Деяние Луны

– Вставай! – я снова кричу, и боль острой иглой вонзается в горло. – Пожалуйста, ради меня.

Слезы стекают вниз, смачивая губы и оседая во рту горьким привкусом отчаяния, но Костя продолжает спать.

«Вечным сном, – странный голос вторгается в разум, говоря ужасные вещи. – Ты убила их».

«Нет! – я не могу закрыть уши, чтобы не слышать слов, не могу закричать, чтобы перебить его, потому что он звучит внутри. – Это не правда».

« Лжёшь, – злорадствует он. Моя боль и страдание дарят ему наслаждение. – Тебе ведь понравилось убивать, да? То сладостное приближение смерти, что видела в глазах. То ликование души, когда поняла, что убила. Помнишь? Ты должна быть счастлива, что разрушила Орловых».

Лица Натали и Катерины всплывают перед глазами. Что скажу им? Как оправдаюсь перед Валентиной с Николаем? Я – убийца, я уничтожила семью, которая спасла меня. Но чем отплатила за гостеприимство? Смертью. Вот этими руками разбила на миллионы осколков их счастье. Как после этого смогу посмотреть им в глаза? Нет, я этого не выдержу.

Испугавшись презрения бегу в коридор, не понимая, почему не желаю остаться здесь, чтобы принять заслуженное наказание.

« Я виновата», – тело рвётся к массивной двери, которая отделила мир этого дома от другого, заснеженного и холодного. Может быть, в глубине души, я надеялась, что, когда пальцы коснутся золочёной ручки и повернут её, то мелодичный скрип поможет вырваться из затянувшегося кошмара в яркий свет долгожданного утра. Я мечтала, что она окажется тем выходом, который пробудет от ужасного сна.

Стопы, споткнувшись о валявшийся подлокотник дивана, заскользили по полу, собирая вокруг себя бурую слизь. Все, что смогла – вытянуть вперёд руки, чтобы остановить движение, уцепившись за одежду, которая, будто грозди винограда, висела на вешалке.

Пальцы вцепились в чей-то рукав, когда тело понеслось к стене, и треск рвущихся петель громом разнёсся по комнате. Не выдержав такую нагрузку, несколько курток полетели на меня, увлекая за собой вешалку.

– Они оборвутся, – словно наяву слышу голос Валентины, укоряющей детей за то, что те слишком сильно нагружают шкаф. Он эхом отозвался в голове, пытаясь вызвать в памяти образ прежней жизни, но я, выбираясь из кучи ярких пятен, так же грубо отпихиваю его. Если сдамся, если увижу, то не смогу уйти. Сил переступить порог просто не хватит.

Ладони выхватывают что-то из одежды, пока сую куда-то ноги, и обволакивают меня ароматом Данилы. Лесной хвоей, что вечно стелилась следом за парнем.

Не помню, как открыла дверь. Несколько замков исчезли из сознания, будто их вовсе не было. Лишь яркий свет фонаря, что ворвался в дом, проникая даже через зажмуренные веки, на миг привёл в чувства.

Обернуться..Я так хотела сделать это, поддаться соблазну и поверить в то, что это жестокая шутка, но не смогла..И потому, трусливо жавшись к теням, рванула в лес, туда, где зарождалась тьма.

Если достигну её, то смогу спрятаться от произошедшего, от себя самой, но сил хватает лишь на пару шагов, и меня обильно и мучительно выворачивает. Хлещет так, будто за одно мгновенье организм решил избавиться от всего, что съела за всю жизнь, даже носу досталось.

«Я не могу»,огрузились в собственную блевотину.зм решил избавить от всего, что сьела за всю жизнь, даже носу досталось. поможет выр – пронеслось в голове. когда ноги подкосились и ладони погрузились в собственную блевотину.

«Он мёртв», – эта мысль, словно заноза, вонзилась в сознание, пытаясь пробиться сквозь защиту.

«Нет! Не может быть. Если поверю в это, то…», – я чувствовала, как натягивается невидимая нить, связывающая меня с Костей, и понимала, что если сделаю шаг в сторону, то она разорвётся, и сердце навсегда останется без него.

«Он мёртв, – не унимался противный голос, – Мёртв, мертв. – повторял он, будто других слов не знает, снова и снова вызывая из воспоминаний его окровавленное лицо. – Ты их убила».

– Нет! – вопль ярости вырвался из груди, превратившись в вой. И заглушить его никто не в силах.

