Государыня for real

Но Вы вообразите! Захватчикам сейчас противостоят только и исключительно мирные жители. Горожане сплотились перед лицом страшной опасности, нависшей над любимой Империей. Я не в силах скрыть гордость за стойкость петербуржцев!

Мы строим на улицах баррикады из бесполезных нынче квадрокоптеров и гироскутеров.

Мы собрали по всему городу и восстановили старинные пушки и ядра, украшавшие городские набережные; обстреливаем ими вражеские корабли. Даже пушку Петропавловки взяли в оборот.

Мы раскололи мою коронационную платформу на тысячи острых хрустальных осколков и используем их против испанцев – как метательное оружие, удивительно эффективное. Потом только поняли, что хрустальную платформу с куполом и печкой можно было использовать как боевой летательный аппарат для воздушной атаки на испанцев. Но было поздно, платформу к этому моменту мы уже разбили.

Мы обустроили убежище для женщин и детей под землей, на бывших станциях метрополитена. Конечно, за последние годы мощные городские сервера заняли почти всё место на перронах (как жаль, что они сейчас не работают!); но мы сумели разместить там все необходимое: спальные мешки, оставшиеся запасы провианта. Я раздала всем доспехи и оружие из Рыцарского зала Нового Эрмитажа. Но его катастрофически не хватает.

Каждый день я с болью гляжу на громадные русские корабли, обездвиженные, парализованные из-за отсутствия электричества. Они победили бы пресловутую Непобедимую Армаду за несколько секунд. Могучий имперский флот сейчас – как Нептун, попавший в плен, связанный, вынужденный смотреть, как по его морскому трону безнаказанно ползают крабы и медузы, коих он мог бы уничтожить одним движением своего трезубца. Скорее бы, скорее бы заработали магниты!

Милостивый Государь! Не слышно ли, как продвигается работа по строительству Сибирского Магнита? Вы же изволите находиться буквально в нескольких километрах от сего объекта. К несчастью, я уже очень давно не получала никаких известий от папеньки. Почтовому ведомству очень мешают испанские лазутчики, развернувшие активную деятельность на дорогах Империи. Скорее всего, послания Николая Констаниновича перехватывают вместе с остальными письмами. Волнуюсь. И еще волнуюсь, удастся ли Флопу прорваться аж до самого Иркутска.

Барон, вся Столица очень рассчитывает на Вашу немедленную помощь. Не знаю, сколько нам еще удастся продержаться здесь.

Засим остаюсь на страже интересов Российской Империи, до последней капли крови,

Екатерина Р.

P. S. Милостивый Государь, потрудитесь сообщить, получали ли Вы аналогичное письмо с просьбой о помощи от моего деда Константина Алексеевича. Если нет, то в таком случае сегодня же отправляйте войска и к Черному морю – неприятель атакует Шепси.

P. P. S. Также считаю нужным донести до Вашего сведения, что актриса Василиса Горшкова, более известная как Василиса Прекрасная, 3 дня назад сбежала к испанцам и находится сейчас на одном из их галеонов.

P.P. P. S. Барон! Умоляю! Пришлите помощь, и поскорее, пожалуйста! И спасите дедушку!

Резолюция премьер-министра: отказать в прошении

* * *

«17 августа 2017 года

ВСЕОБЩАЯ ГАЗЕТА «ФАКЕЛ»

Специальный выпуск

АРХИВАЖНЫЙ МАНИФЕСТ

Мы, Борис Второй, Биг Босс Российской Империи, объявляем волею Нашей верным подданным:

1) Сим Манифестом упраздняются должности императора Российской Империи и премьер-министра Российской Империи.

2) Отныне у страны есть только один руководитель, лидер и глава – Биг Босс Российской Империи.

3) Сей Манифест провозглашает Нас, Бориса Ильича Бланка, Биг Боссом Российской Империи.

4) Под Нашим Верховным Руководством страна меняет курс на консервативный патриотизм.

5) Сей Манифест упраздняет партию «Вольнодумцы». В Государственной Думе и Государственном Сенате остается только одна партия «За Веру, Царя и Отечество».

6) Сей Манифест переименовывает партию «За Веру, Царя и Отечество» в партию «За Веру, Биг Босса и Отечество».

7) Любые противники Сего Манифеста будут жестоко, но справедливо наказаны в соответствии со статьей Уголовного Уложения Российской Империи «Подрыв государственного строя».

