Никто и Ничтожество

– Напишешь об этом в своём дневнике? Если опустить всё плохое, выйдет довольно забавная запись.

Дико поднял голову, но за упавшими волосами цвета пшеницы я не могла разглядеть его глаз. Он тяжело выдохнул, а потом тряхнул головой, откинув волосы со лба. Лань испугано металась, ища убежища, и я предложила найти его, зарывшись в пепел роз.

– Наверное, мы будем жить на одном этаже, – улыбнулась я неуверенно, решая, стоит ли мне много говорить сейчас или нет. – Я вчера видела, как ты сидел на подоконнике в одиночестве. Хотя какое же это одиночество, если ты был в компании своего чёрного дневника. Писал о переживаниях в связи с переменами обстановки? Что?! Мальчики тоже переживают, всё нормально. Мне жутко интересно, что ты писал? Наверное, что-то грустное?

– Да, она много говорит, – боднула мой подбородок Ди. – Но из всей нашей компании я единственная, кто имеет право на такую грустную мину. Улыбнёшься? В качестве компенсации?

Дико улыбнулся одним лишь уголком рта, а потом шмыгнул носом. Это был человек, которому тяжело. И я, решившая стать ведьмой, чтобы даже Луна и Солнце щурились от улыбки, должна была научиться справляться с горем простого обычного человека прежде, чем браться за что-то более сложное.

– Ну и что же ты такое писал? – толкнула я Дико плечом. – Ой, наверное, я надоедливая? И, наверное, от того, что я спрашиваю, тебе говорить ещё меньше хочется? Но я не могу не спросить, мне интересно!

– Это любопытство, а не интерес, – хмыкнул он.

– О! Ты тоже чувствуешь эту разницу, что заключена в словах! Замечательно, мы точно поладим.

– Я писал песню. Илон меня этому научил, волки сочиняют только лунные песни. И я хочу быть первым и единственным лунным певцом.

Илон, услышав в разговоре своё имя, ещё оживлённее завилял хвостом, а потом положил свою голову на мои колени. Ди выгнула спину, но Илон никак на это не отреагировал. И тогда, почувствовав безопасность, Ди наклонилась, принюхиваясь к Илону. Это казалось настоящей победой, пока Илон не вывалил язык, чтобы искренне и от души лизнуть Ди, обслюнявив ей при этом половину мордочки.

– Бедняжка, – рассмеялся Дико, доставая из кармана пальто белый платочек. – Сейчас я всё исправлю. Ты очень нравишься Илону.

– Жаль, что от этого я чувствую себя плохо, – вздохнула Ди.

Илон наклонил голову, а потом вопросительно посмотрел на нас с Дико, словно ожидая, что мы объясним, как такое может быть. Но я и сейчас не в состоянии объяснить, почему наша любовь может становиться обузой и неприятностью для того, кого мы любим. Разве это не удивительно? Никто не желает неприятностей тому, кого любит, но почему-то очень часто любящие являются неприятностью для ими любимых.

– Я хотел написать песню, которая чувствовалась бы как начало жизни. Так, словно до того, как услышать её, люди не жили. Чтобы писать песни по-волчьи, достаточно найти луну и провода, пять проводов, если быть точнее. И остаётся наблюдать – где находится луна, там и рисуешь ноту. А провода, словно нотный стан, пять параллельных линий. И важно писать одну песню в одном месте и в одном настроении.

– Так ты писал песню! – хлопнула в ладоши я. – Удивительно! Много написал? Думаю, надо успеть написать песню за один присест, потому что потом будет сложно поймать точно такое же настроение.

– Исписал лист, – пожал плечами Дико. – Я не доволен результатом, но доволен эффектом. Знаешь, как говорят? По яблоку в день – и доктор не нужен, а по листу – так и от психолога можно отказаться.

– Значит, нужно есть яблоко вместе с листочками?

– Она ужасно шутит, – хихикнула Ди. – Я впервые говорю с музыкантом. У меня есть вопрос.

– Я не музыкант. И у меня может не быть ответа.

Ди отмахнулась хвостом и спросила:

– Творцы создают для кого-то, для себя или во имя искусства?

– Я никогда не думал об этом, – растерялся Дико. – Мне хорошо, когда я пишу музыку, поэтому я этим занимаюсь. Я становлюсь счастливым… Или это слишком громко сказано. Наверное, искусство не для того, чтобы делать нас счастливее, а для того, чтобы мы не были ещё несчастнее.

