Кольцо разбойника

У меня подскочило сердце. Лучший момент нельзя было даже представить. Улочка, на которой ни души, и открытая дверь в дом, где, возможно, прямо сейчас безо всякого надзора лежит именно то, что нам так нужно!

– А ну-ка бегом! Бегом, Грета!

На миг в голове мелькнуло, что случай был очень хорош, просто подозрительно хорош, но если так думать, лучше уж сидеть на месте и ждать – вдруг кольцо поднесут на блюдце с золотой каймой…

В передней было темно. Громоздились вдоль стен шкафы, тускло блестела перилами лестница, выступая из полумрака. Канделябры в виде утиных голов лукаво перемигивались, ловя свет из щелей в ставнях. Зеркало в овальной раме отразило мое настороженное лицо. Я заправила выбившуюся прядь волос и по привычке оглядела бронзовые завитки рамы – переплетение дубовых листьев и желудей. Начало прошлого века, если не подделка… Наш галантерейный любитель древностей устроился весьма неплохо.

Тишина. Только тикали часы да раздавался на соседней улице визгливый голос газетчика.

– Постарайся не топать! – шепнула я и взбежала на второй этаж.

Коридор тоже не освещен. Странно – будто во всем доме ни души. На этаже две двери, одна заперта – ручка не поддалась – а из-под второй пробивается узкая полоса света… Я прошла по ковру, ступая осторожно, медленно, прислушиваясь, не скрипнет ли половица. Но хозяин, кажется, недавно менял полы – ни малейшего звука они не издавали. Прямо мечта взломщика, кто ж так делает…

Я сделала Грете знак остановиться и потянула на себя дверь. Она не была заперта, только прикрыта. Шаванн выбежал впопыхах и собирался скоро вернуться.

За дверью был рабочий кабинет, отделанный темно-зеленым штофом и дубовыми панелями. На стенах – пейзажи с видами Среднегорья. Из окна падал яркий предзакатный луч, освещая письменный стол с разбросанными бумагами и граненой стеклянной чернильницей.

Мы переступили порог.

– Как думаете, он надолго выскочил? – хрипло спросила Гретхен.

– Кто – Шаванн? Вряд ли. У нас минут пять, не больше… Встань с той стороны двери. Если вдруг вернется, кинешься ему в ноги и начнешь кричать, что хозяйка все узнала, избила тебя до полусмерти и готовит нападение на дом. Поняла? А я…

Тут в полнейшей тишине раздался звук, от которого я поледенела. Дверь скрипнула и с легким стуком закрылась.

– Попрошу без глупостей, – раздался негромкий знакомый голос. – А то рискуете получить пулю.

V.

Из темноты угла, прямо за дверью, вышел один из наших гостей… И это был вовсе не отец почтенного семейства. Обознаться, увы, не представлялось возможным.

В его внешности ничего не изменилось, выглядел он так же безупречно, и смотрел с тем же бесстрастным выражением. Но теперь сжимал в руке пистолет. Небольшой, похожий на игрушку, но на близком расстоянии способный снести полголовы.

– Неужели убьете? – спросила я, когда сердце начало успокаиваться. Голос, к счастью, звучал не так хрипло, как у Греты. – Кто же так встречает гостей?

– Это смотря какие гости, мадам. Нет, убивать вас никто не будет, но кожу на руке ссадить могу, что вряд ли вам понравится… А теперь вы, сударыня, – блондин кивнул на Грету, – выйдете вон и подождете внизу.

– Еще чего! – возмутилась та. Помимо прочих обязанностей, Грета считала святым своим долгом беречь мою честь, а обстоятельства выглядели подозрительно…

– На этот счет можете быть спокойны, – он насмешливо улыбнулся. – Однако у вас высокие отношения, как я погляжу. То строчите на госпожу доносы, а то – такая трогательная забота…

– Перестаньте издеваться, – прервала я.

– Я даже не начинал, уверяю вас. Выйдите, – повторил он Грете. – Я хочу поговорить. Пока – только поговорить.

– А не боитесь, что она побежит в полицию?

– Скатертью дорога. Заодно расскажет, что вместе с хозяйкой вломилась в чужой дом.

– Выйди, Грета, – сказала я, кусая губы. – Здесь ты не поможешь.

– Я буду рядом, – угрожающе предупредила она и протопала к двери. Напоследок задержалась, попыталась испепелить его взглядом, но все-таки вышла. Дверь за ней была тут же заперта на замок.