8) Все представители бывшей императорской семьи Романовых объявляются вне закона, лишаются всех выплат из бюджета, в том числе пенсий, и подлежат немедленному изгнанию из страны.

9) Все работы по строительству магнитов в Сибири и в Венесуэле подлежат немедленному прекращению как опасные, несущие под собой непредсказуемые последствия и могущие навредить Отечеству.

10) Правительство Российской империи в срок до 2 октября текущего года представляет на рассмотрение Биг Боссу План развития Империи с учетом отсутствия электричества, на основе архивных государственных документов 1533–1584 гг. (правление Ивана IV Васильевича).

11) В каждом населенном пункте, численность населения которого превышает 50 человек, следует в течение трех месяцев установить золотые скульптуры Биг Босса Российской Империи Бориса Второго на добровольные пожертвования подданных. За несдачу добровольных пожертвований устанавливается наказание в виде конфискации всего имущества гражданина Российской Империи.

12) Начиная с 18 августа текущего года, следует провести Всеобщую классификацию населения, которая разделит всех граждан Российской Империи на две категории: Слуги и Господа. Слугой будет считаться тот, кто хотя бы единожды обратился в Центр помощи гражданам, пострадавшим от Великого электрического краха. Господином – тот, кто ни разу в Центр помощи не обратился.

13) Новый Свод законов для Слуг и Господ Российской Империи будет издан в течение трех месяцев.

14) Все граждане Российской Империи обязаны оказывать всемерную помощь любым представителям Великой Испанской Империи, оказавшимся на территории Российской Империи. Сопротивление представителям Великой Испанской Империи в любых их действиях запрещено.

15) Сей Манифест обязателен к исполнению всеми гражданами Российской Империи.

Подпись:

Биг Босс Российской Империи Борис Второй »

* * *

18 августа

Луна. Отельный комплекс «Эрмитаж»

Ангел

– Доброй ночи-доброй ночи-доброй ночи, милые мои инопланетяшки! С вами восемьдесят восьмой выпуск видеодневника Ангела Головастикова, вашего лучшего друга, звезды эфира и межзвездного пространства.

У меня для вас плохая новость, наивные вы мои инопланетные слизни. Вы смотрите одну из последних моих видеозаписей. Две страшных, гадких, противных угрозы нависли над вашим беззащитным красавчиком.

Во-первых, лунный реголит. Ну вот он как раз не то чтобы навис, скорее уж я над ним навис, потому что это песок, который покрывает всю поверхность проклятой Луны. Он тут повсюду, друзьяшки мои склизкие, буквально везде. В том числе и у меня в легких. И ведь это не тот мягкий пляжный песочек, невинный, как на моей родной Земле. Нет, наивняшки мои, реголит – это мириады острых каменных иголок, крошечных и жестоких, кромсающих меня изнутри и снаружи. В бронхах будто кактусовая плантация. Я и говорю-то с трудом, слышите, какой у меня стал брутальный хриплый голос? Наверное, у меня аллергия именно на эту колючую дрянь, а вовсе не на кокосы… Потому что кокосы давно у нас закончились, а красное пятно на щеке, как видите, разрослось на всё лицо и даже, кажется, на шею… Этот проклятый реголит меня скоро прикончит.

Если мои товарищи по несчастью не сделают это раньше.

Милые вы мои инопланетяшки, вам и невдомек, какими безжалостными могут быть земные людишки! До чего только не доходит людская жадность и крохоборство!

Да, я в одиночку слопал все продукты, которые наш Паблушка припас для всеобщего «последнего пира». Да, я знал, что никто не имел права трогать все эти замороженные булочки, консервированную ветчину и великую и могучую гречу. Да, Пабло предупредил всех, что мерзкая водянистая картошка и нечто под названием «витаминная смесь», которую мы между собой называем «кислая жижа», – это всё, что мы можем себе позволить в ближайшие полгода.

Но! Друзьяшки! Разве ваш лучший друг не заслужил себе маленький гонорарчик за то добро, которое делал все это время? Ангел Головастиков щедро облил милостью всех постояльцев-лунатиков до единого! Да я буквально утопил наш отель в культурных событиях! Еще чуть-чуть, и наш герметичный купол треснул бы от количества светских развлечений!

