Кныш и пиво

– Батюшка миотропный бендазол! Впечатляет. А результат? Позвонил кто-нибудь? – спросила Лиза.

– Позвонил Ренненкампф, – сухо ответил граф. – Потому что ему позвонила сама Екатерина Николаевна. Спрашивала про меня. Просила повторно отправить на швейцарское задание. А он ей отказал. Вот и вся история, сударыня.

– Вот вечно вы, граф, уныния напустите, – подключился Макс. – Можно подумать, у вас одного в жизни бывают разочарования. Вот, помню, подарили нам от императора Николая Константиновича «Юрьев день 2.0». Идея – обалденная. Первого марта можно было явиться в любую компанию, прямо с улицы, и тебя обязаны были взять на стажировку. И какой же я был дурак! Пошел в жандармерию. Хотел набраться полицейского опыта для ролей в боевиках и сценического – в Театре Офицеров.

– Достойная актерская школа, – кивнул граф. – Уважаемые режиссёры.

– Да, спектакли мы даём, и при полном аншлаге, но это всё не то… И-эх, надо было рискнуть и сразу в Шепси метнуться, на студию. Никуда бы не делись продюсеры, взяли бы на пробы в «Рыбу с золотой чешуей» как миленькие… Всего одна роковая ошибка – и вот до чего докатился: играю роль телохранителя пьяной полузакатившейся телезвезды с голой грудью!

– Что, друзьяшки мои милые? – обернулся к ним Ангел. – Вы что-то про меня говорили?

– Хвалили вас, товарищ Головастиков, и вашу мужественную грудь! – поторопилась Лиза.

– Это правда, грудь у меня мужественная, – умильно согласился Ангел, поглаживая себе по впалой куриной грудке. – Прямо загляденье.

– А изобретательная у вас императорская семья, клянусь альбуцидом, – сказала Лиза. – Это же каждый год нужно что-нибудь эдакое придумать.

– У них консультант хороший, – сказал Макс. – Креативный директор «Всемогущего». Господин Левинсон. Вот бы познакомиться с ним.

– Что? – снова вскинулся Ангел. – Вы про этого гадкого Левинсона вспомнили? Надеюсь, в связи с моим преступлением? Я вам уже говорил, что я его подозреваю в наипервейшую очередь? Вы просто обязаны его допросить!

– Я не против, – сказал Макс.

– Давайте не будем торопиться, господа, – сказал граф. – Сперва нужно осмотреть место преступления.

– А вот и наша остановка, – сказала Аврора. – Эй, Лиззи, выходим! Вы гляньте, господа: она опять ест. Что? Лепестки? Откуда она их взяла, во имя Господа Бота? Поверить не могу, что агент Личной Канцелярии Её Величества таскает в кармане объедки из ресторана.

Глава 9

Квартира Ангела изначально не слишком отличалась от Лизиной. Те же мандариновые стены, та же Самобранка посреди гостиной.

Однако Лиза пока не успела придать своим съемным апартаментам индивидуальности – клочья кошачьей шерсти повсюду и чахлый лимончик на подоконнике не в счет. А вот Головастиков явно трудился над украшением интерьера в поте лица. Ну и немножко перестарался, с кем не бывает.

Пока все гурьбой раздевались в прихожей и пытались освободить буйного Ангела от его великой шубы («Не отдам! Это продуманный образ!»), Лиза подкралась поближе к широкой арке и заглянула в гостиную.

Всё здесь было в избыточном количестве.

Гостиная телеведущего напоминала личные покои арабского шейха, решившего все свои нефтяные богатства спустить на мебель и расшитые подушечки с кисточками. Кисточки присутствовали также и на портьерах, и на ковре, болтались они в большом количестве и по краям Самобранки. Пуську бы сюда, подумала Лиза. Это же для кота просто Диснейленд.

