Смерть в изумрудных глазах

И сейчас Оксана Юрьевна почти радовалась: ей казалось, что возмездие для семейки беспредельщиков неизбежно. Слишком очевидная связь.

В понедельник – Маша избивает одноклассницу. Свидетелей, к счастью, искать не надо: как раз на выходных в школьной раздевалке наконец установили видеокамеру, она и запечатлела инцидент. А во вторник – Оля кончает с собой.

Про уголовное дело о доведении до самоубийства речи, понятно, не идет: слишком мала обидчица. Но исключить из школы – возмездие справедливое.

Однако в среду к ней в кабинет явился Машин отец. По-хозяйски запер изнутри дверь (ключ торчал в замке), вальяжно откинулся в кресле для посетителей и швырнул на стол пачку перетянутых резинкой тысячных купюр.

– Эт-то что? – опешила Оксана Юрьевна.

А мужчина спокойно произнес:

– Я с Марией поговорил. Она осознала. Впредь себя станет вести скромней. Так что давайте не будем портить девочке жизнь.

– Н-но…

– Свидетелей нет. Видеозапись – ну скажем… случайно испорчена. А повесить есть на кого. Вся школа знает: Тимофей в «Синем ките» состоял. И Ольга с ним дружила. Вот и раскручивайте – его тлетворное влияние.

– Уберите ваши деньги, – тихо произнесла Оксана Юрьевна.

Мужчина не шелохнулся. Спокойно сказал:

– Директор на моей стороне. Так что запись все равно уничтожим. А твое слово ничего не стоит. Хочешь проверить, повоевать? Ну попробуй. Мигом уволят с волчьим билетом. Город у нас небольшой. Больше никуда на работу не возьмут.

– Вы понимаете, что творите? – всплеснула руками она. – Дело-то не во мне, а в дочери вашей! Вы задумывались, в кого она превратится через год, через три? Если ей сейчас сойдет это с рук?!

Мужчина сдвинул брови:

– Машка моя никого не убивала. А что врезала девчонке пару раз – так мы все в школе дрались. И я бил, и меня били. Но как-то в голову не приходило из-за каждого синяка вешаться идти. Нормальный человек из-за такого самоубиваться не будет. С головой, наверно, у этой Ольги не все в порядке. Было.

– Как вы можете говорить в таком тоне! Ребенок погиб!

– Все, Оксанка, не гоношись, – добавил в голос металла. – Я за свою дочку горой. А тебя – в порошок сотру. Если упрямиться будешь.

* * *

В Мурманск Дима прилетел в четверг к вечеру.

Заселился в отель, первым делом выключил кондиционер и распахнул окно. Ледяной ветер ударил в лицо, вздыбил занавески, зато ощущение – будто на корабле. Окна на залив, шума городского не слышно – только отдаленный рокот порта да крики чаек.

В прежней жизни – до того, как стал отцом – Полуянов в командировках хватался за дело немедленно. Звонил, писал, назначал встречи. Но сегодня решил не торопиться.

Холодильник-бар забит напитками. Гостиничный ресторан манит «арктическим меню», но идти туда Дима поостерегся. Народ нынче продвинутый – снимут украдкой за столиком, а потом, когда статья выйдет, в интернет выложат и напишут: «Пил журналист без просыпу, потому и написал ерунду». Так что заказал с доставкой в номер морского ежа с соевым соусом, желтком перепелиного яйца и лаймом, на горячее – филе мурманской трески с соусом из копченых сливок и икрой палтуса. А для разминки открыл бутылочку пива местного производства под названием «Северный пилигрим».

Плюхнулся на кровать, взглянул на часы. В это время он обычно возвращался с работы и немедленно, прямо в коридоре, получал на руки вечно недовольного Игната.

Застыдился собственной радости, что нынешний вечер проходит совсем в ином ключе, позвонил Надюшке. Ждал наездов или как минимум ехидных вопросов, но голос на удивление умиротворенный. Доложила:

– Я в ванне. С глупым женским журнальчиком.

Люсина мама не подвела – пришла на помощь.

– А ты как? Уже, наверно, в работе? – спросила заботливо.

Дима виновато покосился на пиво и ответил полуправду:

– Не хочу прямо с ходу. Надо с силами собраться.

– Ой, это да, – подхватила Митрофанова. – Ты ведь и к родителям девочки пойдешь? Как справишься? Просто не представляю.

– Маму трогать не буду. А отцу еще из Москвы написал. Он ответил. Держится. Встретиться согласился. Во всем школу винит. И приятеля Олиного. Второгодника.