Я пел им жизнеутверждающие песни. Кое-кто из неблагодарной публики выкрикивал, что у меня слуха и голоса не больше, чем у вас, инопланетных слизней – но я ехидненько так сказал: «А как же тогда быть с моим участием в песенном конкурсе на «Всемогущем» в юности, а?» Поставил этих хамов трамвайных на место. И пусть они потом пищали, что я не прошел в том конкурсе дальше первого тура, факт остается фактом: голос и слух у меня просто обескураживающие, как восторженно выразился наш режиссер Василий Иваныч.

Дальше. Я устроил в холле отеля потрясающую выставку собственных картин. Поверите ли – впервые взял в руки кисть и краски. Сделал их сам из своей косметики, того же реголита и топлива для генераторов, за что снова получил незаслуженный нагоняй от паршивца Паблушки. Но это мелочи, выеденного яйца не стоит. Кстати, яичко-то я бы сейчас скушал всмяточку, с жидким желточком, как расплавленное солнце… Так о чем я? Ах да, рисовал я первый раз в жизни, а такая роскошь получилась! Планета Земля – ну просто как настоящая! Немного неправильной формы, круг у меня не вышел, но астроном Федя сказал, что на самом деле Земля и не должна быть круглой, она овальная, так что все классненько. В общем, творческое наследие мое пополнилось еще и живописными полотнами. Талантливый человек талантлив во всем! Это я про себя, разумеется. Надеюсь, моя биография как первого лунного художника будет изучаться в ваших слизнячьих школах, милашки мои славные? Ваши маленькие зеленые слизнячки должны знать имя лучшего живописца Солнечной системы!

И вообще, постояльцы сами виноваты, что я с горя сжевал всю их вкуснятину. Я в этой складской комнатке от них же и прятался. С чего-то они вдруг решили, что если я сын священника, значит, я должен основать первую лунную православную церковь и без конца выслушивать их скучные исповеди. А мне, может, и самому есть что вспомнить и рассказать! А я, может, не хочу ничего слушать, а хочу говорить, говорить, говорить! Короче, отказался я быть их духовным лидером. Я ни капельки не похож на своего отца. Не собираюсь я их крестить, читать с ними молитвы и всякое такое. Не знаю, во что верите вы, славные слизняки, а лично я с недавних пор почитаю только одного бога – того, которому удастся вытащить меня отсюда. Поэтому обращаюсь по очереди ко всем богам, которых только могу припомнить, от Перуна до Святой Репки. Пока никто не отозвался. Начинаю думать, что прав был Гаврюшка Левинсон, говоря о том, что религия – это самая крутая маркетинговая кампания за всю историю человечества.

А между тем, милые мои инопланетные друзьяшки, времени на обратную связь у богов почти что не осталось! Время-то поджимает! Вскоре начнется судилище, на котором постояльцы будут решать, как наказать меня за мою минутную слабость. Мерзавчики хотят выгнать своего лучшего друга и просветителя из отеля, поверите ли вы в это? Нас тут восемьдесят пять человек, и все, кого я не спрашивал, все собираются голосовать против меня. Даже верный режиссер Василий Иваныч!

Говорят, я приблизил голодную смерть нашего лунного отряда как минимум на месяц, а то и больше. Числа до пятого октября продержимся, а дальше бог знает.

В общем, эти изверги планируют выдать мне скафандр и отправить восвояси, запретив приближаться к отелю. И что же мне тогда делать, друзья вы мои слизнячные? Закопаться в реголит и тихо ждать конца?

Глава 6. Мир лихорадит

18 августа

Венесуэла. Трансмутационная шахта №42 Великой Испанской Империи

Гавриил

Багровое, болезненное солнце ненадолго показалось из-за туч.

Кроваво-красный закат напомнил Левинсону стейк рибай, который он ел в том маленьком ковбойском ресторанчике накануне коронации. Всего-то три месяца прошло, а как будто вечность. Словно это не он тогда зажигал в Баронском квартале Петербурга. Креативный директор «Всемогущего» умел работать и умел отдыхать. Эх, вечно кипящий жизнью и весельем Баронский квартал! Русская Ибица! Место, где можно было найти кухню любого уголка Вселенной и приключения, каких старушка Вселенная и не видывала. Что-то сейчас там творится? Потух квартал, наверное, замер, заснул – впервые в своей истории.