Этот крик страшный и мистический, словно не я, а духи, горевшие в аду, выплеснули через меня свою боль в этот мир.

Стремясь ускользнуть от него, я бегу, скрываясь в темноте леса, ощущая, как больно впиваются острые ветки в лицо, когда не успеваешь наклонить голову.

«От кого пытаешься сбежать? – змеиным шипением вторгается в разум голос – Тебя найдут и убьют. Ведь ничего другого не заслуживаешь».

– Замолчи! – я зажала уши, пытаясь остановить поток бранных фраз, но он только смеялся в ответ, продолжая говорить.

Исчезнуть… как бы хотелось это сделать сейчас, превратившись в крохотную снежинку. Я бы прильнула страстно к фонарю и растаяла от его тепла. Но этому желанию не суждено сбыться, и потому приходится идти вперёд, прячась от воспоминаний.

В обступившей меня тьме я одна, даже луна, и та отвернулась от меня. Её свет предназначен людям чистым и непорочным, а я … Кто я для неё в этом мире?

Ничтожная песчинка, жизнь которой похожа на чьи-то домыслы и лживые рассказы.

Как много в ней меня? Совсем чуть-чуть. Ведь проще угождать и жить по чужим советам, чем бороться с близкими за собственное мнение. У меня не было сил сражаться с ними, не было воли, чтобы двигаться одной, легче плыть по течению, поддавшись лени.

Вот и сейчас я хочу смириться, готова умереть, но что-то внутри не даёт покоя и гонит вперёд, требуя, чтобы боролась, чтобы хоть раз в жизни пересилила себя.

Но куда ведёт это неведомое чувство неизвестно.

Слезы постоянно скапливаются в уголках глаз, время от времени срываясь вниз тонкими ручейками. Сдерживать их невыносимо трудно из-за того, что сердце хочет опустошения, чтобы через них выразить свою горечь. И вскоре, не в силах сдержать рвущийся поток, я начинаю плакать. Плакать так, как никогда не плакала. Потому что поняла, что сокровище, которое не надеялась найти, навсегда утеряно, и вряд ли когда-нибудь смогу встретить подобное.

Мне оставлена жизнь, но зачем? Ведь все, что хотела – быть рядом. Кто-то на верху решил так наказать? За какие провинности? Что я такого сделала, что должна жить без него? Почему даже в смерти не дали нам быть вместе?

Я закрыла глаза, глотая слезы, которые влажным холодом скользили по щекам. Солоноватый вкус на обветренных губах и пустота внутри, что дальше? Не знаю. Я замерла на перепутье, не в силах двинуться ни вперёд, ни назад.

Надежда на чудо? Она была, но таяла с каждой каплей, что стекала по коже, и сердце постепенно каменело, то ли от жуткого холода, то ли от бури, что творилась в душе.

Подставив ветру своё лицо, я попыталась выпрямиться, чтобы снова продолжить путь, но ноги, ослабленные отдыхом, подкосились, и опять оказалась на земле.

– Я забыла, – голос был едва слышен, губы не хотели открываться, боясь впустить холод. – Мне нельзя отдыхать. Отдых – смерть, лишь движение ведёт к жизни.

Но почему он тогда так приятен? Даже мысль о том, чтобы замёрзнуть здесь уже не так страшит, как раньше.

Силы медленно утекали в неизвестность, и на смену злости и боли, переполнявшей меня, пришло ощущение безысходности.

«Я так устала от боли и слез, которые столько раз проливала в одиночестве, коря себя за ошибки. Их было так много, что, казалось, высохну или умру от обезвоживания, но они все лились и лились, а я продолжала жить. И теперь нет ничего, за что можно держаться. Близкие? Да кому я нужна такая? Им удобно лишь послушание, а не я. Собственная жизнь? Не знаю… теперь её составляют лишь воспоминания, и хранить их, страдая, не хочется.

Я мечтала быть твоей тенью, но ты отказал. И теперь приходится ненавидеть, черпая силы в этом чувстве, стремясь забыть взгляд, который бросил на меня в последний раз.

Твои холодные глаза в тот момент не были безжизненными зеркалами, внутри бурлила теплота и свет, и в краткий миг я поняла, что дорога тебе. Тогда твои поступки и горькие слова, в прошлом, потеряли значение, потому что мы всегда были друг у друга».

«Толька не сейчас», – я отчаянно противилась воспоминаниям, придумывая отговорки. Мне нужна была причина, чтобы злиться, чтобы ненавидеть, но теперь, вспомнив обжигающую теплоту, не смогла.

