Алые птицы

Анна Самохина

Алые птицы

Пролог. Алая ночь

18 августа 2018 года. Ночь.

Тишина накрывала город, проникая во все его тёмные уголки. Она расползалась по улицам и забиралась в дома, лениво протягивала щупальца в комнаты, легко касалась людей своим невесомым дыханием.

Павел всегда считал, что тишина имеет форму. Она представлялась ему облаком, тёмным и тяжёлым. Павел любил тишину, и ночами, в которые не мог уснуть, подолгу сидел на кухне. Он вглядывался в тусклое сияние луны и отмечал, что каждый раз её цвет был разным.

Сегодня луна поднялась круглая и жёлтая, как головка свежего сыра.

Перед входной дверью мелькнул чей-то силуэт. Павел заметил его краем глаза и медленно встал. Он парой больших шагов пересёк кухню и, чувствуя внутри нервную дрожь, открыл ящик гарнитура. Оттуда Павел вынул пистолет, проверил патроны и щёлкнул предохранителем.

Он услышал негромкий скрежет возле замочной скважины, а затем два уверенных поворота ключа. Павел выглянул из проёма, и в этот момент входная дверь открылась, запуская в дом разведённый в тишине холодный звёздный свет.

Вошедший остановился. Он закрыл дверь, чуть хлопнув ею, и прислушался к царящему вокруг безмолвию.

– Паш? – негромко позвал он, и Павел облегчённо прикрыл глаза.

Он оставил пистолет на кухонном столе и вышел в прихожую.

– Предупредил бы, что придёшь, – произнёс Павел. – Ещё и своими ключами дверь открыл. Я чуть тебя не пристрелил.

– Не подумал, – голос Георгия дрогнул, как будто он был чем-то напуган.

Павел потянулся к выключателю, но друг остановил его.

– Нет, не включай свет. Увидит кто-нибудь. Пойдём в ванную.

Сейчас Георгий был слишком серьёзен, чтобы игнорировать его слова, поэтому Павел со вздохом направился вдоль по коридору. Теперь невроз пробил и его. Хотя заходить в тёмную комнату без фонаря было некомфортно, он вёл руку вдоль стены, вспоминая каждую её неровность. Комната без окон встретила гостей тягучим мраком, который, казалось, можно было резать ножом.

– Ты вообще собираешься рассказать, в чём…

Павел оборвал фразу на полуслове, потому что Георгий щёлкнул выключателем. Из лампы под потолком пролился яркий свет, но даже минутная ослеплённость не помешала разглядеть то, что никто больше не должен был видеть.

Асфальтово-серый спортивный костюм прятал пятна. Зато они хорошо были видны на руках и шее Георгия – тёмно-красные брызги, мелкие как роса.

– Помнишь Семёна? – спросил Георгий, и Павел уже не нуждался в продолжении фразы.

Конечно, он хорошо помнил Семена. Редкий негодяй, впрочем, ничуть не хуже каждого второго жителя этого города. В прошлом бандит, в настоящем – человек, которому не захочешь переходить дорогу. Увы, закону плевать, справедливо ли убийство. Быть может, в этом был свой смысл, но Павла сейчас это мало волновало. В Птицыне жили люди, которые были опаснее закона.

– Я убил его, – спокойно закончил Георгий.

Павел медленно кивнул. Мыслей было немного – но он знал точно, что сейчас должен уничтожить все улики, которые завтра помогли бы ему раскрыть убийство. Все, которые связывали Георгия с трупом.

– Раздевайся. Вещи я закину в стиралку, а тебе нужно принять душ, потом вымыть мою ванну с хлоркой. Кто-нибудь видел тебя? – Павел впился ногтями в ладонь в попытке вернуть контроль над своей холодной головой. – И сейчас ты расскажешь мне, как всё было.

Глава 1. Красное стекло

18 августа. Утро.

Запах ладана наверняка приносит умиротворение каждому, кто слышит его хотя бы отдалённо. Но даже спустя полчаса пребывания в церкви Павел всё ещё чувствовал смятение, вихрем крутящееся где-то в глубине сознания.

Деревянное распятие и едва мерцающий огонёк за красным стеклом мешали сосредоточиться. Мысли о том, что как раньше уже ничего не будет, болезненными спазмами стягивали голову. Павел лихорадочно шептал молитву, при этом чувствуя колючий привкус лжи на языке.

