эхо по островкам.

Столичная гавань уже не спала, но пока потягивалась спросонья. Даже чайки в небе вскрикивали коротко и лениво. Покачивались на волнах эрейские торговые каракки, свесив флаги с яркими солнцами – гербом королевства. Застыли иссиня-серебристые северные пинассы. У мыса стоял красный с золотом галеон Южного архипелага. Больше тамошних кораблей что-то не видно. Да и немудрено – такие дела творятся на Юге, не до торговли.

В глубине гавани с натужным шипением отбивали время часы. На сторожевой башне трижды ударила колотушка – ночная стража была окончена.

– Корабль будет стоять здесь целый день, – сказал Флойбек. – Еще яблоко?

– Да хватит уже. На берег не хочешь сойти?

– Еще как хочу. Давай прогуляемся, покажу родные края. Времени немного, но далеко и не пойдем. Постой, Гессену скажу, чтобы не волновался…

VIII

Под ногами хрустел белый ракушечник плит. Из гавани вели ворота с жестяным флюгером-корабликом.

– Вот я и снова здесь, – Флойбек вдохнул полной грудью. – Хоть денек в Лафии, когда еще такое выпадет… Куда пойдем?

– Раз ты местный, ты и советуй.

– А давай-ка прямо на лафийский торг. Нынче вторник? Вторник. Привозной день на приморском рынке. Можно в парк сходить, к Андорским высотам – издали на королевский дворец посмотреть…

Проулок вывел на площадь с фонтаном из груды сваленных раковин. В их уступах журчала тонкая струйка воды, гулко отдаваясь в тишине улочек. Флойбек остановился, роясь в карманах.

– Мелочи нет? Брошу на счастье, чтобы не в последний раз мы тут побывали…

– Держи, – Арвельд вытащил горсть меди. – А неизвестно, что за дела у Любомудра в Лафии?

Флойбек бросил монетку в бледно-розовую раковину с шипастыми наростами.

– Думаю, на прием прибыл к королю Алариху, – оп! Еще одна! Доложить, что поручение выполнено, мы находимся в добром здравии и готовы нести службу на благо Светлых морей, – Флойбек примерился и метнул монету в морское блюдце в самой середине фонтана. – Гессен тоже так считает…

– И мне то же самое кажется. Хотя он никому из нас не говорил.

– Ну, это первое, что на ум приходит. Эх, промазал…

Арвельд обошел фонтан, разглядывая огромные раковины, и на бортике фонтана увидел выдолбленную надпись.

«Смерть королю Алариху».

– Флойбек, посмотри сюда…

– Сейчас, еще секунда! Р-раз! – в раковине звякнула последняя монета. – Всё, Сгарди, теперь твои деньги надежно припрятаны – до первого бродяги. А нам будет сопутствовать удача… Что ты там говорил?

– Посмотри сюда, – повторил Арвельд. – Я правильно понял, что тут написано?

Флойбек подошел, перечитал три слова.

– Да уж вернее некуда! Давай-ка уберемся отсюда от греха подальше, пока стража не нагрянула. Объясняйся потом… Идем, идем – вон туда, где аптекарская вывеска, – он схватил Арвельда за рукав и потащил за собой.

– В Лафии такое часто пишут? – спросил Арвельд.

– Нет, в Лафии такое пишут крайне редко. И уж точно не на каждом столбе, – Флойбек обернулся. – Погоди, еще раз на фонтан посмотрю… Да, так и есть. Змею на стенке видишь?

– Я думал, это волна.

– Нет, это именно змея. Значит, фонтан Асфеллотский. Прежняя королевская династия. Вот от них что-то подобное ожидать можно…

Утро разгоралось над черепичными крышами. Влажный булыжник сверкал под ногами, с цветов на балконах сыпались за шиворот капли. Качались над головой вывески с названиями улиц – Глухая рыбная, Доброго улова, Дырявой сети, Моряцких вдов…

Вокруг становилось люднее. Открывались лавки, хлопали ставни, лязгали замки. Пахло горячим хлебом и жареной рыбой. Народу попадалось всё больше – их обгоняли торговки с огромными корзинами, рыбаки и рассыльные. Все спешили на Приморский рынок.

Скоро впереди показался и он сам.

– Ну и пахнет здесь, – шипел Арвельд, когда они пробирались мимо лотков и телег.

– Так рыбой торгуют, а не духами, – отрезал Флойбек.

– В жизни не пойду в рыбаки…

– Кто бы тебя туда еще взял! Не забывай, между прочим, господь наш тоже рыболов был!

– Так то бог, ему всё можно. Пуговицу оторвали!

– Хорошо, что не голову…

Рынок одурманивал запахами. В огромных чанах кипели мидии, продавцы наваливали в тарелки горы темно-синих раковин. На жаровнях подгорала камбала и перченый миндаль. Из раскрытых дверей подвальчиков несло сладким запахом теста.