«Зачем это делаю? – думала я, смотря в пустоту. – Ведь не смогу жить, как раньше. Забыть все, но как? Для чего продолжать борьбу, если итог известен, не лучше ли …»

Но этот вопрос так и не смогла задать, чувствуя, как что-то внутри отчаянно цепляется за жизнь, снова и снова повторяя «хочу жить».

Это было так странно для меня, потому что всю жизнь слышала, что слаба, что нет целеустремлённости, и вряд ли ждёт успех в моих мечтах. Они оказались правы.

Уступить – помогало избежать проблем там, где прочно увязли бы революционеры. Я приспосабливалась ко всему и, если не соглашалась, то молча принимала обстоятельства, которые вынуждали быть такой, пытаясь превратиться в позитивного человека, и спрятать в глубине истинные чувства. Я лгала всем, себе, друзьям и близким, потому что боялась увидеть разочарование в глазах.

Быть такой, как хотят они – легче, чем быть собой.

Но именно сейчас почему-то не могла уступить, хотя так легко закрыть глаза и поддаться холоду, смирившись с судьбой.

Я боролась, несмотря на прошлое, не зная, какое будущее ждёт впереди, сама не понимая упрямого чувства, твердившего только одно «хочу жить»,

«Если закрою глаза – умру, – пронеслось в голове. – Это единственная смерть, которой можно насладиться, Она унесёт не с помощью боли и сожалений, а укроет тёплым пологом сна».

– Уснуть? – спросила я, едва двигая губами. И ночное небо, напоминавшее чёрное озеро, которое раскинулось до горизонта, вдруг начало таять, освобождая луну и звезды.

Их неясный свет сперва с трудом пробивался сквозь тёмную пелену, медленно набирая яркость, заставляя искриться снег под ногами.

– Уснуть? – вновь повторила, не зная к кому обращаюсь.

В моей жизни люди часто принимали решение за меня, руководствуясь опытом и родственными узами. Они были старше и умнее. Так будет лучше, так надо, так правильно – вот что слышала всю жизнь и потому соглашалась. Хотя многие из них сами ничего не добились. Они тоже стояли на месте, не решаясь двигаться вперёд, боясь кардинально преобразить свою жизнь. Их советы тешили им самолюбие, в них не было ни помощи, ни силы.

Странно, что понимание всего пришло только сейчас. Наверное, это и есть «итог» моей жизни. Как жаль, что сдавалась, оттого не жила, и потому остаётся лишь сожалеть о словах и поступках, злясь на себя за трусость. Из меня лепили, что хотели, но в итоге получилась бесформенная куча глины.

Вздохнув, я притянула руки к лицу, пытаясь их согреть. Они одеревенели от холода, и шевелить пальцами с каждым разом стало все трудней.

«Нужно согреться», – я попыталась подуть, чтобы вернуть тепло, но лишь рассмеялась. Пара, что шёл изо рта при морозе, не было, словно тело стало частью снега, став таким же мёртвым и холодным.

Нет, ещё нет. Пересиливая боль, я поднялась, используя как опору ветви кустарника, чувствуя, что начинаю бороться сама с собой. Одна часть меня жаждала остаться здесь, откинувшись на огромной перине, но другая…

Боже, и откуда она взялась сейчас? Почему упорно продолжает гнать вперёд, давая силы на преодоление, давая цель?

«Встать», – стало единственной целью, и я повиновалась, покорно склонив голову перед ней, превозмогая боль, и кусая губы в кровь.

« Встать!» – сверлила мозг, не давая другим страхам и воспоминаниям пробраться в него, чтобы лишить тех сил, что ещё оставались в этом теле.

«Встать», – руки отчаянно цеплялись за ветви, пытаясь найти опору, чтобы подняться. Но острые иголки ели впивались в кожу, болезненно разрывая замерзшие клетки, и раскрашивая серый цвет алыми точками.

« Мне нужно… – упав на колени в очередной раз, я с силой сжала зубы, стараясь не закричать от злости. – Встать!»

Моя спина опять прилипла к стволу дерева, вжимаясь в него с такой силой, будто желала стать частью тёмной коры, которая неровностями уходила далеко в высь. Стопы начали осторожно рыхлить снег, подбираясь все ближе к ели, и поднимая тело все выше и выше с каждым шагом.