– Господи Боже мой, Ты знаешь, что для меня спасительно, помоги мне; и не попусти мне грешить пред Тобою и погибнуть во грехах моих, ибо я грешен и немощен; не предай меня врагам моим, яко к Тебе прибегох, избави меня, Господи, ибо Ты моя крепость и упование мое и Тебе слава и благодарение во веки.

Слова слетали с губ почти незаметные, как последние вздохи умирающего. Павел смотрел в лицо Иисуса с восхищением, с благоговением, но куда больше – с надеждой.

– Аминь, – выдохнул он, перекрестившись.

Почувствовав едва заметное облегчение, Павел покинул церковь и сел в свою машину. Он ещё долго не двигался с места, раздумывая над тем, как скрыть убийство. Павел уже не раз совершал подобное – как оказалось, в Птицыне молчание действительно было золотом. Будучи следователем, он многое знал, но на это же и закрывал глаза. Будь он честных правил и твёрдых принципов, не построил бы дом и не ездил бы сейчас на внедорожнике. Всё это – цена, которую люди платили за слепоту и молчание.

И Павел не сомневался, что был не единственным немым в этом городе.

Уняв бурю внутри, Павел завёл машину и направился в сторону парка, до которого было не больше пяти минут езды. В его южной части уже вовсю сновали люди: два криминалиста задумчиво осматривали кусты, там же стояли полицейские, которые непрерывно что-то строчили в записных книжках. Простые зеваки вытягивали шеи в попытках рассмотреть место преступления – но большую поляну огородили красно-белыми лентами, за которую никого не пускали. Павел не мог вспомнить, когда в последний раз убийство привлекало столько людей.

Подойдя ближе, он почувствовал шевеление страха. Георгий рассказал ночью, что убил Семёна в этом парке после произошедшей между ними ссоры. И указал точное место, где оставил тело.

Но перед Павлом предстала совсем иная картина.

Только взглянув на пустынные тропинки парка, с уверенностью можно сказать: никто и не пытался прятать произошедшее. Напротив, кто-то надеялся, что его труды оценят по достоинству. Первый зритель непременно должен смахнуть восхищенную слезу и поаплодировать.

Семён лежал в алой колыбели. Кровь давно впиталась в землю, но первый взгляд к себе приковывали шикарные цветы, которые огромными веерами расходились в стороны в районе его плеч. Если смотреть с высоты, то можно легко понять замысел автора – ветви с алыми бутонами до умопомрачения напоминали раскрытые крылья птицы, которая, смирившись с падением, провожает взглядом небо.

Руки мертвеца были сложены в молитвенном жесте, но Павел не мог сказать, о чем тот просил.

Он знал только одно: вариантов развития событий было немного. Первый – Георгий солгал и всё это сделал сам. Второй – кто-то нашёл тело Семёна раньше первого прохожего и решил… А что решил? Зачем уделять столько внимания трупу? Трупу человека, которого убил не ты.

Павел склонился над Семёном, разглядывая его лицо и руки.

– Давно такого дела не было, – раздалось сзади, и Павел узнал в подошедшем Никиту – своего напарника в делах об убийствах.

– Никогда такого не было, – недоумённо уточнил Павел.

Он сомневался, что Георгий стал бы лгать. Выходит, теперь кто-то знает о его преступлении, кто-то, может быть, наблюдает сейчас за Павлом. Цветами в виде крыльев этот кто-то хотел сказать нечто важное: и понимание медленно просачивалось в мысли Павла.

– Поговорю со свидетелем, – бросил он напоследок и, подняв ограничительную линию, вышел к небольшой толпе.

Мужчина, который нашёл тело, стоял в отдалении и разговаривал с полицейским. Тот только кивал в ответ и быстро записывал в блокнот информацию.

– Доброе утро, – поздоровался Павел с обоими. – Вы нашли тело?

Мужчина кивнул. Его движения были немного дёргаными, но ничего необычного Павел в этом не увидел. Свидетели преступлений порой могли удивить и сильнее.

– Константин, – представился мужчина и поправил очки, сползшие на кончик носа.

– Капитан юстиции Федосеев Павел Андреевич. Расскажите, что вы делали в парке в шесть часов утра, как нашли тело и что заметили.

Константин отвернулся от полицейского и принялся активно жестикулировать руками.

