Над и вне

Анна Ильина

Над и вне

Глава 1

Мы были созданы друг для друга, но встретились слишком поздно. Сквозь огромное, кристально чистое окно дорогой кондитерской я прекрасно видела, насколько изящен, красив и соблазнителен тот, кем хотелось владеть безраздельно. Почему столь совершенное творение прозябает в одиночестве? Куда смотрят люди? Узнать ответы на эти вопросы мне было не суждено: девушка, стоявшая за прилавком, потянула к себе тарелку, и восхитительный, чудесный, самый аппетитный в мире кусочек шоколадного торта отправился прямиком в контейнер для пищевых отходов.

– Прости, милый, у нас бы всё равно ничего не вышло: я не смогла бы в полной мере насладиться твоим вкусом, – да и денег, честно говоря, у меня нет. Повздыхав немножко, я развернулась и зашагала дальше. Нужный дом – невысокий, отделанный имитацией розового тулузского камня – находился в самом конце улицы. На первом этаже располагалась кофейня. Потянув на себя дверь, покрытую растрескавшейся тёмно-зелёной краской, я шагнула через порог. Ну-ка, что тут у нас? Небольшой зал с четырьмя столиками, длинная стойка, прилавок, короткий коридор, ведущий в закуток с туалетом. Миленько, чистенько, плесенью не пахнет. Немолодая женщина, вытаскивающая из кофемашины рожок, подняла голову:

– Добрый вечер, мадемуазель. К сожалению, мы уже закрылись, – я улыбнулась:

– Доброй ночи. Это вам нужен ночной бариста, кассир и уборщик в одном лице? Хочу предложить свою кандидатуру, – плоская лампа светила неярко, но разглядеть меня и мои зубы было вполне возможно. Дама кивнула:

– Я действительно разместила объявление на сайте. Сейчас у студентов зимняя сессия, потом каникулы, а там и до Марди Гра недалеко… Сотрудник-«шуази́» мне не помешает. Правда, это на месяц-полтора, не больше. Тебя устраивает такой вариант?

– Более чем. Расскажите поподробнее, что надо делать, – ничего сверхъестественного от меня не ожидали: обслуживание клиентов, поддержание чистоты и порядка, приём и разгрузка провизии. Кроме кофе, тут продавали шоколад, термокружки и простенькую выпечку – заморозка от приличной фирмы, разогретая в маленькой духовке. Дела у мадам Ману шли неплохо: кафе располагалось недалеко от университета, и голодные, не слишком богатые юноши и девушки частенько покупали здесь завтрак по дороге на занятия или похмелялись горячим американо после бурной вечеринки. Ознакомив меня с перечнем обязанностей, женщина подбородком указала на здоровенный агрегат:

– Покажи, что умеешь. Мне… – я не дала ей договорить:

– Позвольте вас удивить, – через несколько минут перед владелицей стояла чашка капучино. Мадам сняла пробу, подняла бровь:

– Много молока и кардамон. Почему? – ей явно понравилось – можно немножко себя порекламировать:

– Ночь уже началась, вы выглядите уставшей – не время для чистого эспрессо. Очевидный выход – приготовить напиток без кофеина, но мне не хотелось вас оскорблять, – она усмехнулась, я похихикала в ответ и продолжила набивать себе цену. – Вы закупаете два вида зёрен: подешевле и подороже. Разумеется, для хозяйки я выбрала второй вариант. Честно говоря, мне больше нравится кофе от компании «Трик» – стоимость средняя, качество очень хорошее, но решать вам. Специй здесь предостаточно, однако от вас пахнет именно кардамоном. Сколько добавлять, чтобы вкус ощущался отчётливо, но не забивал аромат арабики, я тоже определила по запаху, прямо как Жан-Батист Гренуй.