– Вон там славная была харчевня, может и нынче стоит. А в том переулке воры собирались. Продавали краденое, камни из подводного города сбывали. Старик мой чуть уши мне не оборвал, как узнал, что я там бываю. Перцы красные видишь в бочке? Попробуешь – весь язык сожжешь… Осторожно, телегу не задень.

– Да, вижу.

Тут Арвельд стал замечать, что люди вокруг не путем суетливы и растеряны. Торговля шла не бойко, хоть рынок шумел, словно потревоженный улей. Все переговаривались о чем-то, опасливо поглядывая вглубь торга. «Когда появилось? Да болтают – ночью! Ночью не было, брешут! Утром, пока рынок пустой стоял! Поймали? Да поймаешь, где тут!»

Толкаясь, они пробрались сквозь толпу. Гул взволнованных голосов становился громче, будто шумело бурное море.

Посреди площади был маленький пятачок, свободный от народа. На нем стоял постамент с обломками разбитой статуи, и мостовая вокруг него была усеяна осколками мрамора. Золоченая надпись на постаменте сообщала, что статую воздвигли королю Алариху лафийские шкипера и рыбаки.

Флойбек остолбенело смотрел на раскиданные осколки. Кто-то потеснил его, встав рядом, и Сгарди увидел человека в бедной, но опрятной одежде, причудливо расшитой и украшенной подвесками, какими-то бубенцами-оберегами на цветных тесемках. Из кармана торчала мятая карта. Волосы пшеничного цвета были всклочены.

Человек тоже глядел на разбитую статую и нервно потирал себе щеки, подбородок – так сильно, точно хотел счистить свои веснушки. Внезапно он всхлипнул и ринулся к постаменту. Флойбек изумленно охнул.

– Мирча! – воскликнул он. – Мирча Наутек!

Человек подобрал обломок головы и положил обратно на постамент. Обломок чуть не скатился, и Наутек снова поставил его, звеня своими подвесками.

– Люди добрые! – заговорил он. – Это что ж делается в Лафии! Что ни день, то статуи калечат! А стража-то хоть бы кого поймала! А почему? А все знают, почему!

На площади стало тихо. Только слышно было, как где-то в лошадиной сбруе позвякивали медные колечки.

– Потому что в страже они всем и заправляют! Змеи подколодные, младшего погубили, теперь и до старшего добираются… – Мирча наконец-то утвердил половину головы на постаменте и стал сгребать остальные осколки. – Вот приду сам во дворец, расскажу королю-то, кого он себе в охрану подобрал! Это надо ж было таких гадов насобирать… Мурены пучеглазые…

Кто-то засмеялся, но тут по толпе пробежал гул. Со стороны улицы заслышались крики, перекрывшие шум:

– Дорогу! Дорогу страже! А ну, расступись! Эй!

Толпа отхлынула и начала редеть. Флойбек подтолкнул Арвельда.

Они кинулись через площадь, подальше от злополучной статуи. Народ тоже бросился врассыпную. Видно, никому не хотелось столкнуться с городской стражей – ни правому, ни виноватому.

У домишки рыночного смотрителя Арвельд оглянулся и увидел, как несчастного правдолюбца окружили стражники.

– Стой, Флойбек! Лоцмана твоего сцапали!

Тот обернулся. Мирчу уже тащили куда-то с опустевшей площади – слышно было, как жалобно звенят его бубенцы.

– Что предлагаешь – отбить? – спросил Флойбек. Сгарди быстро взглянул на него. – Слушай, Арвельд, я не трус, сам знаешь. Но мы здесь одни, законов не знаем, и ничего при себе нет. Если попадемся…

– Ну так не надо попадаться, верно? Всё, пошли!

IX

Приморский рынок был сердцем гаванских улиц. Сначала появился он, потом вокруг понастроили харчевен, мастерских и складов. Об изяществе заботились при этом меньше всего, и от площади расходились не ровные красивые улицы, а разбегались их мелкие кривые собратья – переулки, закоулки и простенки.

Звон подвесок-бубенцов привел в «каменный двор» – обычный для Лафии тупичок, где сходились глухие стены, оплетенные плющом. Здесь валялись старые сети, чья-то прохудившаяся лодка и прочий хлам. В стене болталась на одной петле ржавая калитка.

– Только калитку не трогай, – прошептал Флойбек, – а то заскрипит…

– Они там, ты видел?

– Да…

Из глубины двора послышался мелодичный голос:

– Боже мой, Наутек, опять ты! Ну сколько можно… – слова прозвучали довольно язвительно.

– Здравствуйте, господин Лоран, – ответил лоцман. – Давненько не виделись.