– У меня тоже в школе бывали проблемы. Один раз из-за «двойки» даже из дома уходила. Но не представляю, что меня бы заставило с собой покончить.

– Я хочу попробовать Олину медкарту достать. Или еще как разведать: может, все-таки болезнь?

– Тоже думала об этом. Но официальная медицина считает: психические заболевания или с раннего детства видны, или уже в подростковом возрасте проявляются. Но никак не в одиннадцать лет. А она никакой записки не оставила?

– Отец сказал, ничего.

– Уголовное дело завели?

– Пока нет. Проводят проверку.

– Ох, Дима. Хотела сказать: лучше писал бы ты про своих енотиков-котиков, но нет. Я тобой горжусь.

В этот момент в дверь номера постучали: прибыли треска и морской еж.

Дима распрощался с Надей, открыл вторую бутылку мурманского пива и набросился на еду. За окном продолжали скандалить чайки, ветер заворачивал занавески в прихотливые спирали. Но на душе, несмотря на свободу, вкусный ужин и любимый морской антураж, все равно было паршиво. Могла ведь девчонка сейчас дома сидеть, уроки делать или в компьютер играть. Зачем, ну зачем она сотворила такое?

* * *Четыре месяца назад

Прося

Не могу вспомнить, когда что-нибудь делала для себя. Я всегда живу для других: дома, на работе, в свободное время. Не читаю модных журналов, не имею понятия о тенденциях сезона. Джинсы-худи-кроссовки для передвижений по городу, а на работе униформа. Маленькие женские радости – все эти девичники, косметологи, фитнесы – тоже где-то в другом мире.

Получаю я больше, чем прожиточный минимум, но излишества вроде такси или доставки еды из ресторана случаются, только когда мы проводим время с супругом. А для себя лично я давно привыкла по минимуму. С детства так повелось, и решила не менять привычки. Муж даже называет меня «санитаром леса» – вечно подъедаю, что залежалось в холодильнике.

В Сочи на конференцию я тоже собиралась по эконом-варианту. Коллеги летели самолетом из Москвы. А мне две последние недели (свой законный отпуск) пришлось провести в Сухуме. Ухаживала за прихворнувшей тетей. Ее дочка не сочла нужным отрываться от собственных дел из-за «какого-то гипертонического криза». А я поехала. Муж не возражал: «Хоть в море покупаешься!»

Я действительно ходила на городской пляж – целых три раза по часу, хотя тетя меня уговаривала взять такси, махнуть за город, где чистая водичка и мелкая галька. Но не хотелось оставлять ее надолго. Да и столько всего нужно успеть! УЗИ сердца моя родственница – гипертоник со стажем! – последний раз делала год назад. Расширенный анализ крови – и того раньше. Да и окна в квартире не мыты лет пять как минимум.

– Просенька, ну хватит уже суетиться! – то и дело принималась причитать тетушка.

Но я настаивала: чем полнее обследование – тем эффективнее будет лечение. Домашними пирогами хотелось ее побаловать, на набережную сводить – там красота, виды, лавочки, воздух морской, из динамиков музыка классическая. Тетя одна никогда не выбиралась. Хотя вздыхала:

– Вот жив был муж – каждый вечер гулять ходили. Очень он теплоходы провожать любил.

Мне тоже нравилось наблюдать, как по трапу спешат нарядные пассажиры, подле махины суетится буксирчик, а потом судно величаво и неспешно отваливает от причала и все, кто остается, машут тем, кто уезжает, и лица тех, кто на берегу, задумчивы и печальны.

– Всегда кажется: счастье – оно там, за морем, – вздыхала тетя.

А я возражала:

– От себя не уплывешь. Даже на самом красивом корабле.

…Конференция у нас начиналась с понедельника, коллеги вылетали из Москвы ранним рейсом, чтобы к десяти попасть на открытие. Но в Сухуме аэропорт на реконструкции, поэтому я взяла себе билет на поезд, в плацкартный вагон.

– И во сколько ты в Сочи будешь? – спросила тетя.

– По расписанию в 6:02.

– Ну хорошо. Успеешь хоть в гостинице с дороги отдохнуть.

– Не, там заселение с двух. Так что на море пойду.

Родственница осуждающе покачала головой:

– С чемоданом?

– В камеру хранения его кину.

– А на конференцию в сарафанчике явишься?

– Ну переоденусь где-нибудь в туалете. У меня платье немнущееся.

– Ох, Проська, почему ты себя так не любишь?