Мадам Ману похлопала в ладоши:

– Браво, девочка! Хороший спектакль. Как и все выбравшие ночь, ты стараешься сразу произвести впечатление. Меня это скорее забавляет – можешь считать, что нашла работу. Завтра оформим договор, и начнёшь трудиться, – о, нет, меня такой вариант не устраивает. Надеюсь, получится её уговорить:

– Я бы предпочла подписать документы потом, когда будем рассчитываться. Не переживайте, проблем с законом у меня нет, я беспокоюсь о репутации. Пару раз контракт со мной расторгали безо всяких причин через неделю работы, и если в реестре появится третья запись о разрыве трудовых отношений до срока, я никогда не смогу устроиться в нормальное место, – почти не соврала: отметки имелись, и выгоняли меня исключительно по причине ксенофобии. Об остальном владелице кафе знать не полагалось. Господи, хоть бы прокатило! Прошло несколько невероятно долгих секунд, и мадам вынесла вердикт:

– Даже если ты врёшь, я не сумею этого распознать. Твоё лицо уже попало на камеру – убивать или грабить в таких условиях глупо, а на дуру ты не похожа. Оставайся. Через месяц я расплачусь с тобой наличными и не стану подавать сведения в налоговую. Не раскрывай мне никаких секретов – не хочу потом выдавать их полиции. Скажи только, как тебя зовут.

– Мари. Мари Иро́н. Большое спасибо. Покажете мне зону отдыха для «шуази»? Перед первой сменой надо хорошенько выспаться, – она вышла в зал, вытянула руку:

– Вторая дверь слева. Коврик и плед новые. У тебя много вещей?

– Только то, что на мне, – хозяйка поджала губы, но комментировать не стала. Кинула быстрый взгляд на мою футболку, кашлянула. – Я купила её недавно, она чистая. Хотя постойте – вас, кажется, смущает не состояние одежды, а отсутствие белья под ней. Не волнуйтесь, когда я надену фартук, ничего выделяться не будет. Как только получу от вас жалование за первую неделю, куплю спортивный топ.

– Намёк поняла – платить буду каждые семь дней. Располагайся. Входную дверь я запру, уж извини, – заверив мадам Ману, что не обиделась, я повернула ручку, зажгла свет и оглядела помещение. Светло-серые стены, вентиляция под потолком, окна и отопительные приборы отсутствуют, зато розеток целых две. Поставив телефон и аккумулятор заряжаться, раскатала по полу тонкий мягкий коврик для йоги, бросила сверху плед. Вернулась в зал, обошла, принюхиваясь и присматриваясь, остальные помещения, ничего подозрительного не обнаружила и чуть-чуть расслабилась. Продержаться четыре недели, не высовываясь на улицу, потом получить жалование и добраться до порта… От Тулузы до моря приблизительно сто пятьдесят километров – три-четыре часа пути на ночном автобусе. Встретиться со знакомым знакомого, отдать ему деньги, по воде добраться до Африки и затеряться там. Долго, сложно, однако иного пути нет – в Европе меня найдут. Сдаваться властям после того, что они сделали с моими друзьями, я не собираюсь. Отправляться на родину тоже не следует: российское Министерство по делам граждан со специфическим обменом веществ с подопечными не церемонится. Как только выйду из аэропорта, меня схватят и разберут на атомы. Бр-р-р… Обхватив себя за плечи, я помотала головой и решила думать исключительно о ближайшем будущем. В сущности, ничего ужасного случиться не должно: ночью работа, днём сон и сёрфинг в Интернете. Никаких соцсетей – только виртуальные энциклопедии и сайты с книгами. С людьми общаться вежливо, на провокации не вестись, от встреч отказываться – всё как всегда. А сейчас пора лечь, помедитировать и провалиться в мир снов часиков на десять. Войдя в комнатку, я заперла дверь на замок, скинула куртку и растянулась поверх пледа. Вытянув руку, нажала кнопку на телефоне. Надо же, восемнадцатое уже наступило. Выходит, мне теперь двадцать один год. Повернувшись на бок, сунула ладонь под щёку. Спать не хотелось: мозг привык, что в этот день я вспоминаю прошлое, и настойчиво требовал идти проторенной дорожкой. Помаявшись минут десять, я сдалась. Закрыла глаза, сосредоточилась и позволила памяти в очередной раз показать случившееся четыре с половиной года назад.