– И почему же ты несчастлив? – спросила я.

– Я хочу петь так, как ещё никто этого не делал. Но пока что всё получается как будто копией чего-то давно уже созданного. Ничто не ново.

– Разве это проблема? Нет подлинных творцов, творец – всегда подражатель. Мир существовал до нас, так что так или иначе мы будем повторять за кем-то. Хотя бы в том, что создаём.

– Веришь в Творца?

– Какая скука! – перебила нас Ди и спрыгнула с лавочки, а Илон радостно встал рядом с ней. – Может, вместо того, чтобы болтать, насладимся праздником? Я вот ужасно голодная, кое-кто оставил мою мисочку пустой сегодня.

– О, нет! Я была так занята мыслями о том, что ты на меня сердишься, что забыла тебя покормить!

– А я сердилась как раз из-за того, что ты заставляешь меня голодать.

– Да? А я думала, ты злилась, потому что я много говорю. Или потому что разбудила тебя утром зря. Или потому что не вернулась в общежитие вместе с тобой. Или…

– Ты ж моя королева драмы, – сказала Ди, подняв трубой хвост и потёршись о мои розовые сапожки, увеличенную версию её собственных.

Изначально мы направлялись к кафе со столиками, расчерченными в чёрно-белую клетку, но стоило мне завидеть на горизонте ледяной лабиринт, как я увела всех за собой в его сторону. Это очень легко сделать, когда рассказываешь историю, и вместо того, чтобы полагаться на глаза, увлёкшиеся слушатели отдают предпочтение ушам.

– Я имела дело с этим лабиринтом утром, – сказала я сразу всем, пробираясь сквозь толпу к ледяному входу. – Это главное и самое сложное развлечение! Победитель может выбрать приз: стипендию, отдельную комнату в общежитии или зачёт по любому заданию в течение года.

– Стипендия? Деньги? – Ди оживлённо повела хвостом.

– Автоматический зачёт? Я не хочу проходить завтрашнее собеседование! – увлечённо произнёс Дико.

Илон молчал, но глаза его говорили, что он не хочет никаких призов, ему хочется весело провести время с теми, кого он любит всем сердцем. Ну а мы с Ди и Дико загорелись желанием победить. Очередь медленно продвигалась, а вокруг нас стояла кучка девушек, громко обсуждающая несоответствие между количеством парней и девушек среди новичков. Мы стали от скуки прислушиваться к их разговору.

– Я так хотела попробовать много парней прежде, чем определиться, а их здесь оказалось так мало, какая жалость!

– А вот я рассчитываю встретить одного и единственного.

– А мне даже не важно, как это будет, просто дайте кого-нибудь уже наконец.

– Фу, – вмешалась я в их разговор, – мальчики только отвлекают от учёбы. Я хочу полюбить занятия, чтобы стать лучшей из ныне живущих ведьм, и не потерять при этом страсть к магии.

Но девушки не обратили на меня никакого внимания, они уставились на Дико, словно на чудо, и одна из них спросила:

– А ты что об этом всём думаешь?

– Можно мне не участвовать в обсуждении? Меня не очень интересуют мальчики.

– Не очень, – толкнула его в бок я, – то есть всё-таки интересуют, просто не сильно?

И вместе с кучкой девушек я рассмеялась, а Дико и Ди закатили глаза. Теперь, овладев расположением незнакомок, я стала узнавать о лабиринте и том, как стать победительницей. Отчего-то они видели во мне безобидное дружелюбное создание, а не соперницу.

– Ваши фамильяры должны пройти в соседний вход лабиринта, вход для фамильяров, – сказала мне зеленоглазая блондинка, которая явно была сердцем их компании. – Ведь главное в испытании не просто найти выход, а найти своего фамильяра и выбраться из лабиринта совместными силами. Я и моя Эмми знаем друг друга пять лет, уверена, мы сразу же найдём друг друга.

– Ничего, – наклонилась я к Ди, – мы знаем друг друга не так уж и долго, но уже через столько всего прошли. Вместе опозорились, успели поругаться…

– Если что, то ты перечисляешь не хорошие вещи, – хмыкнула Ди.

– Но нас ведь не только плохие вещи связывают! Ты мне открыла целый новый мир, научила стольким вещам – например, спать без штанов.

– Этот диалог становится всё хуже и хуже, я, пожалуй, лучше пойду к входу для фамильяров.

– Погоди! Уроборос – символ «мглы», а стены лабиринта закруглённые, так что я думаю, лабиринт построен в виде змея, кусающего себя за хвост.