– Понимаете, встаю я всегда рано, за хозяйством посмотреть, коров выпустить, в общем, дел много, – он снова поправил очки. – А тут мама встала, давление у неё, таблетки по расписанию пьёт. Утром взялась – кончились, она новую пачку достала, так там срок годности месяц назад вышел. Нельзя же их уже пить, правильно?

Павел угукнул, когда понял, что Константин ждёт от него ответа.

– А у неё по расписанию. Нельзя пропустить время, никак нельзя. Она меня и отправила в аптеку. В ту, что круглосуточная, вторая ж не открыта ещё. Вот, пошёл я, решил через парк срезать, иду, иду, вышел на дорожку боковую, смотрю, красное что-то. Подошёл, – он махнул рукой и едва не сбил со своего носа снова сползшие очки, – смотрю, а тут Семён лежит. Позвонил в полицию, сам дальше хотел идти – в аптеку-то надо. А они говорят, не отходить от места преступления. Уже целый час тут стою. А время поджимает, таблетку надо пить.

Павел кивнул и отметил, что таинственный незнакомец орудовал здесь в промежуток с трёх до шести часов утра – а если быть точнее, с трёх до четырёх, потому что Георгий пришёл к нему в начале четвёртого, а в половину пятого уже начинало светать. Павел сомневался, что подобные вещи делаются при дневном свете, но при этом друг не делился подозрениями по поводу сторонних наблюдателей.

Пока картина вырисовывалась понятная: кто-то застал ссору Семёна и Георгия, увидел, как первый был убит, но при этом не стал останавливать Георгия или звонить в полицию. Вместо этого он нашёл неподалёку красные цветы, сорвал целую охапку, вытащил труп из кустов и положил его на видном месте. Обставил весь символизм и исчез, как будто его никогда и не было.

«Кому-то надоело молчать, но он боится говорить», – подумал Павел, продолжая кивать на кажущийся бесконечным поток слов Константина о состоянии здоровья его матери.

Во всём этом был только один плюс – таинственному незнакомцу можно приписать убийство. Осталось только найти его.

– Вы заметили что-то необычное? – спросил Павел на всякий случай.

Константин ответил решительное «нет», после чего Павел отпустил его в аптеку, а сам подошёл к остановившемуся в отдалении Никите.

– Есть новые данные? Откуда цветы?

Никита указал в глубину парка.

– В сотне метров отсюда все клумбы засажены аконитом. Цветы срезаны оттуда.

– Спасибо. Ты на работу? Я хотел…

– Это что, убийство с утра пораньше? – перебил его довольно весёлый голос Георгия, раздавшийся со стороны центральной аллеи.

Павел с раздражением повернулся к другу, который непринуждённо склонился над лицом Семёна и теперь с интересом рассматривал его. Полицейские только заканчивали описание, поэтому пакетом пока не накрыли.

– Что ты здесь делаешь? – как можно спокойнее спросил Павел.

– Мы собирались позавтракать. Но, вижу, у тебя дела поважнее. Привет, Никит. Как работа?

Напарник Павла оторвался от своих записей.

– Неплохо, спасибо.

– Да уж, наш город умеет удивлять.

– Не думал, что ты встаёшь так рано. Как ты узнал, что Паша будет тут?

– Zenly1. Хорошая программа, особенно, когда шастаешь по всяким злачным местам в поисках преступников.

– Понятно. – Никита повернулся к Павлу. – Пойдёте завтракать?

Павел впервые слышал о том, что договорился завтракать с Георгием, однако кивнул.

– Да. К одиннадцати приду на работу.

– Ладно. Вечером я хотел уйти пораньше, так что прикроешь меня.

Павел попрощался с напарником и направился по дорожке следом за Георгием. Он воздерживался от комментариев ровно до тех пор, пока они не сели в машину.

– С ума сошёл? – рявкнул Павел. – Ты что тут делаешь?

– Услышал, что всё не так, как было. Елизавета Петровна сказала.

– Даже не буду спрашивать, как ты успел пообщаться с ней в семь утра и откуда она вообще знает про убийство. Да и вы вроде не так часто разговариваете…

– Разговариваем, когда надо. Она дружит с матерью того мужика, который труп нашёл. А я… Уснуть не мог. Решил пробежаться, по дороге её встретил. Спорт – это хорошо.

Павел устало вздохнул. Он не любил копаться в секретах Георгия, тот рассказывал их все сам, когда был к этому готов. А те, что не хотел рассказывать, в самом деле лучше было не знать.