Тут были и диваны, и кушеточки, и низкие столики на позолоченных львиных лапах, и какие-то пуфики, и керамические вазы, и бронзовые кальяны, и медные лампы – ну разве что джинна не хватало. Но всё это вальяжное великолепие меркло по сравнению с картинами на стенах.

Это были не просто какие-то там картины, а КАРТИНЫ. От них перехватывало дыхание и кружилась голова.

– Во имя психотропов всех Галактик! Это что еще за несусветная выставка? – ахнула Лиза. Ей показалось, что она вновь опьянела, даже противный еловый вкус почудился во рту.

Это был космос. Или художественное воплощение шоколадного пудинга, в который накидали всего, что было в холодильнике: от вишни до кусочков вчерашней яичницы. Наверное, все-таки космос, потому что кто станет рисовать шоколадный пудинг вперемешку с овощным рагу и огрызком заплесневелого сыра, завалившегося за банку с огурцами?

Лиза присмотрелась. Да, определенно космос.

На темном фоне мелькали неумело выписанные кометы, взрывались кривоватые звезды, сновали туда-сюда космические корабли, больше похожие на мексиканские тако. Целая серия холстов была посвящена портретам планет Солнечной системы. По Лизиному мнению, Сатурн в исполнении данного художника не особо отличался от говяжьей фрикадельки с луковыми кольцами.

И Луна, Луна на десятках картин. Неприветливая, угрожающая, совсем не красивая, совсем не напоминающая Селену. Пыльная, как Пуся после освежающего дневного сна под кроватью. Вся в рытвинах, как кухонный стол в Лизиной родной коммуналке.

Ангела наконец вытащили из шубы. Он с видом оскорбленной невинности побрел по коридору, держась за мандариновую стену.

– Ну, знаете, товарищ! – обернулась к нему Лиза, потрясенная художествами до глубины души. – Предупреждать надо!

– Преданная фанатка – и не в курсе, что ее кумир пишет потрясающие картины! – Ангел всплеснул руками, потерял равновесие и едва не шлепнулся на пол. – Ох, боженьки, ну и фанаты нынче пошли! Учить и учить их надо: как правильно любить и почитать своё божество! О времена, о нравы! Небось с Ричардом такого никогда не случается, – прибавил он с обидой. – Все граждане империи, даже летние букашки-однодневки, даже Разумные Блюдца знают, что он страшно увлекается гонками на лопатах. Да он весь завален подарочными лопатами! Я однажды был у него в гостях на вечеринке. Золотые, карбоновые лопатки, рукоятки из сакуры, чехлы из скафандровой ткани, именные гравировки, на одной лопате даже автограф бывшего императора Николая Константиныча… Ух, как завидно! А на меня, бедняжку эдакую, всем плевать!

– Ну что вы, сударь, не стоит себя недооценивать, – дипломатично успокоил его граф. – Полагаю, вам будет приятно узнать, что наш шеф Филипп Петрович – большой поклонник вашего творчества. Ваша картина «Межпланетная битва межпланетников» занимает достойное место в нашем кабинете.

– Что?! Так этот негодяй Левинсон скинул моих «Межпланетников» вам? – возмутился Ангел. – А я-то думаю: куда это он дел мой подарок на его сорокапятилетний юбилей! Негодяй, какой негодяй… А ведь я столько лунной пыли извел на эту гениальнейшую зарисовку!

– Чего извели? – переспросил Макс. – «Лунной пыли»? Приехали. Это многое объясняет. В том числе и полет резиновой курицы на квадрокоптере. Вы, сударь, наркотики для вдохновения принимаете? Как художники начала двадцатого века – опиум и абсент?

– Что? – Ангел с недоумением уставился на своего «телохранителя». – Какие наркотики? Наркотики – это новый смертный грех по версии «Заповедей 2.0». Читали последний номер журнала Православной церкви?

– Вы же упоминали «Лунную пыль», сильнодействующее наркотическое средство.