Мы остались вдвоем в пустой комнате. Солнце, ярко полыхнув, ушло за мансарду соседнего дома, и теперь углы кабинета тонули в полумраке.

С полминуты стояла тишина. Блондин спокойно, но с явным любопытством меня разглядывал – я видела это краем глаза, потому что смотрела в сторону, изо всех сил делая вид, что новый знакомый мне неинтересен. Наконец он нарушил молчание:

– Ваше возмущение выглядит так убедительно… Еще немного – и я поверю, что у вас есть для него все основания.

– А вы считаете – нет ни малейших, так?

– Даже если есть, они не такие веские, как кажется. Хотя на вашем месте я бы и сам потребовал объяснений. Так что на сей раз обойдемся без визитов в полицию и прочих взаимно неприятных вещей. Поговорим, как…

– …старые добрые друзья, – с возможнейшим ядом сказала я.

– Вовсе нет. Как люди, которым есть что обсудить, – он наконец-то убрал свою убийственную игрушку. – Вы очень порадовали меня своим письмом. И не надо делать такое удивленное лицо.

– Не понимаю, о чем вы, – сердито ответила я.

– Да нет, понимаете. Задумка неплоха – видимо, опыт в подобных вещах у вас имеется. Правда, упускаете из виду существенные детали. Мне было бы сложно поверить, что ваша… прелестная, скажем так, горничная смогла написать такое изящное иносказательное послание…

– Не смейте оскорблять мою…

– …от которого, к тому же, шел изумительный запах ваших духов. Очень узнаваемый и очень вам идет. – Комплимент был оставлен без ответа, и хозяин продолжил: – Для начала будьте любезны выложить на стол все, что принесли.

– Бумажник, украшения?

– Оружие. Кажется, от вас много чего можно ждать. – Я не двинулась, и он, не повышая голоса, резко спросил: – Мне самому вас обыскать?

– Не утруждайтесь, – я щелкнула замком сумки, вытащила маленький пистолет, оправленный в перламутр. – «Леонард Мессер». Надеюсь, умеете обращаться и не сломаете.

Блондин глянул на него, улыбнулся то ли насмешливо, то ли одобрительно. Затем быстро и умело разрядил. Повернул рукоять, рассмотрел гравировку с моим настоящим именем.

– У вас страсть к чужим монограммам? То чернильница, то более серьезные вещи… – он бросил пистолет обратно на стол. – Собирались пустить в ход сегодня вечером, не так ли?

– Судя по ситуации, – сухо ответила я. – Мне неизвестно, с кем имею дело.

– Тогда самое время познакомиться. Эрик.

– А дальше?

– Меня устроит обращение по имени, мы не на балу. А как обращаться к вам? – осведомился он. – Госпожа Альяни или госпожа Вандервельт?

– Как вам удобно.

– Тогда Анна, – я снова видела ту улыбку, дерзкую и неожиданно обаятельную. – Забавно… Так вот как вы выглядите на самом деле.

– А вы, надо думать, как-то меня себе представляли, – я забрала «Леонард». – И как, если не секрет? Солидной дамой в возрасте?

– Нет, отчего же – я знал, сколько вам лет. Просто думал, что вы окажетесь немного красивее…

– Очень рада, что вы разочарованы, – отрезала я. – Мне вас совершенно не жаль.

Я почувствовала, что краснею, да и досада в голосе слышалась явственно, что было вовсе не к чему. Эрик подошел ближе. Теперь нас разделяла только высокая спинка стула. Под его взглядом я отвела глаза и внимательно уставилась в окно, хотя смотреть там было не на что.

– А я, знаете ли, не разочарован. Мне казалось, вы гораздо менее интересны. Ожидал, что будете похожи на нашу Луизу. Очень мила. Ни на шаг от моды. Словом, такая же, как все. – Он сменил тон на деловой и продолжил: – Я так понимаю, смысла темнить нет. Кое о чем вы догадались. Как думаете, кто такой герр Шаванн?

– Рискну предположить, что нотариус.

– Правильно. Я видел, как вы глянули на его часы, и понял, что гравировку заметили. Так? Ну что же – да, Густав Шаванн является нотариусом королевской нотариальной палаты, и должен был удостоверить факт того, что вы – действительно вы.

– Для кого?

– Пока только удостоверить.

– Основания у него, согласитесь, были бы странные.