– Как скажешь, – ответил Павел, ни на секунду ему не поверив.

Георгий не ответил, впрочем, он не имел привычки разубеждать собеседника.

Павел свернул на небольшую дорогу, ведущую к центру города. Он остановился на парковке, но не спешил выходить. Людей на улице было мало, кафе ещё не открылось.

– Тебя видели там. Но тот человек тоже повязан, вряд ли он будет тебя сдавать.

– Но зачем весь этот символизм? – Георгий тоже не торопился выходить. – Как будто сектанты какие-то. И потом, вряд ли подобное было спланировано. Я ведь не готовился к убийству.

Георгий обходил обсуждение причины этого поступка, и Павел не спешил давить. Он знал, что рано или поздно друг наверняка признается, так было всегда – так будет и теперь. Павел был единственным, кому Георгий в конце концов говорил правду, единственным, кому он полностью доверял и кто оставался его другом уже больше двадцати лет. Жизнь вокруг Георгия стремительно менялась: как правило, не в лучшую сторону. И единственным статичным предметом в ней оставался Павел. Хотя порой Георгий был невыносим, иногда будто назло не разговаривал с другом месяцами, но всё равно он возвращался туда, где ему всегда были рады. Где в нём нуждались.

– Думаю, тут всё сложнее. И вряд ли это сектанты, их давно у нас нет, к тому же почерк… Странный. Думаю, это не ритуал, хотя очень похож.

– Почему ты так думаешь?

– Ритуалы не проводят с уже мёртвыми людьми. Конечно, я поищу информацию об этом, но сомневаюсь, что найду нечто достойное.

Павел чувствовал в руках нервную дрожь, но не позволял ей пробраться к плечам. Он вцепился в руль так сильно, что побелели пальцы.

– Это не просто обычное преступление, – пробормотал он, выискивая наиболее здравые мысли. Но сейчас он себе больше напоминал бьющуюся в сетях рыбу. – У нас под боком проблема – и куда серьёзнее, чем может показаться. Сам подумай: зачем кому-то пачкать руки в чужом убийстве? Это странно. Глупо даже. Но тот, кто это сделал, не глупец. Взгляни на это с иной стороны, не считай этого неизвестного психопатом. На минуту предположи, что он вполне адекватный. Красные акониты вокруг тела напоминают кровь. Почему именно эти цветы? Признаюсь, не знаю. Наверное, просто под рукой оказались, ведь убийство было незапланированным, этот кто-то мог оказаться в парке случайно, идея могла прийти ему тоже внезапно. Мне неясны только две вещи: крылья и молитвенный жест. Но о чём может молиться Семён? Сдаётся мне, что ответ на этот вопрос – ниточка к автору. А если нам повезёт, и это будут сектанты, то повесить на них убийство – раз плюнуть.

– Хочешь сказать, это всё сделано… Зачем? Показать убийство людям?

– Не знаю. Но ничего не делается бесцельно.

– То есть кто-то готов покрывать меня и при этом подставляться сам, чтобы оставить символичный знак людям? – Георгий проследил за девушкой, которая перевернула табличку на входе в кафе, и теперь на зелёном фоне приветливо красовалась надпись «открыто».

– Именно, – Павел воодушевлённо повернулся к другу. – Кто-то всё знает и обо всём молчит. Почему? Ещё одна загадка. Но этот кто-то очень хочет заговорить.

– Знаки не все поймут, – протянул Георгий.

Павел на мгновение задумался. Он не знал человека, который не заметил бы этот знак – тем более, такой яркий. А вот другое дело…

– Поймут все. Но большинство – неправильно.

– Его не услышат, если он будет говорить от себя, – тут же понял Георгий.

– Ему нужен символ, который просто невозможно проигнорировать.

– В таком случае, проблемы только начинаются.

– Вот именно. А теперь купи мне что-нибудь, я останусь тут, надо подумать.

Глава 2. Молящийся грешник

18 августа. Утро.

Как обычно, Павел решил начать расследование с самой неинтересной части – опроса людей, которые знали Семёна. Но именно эту часть нужно было выполнить как можно тщательнее, ведь на её основании придётся выстраивать свои подозрения, а затем и обвинение. А учитывая, что реального убийцу привлекать к ответственности Павел не собирался, ему нужно было найти человека, который разложил цветы вокруг трупа Семёна.