Сказал бы Левинсону кто-нибудь три месяца назад: «Дружище, к десятому августа ты окажешься в самодельной темнице в джунглях Венесуэлы, в компании пары сотен грязных полуголых индианок, разительно не похожих на Покахонтас из мультика студии «Старевич». Ты будешь рад мутной водичке из дрянной речки Апуре, кишащей стафилоккоками. Кормить тебя будут отнюдь не стейками, а корнями банановой пальмы. Кстати, выкапывать корни из земли придется тебе самому, вот этими самыми руками, так что насчет маникюра можешь не беспокоиться. Что? Сами бананы? О нет, друг, бананы для твоих испанских хозяев. Тебе только корни. А шкурки, питательные шкурки, ручным тапирам испанцев. Ты будешь знать, что от твоих дальнейших действий зависит судьба всего мира, но не будешь знать, как вырваться из плена. Да что там! Ты даже не будешь знать, когда в следующий раз тебе разрешат поспать. И вся твоя надежда сведется к одному человеку. Единственной, кто сможет тебя спасти, станет та самая Мелисса, которой ты прямо сейчас изменяешь с этой юной кудрявой барышней, уверенной, что Колумб перепутал континенты из-за глюка в приложении «Клубок-навигатор». Более того, Гавриил. К середине августа ты навсегда позабудешь всех мимолетных красоток Баронского квартала. К середине августа ты прочно, страстно, болезненно влюбишься в Мелиссу – а она предпочтет тебе рослого, чертовски высокого испанского офицера. И нос у него будет наверняка посимпатичнее твоей оглобли».

Услышь такое Левинсон, он бы ответил: «Приятель, ну и развезло тебя! Закажи-ка себе кофейку за мой счет. Эй, бармен, никакой больше выпивки этому придурку! Двойной эспрессо ему, да покрепче!», – после чего усадил бы кудрявую девицу себе на колени и спросил: «Ну, детка, хочешь попасть на телевидение?». Идиот. Лучше бы той ночью Мелиссе позвонил. Тогда еще работали Перстни-Разумники.

– Гавриил, Гавриил! – Левинсон почувствовал, как его безжалостно трясут, и очнулся.

– Ну что тебе опять, Сеня? – недовольно сказал он, потирая свинцовые веки. Кажется, он на пару минут отключился.

– Меня только что укусили, Гавриил, что делать? – Семена и самого трясло от ужаса. – Какая-то гигантская страхолюдная бабочка. С головой как у ящерицы. Ой, мамочка, мамочка родная! Что же теперь со мной будет?

– В бабочку превратишься, наверное.

Левинсон равнодушно пожал плечами. Столыпинская ипохондрия, бессмысленная и беспощадная, надоела ему уже почти так же, как эта влажная удушливая жара. Семен постоянно жаловался: на астму, на повышенное давление, на головную боль, на сыпь. И все это было выдуманным. Про обострение астмы он рассказывал громким дикторским голосом, размеренно дыша диафрагмой. Про повышенное давление и головную боль – жадно чавкая свежей папайей. Приметив крошечный прыщик на бедре, он сразу ставил себе диагноз «краснуха», а потом изводил Мелиссу с Левинсоном просьбами пощупать все его лимфоузлы, не воспалились ли. Осмотреть пациента обычно вызывалась Кармен – девчонка давно положила глаз на обер-камергера. Однако тот, со свойственной ему детской наивностью, ни о чем не догадывался: пока нежные пальцы бразильянки ласкали его кожу, Столыпин бормотал всякую чушь об инкубационных периодах, вирусах и интоксикациях организма.

Сейчас Кармен снова встрепенулась.

– Симеон, о Диас мио! Где укус?

Левинсон закатил глаза. Они застряли в гнуснейшем бараке, вокруг ад и снова ливень, впереди, очевидно, позорная гибель, а черноглазая девица никак не может успокоиться. Дай да подай ей Сеню, хоть на блюдечке, хоть на банановом листочке.

– Вот, – Столыпин протянул руку. Нижняя губа его предательски дрожала. – Кармен, как вы думаете, насколько это опасно?

Бразильянка откинула волосы за спину и увлекла Столыпина поближе к окну, а точнее, к дыре в деревянной стене, сквозь которую пробивался дневной свет вместе с каплями дождя.

Внезапно барышня громко вскрикнула и выпустила руку обер-камергера.

– О нет, Симеон, о нет! – зарыдала она, как акционер «Владычицы морской» после Великого электрического краха. – Нет, во имя святой Марии, только не это!

– Да что там еще, маленькие негодяи? – пробурчал Левинсон и с кряхтеньем поднялся из своей уютной ямки, выкопанной им самолично во влажном земляном полу барака.