– Соглашусь. Но бывали прецеденты установления факта путем выявления неоспоримой цепочки других фактов, и ваше кольцо в такой прецедент укладывается, – он прошелся вдоль стола и отодвинул кресло. – Вы наверняка слышали про такие вещи. Описание печатки содержится во всех официальных гербовниках, и то, что записал бы Шаванн, могло бы являться доказательством. Не желаете присесть?

– Мне удобно и так.

– Как знаете. Хотя зря – беседа предстоит долгая. Возможно, вашей обворожительной камеристке стоит устроиться тут на ночлег.

– Оставьте уже этот мерзкий тон. Кем вам приходится ваша сестра?

– Луиза? Секретарша Густава. Должна была отвлечь внимание, переведя ваши мысли в мирное русло. Судя по всему, не слишком удачно с этим справилась.

– Как раз она-то справилась. Завалили все дело именно вы.

Эрик приподнял бровь.

– Да? И каким образом?

– Самым откровенным. Тоже мне – сын торговца. Кстати, про себя вы так ничего и не сказали. Кто вы такой?

– Сейчас это не имеет значения и вряд ли будет интересно. Итак, про нашу компанию вы узнали предостаточно, теперь поговорим о вас. Итак, госпожа Альяни, она же Анна-Леста Вандервельт, составила подметное письмо и обманным путем явилась сюда, чтобы разузнать кое-что насчет своих таинственных гостей, – он помедлил, ожидая, что я выйду из себя, не дождался и продолжил: – а если подвернется случай, то и выкрасть кольцо. Знаменитое кольцо Разбойника…

– Слово «выкрасть» не слишком точно отражает намерение вернуть вещь, принадлежащую мне по праву. Кольцо Разбойника относится к фамильным реликвиям дома Вандервельтов, и согласия на передачу его в другие руки не было! Во всяком случае, мне об этом неизвестно, а единственным наследником всего состояния, – я запнулась, потому что слово «состояние» в значении того, что сейчас имелось, звучало нелепо, – являюсь именно я. И только я.

Эрик облокотился о спинку кресла и вкрадчиво произнес:

– Очень хорошо, что вы завели разговор о правах. Кольцо Разбойника ведь указано в вашем свидетельстве о праве на наследство? Указано, мадам? – с нажимом повторил он.

Вот здесь разозлиться уже не составило ни малейшего труда!

– Судя по вопросу, вы и сами знаете, что нет – лишь в описи наследственного дела! Для оформления прав вещь должна быть в наличии и подлежит предъявлению! И с вашей стороны просто отвратительно об этом напоминать! Вся коллекция Вандервельтов в розыске, а в моем распоряжении только… Погодите-ка… – я прищурилась. – Кажется, вам и вправду это известно? И откуда?

– Да, кое-что мне известно, – бесстрастно ответил он. – Во всяком случае, об этой громкой истории – с пропавшей коллекцией, арестом имущества – наслышан в подробностях. Знаю и то, что люди, в чьем распоряжении сейчас имущество Вандервельтов, ничего не могут с ним делать. На законных, разумеется, основаниях. – Эрик оттолкнулся от кресла. – К слову, законных оснований нет и у вас.

– Еще раз благодарю, что напомнили! – грубо ответила я. – Говорите быстрее, что от меня хотели, сударь, мне не терпится избавиться от вашего противного общества…

Эрик подпер рукой подбородок.

– Нахальство ваше так непосредственно, что даже подкупает. Это ведь я влез к вам в дом, чтобы порыться в чужих вещах. Что ж, как хотите. Мы взялись за ваши поиски… назовем это просьбой… По просьбе Рудольфа Вандервельт-Немена.

Я вздрогнула. Дядя?

– И кольцо получили именно от него. Равно как и описание того, как оно поведет себя при встрече с вами. И если бы не ваша проделка вчера днем – видимо, что-то сделали со своими руками – все бы выяснилось сразу.

– А кто подбросил идею, что Элен Альяни и Анна-Леста Вандервельт могут быть одним лицом?

– Нам посодействовал в этом профессор Иезекиил, – просто ответил мой собеседник.

От его слов мне стало совсем неуютно. Мысль о том, что мой пьяница-учитель, чудак и умница, который, несмотря на свои недостатки, все же был мне другом, знал мою историю и, как казалось, уважал меня и сочувствовал, мог выдать ученицу непонятно кому, повергла в шок. Но лучше уж так, чем по-другому… Например, если бы эта шайка развязала Иезекиилу язык иными способами.