Кроме того, если он не успеет отыскать подозреваемого за короткие сроки, из города областного значения пришлют своего следователя, а он может добраться до правды.

Вздохнув, Павел постучал в невысокую деревянную калитку. Та была покрашена в грязно-оранжевый и внушала необъяснимую тревогу, которую Павел отчаянно ненавидел. Уж лучше трястись от ужаса, чем чувствовать, как внутри что-то медленно и целеустремлённо разъедает мысли.

Скрипучую дверь открыл мужчина в застиранной белой майке. Павел скользнул по нему незаинтересованным взглядом: он прекрасно знал, что тот практически никогда не контактировал с убитым.

– Капитан юстиции Федосеев Павел Андреевич. Разрешите пройти?

– Утро доброе, – без тени дружелюбия буркнул мужчина, однако отошёл во двор.

Павел быстро пересёк небольшую лужайку. Он шагнул внутрь двора и, мельком осмотрев его, направился в дом.

Здесь жила Елена – младшая сестра Семёна – с мужем и двумя сыновьями. В отличие от брата, она имела весьма средний доход и вела свои дела спокойно, не попадаясь на глаза правоохранительным органам. Ни ссор, ни драк, ни жалоб соседей – словом, обыкновенная семья. Слишком обыкновенная для Птицына. Про таких Георгий всегда говорил: «в тихом омуте черти водятся, смотри в оба, а то утащат».

В прихожей Павла уже ждали. Елена поприветствовала его и проводила в гостиную. Он же отметил, что женщина жила у мужа, при этом сама имела куда больший по площади дом на другом конце города, доставшийся в наследство от родителей. Семён отказался от своей доли, и после смерти матери весь участок отошёл его сестре.

– Вы уже знаете, почему я здесь?

– Утром Семёна убили, – отозвалась Елена и закрыла дверь в гостиную. – Об этом уже все знают. Даже в новостях написали.

– Сочувствую вашей утрате, – дежурно произнёс Павел и уселся в большое кожаное кресло.

Елена махнула рукой, как будто он сказал ничего не значащую мелочь.

– Мы с ним давно не разговаривали. Уже стали как чужие.

– Когда общались в последний раз?

– Наверное… Месяца два назад. Я позвонила и поздравила его с днём рождения.

– Он не говорил, что у него есть враги или недоброжелатели?

Елена удивлённо подняла брови.

– О чём вы? У него врагов полгорода найдётся. Всех и не перечислишь.

– Как вы думаете, что может значить символизм?

Женщина только пожала плечами, но стоит отдать ей должное – действительно задумалась.

– Тут вариантов не так уж много. Красный цвет обычно означает кровь, страсть, любовь или ненависть. Крылья – ну… Может быть, это про смерть? Ведь птица обычно считается символом смерти. Только вот я думаю, в этом случае они были бы чёрными. А вот сложенные в молитве руки… – Она сдержанно улыбнулась. – Простите, Павел Андреич, ни за что не поверю, что Семён о чём-то молился.

– Я вас услышал. А что с домом ваших родителей? Семён Александрович отказался от своей доли юридически?

– Да, мы заполнили все документы сразу, как только вступили в наследство. Он никогда не стремился испортить наши отношения, но и не пытался их наладить. Понимаете, я всегда плохо относилась к его работе с Мих… Мстиславом. И не стеснялась об этом говорить. Мы часто ссорились по этому поводу, а потом отдалились.

Павел отметил позицию Елены в блокноте и вернулся к разговору.

– Скажите, а где вы были этой ночью?

– И я, и муж, и дети всю ночь находились дома. Все легли около одиннадцати вечера, мы с мужем проснулись в шесть, потому что всегда встаём примерно в это время. Дети ещё спят.

– Хорошо. Если появятся ещё вопросы, я позвоню, запишите номер.

Павел наспех попрощался с Еленой и её мужем и покинул их дом. Сегодня он планировал обойти ещё несколько человек – как минимум, бывшую жену Семёна – Ирину, и его соседку, Елизавету Петровну.

Решив пока повременить с визитом к первой, Павел надкусил купленную Георгием шаурму и завёл машину. Он направился к Елизавете – пенсионерке, которая жила неподалёку от центра Птицына. К ней Павел всегда питал тёплые чувства, однако вместе с тем опасался, прекрасно зная, чем Елизавета Петровна занималась в прошлом.