– Да при чем здесь – люблю, не люблю? Не я ведь придумала, что в гостиницах расчетный час днем. Коллеги тоже с чемоданами на конференцию поедут, там в гардеробе, сказали, можно вещи оставить.

Тетя поджала губы. А вечером, когда я вернулась из очередной отдаленной аптеки (единственной, где продавалось нужное ей лекарство), хитро сказала:

– Не разувайся. Тебе еще в железнодорожную кассу надо сбегать.

– Зачем?

– Билет свой сдашь. Я тебе другой вариант нашла, как до Сочи добраться.

Тетя несколько раз говорила, что у нее вполне приличная пенсия, и пыталась подкидывать мне деньжат (разумеется, я гневно ее поползновения отвергала). Сейчас тоже сказала твердо:

– Не поеду я в Сочи на такси. Тем более за ваши деньги.

– Дурында! – усмехнулась она. – Таксисты у нас – одни горцы безбашенные, будто я тебя сама отпущу с ними по перевалам! На корабле поплывешь.

– На корабле?!

– Да. «Князь Владимир». Отправление в одиннадцать вечера, посадка до девяти. Шведский ужин, танцульки. Утром завтрак. С шампанским, прошу заметить. В Сочи будешь в девять. Сразу и пойдешь на свою конференцию.

– Вы с ума сошли, – пробормотала я.

– Так врач и сказал, что у меня деменция в начальной стадии. Разве не помнишь? – хитро ухмыльнулась. – Ничего не поделаешь. Билет невозвратный. На «люкс», правда, мне не хватило. Но внутреннюю каюту для любимой племянницы позволить смогла. Хватит, Просенька, все для других и для других. Проживи хотя бы одну ночь – для себя лично.

* * *

Младшая сестра всегда умела наколбасить.

И без нее тошно: вся школа на ушах, в вестибюле Олин портрет, рядом завал цветов и мягких игрушек. А тут малявка ей кается: она, оказывается, известному журналисту Полуянову написала. В Москву. И тот не только ответил, но почти немедленно в командировку сорвался. Сейчас в Мурманске.

Старшая потребовала предъявить переписку, прочитала, схватилась за голову:

– Овца безмозглая! Ты что творишь?

– А чего? Я всю правду написала.

Сестра вздохнула.

Олю она знала: та иногда заходила к ним в гости. И про ее конфликт с Машей Глушенко тоже была в курсе. Даже предлагала – на правах старшей – урегулировать. Мелкота – она ведь только с себе подобными наглеет. А подойди к обидчице пара одиннадцатиклассников – мигом притухнет.

Однако Можаева помощь не приняла:

– Чего какашку трогать? Только завоняет еще больше. Так мой папа говорит.

– Но сколько можно терпеть? – вмешалась младшенькая. – Я сегодня слышала: Машка мальчишек подговаривала, чтобы они Оле в сменку пописали!

– А я их предупредила: пусть только попробуют, – хладнокровно отозвалась Можаева. – Будут тогда новую пару покупать. За евро. У меня сменка «Найк», такие кроссы в Россию больше не ввозят. И компенсацию отцу заплатят. За моральный ущерб. Так что они сразу скисли.

– Не, я считаю, все равно надо Машку на место поставить! – упорствовала сестрица.

Можаева усмехнулась:

– Вот сразу видно, что у тебя от физкультуры освобождение. А у нас на теннисе таких Машек миллион, потому что спорт сволочной. И что, с каждой воевать? Когда на них внимания не обращаешь, они только бесятся больше.

И вроде бы не рисовалась – действительно не трогала ее объявленная Машкой вендетта.

А что касается той самой драки… Можно бы ее считать поводом к самоубийству. Но только старшая сестра как раз в тот вторник с Олей столкнулась. Вместе из школы выходили (младшая осталась на кружок). Приметила: волосы у девчонки растрепаны, глаза на мокром месте. Спросила, конечно:

– Что случилось?

Та спокойно отозвалась:

– От Глушенки мне прилетело. В раздевалке подкараулила, тварь.

– Нет, Оль, это уже не шутки, – забеспокоилась. – Давай меры принимать.

– Не волнуйся. Теперь – точно примем, – значительно отозвалась Можаева. – Машка – дебилка. По сторонам вообще не смотрит. А в раздевалке-то видеокамеру поставили! Раньше не было: видно, на выходных прилепили. И она точно под ней на меня поперла. Я потому и не отбивалась. Сегодня папе все расскажу, он в школу пойдет, видео потребует показать – и конец тогда ей. Или, может, сама схожу к директору. Пока не решила.

– Ух ты какая! Прямо граф Монте-Кристо, – оценила старшеклассница.