Семен громогласно страдал, баюкая правой рукой левую. На полупрозрачной коже предплечья, среди пульсирующих вен, алела рана странной формы: два полукруга размером с хороших гусениц. Зрелище было жутковатым, однако Левинсон не собирался идти на поводу у распущенного маменькиного сыночка.

– Ну и что такого? – Креативный директор пожал плечами и зевнул во весь рот. – До свадьбы заживет.

– Не заживет! – прокричала сквозь рыдания Кармен. – Это укус летающего крокодила!

– Кого? – остолбенел Левинсон.

– Мачака, жук-арахис, летающий крокодил, – в отчаянии повторила бразильянка. – Голова как арахис, как орех арахис, зубы мини-крокодила, пятнистые крылья… Размером почти с летучую мышь, но гораздо, гораздо опаснее! Нелепый, страшный уродец! Его укус смертелен! Ооо, дева Мария, о Диас!

– Сме-смертелен? – пролепетал Столыпин. – Как – как смертелен? Как? Я умру? Прямо здесь, в джунглях? А как же моя мамочка? Кто о ней позаботится? Кармен, неужели я умру? О, я уже чувствую жар… Это она, лихорадка! Подступает! Погибнуть во цвете лет из-за крокодильей бабочки? Из-за арахисового жука? Как же так? Не может быть! Бедная мамочка!

– Стоп, Сеня, – Левинсон сурово пресек истерику обер-камергера. – Неужели нет противоядия?

– Есть, есть одно, – Кармен перестала заливаться слезами и нерешительно прикоснулась к драному рукаву Сениной рубахи, когда-то нежно-голубой, а нынче перепачканной папайей, рыбным бульоном и гниющей тропической зеленью. – Всего одно. Но… О Диас… Я даже не знаю, как сказать.

– Все, все сделаю! – вскинулся Столыпин. – Что нужно съесть? Или выпить? Или приложить? Готов на все!

– Вообще-то… О, помоги мне Мария… – Кармен спрятала лицо в ладонях. – У нас есть поверье… Человек, которого укусил летающий крокодил… Этот человек должен в течение двадцати четырех часов заняться… ну, вы понимаете… Или он умрет.

– Что? – расхохотался Левинсон, хотя вообще-то сейчас ему было совсем не до смеха. – Я правильно понял? Укушенный должен немедленно заняться сексом? Или ему, простите за невольный каламбур, конец?

– Ой, – громко сказал Столыпин.

– Галиматья какая-то, – не поверил креативный директор. – Бред сивой кобылы. Точнее – бред пятнистой бабочки.

– Клянусь девой Марией! – Кармен размашисто перекрестилась и молитвенно сложила руки. – Я понимаю, как это звучит, сеньоры! Но это то, что я знаю. Это то, что все венесуэльцы, эквадорцы, колумбийцы знают. Все говорят так. Других противоядий нет. Простите.

Столыпин беспомощно хлопал белесыми ресницами. Левинсон с усмешкой наблюдал за наивным барашком. Он не особо поверил страстной Кармен, но уже почти жалел, что арахисовая бабочка укусила не его. Тогда Мелисса не смогла бы отказаться от объятий милого Габи. Во имя спасения жизни. Она бы точно согласилась. А если нет – зачем Габи тогда вообще жить?

– Но… но кто?.. С кем мне…? Кто мне поможет вылечиться? – спросил наконец Столыпин, не отрывая глаз от красного укуса на руке. Гладкие, в юношеском пуху щеки Семена покрылись пятнами, неплохо сочетавшимися с его заляпанной рубашкой.

Кармен потеребила бахрому своей синей накидки, потом сказала:

– Симеон – вы спасли мне жизнь однажды. Помните, там, в Ла-Гуайре? Это было прекрасно. Я ваша вечная должница. Я бразильянка, я не забываю добро. Я помогу вам выздороветь. Даже если это будет стоить мне чести.

Левинсон хмыкнул на весь барак. Кармен бросила на него огненный взгляд.

Столыпин уткнулся лбом в бревенчатую стену.

– Я… Я не могу, – глухо вымолвил он наконец. – Спасибо, но… нет, не могу. Я помолвлен… У меня невеста. Алиса. В Лондоне – вы бывали в Лондоне, Кармен? Там очень красиво весной. Очень романтично. Тюльпаны повсюду…

– Но вы никогда не говорили о ней! – вспыхнула Кармен. – Невеста? Не верю! Мама – си, кларо! Она вас любит и ждет – живого, Симеон. Живого и здорового! Но невеста – нет у вас никакой невесты! Но крео! Не верю!