Женщина открыла дверь сразу, словно ждала его приезда. Павел осмотрел большую прихожую и следом за хозяйкой зашёл на кухню.

– Будешь чай? У меня и конфетки есть, – приговаривала Елизавета Петровна, и не успел Павел рта раскрыть, как перед его лицом оказался кулёк конфет. – Хочешь пряники?

– Спасибо, Елизавета Петровна, я тут по делу.

– Понимаю, понимаю. Только чем я-то помогу? Я Семёна давно уже не видела, он был нелюдим.

– Он часто уходил из дома?

– Редко, раз-другой в неделю. За продуктами, может. Я не слишком наблюдала за ним.

– Вот как? Соседи обычно всё друг про друга знают, – Павел постарался улыбнуться доброжелательно, но, похоже, не получилось.

Елизавета Петровна взглянула на него с хорошо скрытой нервозностью и наигранно весёлым прищуром.

– Я много времени провожу в саду и на огороде. Вечером в дом возвращаюсь и не могу знать, выходит он куда или нет. Чаще к нему приходили.

– И кто приходил?

– Ох, вряд ли кто-то неожиданный. – Елизавета Петровна налила себе чай из небольшого заварника. – Жена его бывшая, Ира. Буквально на прошлой неделе была. Ещё сестра приходила. Миша неоднократно, но не думаю, что они ссорились. А вот с Леной скандал был хороший.

– Который Миша?

– Который Мстислав.

Павел записал показания в блокнот и подчеркнул слова о том, что Елена виделась с братом на прошлой неделе. Возле её показаний поставил знак вопроса.

– Вы заметили что-нибудь необычное этой ночью?

И хотя на этот вопрос, как правило, все отвечали отрицательно, Елизавета Петровна на миг задумалась.

– Ночью я вдруг проснулась и услышала, как хлопнула входная дверь Семёнова дома. Потом кто-то прошёл по улице, а у него как раз такие ботинки есть, которые немножко стучат.

– Во сколько это было?

– Около часа, минут десять-пятнадцать второго.

Павел кивнул и снова записал показания.

– Что вы думаете о символизме убийства?

– Ах, символизм, – Елизавета Петровна покачала головой, но Павел мог поклясться, что в её глазах не было и тени осуждения. – Молитва, крылья, Семёна будто выставили ангелом. Молящийся грешник – что может быть порочнее и абсурднее?

– Я всегда думал, что грешники раскаиваются в молитвах.

– Он-то не раскаивался.

– Понятно. А можно осмотреть комнату, где вы спите?

Елизавета, казалось, удивилась такой просьбе, однако отказывать не стала. Она с заметным усилием поднялась со стула и провела Павла в дальнюю комнату – небольшую спальню, в которой располагалась кровать напротив небольшого окна, два высоких и узких шкафа, а между ними – стол, выполняющий роль подставки для горшков с цветами.

– Акониты, – отметил Павел, проведя рукой по алым бутонам.

– У многих они стоят. Как-никак, достояние Птицына.

На закрытой стеклом полке шкафа лежали лекарства – многие Павел знал, они были популярны у пожилых людей. От давления, боли в суставах и спине, что-то для глаз – стандартный набор.

На свободной стене, параллельной кровати, висели вполне обычные часы. Правда, цифры были очень маленькими – Павел сомневался, что пожилая женщина с плохим зрением сможет в полной темноте рассмотреть время.

– У вас спина болит?

– Да, давно уже. Что ж поделаешь, возраст.

– Понимаю. Моя бабушка такое же лекарство принимает. А вы телефон на ночь где оставляете?

– На кухне обычно. Всё-таки всякие волны от него идут, нехорошо в комнате класть. А что?

– Просто задаю вопросы, которые могут помочь следствию. Пока трудно строить теории.

Елизавета Петровна показалась Павлу напряжённой, но он не стал акцентировать на этом внимание. Попрощавшись, следователь покинул дом женщины и снова сел в машину с неприятным пониманием, что ехать к Ирине всё-таки надо.

Нет, он не ненавидел её. Птицын был маленьким городом, а Павел работал в нём следователем – этих двух фактов было достаточно, чтобы он знал большинство жителей. С некоторыми даже не был знаком, но пару раз рассматривал их личные дела. И информация об Ирине, как и отзывы людей о ней, Павлу решительно не нравились.