– О, так ты знаешь схему лабиринта! И как нам из него выйти!

– Понятия не имею, но уроборос символизирует бесконечность и движение космоса. Я теоретик, а не практик.

– Ты меня разочаровываешь, дорогая. Илон, пойдём! Илон!

Мы с Дико остались вдвоём, девушки перед нами успели пропасть внутри лабиринта. Переглянувшись, мы шагнули внутрь. Количество поворотов просто поражало. Мы с Дико разошлись, и спустя полчаса я уже верила в то, что мы больше никогда не увидимся, и я погибну в ледяном лабиринте. Иногда мне встречались фамильяры и новички-студенты, но я никак не могла найти Ди. Это напоминало День Поиска Фамильяра: холод, темнота и отчаянье, которое мне не хотелось признавать.

Но кое-что сильно отличалось от того дня, когда мы с Ди впервые встретились: теперь я точно знала кого и почему ищу. Раньше мне всего лишь нужен был фамильяр, милый друг, который захотел бы обо мне заботиться. Но теперь мне нужна была Ди, ничем мне не обязанная, своенравная и дерзкая. И я знала, что нужна была ей не меньше. Я, ей нужна была я, а не кто-то другой, даже если бы этот кто-то был бы во всём лучше меня. И моё сердце пылало от осознания этого.

– Ди?! – воскликнула я, заметив за ледяными стенами размытое чёрное пятно. – Ди, стой там, я найду тебя! Я приду к тебе!

Но, к сожалению, мы обе прекрасно понимали, что потеряем из виду друг друга, как только начнём двигаться по ледяному коридору.

– Чёрт! – в чувствах воскликнула я и ударила кулаком по стене.

И случилось что-то неожиданное: в месте, по которому я ударила, осталась расплавленная вмятина. Тогда я приложила к стене ладошку, и меня обдало паром – лёд превращался в воду, что стекала к моим ногам.

– Ди, попробуй расплавить стену! – крикнула я, проходя в следующий коридор.

Стен между нами становилось всё меньше и меньше. Я уверено шла вперёд, пока моё пылающее сердце освещало дорогу и устраняло ледяные препятствия на моём пути. Не знай я, как сильно мне тогда хотелось увидеть Ди рядом, не знай я, как сильно кипела во мне кровь, когда между нами встали ледяные стены, я удивилась бы тому, что человеческое тепло способно растопить толстые стены из прочного льда.

Спустя всего несколько минут между мной и Ди осталась лишь одна толстая-толстая стена изо льда – это была несущая стена, если, конечно, в лабиринтах бывают несущие стены. И эта стена была серьёзным препятствием. Это было хорошо, потому что силу чего-либо начинаешь ощущать после того, как это что-то проходит даже через очень серьёзные препятствия и не ломается.

Я присела, чтобы быть на уровни кошки, а Ди наоборот встала на задние лапки, прижимая передние, с которых она скинула сапожки, к стене. Мы уверенно улыбались друг другу, зная, что теперь, когда мы рядом, нам всё на свете под силу. И тогда, стоило стене растрескаться и растаять, как мы с Ди дали друг другу пять, встретившись ладошкой и лапкой. На моей ладони остался золотистый светящийся отпечаток её лапки и, наверное, в тот момент он навсегда закрепился в моём сердце.

– Ну что, – вздёрнув воинственно подбородок, сказала я, – создадим выход, вместо того, чтобы его искать?

– Давай и впредь так действовать! Это похоже на беспроигрышную тактику.

– Вперёд! Только я захвачу твои ботиночки, минутку!

Я прожигала стену изо льда сверху, а Ди снизу, поэтому это не заняло много времени, и мы удивительно быстро выбрались из лабиринта, оставив за собой лужи воды и разрушенные стены, а ещё ошарашенные взгляды тех, кто проходил лабиринт стандартным способом.

Боко и профессор Салем, подошедшие к нам, не могли найти слов, так что первой заговорила я:

– Это победа, настоящий триумф! Это лучшее из возможных взаимодействий волшебника и фамильяра! Нас не разлучат даже стены изо льда, сначала мы уберём их между нами, а потом разберёмся со всем, что происходит вокруг. У нас есть работающая стратегия. Вот так-то!

– Мы можем это засчитать за победу? – спросила Боко профессора, ошарашено глядя на пленников лабиринта, выходящих из прожжённой нами дыры.