– Ах, это! Нет, мой милый друзьяшка, я имел в виду настоящую лунную пыль, непосредственно с поверхности проклятой и глупой Луны. Муза явилась мне именно там. Я начал писать картины, когда снимал это отвратительное шоу «Расчетный час: полночь». Под рукой – ни масляных красок, ни акварели… Я взял каску со стройки, смешал в ней лунную пыль, ракетное топливо…

– Ракетное топливо? – удивилась Аврора. – Энджи, ты что, это же просто крейзи. Смертельно опасное вещество. Хотел стать первым человеком, погибшим на Луне?

– Ах, нет-нет, это же было топливо нового поколения, на основе кислорода, тринитро… тринитрамид, кажется. Как видите, оно и правда безопасно, как говорят в рекламе! По крайней мере, я все еще жив… Хоть и несчастен. Так о чем я? Да, смешал лунную пыль, ракетное топливо, добавил свои губные блески для вязкости и парикмахерскую краску для цвета – у меня с собой всегда индивидуальный, полноценный косметический набор… И получилась вот такая прелесть!

Он описал рукой королевскую дугу, указывая на наиболее дикие свои творения.

– Товарищ кумир, а в спальне у вас тоже есть картины? – спросила Лиза притворно взволнованным голосом, активно подмигивая коллегам. – Может, проведете нам небольшую экскурсию?

– Что ж, друзьяшки, почему бы и нет – тем более, что Камиллу украли именно оттуда, – согласился Ангел и двинулся через гостиную к дальней двери.

– С вами, Ангел Иваныч, каши не сваришь. Жду вас, жду. А вас всё нет и нет. Уж праздничная еда вся остыла. Я ее, Ангел Иваныч, выбросил.

Компания не успела добраться до входа в спальню, как из соседней двери, сливающейся со стеной, показался грустный мужчина средних лет в белом колпаке и фартуке. Сутулые плечи, уныло опущенные уголки губ, разочарованная физиономия. В Лизиной реальности он смотрелся бы вполне гармонично, типичный сложившийся неудачник, немного похож на Игоря, только старше. Но здесь, в этом бодром и динамичном мире, депрессивный дядька казался чуждым элементом.

– Ох, Юха! – Ангел в очередной раз всплеснул руками. – Божечки мои! Дружочек мой ситный, а я же и забыл про тебя! Ну то есть совсем!

– Я так и понял, Ангел Иваныч, что вы опять про меня забыли. – «Ситный дружочек» протяжно вздохнул. – Снова весь многочасовой труд в печку.

– Ну зачем же в печку, милый ты мой? Экий ты резкий… Дамы и господа, познакомьтесь: мой личный повар Юха… Как твоя фамилия, дружочек? Всё время забываю.

– Юхани Мякинен, – нараспев сказал повар. – Выпускник французского Института Поля Бокюза, обладатель «Золотого шара нью-йоркских ресторанных критиков», лауреат конкурса «Завтрак в Милане – обед в Риме – ужин в Венеции», победитель соревнования «Лучший микрокондитер Великобритании»…

– Ну, друзьяшка моя, если ты тут будешь все свои звания перечислять, мы до утра не управимся. Гости и так поняли, что у короля телеэфира и экс-императора кто попало работать не будет! – напыжившись, сообщил Ангел. – Я к своей Самобранке не подпущу неумёх с улицы. Всё, милый поварёнок, топай домой, на сегодня ты свободен.

– Приготовил обед на двенадцать персон, изнервничался, исстрадался, встретил Новый год в чужой пустой квартире с горой никому не нужной еды, выбросил всё в печку и свободен, – бормотал повар себе под нос, снимая колпак и фартук.