В середине июля мы с родителями отправились путешествовать по Европе – так меня поздравили с окончанием десятого класса. Мама с папой желали показать дочери красоту, пока есть возможность: в следующем году мне предстояло поступать в университет, а без занятий с репетитором не стоило и пытаться. Я хотела стать переводчиком: компьютерные технологии так и не смогли заменить людей на этом поприще, и спрос на владеющих иностранными языками был довольно высок. С удовольствием изучала английский и французский, прилично говорила, понимала и писала. Школьные экзамены сдала бы без проблем, но вот с собеседованием в высшее учебное заведение могла не справиться. На семейном совете предки решили не ехать на море в следующем году и вложиться в моё будущее. Я нисколько не возражала: иностранные языки привлекали меня куда сильнее белого песка, солёной воды и шведского стола. Другие правила, другая культура, иные мысли – невероятно круто! Во время двухнедельного путешествия старалась как можно больше общаться с англо- и франкоговорящими. Девушки за стойками отелей, официанты, продавцы, экскурсоводы… К концу тура мой словарный запас значительно пополнился, а вот энтузиазм несколько угас: мозг был перегружен впечатлениями. Пять стран за четырнадцать дней – кто угодно устанет! Домой мы улетали глубокой ночью, и, заняв своё место в самолёте, я тут же вырубилась. Пробуждение было кошмарным: пахло горелым, по полу стелился едкий серый дым, люди кричали и бежали вперёд с задних рядов. Мы поддались всеобщей панике, попытались прорваться незнамо куда, я отстала от родителей, упала, получила ногой по голове и потеряла сознание. Потом узнала: вскоре после вылета в багажном отсеке что-то загорелось. Пилоты сумели посадить лайнер, но отчего-то никто из членов экипажа не сумел открыть аварийные выходы. Огонь добрался до задних рядов, а как только дверь открыли – пламя радостно сожрало кислород из воздуха и охватило весь салон. Пожар не могли потушить минут десять, а когда справились – живых внутри уже не осталось. Я тоже умерла – чуть позже, чем остальные. Из багажного отсека выбрался обгоревший вампир, пробежался по салону и каким-то чудом уловил слабое сердцебиение под одним из кресел. Вытащил изуродованное тело, выпрыгнул вместе с ним из лишившегося крыши салона, подарил незнакомке второй шанс и скрылся в неизвестном направлении – видимо, опасался, что катастрофу повесят на него. Ни обращения, ни трансформации я не запомнила – пришла в себя уже в больничной палате. Первое, что увидела – внимательные серо-голубые глаза сидевшего рядом врача. Заметив, что пациентка вернулась в реальный мир, он помахал рукой и спросил:

– Как ты себя чувствуешь? – сказано это было по-французски, я слегка напряглась и ответила:

– En norme. Mes parents… Où sont-ils?1

– Мне жаль, – меня будто ударили в живот. Впрочем, шок быстро отступил. Ожидала, что заплачу или начну кричать, но ничего не вышло: все чувства словно притупились. Ощущалась лишь странная пустота внутри – душевная и физическая. Неужели из меня вырезали какие-то органы? Сглотнув слюну, я машинально провела языком по зубам. Что-то острое… Сломала? Внутренний голос насмешливо подсказал: «У тебя клыки выросли, дурында», и до меня наконец дошло.

– Я – вампир? – и почему меня спасли именно таким образом?

– Мы предпочитаем называть себя «выбравшие ночь», сокращённо «shoisi», – он широко улыбнулся, показывая собственные клычищи. – На каком месте ты сидела? Полиция должна установить твою личность.

– Третий ряд, у окна. Кажется, «А». Но отчего я не могу рассказать о себе сама?

– Так надёжнее, – следователи не верили, что в пожаре мог уцелеть хоть кто-то, и проверяли, не было ли в самолёте незарегистрированных пассажиров. На маленькое расследование ушло несколько дней, и как только французская сторона убедилась, что единственная спасшаяся – в самом деле Мария Стрижова, русская, шестнадцати с половиной лет, ко мне прислали сотрудницу посольства. Высокая плотная женщина за пятьдесят с лёгкой брезгливостью оглядела меня, небрежно выразила соболезнования и принялась рассуждать вслух:

– Как же с тобой поступить? Родственников нет, до совершеннолетия ещё полтора года, однако в детский дом не отправишь. С Министерством по делам «сов» мы связались, но они ещё не ответили: полагаю, не горят желанием возиться с сиротой. Держать тебя в больнице до бесконечности не выйдет – на адаптацию здесь отводят неделю. Договариваться с местной общиной? Им запрещено принимать новичков без документов. Сказать, что ты беженка? Не выйдет – тебя уже занесли в общую базу. Боже, за какие грехи мне всё это? – пока она стенала и жаловалась, я прикидывала, как бы сбежать половчее. Возвращаться в Москву до совершеннолетия не собиралась: ничего хорошего меня там не ожидало. С квартирой до восемнадцати ничего не сделаешь без опекунов, но упырье ведомство вряд ли выделит мне куратора, к тому же я могу попасть в лапы каких-нибудь мошенников. Своих денег нет – пользовалась карточкой, оформленной на родителей. На государство рассчитывать не приходится: пока не вступлю в наследство, я нищая, а наличные от посольства не выдают несовершеннолетним. Лучше всего остаться здесь, выучить язык «в поле», подзаработать, а потом прилететь в Москву, с блеском пройти собеседование и занять бюджетное место в выбранном институте. Однако за общежитие и поддержку местных надо платить… Перебрав в уме несколько вариантов, я вознамерилась остаться во Франции нелегально. Рассуждала так: болезни, холод и голод мне не страшны, переждать день можно под землёй – укрытия для «шуази» встречаются каждые тридцать-пятьдесят километров, устроиться куда-нибудь уборщицей труда не составит. Пара лет – и я выйду из тени, сдамся полиции и буду депортирована на родину, где начну с чистого листа. Когда сотрудница посольства ушла (я вежливо сказала ей, что от неё очень вкусно пахнет, и смертную как ветром сдуло), я достала выпрошенный у медсестры телефон, отыскала в нём необходимые сведения, набросала в заметках план и немедленно приступила к его исполнению. До вечера болталась по палате – присматривалась к закрашенному окну (ручку открутили, но дырку от неё ничем не заткнули – невероятная удача!), искала камеры и прослушивающие устройства. К счастью, за соблюдением врачебной тайны здесь следили – никакой техники обнаружено не было. Ночью я вызвала врача, пожаловалась на нестерпимый голод и потерю концентрации. Ложь быстро раскусили – пообещав больше никогда не врать вампиру, призналась, что боюсь возвращаться в опустевший дом. Поинтересовалась, когда меня выпишут, попросила об отсрочке. Доктор повздыхал и согласился подержать новообращённую в больнице ещё два-три дня. Услышав это, я искренне обрадовалась. Днём выспалась, наелась, помедитировала, а как только стемнело – в телефоне было приложение для выбравших ночь – открыла окно, вскарабкалась по стене на крышу, проникла внутрь здания и отправилась прямиком на склад. Пришлось украсть несколько комплектов вещей, обувь, ещё один смартфон, зарядное устройство и кое-что по мелочи. Перед рассветом вернулась, оставила у открытого окна ночную рубашку, немного праха и браслет с маячком. Около полудня врач-человек заметил распахнутую створку, сообразил, что она должна быть закрыта, и сообщил о нарушении в отделение. Вызванная эскулапами полиция осмотрела палату, криминалист взял образец праха, следователь, недолго думая, написал в протоколе «самоубийство», однако прибывший вечером доктор-«шуази» опроверг это предположение – от тела должно было остаться гораздо больше. Медсестра призналась, что на время отдала пациентке телефон брата: новенькая так сильно грустила и скучала… Местонахождение устройства определили спустя сутки. Оно лежало в кармане куртки, наполненной прахом (два раза отстригала и выращивала волосы, чтобы собрать необходимое количество материала). В брюках и ботинках тоже были обнаружены останки. Вампирша не добежала до укрытия совсем немного, метров пятьсот. Судя по положению одежды – из последних сил ползла к подвалу. Откуда мне известны подробности? Журналисты пронюхали о случившемся, и в местной газете появилась слёзовыжимательная статейка. Читая её спустя год после побега, я поминутно хваталась за голову: это была авантюра чистой воды, решиться на такое могла только полная идиотка! Вероятно, у Создателя уже тогда имелись на меня планы, и он провёл самонадеянную дурочку по самому краю. Впрочем, это не спасло меня от неудач и разочарований.