«Буду очень удивлена, если останусь живой после этого», – пронеслось в голове, когда глубоко вздохнув, я вскрикнула от боли, почувствовав, как морозный воздух со свистом проникает в лёгкие. Надо же, оказывается, я едва дышала.

Ещё чуть-чуть, совсем капельку осталось. Пальцы отчаянно ласкали кору, ногтями цепляясь за выступы, и ломали их, когда не хватало сил, чтобы подтянуться.

«Пожалуйста, – прижавшись лбом к стволу, я почувствовала, как слезы потекли по щекам, и тело затрясло от сдерживаемых рыданий, – найдите меня, хоть кто-нибудь».

Я хотела бы молить о спасении, но кошмар снова навалился, желая придавить обратно к земле.

Яркие образы двух братьев, лежащих в крови, снова предстали перед глазами, превратив белоснежный снег в паркет, а морозный воздух напитав смрадом растекающейся крови. Её алые ручейки превращались в полноводные реки, скапливаясь в центре гостиной. И ладони, пытающиеся закрыть глубокие рваные раны, чтобы хоть как-то остановить её, не могли замедлить поток. Он просачивался каплями между пальцами, а потом красной линией стекал вниз, пропитывая лохмотья.

«Хватит! Перестань! – яростный крик ворвался в сознание, и воспоминание, словно утренний туман, начало таять. – В мире нет силы, которая смогла бы вернуть мне братьев. Нужно смириться».

Эта маленькая победа над собой воодушевила, помогая сквозь боль и мороз переставлять ноги. Куда? Я не знала. Дорога к трассе была неизвестна, да и сомневаюсь, что стремилась именно к ней. Выхода не было, лишь движение спасало от ужаса ночи, именно оно не давало сойти с ума и скатиться к самобичеванию.

Каждый раз, делая шаг, приходилось пересиливать себя, и повторять одно и то же: «Иду».

Со временем стало казаться, что я превратилось в это слово. Внутри все исчезло, растворившись в ночи, и лишь оно сияло яркой звездой, заставляя двигаться. Я шла вперёд, окостеневшая от холода. Видя, как Лед захватывает тёмные пряди волос, окрашивая их белизной. Чувствуя, как с каждым разом все труднее разлеплять глаза, и мороз острыми иглами вонзается в зрачки.

Деревья то появлялись, то исчезали, исчезая в темноте, а белоснежная пустыня наступала, превращаясь в сияющий ад. Я уже не мечтала согреться, да и холод не так сильно мешал движению, как раньше. Моё тело приняло его, постепенно превращаясь в глыбу льда, а душа… Много ли ей надо, душе этой? Покоя и смерти, вот что просила она, но почему-то именно этого дать не могла, продолжая идти. Сколько так брожу? Час, два, дни или уже прошли месяцы? Время исчезло, оставив после себя лишь пустоту.

Я словно в страшном сне, который иногда сниться людям. Одна в белоснежной тьме, где нет ничего кроме ветра и холода, потому выбраться из него было невозможно.

«Сколько длиться ночь? – взгляд устало обратился к крутым склонам, надеясь увидеть первые проблески солнечных лучей, но ничего не было, только тьма. – Она когда-нибудь кончится?»

Очень хотелось спасть, веки то и дело опускались вниз, подчиняясь желанию, и скоро остановки стали чаще не из-за того, что устала, а потому что сознание отключалось, не желая больше находиться в этом мире.

– Нина! – родной голос вырвал из забытья, возвращая в реальность, не давая упасть в леденящий снег.

Я вскинула голову и увидела размытую тень, что стояла на вершине холма, куда никак не смогла бы забраться, слишком крутым тот был. Да и деревьев вокруг было немного, только ель и пара сосен.

– Костя? – это был его голос. Пусть не могла видеть лицо, но голос смогла бы узнать из тысячи. Мои ноги рванули к нему.

«Плевать на все, он жив!» – радовалось сердце, и руки упрямо опускались в сугробы, пытаясь найти опору, царапая ногтями землю и хватаясь за корни трав.

Я готова была зубами цепляться за выступы, лишь бы подняться наверх. Падения и удары уже не пугали, да и ветер стих, больше не слепя снежинками глаза.

«Скоро, совсем скоро, я приду к тебе. Только жди», – было страшно, что уйдёт, что серые глаза заметёт холодом, и улыбка, которую чувствовала сейчас, нежная и бодрящая, исчезнет,

Я вновь боролась. Откуда только взялись силы? В надежде взирая на того, кто стоял меж двух сосен.