– Думаю, да. Итак, – Селам повернулся к толпе зевак, – приветствуем победителей, прошедших лабиринт Уробороса! А теперь самая главная часть состязание – подарок! Вы уже выбрали, что хотите получить?

Ди потёрлась о мою ногу, громко мурлыкнув, и я потерялась в сиянии её разноцветных глаз. А потом, словно мягкий и нежный удар под дых, меня сбил с ног взгляд Дико, застывшего в прожжённой нами с Ди дыре. И в этом взгляде не было просьбы о помощи, не было ничего такого, что могло бы меня заставить, сказать:

– Я хочу отдать свою победу Дико и Илону. Они не хотят проходить завтрашнее собеседование. Пусть они пройдут его автоматом.

Ди вздохнула, но сказала уверенно:

– Да, мы хотим, чтобы они без собеседования были приняты на обучение в академию.

Мы с Ди прекрасно понимали, что никто не допустит в академию мальчика с собакой. Всем известно, что из мужчин редко выходят стоящие волшебники, это всё же стезя, протоптанная женщинами, и много веков мужчины не допускались к колдовству. Поэтому поступить во «мглу», будучи мужчиной, было гораздо сложнее. А что касается Илона, не было никаких доказательств того, что он был волк, а не пёс, а потому Дико могли не допустить к обучению по причине отсутствия фамильяра.

– Что ж, братец, тебе очень повезло, – сквозь зубы сказала Боко, а потом глянула на меня так, словно я разрушила её жизнь. – Очень благородный поступок, девочка. Но не забывай, что благородство не красит ведьму.

И я, выступив на шаг вперёд, уверено глядя перед собой, отчётливо заявила:

– Меня зовут Тантанарет, и я буду первой благородной доброй ведьмой в истории.

Я ожидала завороженной тишины или поражённого вздоха толпы, но столкнулась с гогочущим хохотом. И он мог бы сбить меня с ног, на которых я так уверенно стояла уже много лет, если бы Дико не встал передо мной, словно щит. Смех отразился от его спины, пока он смотрел на меня, скромно улыбаясь.

– Ты спасла нас.

Илон же проявил благодарность куда более бурно, встав на задние лапы и облезав мне лицо. Я переживала за Ди, но, оказавшись удивительно смышлёным, Илон не стал повторять былых ошибок, и вместо того, чтобы облизать Ди, он лишь нежно ткнул её своей вытянутой аккуратной мордочкой.

– А теперь продолжим литературную викторину! – заставил замолчать толпу Селам. – Кто ответит мне, что хотела сказать автор?

– А? Какой автор? – Ди наклонила голову синхронно с Илоном.

– Да не важно, – отмахнулся профессор.

– Что значит «что хотела сказать автор»?! – насупилась я. – Может быть, автор хотел не сказать, а поговорить! Вы такой вариант не рассматривали? Чтобы начать писать произведение, неважно какое, достаточно знать, что сквозь века, расстояния и языковые барьеры найдётся кто-то, кто выслушает, кто захочет поддержать этот странный разговор.

– Прекрасный ответ! Ты наверняка хотела сказать всем этим, что искусство есть казуальная реминисценция жизни творца?

Не поняв и половины прозвучавших слов, я уверено хлопнула кулаком по ладошке и закивала. А потом раздался душераздирающий крик Дико за моей спиной:

– Кто-нибудь, помогите! Здесь слюнотечение! Она потеряла слишком много слюны!

За моей спиной Дико сидел рядом с Ди, державшейся за урчащий животик. Толпа перед нами снова замерла, глядя так, словно мы были главным развлечением того вечера. Подумать только, они были увлечены происходящим чуть ли не до потери способности дышать, но никто из них никак не отреагировал на заявление Дико о неудобной ситуации Ди. Я очень злилась на себя за то, что не покормила Ди ни разу за день, но эта злость никак не помогала Ди в сложившейся ситуации.

И тогда появилась она. Словно зеркальная копия Ди, словно её полная противоположность, трёхцветная изящная кошка вышла из толпы, держа в зубах хлебную мышку. Она опустила её на землю перед собой и присела, приглашающе глядя на Ди. Тем временем толпа, кажется, кроме способности дышать утратила ещё и способность двигаться. Даже Селам и Боко внимательно наблюдали за происходящим, словно смотрели увлекательный сериал.

Ди, чувствуя на себе взгляды сотен пар глаз, аккуратно вышла вперёд и села напротив белой кошки в чёрно-рыжих пятнах или, возможно, она была рыжей с чёрно-белыми пятнами или даже чёрной с белыми и рыжими пятнами, но всё это не имеет большого значения в истории, о которой я пытаюсь вам рассказать.