– А то, – гордо отозвалась Можаева. – Что жвачку в волосы прилепили – папане жаловаться смешно, слабачкой обзовет. Но тут, я думаю, точно на мою сторону встанет. И Машке конец тогда. Против видеодоказательства не попрешь.

…В тот понедельник младшей сестре она про встречу с одноклассницей сестры не рассказала. Просто потому, что пришла домой поздно – мелкая к тому времени спать легла. А во вторник – когда про Олю узнали – осознанно решила: лучше молчать. У младшей язык без костей, раззвонит на всю школу. И кого будут таскать на разговоры с соцпедагогом, директором, а то и с полицией? Ее. Зачем оно надо? Тем более Оле теперь не помочь никак.

Сейчас строго спросила младшую:

– Вы с этим журналистом когда встречаетесь?

– Сегодня. После четвертого урока будет у школы ждать.

– Нафиг. Переноси на после седьмого, когда я освобожусь. Вместе пойдем. И не у школы, а… пусть лучше в четыре к «Алеше» приходит.

– Ты будешь, что ли, Машку защищать? – возмутилась.

– Защищать не буду. Но это ведь сам Полуянов! Он всегда правду пишет! Вот пусть и выясняет. А ты его своим письмом идиотским в заблуждение ввела!

* * *

Директор школы после трагедии с Олей спешно ушла на больничный. Классная руководительница – вместо того, чтобы детей поддержать – взяла неделю по семейным обстоятельствам. Полуянов обеих потревожил – но на звонки дамы не отвечали, сообщения игнорировали. Вероятно, таков был план: отдуваться за всех станет социальный педагог по имени Оксана Юрьевна.

Встретила его в вестибюле – с исключительно постным лицом. Едва Дима притормозил у мемориала в память Оли, закатила глаза: «Давайте, пожалуйста, побыстрее. У меня время строго ограничено».

Увела в свой кабинетик. Против диктофона не возражала, но включила и свой:

– Для страховки. А то мало ли что вы потом понапишете.

Про письмо Олиной одноклассницы Дима решил пока что не говорить. Однако Оксана Юрьевна интригу раскрыла сама:

– У девочек действительно был конфликт. С Машей Глушенко они враждовали. Та в классе – безусловный лидер, со своей группой поддержки. А Оля всегда держалась сама по себе. Она спортсменка, занималась теннисом, ездила на турниры. По всей стране с отцом колесили. То в Рязань, то в Калининград. Одним днем не обернешься, так что часто занятия пропускала. Подруга у нее в школе единственная была («Видать, та самая, убитая морковкой», – предположил Дима). Но речь о травле точно не идет. За это я вам как социальный педагог отвечаю.

И начала разливаться: девочки даже не враждовали, а скорее соревновались. Маша себя считала безусловной принцессой – причем во всех сферах. И некоторые учителя ее пытались с небес на землю спустить. Особенно физрук старался. Устраивал для них с Олей челленджи. И Можаева всегда оказывалась быстрее, выше, сильнее. Ну а Глушенко, понятное дело, злилась. Отомстить пыталась.

– Но Маша, насколько я знаю, занималась дзюдо? – вкрадчиво произнес Дима. – Значит, и в драках, скорее всего, побеждала?

– Драк у девочек не было, – твердо ответила Оксана Юрьевна.

– Не было – или вы не видели?

– Наш физрук Марии жестко сказал: соревноваться можно лишь в том, в чем обе сильны. А Оля единоборствами не занималась. Поэтому устраивать с ней спарринг нечестно.

– Мы в школе редко дрались на глазах у учителей, – усмехнулся Полуянов.

Однако Оксана Юрьевна на провокацию не поддалась и твердо ответила: комментариев по поводу конфликта Можаевой и Глушенко больше не будет. Да, девочки не любили друг друга. Но войны между ними не было. И переключилась на новую тему. Поведала о дружбе Оли и Тимофея Квасова из шестого «Б». История ее звучала складно и, как показалось Диме, была предварительно отрепетирована перед зеркалом.

Тимофей – давний бич школы. Задира, драчун, второгодник. При этом хорош собой и за словом в карман не лезет. Парни его побаивались, а девчонки – наоборот, всячески привлекали внимание, ибо с дамами второгодник был галантен, своих избранниц щедро одаривал шоколадками и энергетическими напитками (как раз за мелкое воровство из магазинов на учете в полиции и состоял).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Убитый (—ая) морковкой (англ.).

2

См. об этом: А. и С. Литвиновы, «Красивая женщина умирает дважды».