– Давно, Наутек. Признаться, я надеялся, что ты наконец-то утонул.

– Экое совпадение, сударь. Касаемо вас все Старые верфи надеются на то же самое.

– Знаю, знаю, любезный друг. Я вашему сброду поперек горла.

Арвельд выглянул из-за калитки.

Перед лоцманом стоял светловолосый и стройный человек – небольшого роста и на диво красивый. Хотя… точно ли человек… Сгарди не мог понять, что странного в нем было, а между тем острое, разительное отличие от прочих людей – даже стоявших там стражников – так и бросалось в глаза. Точно какая-то отметина, недоступная простому взгляду. Гессен бы понял, в чем дело, но Арвельду было невдомек, что он впервые видит настоящего Асфеллота.

– Сброду… Это обычные люди, господин Лоран, не хуже других. Правда, вы-то к ним не принадлежите… – Мирча криво улыбнулся – как если бы хотел удержаться от усмешки, да не смог. – Это дело всем известное.

Что-то в его словах было оскорбительное – точно какой-то непристойный намек, понятный Асфеллоту и на него рассчитанный. Лоран изменился в лице и молниеносно ткнул Мирчу пониже груди. Наутек согнулся в три погибели, схватившись за живот, и захрипел. Стражники подались назад, перешептываясь.

– Что такое? – мягко спросил Лоран, склонившись над ним. – Кажется, вам неприятно, сударь?

– Отчего же… – Мирча, держась за стену, разогнулся. – Беседа с вами доставляет большое удовольствие, господин Лоран. Меня зимой в горах ваши сородичи покусали, так было хуже…

Рука Асфеллота дрогнула – он еле удержался. Стражник схватил Мирчу за шиворот и оттащил в угол.

– Да замолчи ж ты, недоумок! – прошипел он.

– Меня спрашивают, я и отвечаю, – тяжело дыша, сказал Мирча. Нащупал за спиной скамью и неловко сел. – А коли начальнику твоему не по нраву, так и разговор затевать нечего…

– Знаешь, кто статую на рынке разбил? – спросил Лоран.

Лоцман прищурился, потирая ребра.

– А, вот чего меня пригласили – об этом поговорить… Тогда зря трудились. У стражников бы своих и спросили. – Он уселся поудобнее, отодвинув рваную сеть. – И про статую, и про фонтан в гавани… Может, еще чего вспомнят. Есть ведь что вспомнить-то, а?

Асфеллот подошел к Мирче. Стражник сделал движение удержать – от греха подальше – но тот отстранил его.

– Наутек, ради твоего же блага – язык свой поганый уйми, – негромко произнес Лоран. – Пока терпение мое не кончилось. Никто из моих людей к этому делу непричастен. Ты понял?

Тут бы лоцману промолчать, да видно, не смог.

– Так я ведь не про тех, что люди, господин Лоран, – ответил он. – Я про тех, которые Асфеллоты…

От удара он слетел на землю. Асфеллот с отвращением смотрел на него и боролся с желанием ударить еще раз. Но решил, что хватит, и обратился к стражнику.

– В Штормовой бастион. На два дня. А ты еще раз на глаза мне попадешься – пеняй на себя.

Мирчу выволокли из дворика. Арвельд вжался в стену, но на него никто и не посмотрел – тащили в другую сторону. Надо бы сразу за ними, только Асфеллот стоял в трех шагах, а с ним и один из стражников.

– Помнишь место, где Хромой из твоего отряда сорвался? – спросил Лоран и оперся рукой о выщербленную стену. Он стоял совсем близко, и Сгарди еле держался, чтобы не сломать ему запястье.

– Помню, сударь.

– Вот и сбросьте оттуда. Там камни, пусть голову себе разобьет. Недоумок вечно где-то пропадает, скоро его не хватятся… Иди.

Стражник направился из двора в одну сторону, Лоран – в другую. Арвельд проводил его ненавидящим взглядом, и в голове внезапно мелькнула догадка, что ж такого оскорбительного сказал Наутек – но догадка до того странная, что ей и верить неловко было. А Лоран ведь даже двигался как-то иначе. Легко, грациозно, но очень похоже на то, как скользит между камней змея или парит в толще воды саламандра. Будто во всём теле не было ни единой кости.

– Мирча Наутек… – пробормотал Лоран, проходя мимо. – Мирча Дурачок. Вот с тобой и покончено.

Улочка от каменного двора была в глубокой тени от высоких стен – шли тут какие-то склады и амбары. Мальчишек, крадущихся по пятам, стража не заметит, даже если догадаются оглянуться.

– Ты понял, куда они идут?

– Примерно…

– И где это?

– Да за следующим поворотом…

Медлить было нечего. Арвельд в два прыжка нагнал отряд, протянул руку и ткнул стражника в затылок. Тот упал как подкошенный, с ним свалился на мостовую и Наутек. Второй стражник выругался, поднимая Мирчу за шиворот. Глянул на своего приятеля и решил, что тому стало плохо. Потом заметил Арвельда.

– А ты, щенок, что здесь заб… – Сгарди молниеносным движением хлопнул его по ушам, и тот рухнул на лоцмана.

От сильного удара у Арвельда искры из глаз посыпались – начальник отряда быстро сообразил, что к чему. От второго удара Сгарди уклонился, и скользящим движением задел точку пониже ключицы. Стражник коротко всхрипнул, схватившись за горло и выкатив глаза. Повалился на колени.

– Через полминуты отойдешь! – крикнул Арвельд, ногой отпихивая стражника. – А вы, сударь, хоть бы в сторону отползли! Лежит, отдыхает…

Флойбек оттащил Мирчу и поднял на ноги.

– Жив?

– А? – Наутек оторопело смотрел на стражников.

Двое из них валялись, будто сметенные ураганом, третий стоял на коленях и хрипел, держась за горло, точно на его шее стягивали удавку.

– Это что же… – заплетающимся языком бормотал Мирча. – Вы кто? А я…

– Нет, так не пойдет. Уж извините, – и Арвельд дал ему хорошую затрещину. – Идти сможете?

– Куда? – приходя в себя и потирая щеку, спросил Наутек.

– Подальше отсюда!

– М… могу!

– Ну так бегом! – Арвельд сам потащил его за угол.

Вместе с даром речи к лоцману вернулась и сообразительность.

– Вас куда несет? – воскликнул он. – Так мы снова на площадь выберемся! Вон в ту сторону, эй! На Верфи! За мной! – и Наутек ловко, как кот, влез в какую-то дыру в стене. – Сюда, сюда, ну!

Сзади донеслись хрипы и ругательства – стража приходила в себя. Арвельд втолкнул Флойбека в прореху, следом влез сам. За разваленной кладкой, наверное, подвал, или другая улица, может, канава или пустырь… Он прополз, раздирая руки о кирпичи и ударяясь коленями об углы. Впереди показался свет, тут впереди что-то свалилось, и раздались приглушенные ругательства.

Сгарди высунулся из дыры в стене – дальше вправду шла другая улица, только уровнем гораздо ниже первой. Флойбек сидел на дороге, морщась и растирая колено.

– Наутек, так и угробить недолго! Хоть бы предупредил!

– Ой, простите, простите, спасители! – Мирча, одной рукой держась за ребра, второй стряхнул с Флойбека куски штукатурки. – Я ж привычный, а вам не сказал, что высоко. Ой, боги мои…. Будто желудок в спину вбил, проклятый Асфеллот…

Сгарди спрыгнул на выщербленную мостовую, и за воротник ему капнуло – улочка вся была перетянута веревками с мокрым бельем. В обе стороны уходили ряды домишек, стоявших вплотную друг к другу и словно собранных из кривых балконов, хромых лестниц и косых дверей. Из щелей торчал шиповник.

– И где мы?

– Старые верфи, – ответил Флойбек. – Сущие трущобы, я их толком и не знаю…

Мирча поправил рубаху, пригладил пшеничные вихры и торжественно объявил:

– Лучшее место на свете! Добро пожаловать, судари!

X

За крапивными зарослями в стене обнаружилась ниша, а из нее смотрела каменная маска старика с густой гривой волос и отбитым носом. Из ноздрей в замшелую чашу бежали струйки воды.

Мирча ополоснул лицо и с наслаждением напился.

– Ф-фу… – с облегчением пробормотал он. – Гляди-ка, опять пронесло… Чудеса, да и только.

– Наутек, ты бы отсиделся где-нибудь, пока всё успокоится, – сказал Флойбек. – Твой господин Лоран тебя ведь прикончить велел по пути, знаешь?

Тот прислонился к стене, вытираясь рубахой.

– С него, гада, станется… Вот тут и отсижусь.

– Твой дворец?

Наутек, усмехаясь, глянул наверх.

– Что, красиво? Там еще витражи кое-где целые остались и камин в одной комнате. Шпиль вон золоченый с флюгером. Пошли-ка в гости – хоть угощу… Заодно посмотрите, сколько ловцы проклятых сокровищ зарабатывали.

На крепкой дубовой двери висел молоток в виде морского конька. Один глаз рубиновый, второй выпал. На хвосте – следы позолоты.

Дом покинули не так давно – лет пять назад или около того. Полы и лестницы еще были крепкие, а обстановку почти всю растащили или разломали. Наутек собрал картины старых мастеров, остатки ценной посуды и уцелевшую мебель и спрятал в каморке под лестницей, залепив дверь шпалерами, чтобы не бросалась в глаза.