Все, включая меня и Ди, наклонились вперёд, чтобы лучше расслышать то, что скажет героическая кошка, но вместо эпической речи, воспламеняющей сердца, кошка сказала «кряк», подмигнула Ди и в два прыжка исчезла в толпе. Ди наклонилась к хлебной мышке, принюхалась, а потом поморщилась:

– Я не ем такое. Но это было мило. Можешь скушать, Тан, ты ешь хлеб, я видела, как ты ела его утром.

– Ну прости меня, ну не злись! Ну что мне сделать, чтобы ты меня простила?

– Ничего, – сказала, как обрезала Ди. – Пойду поищу что-нибудь съедобное.

Так мой фамильяр, захватив свои сапожки, скрылся в толпе, а Дико дал мне аккуратный, но выразительный подзатыльник.

– Ты дурочка?

– В смысле?! – обиженно спросила я.

– Ты, правда, не понимаешь? Что за «ну что мне сделать»? Разве не очевидно, что она будет снова милой с тобой, как только ты её покормишь?

– Но…

– Что?

– Она уже ушла. Она говорит не тревожить её, когда она злится или грустит.

– Что ж, это твой фамильяр, тебе лучше знать, – ответил мне Дико и после неловкого молчания заявил: – Остался всего час до завершения торжества посвящения, а мы ещё не создали своё первое заклинание. Хочешь, пойдём вместе?

– Да, пойдём, – кивнула я.

И именно так я в очередной раз совершила ошибку, как тогда утром, когда отпустила Ди одну в комнату и осталась в академии. Похоже, я ничего не поняла и не усвоила. Наверное, если история затянется и станет невыносимо тоскливой, можно будет развлечься, посчитав, сколько раз я упомянула слово ошибка до того момента, как произошла главная ошибка, породившая новые миры, новые слова, новые чувства и уничтожившая не меньше этого.

Обряд первого заклинания проходил у дерева Дьявола. Теперь вокруг него стояли столики с различными ингредиентами и латинскими словарями. А ещё у каждого второго столика стоял старшекурсник в чёрной мантии и волшебной шляпе, и я чуть не свернула себе шею, проходя мимо и засматриваясь на них. Они стояли там для того, чтобы помочь нам, новичкам, с созданием первого заклятия. Мне сложно было поверить, что уже завтра после собеседования я смогу надеть на себя шляпу и мантию, как у скучающих за столиками старшекурсников.

– Я нашла! – крикнула я Дико, застывшему у дальнего столика. – А ты?

– Нет, нигде нет. Мне нужна гитарная струна.

– Это куда сложнее найти, чем жабьи кости, – задумчиво сказала я, глядя на косточки, лежащие у меня в ладошке. – Я помогу!

Но спустя десять минут поисков, я поняла, что гитарной струны на столиках у дерева нет. Дико пришлось искать что-то другое, а я сидела на корне дерева Дьявола, и ждала, когда Дико и Илон подойдут ко мне с собранными ингредиентами для их заклинания. От скуки я стала играться с жабьей костью, вращая её между пальцев. И это было весело до того момента, пока я не услышала хруст. Хорошая новость в том, что я не сломала свой палец, и хрустели не мои кости. А плохая новость заключается в том, что я сломала жабью кость.

– Погодите, – прошептала я, прищурившись.

Это была трубчатая кость, поэтому внутри она была полой. И, хотя в это сложно поверить, я понимаю, но внутри кость была исписана одним и тем же словом. Этим словом было «ква». По какой-то причине информация о том, что наши кости полны вещей более значимых, чем костный мозг, нервы и кровеносные сосуды, отсутствует в учебниках анатомии, но мне незачем вам врать. Внутри жабьей кости на самом деле были выцарапаны слова. Я не успела обдумать это, я успела лишь обдумать то, каким образом, где и в какой атмосфере я буду об этом думать. Ход моих мыслей нарушил Дико.

– Дай мне свой волос, пожалуйста.

– Конечно, вот, держи.

– Что? Так просто? Я минут десять собирался с духом, чтобы попросить. Всё-таки мы почти незнакомы…

– Ещё успеем познакомиться, – уверено ответила я. – Я вырыла для своего заклинания ямку, мне хотелось вырыть её и для тебя, но заклятья должны от начала и до конца совершаться одним лицом. Правило номер тридцать девять волшебного устава, сам понимаешь.