– Костя! – крик радости сорвался с губ, когда стопы твердо встали рядом с деревом, глаза тут же обратились к силуэту, ожидая похвалы.

«Молодец. Ты смогла», – раздалось внутри, и мрак покачнулся, когда Луна выглянула из-за набегающих туч. Бледный свет скользнул по ветвям, заискрясь на белых хлопьях, и игриво сбежал вниз, рассеяв темноту.

«Неужели, сознание играет со мной?» – на вершине никого не было, и душа болезненно сжалась, когда вновь прошептала его имя.

«Он мёртв, – твердил разум, – остался в доме, и потому не может быть здесь».

Но сердце просило, оно умоляло дать надежду.... Боже, как же мне отчаянно хотелось сейчас во что-то верить, даже в тебя. Я готова была отдать все за его взгляд, за мечту увидеть его живым.

– Нина? – его голос раздался снова, и чуть дальше мрак опять сгустился, принимая очертания человека.

«Его нет», – попытался остановить движение голос, когда стопы рванули вперёд

Я должна была идти, потому что каждый раз это была надежда, потому что голос, который звучал в лесу, не мог принадлежать кому-то другому.. Пусть это ложь, пусть сумасшествие, но никогда безумие не было таким приятным. Если это так, то не хочу приходить в себя.

Я не могла плакать, но легче от этого не становилось. Стало тяжелее, ведь та боль, что кислотой разъедала сердце, теперь не находила утешение в слезах, и, усилившись, проникала внутрь, сжигая воспоминания, оставляя после себя зияющую дыру.

Костина улыбка. Я помню, как в первый раз увидела ее. Ту, что рождалась не так часто, будто солнце в пасмурный день нерешительно показывало свои лучики. Она озаряла жизни тех, кто оказался рядом, срывая маску, которую считала им, и показывая совсем другого человека – открытого и весёлого

Впервые увидев её, я испугалась, поняв, что передо мной незнакомец, чьи глаза больше не напоминали бездушные стекла. Они сияли словно алмазы, золотистыми искринками танцуя вокруг зрачка. Нельзя было не улыбнуться в ответ, видя такую радость, но она была слишком скоротечна. Яркая и запоминающаяся, будто вспышка молнии на небосклоне. Поддавшись мимолётной слабости, открыв себя, Костя снова замыкался, превращаясь в каменного голема. Тонкие черты лица заострялись, и брови сходились на переносице, нависая над бурлящим океаном. Он исчезал, не зная, что я влюбилась в его улыбку, увидев другого Костю лишь на мгновение. Меня не волновала причина, по которой он стал айсбергом, столь же холодным и недоступным. Ведь хотеть знать, какая медуза Горгона превратила парня в камень, эгоистично?

«Если бы спросила, он бы ответил? – глухой смех вырвался из груди и перешёл в кашель.– Может, так и надо было сделать?»

Настоящий Константин был совсем другим и именно таким я его запомню. Не бездушной скалой с надменным взглядом и презрительной усмешкой, а весёлым парнем, смеющимся над забавной шуткой.

Я продолжала гоняться за тенями, ощущая, как притупляется боль в ногах. Не зная, спускаюсь или поднимаюсь. Ели и сосны убегали своими верхушками к небосклону, исчезая в темноте, пряча сверкающую Луну среди плотных иголок.

«Где я? – ладонь коснулась могучего ствола дерева, когда тело застыло, устало втягивая в себя живительный воздух. – Сколько это будет длиться?»

Кто знает, может я давно умерла, замёрзла в снегу и все это лишь снится. Последняя вспышка сознания, перед тем, как навсегда уйти в смерть.

«Если так, то это чистилище моё наказание?»

Я мечтала вернуться к ребятам, прилечь на деревянный пол и закрыть глаза.

Если все так закончилось, то хочу открыть их в другом мире, там, где услышу звонкий смех Катерины и недовольное бурчание Натали, когда она пытается остановить сестру от очередной проказы. Где громкий звук чужих голосов возвестит о том, что Данила запустил сериал, который на флешке занёс Тема.

Его всеядность больше не будет раздражать, захватив подушку, я просто плюхнусь рядом, смакуя каждую тональность, наслаждаясь тем, что тишина больше никогда не проскользнёт в этот дом. Никогда, таким образом, как той ночью.

Внезапно подошва заскользила, и отчаянно пытаясь сохранить равновесие, я схватилась за ветви, Острые иголки больно царапнули кожу, вырываясь на свободу.