– Ой, ну уж как жалеет-то себя! – строго сказал ему Ангел, вновь двинувшись к спальне. – Готовила-то всё Самобранка, а ты, мой милый, просто её обслуживал. Так что нечего тут хныкать, дружочек, премию всё равно не дам – денег нет. Ну забыл я про тебя, ну бывает, ерунда какая! Ты бы меня, бедняжку, лучше пожалел. Знаешь, почему новогодний ужин сорвался? Мы ведь с этими задаваками из Общества поощрения художеств уже собрались выдвигаться ко мне домой. И тут эти хамы трамвайные начали критиковать мои картины, да еще так язвительно – гадкие людишки эти художники… Ну я со всеми рассорился, бросился с горя в Баронский квартал, потом застрял в «Глобализации»… Вот трагедия, достойная пера Шекспира или ток-шоу Головастикова! А ты всё о себе да о себе. Продукты закинуть в Скатерть – невелика работа!

– Продукты закинуть, – с горечью повторил Юха. – Я, Ангел Иваныч, создаю уникальные программы на основе авторских вкусовых комбинаций собственного сочинения. Вразумляю Самобранку, борюсь с бездарными разработками ваззовских инженеров, самозванцев от кулинарии. А вы… Эх…

– Ага, товарищ повар, точно вы их припечатали, самозванцы и есть, – поддержала Лиза. – В хорошем кофе не разбираются ни на грамм. Слушайте, а где же ваше рабочее место? Где вы клепаете все эти ваши авторские разработки? У меня в квартире кухни вообще нет. За этой дверью у меня кладовка, да посреди гостиной такая же дурацкая Скатерть торчит, как памятник Владимиру Ильичу Ленину.

– Кому памятник, милочка моя? – переспросил Ангел. – Кто такая Лена? И что за Владимир Ильич? Её бойфренд? Обожаю сплетни! А почему она поставила ему памятник? Чем это он так ей сумел угодить? Я тоже хочу памятник! Почему у него есть, а меня нет? У него что, прическа красивее?

Он бросился к большому зеркалу в витиеватой золоченой раме и, весь озабоченный, принялся взбивать свой осевший кок.

Аврора с трудом оторвала его от зеркала, приговаривая: «Успокойся, Энджи, ну же! Ты в школе историю Швейцарии изучал? Не знаешь, кто такой Ленин?»

– Мое рабочее место, сударыня, в кладовке, – с печальной покорностью доложил повар, надевая слишком легкую для этого времени года куртку. – Ангел Иваныч великодушно поставил мне там стол для записей. Светлого вечера, дамы и господа. А я пойду изобретать никому не нужные деликатесы, которые закончат свой путь в раскаленной топке… Когда прикажете явиться на работу, Ангел Иваныч?

– Что? Ох, мой милый, даже не знаю, про еду сейчас думать не могу… Ну приходи часиков в семь, соорудишь мне завтрак. Может, я уже проснусь к этому времени. Может, и нет, так что будь как мышка. Во сне меня посещает муза, не спугни ее своими сапожищами.

– Слушаюсь, Ангел Иваныч.

Повар, понурившись, вышел из квартиры.

Ангел распахнул дверь в спальню.

– Уи-и!

К нему в ноги стремительно кинулась плюшевая игрушка. Живая. Игрушечная собачка цвета латте прыгала вокруг Ангела, скулила от счастья и всячески просилась к нему на ручки.

– Это что… Это кто… Это опять голограмма, что ли? Или радиоуправляемая игрушка? Типа тележки, только в виде пёсика? – с недоумением спросила Лиза. – Что происходит?

– Это кныш, Лиззи, – снисходительно пояснила Аврора. – Настоящая собака. Реальная, не голографическая и не радиоуправляемая. Тоже мне ветеринар!

– Домашний питомец дополняет мой модный образ, – заявил Ангел, поднимая приставучего чудо-пёсика на ручки. – Даже не знаю, друзьяшки, какой аксессуар важнее: мой ремень со стразами или эта вот милаха. Журнал «Имперские амбиции» назвал кныша самой трендовой породой собак наступающего года. Вы же понимаете, что я после этого был просто обязан его купить!

«Важный аксессуар» тем временем старательно вылизывал уставшее лицо хозяина, работая своим крошечным язычком с невообразимой скоростью.

– Как? Кныш? – уточнила Лиза. – Разве это не пирожок такой? С творогом. Если я не ошибаюсь.

– Про пирожки ты никогда не ошибаешься, бейби, – вздохнула Аврора.

– Кныши тоже в пирожках бо-ольшие специалисты! – сообщил Ангел, сунув восторженного питомца под мышку. – Только и разнюхивают, где бы что стащить вкусного. Поэтому я Принца Чарльза в спальне запираю, когда мой поваренок приходит. А то были случаи, были! Да, Чарли? Кто у Юхи круассаны с трюфелями и спаржей стянул? Кто? Кто плохой мальчик? А кто тарт с хамоном и ананасами слопал, когда Юха отвернулся? А? Ну-ка признавайся, милашечка моя!

Принц Чарльз, похожий более всего на пушистую карликовую таксу (хотя проглядывали в нем черты и померанского шпица, и вельш-корги), весело повизгивал у Ангела под мышкой, радуясь интересной беседе с хозяином. Толстенькие коротенькие лапки смешно болтались в воздухе.

– Резиновая курица Камилла принадлежала вашему Чарли, сударь? – поинтересовался Макс, заходя в спальню вслед за Ангелом. Видимо, он все-таки пытался вести расследование дурацкого похищения, несмотря ни на что.

– Да! Да, конечно же! – Ангел охотно пустился в объяснения. – Дело было вот как… Не толпитесь в дверях, друзьяшки, все сюда! Сейчас я поведаю вам историю, после которой вас будут преследовать кошмарики на квадриках.

– Энджи, ложись лучше спать, – предложила Аврора. – Слип тайм.

– Сперва история! – заупрямился Ангел, так что Ищейкам волей-неволей пришлось пройти в его спальню и расположиться там с разной степенью удобства.

Глава 10

Спальни во всех квартирах тоже были одинаковыми, однако Ангел привнёс сюда изюминку: стеклянную витрину с винтажными (а по Лизиному мнению, попросту старыми) джинсами.

Лиза с графом пристроились на кушетке. Аврора плюхнулась с ногами на большущую кровать, скинув на пол кучу желтеньких подушечек. Макс принялся бродить туда-сюда по комнате. Ангел, размахивая радостным Принцем Чарльзем, как сумочкой, никак не мог добраться до сути дела и беззастенчиво тратил свое и чужое время, разглагольствуя о великом смысле картин, украшавших стены спальни.

Ну, пожалуй, «украшавших» – слишком сильное слово. Так же как и слово «картины». Если бы кто-то спросил Лизино мнение, она выразила бы его кратко: мазня мазнёй. У Пуськи и то получилось бы лучше, если бы он случайно вляпался в краску и повалялся на холсте.

Из рассуждений Ангела выходило, что на самой большой картине он пытался изобразить себя в образе светила и своё позитивное влияние на жалкое существование зрителей-глупышей. Однако вместо «солнца русской телеиндустрии» вышли какие-то ярко-рыжие разводы с глазками и небрежно наляпанными стразами. На картине также имелся неубедительный подсолнух, символизировавший аудиторию Ангела. Цветок смотрел в противоположную от «светила» сторону и явно намеревался удрать отсюда как можно раньше.

Остальные живописные работы представляли собой вариации на тему «Господин Головастиков – центр телевизионной Галактики». Там тоже было много блесток, разлапистых солнц и сереньких безжизненных планеток, на некоторых из которых было маркером подписано «Ричард Кинг – дурак».

Лиза перевела взгляд. В изголовье кровати висело несколько фотографических портретов Ангела – в шапке Мономаха и роскошной царской мантии.

– Так это не шутка? Он и правда был императором? – шепотом спросила Лиза у графа.