Глава 2

Прошло недели три. Мы с мадам Ману и остальными сотрудниками перетерпели нашествие зомби-студентов – запасы кофе приходилось пополнять в два раза чаще обычного – и потихоньку начали готовиться к праздникам: дню святого Валентина и Марди Гра. В этом году их разделяло всего-то три дня. Кофейню скромно и со вкусом украсили, на прилавок выложили шоколадки в форме сердечек, обёрнутые красно-золотой фольгой. Молодёжь наслаждалась каникулами, однако продолжала захаживать в маленькое кафе. Иногда какая-нибудь компания занимала столик на несколько часов, но люди вели себя прилично: алкоголь у нас не подавали, запрещали употреблять в помещении что-то крепче двойного эспрессо, да и разбираться с полицией никто не хотел. Ночью проблем вообще не возникало: мало кто осмелится препираться с вампиршей. Постепенно я начала узнавать завсегдатаев и немного флиртовать с молодыми людьми – просто чтобы создать приятную атмосферу для клиентов. Хозяйке нравилось, как я работаю и веду себя, и, судя по её лицу, мадам жалела, что вскоре мы расстанемся. Пожилая женщина чувствовала себя одиноко: муж умер, дети разъехались кто куда и навещали мать раз в год, подруги путешествовали или занимались внуками. Дневные работники держались отстранённо, молодёжь не слишком охотно вступала в диалог, и только вежливая симпатичная «шуази» активно слушала мадам, вдобавок прекрасно убиралась и готовила отличный кофе. Неудивительно, что смертная привязалась к клыкастой сотруднице. Однажды она спросила меня:

– Ты ведь иностранка, не так ли? Сколько лет провела во Франции?

– Мой акцент настолько заметен? Жаль. Думала, за три года удалось от него избавиться, – хозяйка кивнула, отвлеклась на звонок, а я снова вспомнила свои злоключения. Семь месяцев ушло на адаптацию, и проходила она вовсе не гладко. Можно сказать, я почти утонула в потоке информации на чужом языке, который, как выяснилось, знала весьма посредственно. Было тяжко, но сдаваться не собиралась – слушала, учила, запоминала. Устроиться на работу не вышло: везде просили паспорт или временное удостоверение беженца, а так как официально я была мертва, сделать документы не представлялось возможным. Когда совсем отчаялась, пришлось идти на поклон к местным бандитам. Как ни странно, меня не попытались ограбить, изнасиловать или убить – отправили на соседнюю улицу, в логово вампиров-контрабандистов. В старом доме с заколоченными окнами нашла приют дюжина кровососов. Их лидером был Слобо – харизматичный, выглядящий лет на тридцать дядька из Черногории, от которого я не стала ничего скрывать. Подумав минутку, он предложил мне работу, крышу над головой и помощь с легализацией. К счастью, мои работодатели никого не убивали – поднимали с морского дна специально выброшенные с кораблей «посылки» и за небольшое вознаграждение передавали их клиентам. Содержимым я не интересовалась, однако подозревала, что помогаю наркоторговцам, киллерам и прочим типам вне закона. Еженощное общение с сородичами помогло преодолеть языковой барьер – к первой годовщине пребывания в стране уже вовсю ругалась с взрослыми опытными кровопийцами. На английском говорила чуть реже, однако со временем «прокачала» и его. Русский, разумеется, не забыла – художественная литература, научные статьи, некоторые учебники. Спать выходило лишь иногда, зато деградации удалось избежать. Спустя девять или десять месяцев упорного труда меня привели в филиал ведомства, занимающегося проблемами «шуази», сфотографировали, выдали два бланка и рассказали, что именно туда вписать. Имя менять не стала – сократила «Марию» до «Мари», и всё, а вот фамилию выбрала новую. Как будет по-французски «стриж», не вспомнила – на ум пришло только «hirondelle», «ласточка». Делать нечего – нацарапала на листке короткое «Hiron». Волосы для идентификации взяли у какого-то новообращённого, и через десять дней мне торжественно вручили удостоверение беженки, позволяющее свободно передвигаться по стране, работать и снимать жильё. Одновременно я получила карту для выдачи крови (до этого приходилось ловить диких кроликов и прочих грызунов). Тепло распрощавшись с «мальчиками», упорхнула в другой город, оттуда в третий… Восемнадцать мне уже исполнилось, но от одной мысли о холодных серо-бежевых московских улицах, учёбе, а потом и работе в четырёх стенах сводило скулы. Заткнув совесть, я разрешила себе погулять ещё год-другой. Старость и болезни мне не грозят, в наследство можно вступить до двадцати одного, а второго шанса исколесить Францию вдоль и поперёк у меня, скорее всего, не будет. Решение было принято, я поработала месяц в ресторане, насобирала чаевых благодаря смазливой мордашке и понеслась дальше. Ночные автобусы, хостелы, вкусный провинциальный воздух, вольный ветер… Север, юг, запад, восток – отметиться удалось везде. Всё было прекрасно, пока год назад мной не заинтересовались власть имущие…

– Мари, ты слышишь? – очнувшись, я придала лицу осмысленное выражение. – Мне пора идти – уже десятый час. Завтра в семь тебя сменит Амели. Напомни ей о кружках – их нужно хорошенько вымыть.

– Если хотите, могу сделать это сама. Нет? Ну, вам виднее. Доброй ночи, – хозяйка прошла мимо меня, свернула во второй коридор, ведущий к чёрному ходу, там, судя по звуку, стянула с вешалки пальто, отодвинула засов и удалилась, скрипнув петлями. Я закрыла за ней дверь, забрала свою куртку и кинула под стойку. Так делать нельзя, но мне гораздо спокойнее, когда все вещи под рукой. До двенадцати успела обслужить десяток клиентов, а потом в кафе заглянула группа из шести человек. Одна из вошедших заняла дальний столик, остальные расположились ближе к стойке. Пахло от них молодостью, неплохим вином и дымом от камина – видимо, побывали у кого-то в гостях, но разойтись после визита не смогли и решили ещё немного поболтать в тепле. К прилавку шагнул ладный паренёк в расстёгнутой кожаной куртке:

– Четыре больших американо в картонных стаканчиках, средний латте в кружке, стандартную порцию кипятка в свою посуду – вот, держи, пробьёшь как чай, – я приняла из его рук термокружку, занесла сведения о заказе в терминал и вежливо поинтересовалась:

– Не желаете добавить сироп? Есть карамельный, миндальный или…

– Если обмажешь им свои очаровательные губки – с удовольствием попробую, а в кофе ничего лить не нужно, – тон был лёгкий, ироничный, глаза смотрели тепло и весело, сердце билось ровно – я слегка приподняла верхнюю губу:

– Боюсь, тебе не понравится меня целовать, – молодой человек усмехнулся:

– Пугаешь? Не на того напала! Я знаю, что клыки нисколько не мешают. Впрочем, если вдруг захочешь укусить – возражать не буду.

– Вынуждена отказать: не пью человеческую кровь, да и либидо у меня нулевое, – настаивать он не стал. Скорчил грустную рожицу, быстро сменившуюся лукавой улыбкой, оплатил напитки, вернулся к своим. Часа полтора я слушала высокоинтеллектуальную беседу о современной литературе. Иногда кто-то повышал голос, однако спор не переходил в скандал. Вполглаза наблюдая за людьми, легко определила, кто кому нравится. Девушка, сидевшая отдельно, что-то рисовала в скетчбуке. В общем разговоре она практически не участвовала – бросала время от времени пару хлёстких фраз и снова бралась за карандаш. Когда гости потянулись к двери, быстрым шагом направилась к стойке:

– Это тебе, – у кассы появился вырванный из блокнота лист. На рисунке был зал кафе, кофемашина и я, подслушивающая около агрегата – манера реалистичная, исполнение великолепное.

– Потрясающе! Как у вас получилось несколькими линиями передать моё настроение? – она горделиво выпрямилась:

– Мастерство не пропьёшь, к тому же я от природы наблюдательна. Давно болтаешься по Франции? – последнюю фразу девушка произнесла по-русски. Я вздрогнула и испуганно вытаращилась на художницу:

– Как вы поняли? – тёмные внимательные глаза прищурились:

– Француженки не плетут «колосок», а ещё ты материшься, когда думаешь, что тебя не слышат. Об акценте, кстати говоря, можешь не переживать: он практически незаметен и твоего происхождения не выдаёт. Ну так что, ответишь? Хм-м-м… Ладно, не буду тебя допрашивать. Расслабься, милая, я тебе не враг, – девушка ненавязчиво продемонстрировала собственные клычки. Вот, значит, как… А сама она откуда? Попробую угадать! Русский свободный, однако «р» слегка картавое. Внешность характерная: волосы чёрные, кудрявые, подстрижены коротко, нос крупный, хоть и красивой формы. Одета дорого и стильно, но тело почти полностью закрыто: чёрная водолазка, длинная свободная юбка, высокие сапоги. На запястьях браслеты, на шее подвеска со странными символами. Я порылась в памяти: то ли стилизованная арабская вязь, то ли иврит. На освобождённую женщину Востока мадемуазель не очень-то похожа… Богатенькая репатриантка из Израиля? Пожалуй. И что ей от меня нужно? – Времени у меня в обрез, поэтому спрошу прямо: не хочешь встретиться завтра вечером? Выпьем, поболтаем, а дальше как пойдёт. Отвлечёшься от работы, попробуешь что-то новое – вдруг понравится?