– Черт! – в сердцах ругнулась я, решив плюхнуться на попу, чтобы замедлить движение.

Штаны могут порваться, если зацепятся за острые пни, и тогда мороз не оставит шансов, правда это лучше, чем лететь во тьме неизвестно куда.

Но когда тело приготовилось обрушиться на землю, лес внезапно кончился, и пологий склон, который нёс меня вперёд, упёрся в обрыв.

От падения вниз спасли колонны, которые возвышались на краю. Две из них были полностью разрушены и превратились в едва заметные пеньки, припорошённые снегом.

Казалось, разгневанные боги решили уничтожить арку, и молнией раскололи крепкий мрамор, разбросав повсюду осколки.

Устояли лишь те, что были ближе к пропасти, но чёрная паутина трещин не пожалела их, пройдясь от основания к небесам.

Интересно, сколько они простояли тут? Десятки, сотни или тысячи лет, и сколько пройдёт времени до того момента, когда прах последнего камня раствориться в ветре?

«Что это такое? Как они оказались так высоко?» – огромная Луна освещала их бледным светом, приглашая приблизиться, коснуться плоского камня руками, который лежал в центре арки,

Желудок в ответ болезненно сжался и глухим урчанием предостерёг «Уходи», но снова бежать не хотелось.

Взгляд восхищённо скользил по колоннам, и воображение дорисовывало то, что когда-то забрало время, воскресая былую красоту. Осторожно, чтобы не поскользнуться, я поднялась по ступеньках к камню, опираясь руками на то, что осталось от резных перил.

Ближе, ещё немного.

Пальцы нерешительно опустились на алтарь, ощущая тепло, которое источало каменное изваяние. Оно волной мурашек пробежалось по коже, сводя тело в судороге.

«Разве он не должен быть холодным? – подумала я, чувствуя, как пламенеет кожа, и запах горящей плоти ударяет в нос, сбивая с толку. – Что происходит?»

Бледная ладонь отскочила от тёмного камня, но ни дыма, ни обуглившейся коже не было, только болезненный жар, который волной расходился по телу.

«Что ты такое?» – рука вновь опустилась вниз, ощущая вместо холода живое тепло.

Будто подушечки пальцев гладят спину неведомого зверя, который стал частью горы.

Они двигались по камню, кожей считывая неровности, открывая взору непонятные, но столь притягательные для разума, письмена.

Стрела, уходящая в небо, соединялась с символом похожим на букву М, палочка, как английская I, молния, узор из ромбов и странная F. Я жадно вбирала в себя рисунки, которые, словно послание, светились на отполированном камне.

Они переплетались между собой, то, прижимаясь друг к другу, словно страстные возлюбленные, то резко отстранялись, разбегаясь в разные стороны. Знаки появлялись следом за ладонью, которая скользила по камню, рождаясь из небытия и напитываясь лунным светом.

Я не знала, что написано на нем, но каждый символ рождал внутри чувства: ненависти, любви, страсти и боли. Будто алтарь рассказывал старую историю любви тех, кто так и не смог быть вместе.

«Я схожу с ума! – хотелось кинуться на этот камень и зарыдать, прильнув словно к близкому человеку. – Почему это происходит со мной?»

Сумасшествие? Да, это оно. А чем другим объяснить то, что видела и чувствовала. Вместо того, чтобы бежать от обрыва, я здесь и уходить отсюда не собиралась.

Камень шептал мне голосами разных людей, то заунывно напевая, то бросая колкие фразы на неведомом языке. Я слышала все, словно оказалась на людной площади и призраки ушедших шли сквозь меня к Луне.

«Почему тоска так знакома?» – я ощущала её, когда покинула дом, уехав на поезде за две тысячи километров от родного города, но почему сейчас она возникла здесь? Ведь это место видела впервые.

Поднявшись, я подошла к уцелевшей колонне, и, обхватив её руками, чтобы не упасть, посмотрела вниз.

Голова закружилась и лёгкие, испугавшись высоты, на миг замерли, не решаясь сделать вдох.

Длинная горная река стремительным потоком текла по узкой пропасти, разделяя мир на две части. Она словно змея с блестящей чёрной чешуёй извивалась под стенания ветра, который проносился меж острых скал.

На миг мне привиделось, как тело скользит по краю обрыва и падает в пропасть на эти природные колья, что так жаждут крови и зовут к себе.