– Вообще-то есть у него невеста, – влез Левинсон, хотя его никто не спрашивал. – На корабле он мне все уши про нее прожужжал.

– Но импорта! Неважно! – Кармен гордо вскинула голову. – Я все равно спасу ему жизнь!

– Гавриил, что мне делать? – Семен схватил Левинсона за плечо. Сильно вцепился, до синяка. Левой, укушенной рукой. – Умереть? Или изменить невесте?

Левинсон приготовился было процитировать любимейший афоризм Гора Видала: «Никогда не упускай случая заняться сексом или выступить по телику», потому что случай тут был просто идеальным, – но в последний момент просто сказал:

– Ты зачем сюда приехал, приятель? Доказать мамульке, что ты уже не маленький? Ну так покажи себя мужчиной. Отличный шанс.

– Но… Я не совсем понял, что именно вы мне советуете…

– Габриэль! – послышался знакомый голос от двери. – Рапидо! В шахту!

Левинсон обернулся.

В светлом проеме вырисовывался четкий силуэт. Мелисса. Он не видел возлюбленную с позавчерашнего дня, когда их всех потащили в этот отвратительный барак, а ее подхватил под локоток красавчик в доспехах – высокий, очень высокий, выше Левинсона на две головы, – и со всем возможным почтением повел пить кофе. Скорее всего, дело было в испанской военной форме, которую все еще носила Мелисса. Но может, сработала ее убийственная харизма.

– Я! Я тоже в шахту! – Столыпин отцепился от Левинсона, отстранил возмущенную Кармен и бросился к Мелиссе, перепрыгивая через лежащих на земле индианок. – Мелисса Карловна, возьмите меня тоже!

– Семен, тебе там точно делать нечего, – устало возразила Мелисса, проходя в барак.

Ее снова сопровождал рослый конкистадор, тот самый, что увел ее пить кофе два дня назад. Сегодня испанец опять был в доспехах, но уже без шлема, и можно было во всех подробностях разглядеть его одутловатое потное лицо с красным хлюпающим носом, тоже немаленьким, и треугольной бородкой.

– Ты слабенький, сразу там сгинешь, – продолжила Мелисса. – Я договорилась, чтобы тебя оставили наверху, чистить бананы. Сказал бы лучше спасибо.

– Нет, хочу в шахту, – заупрямился Столыпин, оглядываясь на Кармен. Бразильянка сердито скрестила руки на пышной груди. – Здесь, эээ, слишком много соблазнов, – Он принял мученический вид осужденного на смертную казнь. – Я все равно умру через двадцать три часа. Так пусть же я погибну в дикой шахте, но благородным человеком! Меня Гавриил научил.

– Чему? – Мелисса выглядела ошарашенной. Но все равно прекрасной. Ей чертовски шла эта короткая стрижка, очаровательно-кудрявая от повышенной влажности. – Чему он тебя научил? Как умереть через двадцать три часа?

– Он научил меня мужскому благородству! – торжественно провозгласил Столыпин.

– Ты просто смешон, приятель, – сказал Левинсон, подходя к Мелиссе. – Не слушай придурка. Где я и где благородство?

– Верно, – прищурилась Мелисса.

Левинсон метнул максимально пренебрежительный взгляд на мрачного испанца – насколько вообще можно облить презрением человека, на которого приходится смотреть задрав голову. Тот демонстративно высморкался в грязную тряпку, не обращая ни на кого внимания.

Левинсон адресовался к Мелиссе:

– Где ты была все это время? И зачем меня посылают в шахту?

Мелисса, мило улыбнувшись своему устрашающему кавалеру, перешла на немецкий:

– Боюсь, русский они немного знают. Ты еще помнишь Дойч?

– Я все помню, любовь моя, – ответил Левинсон с ужасным произношением.

– Твой акцент уродлив, – поморщилась Мелисса. – Но это неважно. Буду говорить коротко, чтобы ты все понял. Меня приняли за посланницу короля Испании Луиса Второго. Окружили комфортом. Этот милый мальчик по имени Карлос, – она покосилась на испанца в доспехах, – боится пальцем меня тронуть. Мечтает на мне жениться, чтобы приблизиться к королевскому двору.

– Каждый может надеть форму их армии и сказать, что он приятель короля, – с трудом собрал лексику Левинсон. – Почему они поверили вранью?