– Не волнуйтесь за вашего наставника, – сказал Эрик, разом прочитав на моем лице все мысли, – он к вам искренне привязан, и ему ничего не угрожает. Разве что спиться раньше времени. Профессор долго вещал о талантливой студентке из бедной семьи, у которой даже денег толком не было на учебу, пришлось окончить курс заочно. Матушка ваша, с его слов, давала уроки иностранных языков и рисования. А отец днем чинил цепочки в мастерской, а ночами чертил эскизы шедевров…

Да, это была наша с ним легенда, которая появилась у персонажа Элен Альяни.

– В жизни, я так понимаю, все было несколько иначе. Так вот, раза два Иезекиил проговорился и неумышленно выдал несколько деталей вашей истинной биографии, из чего я сделал вывод, что ищу в правильном направлении. Профессор не умеет врать. Да еще в нетрезвом виде, – с насмешливой улыбкой добавил Эрик. – А то, что любитель выпить, видно с первого взгляда.

– Вы его напоили, да? – еле сдерживая ярость, спросила я.

– Ну почему же сразу напоили, – он пожал плечами. – Предложили слегка угоститься в приятном обществе. И в ходе беседы немного понизили крепость благородных напитков. Без его ведома.

– Мне ясно, с кем имею дело.

– Тем лучше – я не расположен рассказывать. Не стоит злиться на меня, сударыня. Я честно пытался разузнать о вас у прежних знакомых и друзей, но со времени разорения дома Вандервельтов судьбой его единственной наследницы мало кто интересовался. Должно быть, вам и самой это известно.

– Вы на редкость деликатны, сударь. Что с дядей? Судя по всему, сидит под замком где-то в сарае… или в подвале гостиницы на задворках какой-нибудь деревни. После такой же вот приятной беседы.

– Да нет, с ним-то как раз все хорошо. Он посещает планетарий, любуется видами реки с Часовой башни… Словом, живет в свое удовольствие.

В голосе Эрика прозвучало что-то похожее на пренебрежение или даже презрение, и это мне крайне не понравилось: не его дело решать, что собой представляет дядя – человек, возможно, и легкомысленный, но по-своему добрый и великодушный.

– Впрочем, это меня не касается, – добавил Эрик. – Мне нужно было вас разыскать.

Непонятно все это было… Совершенно непонятно.

Да, дядя действительно вряд ли знал что-нибудь об Элен Альяни – это имя появилось после смерти бабушки, а тогда Рудольф уже не один год жил на другом конце страны. Все отношения между ним и Ванессой-Терезией, которые и так-то не отличались теплотой, к тому времени давно прекратились.

Мы с ним были друзьями – во всяком случае, мне так казалось. Он был беспечный, веселый, похожий на игристое вино. Мама говорила – копия отца в молодости, бабушка с кривой улыбкой это подтверждала. Жил на доходы от расстроенного семейного имения, где-то иногда служил, но служба ему быстро надоедала. На просьбы родителей определиться и заняться делами часто отвечал, то ли в шутку, то ли серьезно, что великий ум его не создан для скучных дел… А таких слов, как служба и жалованье, приличный дворянин и знать не должен.

После его отъезда я еще получала открытки со штемпелями разных городов – Рудольф все так же колесил по стране и жил то в одном месте, то в другом – а потом перестал и писать.

Несколько раз я отправляла письма по его старым адресам, пытаясь разыскать дядю, но все мои эпистолы вернулись назад.

Последнюю весточку я получила через месяц после бабушки – событие было громкое, о нем писали в газетах. Соболезнование дядино было корректно, вежливо, и слово в слово взято из официальных посланий, которые обычно направляются в таких случаях. Я понимала, что скорбеть по поводу кончины Ванессы-Терезии дядя Рудольф не будет, и все же мне стало грустно. Казалось, тогда он мог найти для меня другие слова…

Из этого письма я сделала два вывода: что с дядей все в порядке, он живет своей жизнью где-то в приличном месте, куда доходят столичные газеты, и что общаться с нашей семьей даже в моем лице ему не хочется. Что ж, это было его дело, и он имел на то полное право. Потом и я сменила место жительства, покинув Брокхольм и переселившись в домик на окраине провинции, который бабушка заблаговременно приобрела на мое имя.

А теперь, значит, дядя все же захотел встретиться. Или вынужден…

– Где Рудольф? – спросила я.

– Не слишком далеко от Бестама. Это все, что вам пока следует знать. – Эрик перегнулся через стол. – А я бы на вашем месте задал другой вопрос. Не интересуетесь, откуда у него кольцо?

Полумрак в комнате сгущался от наступавших сумерек, и это было кстати – надеюсь, не очень заметно, что у меня снова начинали гореть щеки. Да, я весьма интересовалась это узнать. Но никогда бы не показала чужаку, да еще непонятно с какими намерениями, что происходило в нашей семье и какие дрязги в ней бывали…

Эрик ядовито усмехнулся.

– Что ж, доподлинно мне это неизвестно. Но остальная часть коллекции, и вы это подозреваете, может оказаться в тех же руках.

– Вам нет дела до моих подозрений.

– Справедливо. Вот и оставайтесь при них, – он отомкнул ящик, достал знакомый уже футляр и снова запер ящик на ключ. Положил бархатную коробочку передо мной. – Ваше кольцо, мадам. Будьте так любезны, продемонстрируйте вживую свойства этой знаменитой бижутерии. Меня уверяли, что печатка светится, когда перстень надевает настоящий Вандервельт, потомок того самого, первого… Это правда? Тогда можно сократить расходы на свечи, а то воск дорожает, как Шаванн сетовал. В некоторых, гм… семейных ситуациях любая экономия может оказаться кстати. – С галантным сарказмом закончил он.

– Вы просто свинья, сударь, и это все, что я имею вам сказать.

Эрик оставил последние слова без внимания. Я не стала на него смотреть – слишком много чести, – открыла футляр и вытащила кольцо.

Теперь оно почувствовало меня сразу… Агат посветлел, затем стал наливаться красным цветом. Скоро он уже полыхал всеми оттенками огня, яркого и живого, словно настоящий костер, резко вычерченный на багрово-угольном фоне.

Мои руки, холодные от волнения, потеплели. Неприятная дрожь унялась. Странно, каким влиянием наделены подчас вещи – это старинное, грубоватое кольцо с крупным камнем, которое я и надевала-то раза два, не больше, теперь согрело и успокоило. Тревожные мысли светлели, рассеивались, и вот я уже знала, что смогу все. Нет ничего такого, с чем не справится Анна-Леста Вандервельт, даже если через минуту снимет кольцо. Оно все равно останется со мной навсегда. Хотя… лучше бы его не снимать.

Эрик смотрел на пылающий агат, приподняв бровь – все-таки был поражен, как ни старался это скрыть. Да, такое мало кому доводится видеть, и уж точно не каждый день. Я встретилась с ним взглядом, и в моих глазах светилось такое торжество, что он почел за лучшее не показывать свои восторги. С усталым и снисходительным видом взял со стола пачку писем и начал бегло просматривать. Ну, конечно, дверь заперта, внизу сторожит его прихвостень, из окна не выпрыгну, куда деваться…

– Развлекайтесь, – спокойно сказал он, откладывая одно письмо за другим. – Насколько мне известно, других необычных свойств у кольца не наблюдается…

– Кажется, нет, – я и вправду ничего об этом не знала. Хотя, если оно называется кольцом Разбойника, должно же такое имя значить хоть что-то? Или вправду только перстень-печатка, и не больше…

Я прошла к окну, чтобы рассмотреть агатовый костер в остатках вечерних сумерек, и неосторожным движением задела ящик стола. Тот самый, из которого Эрик достал кольцо. Ящик с легким щелчком выдвинулся из пазов. Этот звук отвлек меня. Я уставилась на ящик, до конца не понимая, что именно произошло.

Но я же видела, точно видела, как его заперли… Слышала, как звякнул замок. Эрик открыл, вытащил футляр и повернул ключ. А теперь ящичек, один-единственный с этой стороны стола, был выдвинут. Да, вон бумаги, перья, запасная чернильница…

Плохо соображая, что делаю, я другой рукой коснулась ящичка и вернула его на место. Снова тихий щелчок. А потом коснулась ладонью с кольцом, зацепила узорную ручку и потянула на себя.

– Вы пытаетесь камень из оправы вытащить? – не отрываясь от писем, подал голос Эрик.

Ответа не последовало. Я застыла на месте, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Неужели это правда, и на то оно и кольцо Разбойника, чтобы… Ну да, конечно же! И сейчас так вовремя явилось на помощь хозяйке, и все, что ей осталось – хотя бы не испортить все дело.

Я украдкой глянула на Эрика – он по-прежнему сидел, поглощенный своими документами, но я знала, что краем глаза он за мной следит. Не мог не следить. На миг я даже почувствовала к нему что-то вроде нежности – все ведь сделал по своей шпионской науке: выследил, нашел, не оставил никакой возможности скрыться, а вот получишь сейчас… Ну, держись!

От неожиданности и восторга сердце все не хотело успокаиваться, и теперь отдавалось в ушах. Мне казалось, что эти громовые удары слышны во всем доме. Только бы не заподозрил ничего раньше времени, а то еще сломает мне руку, потому что добром кольцо назад не получит, особенно если сообразит, что к чему…

Я глубоко вздохнула, закатив глаза. Качнулась вперед и оперлась рукой о спинку стула – того, что стоял ближе к двери.

Да, так и есть – он внимательно за мной наблюдал, потому что немедленно поднял голову. Свет падал на его гладко зачесанные волосы и строгие серые глаза. До чего глупая мысль мелькнула в голове – я представила, что в другое время не думала бы так яростно о том, чтобы сбежать отсюда… К счастью, эта нелепость моментально испарилась, уступив место более нужным соображениям.

Видя, что он на крючке, я продолжила – судорожно вцепилась одной рукой в обивку, второй держалась за затылок. Пальцы мои подрагивали. Бледность и красные пятна на лице не сыграешь, но я и сама чувствовала, как от волнения меня бросает то в жар, то в холод, так что со стороны полуобморочное состояние, наверное, выглядело правдоподобно…

Письма с шорохом скользнули на пол. Эрик встал с места, пристально глядя на меня, и на его лице больше не было ни сарказма, ни яда.

– Что с вами? – спросил он, делая шаг навстречу.

– Голова кружится…

– Сядьте! Да не стойте вы, сейчас упадете…

Он отвернулся, ища глазами графин с водой, но тот, как назло, точнее, как на счастье, стоял на столике в дальнем углу комнаты. Только Эрик кинулся туда, как я уже коснулась дверной ручки. Да! Да, мое кольцо! Дверь, запертая на ключ, мгновенно подалась и бесшумно отворилась на хорошо смазанных петлях.

Я сорвалась с места и опрометью кинулась вон, захлопнув дверь, которая тут же щелкнула замком у меня за спиной. Мне хотелось расхохотаться от счастья и заодно – чего греха таить – от злорадства.

Жаль, что не увидела выражение его лица, просто ужасно жаль – посмотреть наверняка стоило. Но возвращаться даже ради этого было не с руки. В юбках не перепрыгнуть через перила, как я с удовольствием сделала бы в другое время, и сейчас скакала через ступеньку, думая лишь о том, как не скатиться кубарем по лестнице. Гретхен, стоя внизу, с ужасом уставилась на меня. Я схватила ее за рукав и отчаянно прошептала:

– Бегом отсюда!

У дверей привратник – а, вернулся-таки! Ах, хоть бы поблизости не оказалось Шаванна! Хоть никакой и не торговец, но мне не хотелось, чтобы он пострадал от нашей с Гретхен шайки… Да, теперь шайкой здесь были мы!

Привратник встал, подозрительно глядя на нас, но теперь меня было не остановить. Я обставила твоего хозяина, мой милый, за тобой дело не станет.

В следующий миг я вцепилась в воротник его ливреи и умоляюще простонала:

– Быстрее, прошу вас! В него стреляли из соседнего окна, ну что вы встали! Ждете, пока богу душу отдаст?!

Он ахнул, метнулся по лестнице, а мы – к двери. Я дернула ее на себя, но она не поддалась. Дернула сильнее, чувствуя, как все холодеет внутри: в чем дело?! Меня оглушил ворох предположений – то ли кольцо не действует на какие-то двери, то ли оно открывает не больше двух замков зараз, и в следующее мгновение я представила себе Эрика, когда он застигнет нас обеих тут, как в мышеловке… Пощады можно не ждать.

Наверху кто-то столкнулся, что-то с грохотом упало, послышалась брань… Конечно, не станет же он там полчаса сидеть, отходить от потрясения!

– Да куда ж вы на себя-то трясете, горе вы мое! – Грета отпихнула меня от двери и распахнула ее наружу. – Вот наказание!..

Да уж, против глупости даже такое кольцо вещь бесполезная…

Через мгновение мы уже были на пустынной темнеющей улице, вдоль которой ходил фонарщик, зажигая газовые фонари. Я метнулась в арку, оттуда – на улицу Менял, или на какую-то другую, потому что все проулки и дома казались одинаковыми… А, нет – вот он, фонтан!