– Совсем ненадолго, но да, господин Головастиков однажды стал официальным государем… Случайно, конечно. Нелепость, крошечная лазейка в законе, – пояснил граф. – Однако потом к правлению вернулась Екатерина Николаевна. Парадокс: механизмы демократии помогли Романовым восстановиться в своих монархических правах…

– Эй, друзьяшки на галёрке! – возмущенно окликнул их Ангел, выпуская кныша из рук. – Не вижу, чтобы вы меня слушали!

– А мы что? Мы ничего! – тут же стала оправдываться Лиза, как двоечница на уроке.

– Сударь, предлагаю перейти к рассказу о похищении, – сказал Макс. Он разворошил подушки, валявшиеся на полу, и заглянул под кровать. – Где находилась курица в момент совершения преступления?

– Вот прямо тут и находилась. – Ангел указал на симпатичный собачий матрасик из красного бархата – напротив кровати, под стандартной световой панелью. Кныш уже успел забраться на свою королевскую лежанку и теперь возился там, устраиваясь поуютнее. – Милая Камилла! Чарли не может без нее заснуть, бедняжка. Вы поглядите, как он измучен!

Все посмотрели на кныша. Он закрыл глаза и безмятежно задремал.

– Да, мы оба измучены, измучены этим жестоким миром… Так о чем я? Ах да, Камилла. Наша курочка лежала себе на матрасике, никому не мешала, никого не трогала, такая милая, резиновая и беззащитная… И вдруг в открытое окно влетает зелёный почтовый дрон, накидывает на нее сетку и уносится прочь вместе со своей добычей! Я закричал, закричал на весь дом, Чарли залаял, но что толку!

Макс по очереди выдвинул ящики прикроватной тумбочки, Лиза тоже не удержалась, поглядела: беспорядочно сваленные конвертики из рисовой бумаги с приглашениями на вечеринки; вскрытая упаковка с сушками; нательный крестик на холщовой бечевке; крупный синий камень, подозрительно похожий на сапфир из Шапки Мономаха на фото; пузырек с таблетками; "Утолитель жажды" в пластинках; золотое зеркальце с вензелем Дома Романовых; зарядка для Перстня; крем для рук «Лапа Джима на счастье» и прочая дребедень.

Макс разочарованно вздохнул и задвинул ящики обратно.

– Сударь, на дворе зима, – сказал он. – Зачем вы вообще открывали окно?

– Так я каждое утро открываю, мой милый, на полчасика. Мне после пробуждения необходим свежий воздух. В «Имперских амбициях» писали, что Клеопатра так сохранила молодость и красоту. А я что, хуже какой-то Клеопатры? Мне морщины не нужны, и не предлагайте!

– Ну, вы же всё-таки не в Египте. Сомнительная какая-то история.

– Это правда, Макс, – лениво подтвердила Аврора, играясь со своим Перстнем. – Я подключилась к его «Домовому». В программе заложено полное открытие окна в спальне в шесть ноль ноль. Круглогодично. Закрытие в шесть тридцать.

– Эй, милочка, кто тебе разрешил подключаться к моему «Домовому»? – с запоздалым возмущением воскликнул Ангел.

– Энджи, ты серьезно? Дата твоей коронации – пароль от всех твоих устройств? – хмыкнула Аврора, не обращая внимания на попискивания Головастикова. – И от твоего Перстня, и от твоей Скатерти? – Она присвистнула. – Блин еловый! Сколько изменений в заводских настройках Самобранки! Твой повар – реально мастер кулинарии, как я погляжу. Даже раздел «Собачье меню» сумел внедрить в систему. Вау.

– Сударь, где находились вы сами во время похищения? – строго спросил Макс, со всех сторон прощупывая собачью лежанку. Кныша, возлежащего на матрасике наподобие вишенки на торте, вся эта возня не волновала. Плюшевый пёсик имел стальные нервы.

– Ой, боженьки, вот сразу видно – простой жандарм, и образ жизни ведет простой и жандармный. – Ангел картинно закатил глаза к потолку. – Милый мой! Когда публичная личность просыпается, она куда первым делом бежит? Правильно, к любимке своей!

Он подошел к громадному напольному зеркалу в дальнем углу комнаты. У Лизы в спальне было такое же, и оно ее жутко раздражало: было оно какое-то мутное, будто залитое еловым пивом под завязку; да еще эта пошлая золоченая рама. Она поначалу думала отколупать один золотой завиток, чтобы потом его выгодно продать в своей реальности (вот дураки! драгметаллы без присмотра оставляют!), однако затея не удалась – завиток никак не поддавался. В конце концов Лиза утешилась мыслью, что это просто крашеная золотой краской железяка.

Ангел вытянулся перед уродливой мебелиной во весь рост. В глубине тумана что-то тоненько пискнуло и поверхность резко прояснилось. Вот теперь это действительно было похоже на зеркало: ясное и четкое. Рама засветилась, телеведущий озарился приятным, удачно падающим светом, который сразу стер с лица Ангела лет эдак пять-семь. Помятая физиономия Головастикова стала больше похожа на монархический фотопортрет над кроватью.

Однако Зеркало, кажется, осталось недовольно увиденным. На зеркальной поверхности, оказавшейся на поверку сложным экраном, тут же стали появляться сияющие советы: какие пилинги и увлажняющие маски для лица рекомендованы хозяину, на какую сторону ему сегодня лучше уложить волосы и что вообще отечественная косметическая индустрия может порекомендовать в его конкретном случае.

– А мое почему так не умеет? – с претензией сказала Лиза. Она с завистью наблюдала за тем, как Ангел заново начесывает себе кок, следуя указаниям интерактивной стрелки на поверхности Зеркала. – Сломанное, что ли, подсунули? Я так и знала!

– Во имя Господа Бота, Лиззи! Ты своё Зеркало активировала, признайся?

– А как? – с необыкновенно глупым видом спросила Лиза.

– Перстнем, бейби, Разумником своим! Конечно же, Перстнем!

– Ну… да, – немедленно соврала Лиза. – Активировала. Я же не полная дурочка.

– Что-то не верится, – скептически отозвалась Аврора. – Ты – и догадалась, как включить бытовую технику? Готова поставить на кон свой лэптоп, что это не так.

– Сударыня, не стоит сомневаться в искренности нашей уважаемой Елизаветы Андреевны, – вмешался граф. – Вы обижаете коллегу своим недоверием. Я, например, совершенно не исключаю, что в квартире Елизаветы Андреевны и вправду установлено неисправное Зеркало.

– Вот именно! – возмущенно поддакнула Лиза, радуясь, что наивный граф приподнял ее имидж в глазах общественности.

– Окей, френды. – Аврора была преисполнена скепсиса. – У нас есть три подозреваемых в мутности Разумного Зеркала. Инженер ВАЗЗа. Управляющий нашим Мандариновым домом, не заметивший поломки. И Лиззи, которая до сих пор не в курсе, что в ее квартире есть центральный пылесос, способный за несколько секунд убрать всю кошачью шерсть с пола. Так за кого голосуем?

Граф отвел глаза и сменил тему разговора:

– Сударь, чем именно вы занимались в момент похищения? – обратился он требовательным тоном к Ангелу.

– Тем же самым, мой милый, тем же самым, чем и сейчас, – невнимательно ответил Головастиков, поправляя непослушную прядь волос, постоянно падающую на лоб. – Марафеты наводил. У меня есть определенный утренний моцион, которому я обязан следовать – это мой долг перед Красотой!

– Где был господин Принц Чарльз?

– Рядом со мной – я решил испытать на нем одну особо дерзкую укладку. Чтобы потом повторить ее на себе. Вечером мне должны были вручить премию «Самый ухоженный и харизматичный житель Южного округа Чёрной Речки». Событие ответственное, друзьяшки! Я должен был сперва потренироваться на кныше. Тем более, этот плюшевый баловень обожает, когда я его расчесываю.