Дико быстро вырыл ямку рядом с моей, залил её мёдом, бросил туда два волоска, закрыл глаза и прошептал что-то тихо-тихо, так что я не смогла его услышать. Я же, поняв, что ничего интересного о Дико так не узнаю, занялась собственным заклятием. Похоронив жабьи кости, я порезала руку и полила могилку своей кровью, приговаривая: «Кровь утопит моё горе, жабьи кости под землёй. Я творец, я творю слово, приди за ним, а не за мной!»

– Вот и всё, – я поднялась с колен и радостно улыбнулась Дико. – Теперь всё будет хорошо! Этот день, как и все предыдущие, было тяжело проживать. Но теперь будет легче.

– Ты меня тревожишь, – Дико достал белый платочек из кармана и стал перевязывать мне ладонь.

– Это что, тот платок, которым ты вытирал слюни Илона с Ди? О, кстати, а Боко твоя сестра? Весь вечер забываю об этом спросить.

– Не будем говорить об этом, хорошо?

– Но это ведь не ответ!

– Нет, это тоже ответ.

– А мне так не нравится, – хмыкнула я. – Счастливо оставаться, я спрошу у неё самой! Мы уже почти подружки!

И я сорвалась с места. Пока я бежала под гирляндами светящихся фонариков, пока моя порезанная рука ныла от боли, пока я чувствовала, что поступаю противоречиво, но не плохо и не хорошо, я чувствовала себя как никогда живой. Я снова чувствовала себя маленьким ребёнком, который не знает слова «страх», который не скучает, даже когда остаётся один, я снова была собой. Моё заклинание действовало.

– Привет! – подлетела я к Боко. – О, ты… уходишь?

– Да, торжество закончилось.

– Как жаль, мне так хотелось познакомиться с тобой ближе. Ну, знаешь, подружиться.

– Да? – Боко опешила. – У меня нет на это время, мне нужно уладить все те неприятности, что ты причинила. Мой фамильяр как сквозь землю провалился, отчёты не готовы, ледяной лабиринт разрушен, а торжество вышло как какое-то цирковое представление. И со всем этим должна разбираться я! Всего хорошего, – резко сказала она, круто развернувшись, и однозначно не желая мне ничего хорошего.

Я осталась одна. Все уже разошлись, к Дико мне почему-то не хотелось возвращаться, наверное, потому что мой интерес к их с сестрой отношениям только распалился, и я не смогла бы удержать себя от неприятных ему расспросов.

– Тоже не хочется ехать домой? – откуда-то ко мне подошла одна из тех девушек, что я видела у входа в лабиринт.

– Совсем не хочется, – согласилась я.

– Тогда давай прогуляемся, я знаю одно место!

Проделав длинный запутанный путь, мы перелезли через чей-то забор и направились к элегантному дому, украшенному колоннами и множеством изящных балкончиков. Не то, чтобы мы много говорили с девушкой, что привела меня туда, но нам достаточно было того, что мы вместе делали что-то рискованное и, по всей видимости, нехорошее. Тогда мне казалось, что этого более чем достаточно, чтобы с кем-то поладить. Но такого рода вещи ни разу не о дружбе. В какой-то момент я заметила, что осталась одна. Я даже не могла понять, когда именно меня оставили одну, и куда можно было скрыться так незаметно и быстро.

– Стоять! – раздался голос, напугавший меня до дрожи в коленях. – Вот ты и попалась! Я тебе покажу, как пробираться на частную собственность!

В одну секунду меня схватили за шиворот куртки и поволокли внутрь дома, вдоль стены которого я пробиралась за компанию с… Я даже не знала имени девушки, которая ввязала меня во всю эту историю!

Внутри дома меня встретил молодой человек с чертами лица, казавшимися мне почему-то знакомыми. Преисполненный внешним великолепием, опустошённый внутренним ничтожеством, он олицетворял до красивого уродливое противоречие. Эта уродливая красота знакома многим из нас. Он прятал её за бархатным бордовым халатом и гримасой злости на лице.

– Ты следила за мной?! Нет, ты собирала информацию! Очередная фанатка, как я устал от всего этого!

Охранник подтолкнул меня вперёд, в центр комнаты, и я, растеряно посмотрев на холеного мужчину перед собой, спросила:

– А Вы кто?

Он опешил всего на секунду, всего на секунду сквозь гримасу злости промелькнули усталость и печаль, а потом он снова начал кричать, как истеричная женщина: