Никто и Ничтожество

Он стоял так близко, что я могла почувствовать зловонное трупное дыхание, даже не оборачиваясь. Я не хотела видеть глаза, которые и без того видела в кошмарах, потому не смела обернуться. Но как всегда твёрдо, твёрдо как лёд декабря, о котором каждый знает, что в марте он растает, вот настолько твёрдо я ответила:

– Сейчас я не отдам тебе свою душу. Уходи.

Я искренне верю, что главное не в том, пообещали ли мы отдать свою душу Смерти или нет. Главное – отдали ли мы её. И пока что я за свою душу держусь. Пускай это и самое выматывающее, что когда-либо случалось со мной, но я держусь. Я бы предпочла всю жизнь бродить на морозе, проваливаясь в сугробы, теряясь среди одинаковых деревьев и одиночества, чем время от времени встречаться со Смертью. Я слышу её запах, даже когда она не показывает свой облик, пускай я и уверена, что ни один из тех обликов, что я видела, не был настоящим.

Встревоженные зелёные глаза кошки были последним, что я запомнила. И первым, что я увидела, когда проснулась. Я лежала на незнакомой чужой кровати, прикрытая одеялом, обложенная нарезанным луком, который, как известно всем целителям, вытягивает из больных плохое самочувствие. В комнате было очень жарко и душно, мне хотелось плакать и пить. И тут я увидела, что на полу, прямо у изголовья кровати сидит кошка. Она поставила лапки на край матраса и боднула мою наклонившуюся вниз голову. Я опешила.

– Т-ты что такое делаешь?

– Бодаюсь, – таким же растерянным голосом, как и у меня, ответила мне кошка.

– Но у тебя же даже рогов нет…

– Мы, кошки, так проявляем заботу.

– Да? Тогда бодни ещё разок.

– Нет, я передумала.

И сказала она это с такой особенной улыбкой, что ни одно боданье не смогло бы вместить в себя больше любви, чем было в ней. В тот момент один из зелёных глаз стал оранжевым. Я громко охнула.

– Что? Что такое?! – Тан вдруг распахнула двери и влетела в комнату. – Моя девочка очнулась, хвала богам! Ди привела на помощь лесника, ты потеряла сознанье и могла замёрзнуть в снегах!

– Погоди, – я присела в кровати. – Ди…

– Дифестемида Иоанна Четвёртая, – поклонилась или, возможно, всего лишь потянулась кошка. – Но не смей меня так называть. Лучше просто Ди.

– Такое роскошное имя, а ты его так легко опускаешь! – поразилась я.

– Лучше бы ты у неё этому поучилась, – присела ко мне на кровать Тан. – Ты точно в порядке?

– Конечно…

– Ди сказала, что ты споткнулась об неё и ударилась головой, когда упала.

Я посмотрела в разноцветные глаза Ди, а та отвела взгляд, ведь в её глазах отражалась моя ложь. И всё же я не просила её врать. Но, похоже, мы действительно нашли друг друга: Ди поступила так, как поступил бы любой фамильяр.

– Это всё ерунда, – я обнадеживающе улыбнулась Тан, пока в моей голове всплывало воспоминание о запахе Смерти и чувстве нечеловеческого отчаянья. – Как глупо вышло, что ты познакомилась с моим фамильяром раньше меня.

– Ничего удивительного. Готова поспорить, что ты как всегда говорила о своём имени, забыв, что у других оно тоже есть.

– Ничего подобного!

– Не обязательно знать имена друг друга, чтобы быть знакомыми, —хмыкнула Ди.

И тогда раздался новый голос, который я прежде не слышала.

– Но если Тантанарет это интересно, то меня зовут Рэйви.

В одно мгновение я увидела косоглазую чёрную птицу, сидящую на распахнутых дверях комнаты, а уже в следующее – удерживала Ди, которую схватила инстинктивно, благодаря выдающейся и, не постесняюсь сказать этого, завидной реакции, которая, к сожалению, просыпается во мне страшно редко. Зубы кошки стучали, а коготки взмеинились в мою всё ещё красную от пережитого холода кожу.

– П-п-птица, – жадно шептала Ди, – это же птица, отпусти меня, я тоже хочу с ней поздороваться.

– Держи её подальше от Рэйви! Поверить не могу, что наши фамильяры не стали сразу же лучшими друзьями, как мы!

– Не переживай, Тан. Мой клюв крепче черпушки этого блохастого коврика.

– Ты что сказала, чудило перьевое?! Повтори! КЛАЦ! КЛАЦ! КЛАЦ!

Мне пришлось ещё сильнее прижать к себе Ди, пока воронесса на двери переступала с ноги на ногу, желая ещё больше раззадорить Ди. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы в комнату не вошёл двухметровый бородатый мужчина, но одно я могу сказать точно – Рэйви действительно угрожала опасность в тот день.

Вошедшим в комнату мужчиной оказался лесник, в хижине которого мы все находились. Я сразу почувствовала, что он такой же, как и мы. Волшебник, либо когда-то им был, либо когда-то им станет. Словно прочитав мои мысли, Ди сказала:

– Почему кто-то с лицензией на ведьмин камень работает лесником?

Мужчина замер, а потом, потянув верёвочку, висящую на шее, достал из-под клетчатой рубашки треугольный камушек с дырочкой внутри. Он посмотрел сквозь него на Ди и присвистнул.

– Ничего себе! Одним глазом смотришь вперёд, другим назад. Довольно необычно для представителей твоего вида.

– О чём он? – кажется, Ди впервые посмотрела на меня, как на кого-то, чьё мнение имело значение для неё.

– Твои глаза. Они изменились. Один стал оранжевым. Я забыла тебе сказать.

– Как такое можно забыть сказать?!

В комнате снова раздался удивлённый свист. В этот раз лесник смотрел сквозь камень на нас с Тан.

– Что такое?! – засуетилась Тан.

– Я вижу, что это ваша вещая кровать. Какое странное совпадение, что для вас двоих она одна.

– Не может быть! – Тан взглянула на меня сияющими глазами. – Это ведь практически невозможно! Вероятность найти свою вещую кровать – одна из ста тысяч! А количество производимых кроватей лишь неустанно растёт! Цифры просто ужасающие! И…

– И это действительно поразительно, – закончила я за ней предложение, а потом обратилась к леснику: – Вы позволите остаться нам на ночь?

– Вы уже остались. Вот только вместо того, чтобы спать, шумите и позволяете своим фамильярам ссориться.

– Просто её кошка хочет съесть мою птицу!

– И, позвольте заметить, сэр, это вполне естественно для кошек, —вступилась за Ди я.

– Сэр?

– Тантанарет, ты не в древней Англии! – рассмеялась Тан. – Это дядя Нонм. Мы успели познакомиться, пока ты спала.

– Вот именно. Вы успели, а я нет.

– Ничего, – Нонм добродушно улыбнулся. – Тан рассказывала о тебе так, словно ты пила чай вместе с нами. Так что, по крайней мере, хотя бы я с тобой почти что знаком. А ты познакомишься со мной уже утром. В этот поздний час нужно спать, дети, – ласково сказал лесник, а потом глянул на фамильяров, – а вы двое идёмте со мной, я проведу с вами беседу о том, как надо и как не надо вести себя с другими фамильярами.

Ди закатила глаза, но всё же вышла следом за вылетевшей из комнаты Рэйви.

– Я пойду, – прикрыл за собой дверь мужчина. – Пока разговора не было, мне не стоит оставлять их наедине.

Дверь комнаты медленно закрывалась, а полоса света на стене становилась всё уже и уже, а потом и вовсе исчезла. В темноте Тан забралась под одеяло, повернулась ко мне лицом и прошептала:

– Думаешь, нам нужно украсть у него кровать?

Я не смогла сдержать улыбку.

– Ты же знаешь, что тогда она перестанет быть вещей.

– Не будь занудой!

– Спи!

– Сладких грёз, зануда.

– Спи спокойно, шумелка.

И мы замолчали. Когда Тан мирно засопела, я всё ещё лежала с открытыми глазами. Я думала о Ди, о Смерти, о Дико, о Тан и совсем немного о себе. Было бы здорово обратиться ручьём, стать красивой легендой и перетечь сияющей лунным светом водичкой из правдивой реальности в волшебную сказку. Но для этого надо постараться попасть под какое-нибудь мощное проклятье, да и никому, кроме меня, это не понравится. Так думала я, пока не могла уснуть. Как только что-то оказывается критически важным и срочным, это становится в десятки раз сложнее сделать. Мне нужно было уснуть, чтобы увидеть вещий сон. Такой шанс не многим выпадает, знаете ли. И, наверное, ещё меньшее количество людей такой шанс упускают.

Спустя час или несколько часов я всё же уснула. За секунду до этого за окном раздался манящий и торжественный грохот. Откуда-то я знала, что он призывал меня. Но вместо того, чтобы откликнуться, я сбежала от него в небытие, навстречу вещим снам и…

Глава 2

Синие слоны

– Синим слонам?! – переспросила Тан резко, и случайно больно потянула меня за волосы, которые расчёсывала. – Ты отдала свой вещий сон синим слонам?! Как обидно. Ничего нового, мы ведь и так о них всё знаем!

– Потому и говорю, что рассказывать мне тебе нечего. Давай лучше ты. Что снилось? Признавайся.

Тан остановилась и опустила расчёску вниз. Мне пришлось обернуться, чтобы убедиться, что это не потому, что она закончила меня причёсывать. Печаль в её глазах и радостное предвкушение в её взгляде пытались донести до меня её чувства. Мы с ней всегда полагались на себя, на друг друга и на разговоры, что могут решить любые наши проблемы, если мы найдём правильные слова, чтобы описать свои чувства.

– Мне снился Юг, – Тан посмотрела на меня долго и внимательно. – Я была на берегу моря, Рэйви гоняла в воздухе чаек, а по горячему песку за птицами бегали два мальчика, два очень красивых мальчика. Одному было около девяти лет, а второй был чуть младше. Но оба они были невероятно красивыми, вряд ли я смогу описать их словами. Кажется, я была их мамой, а отца их с нами не было. Но я по нему и не скучала.

– И что дальше?

– Ничего.

– Это точно вещая кровать? – я поджала губы. – Какие-то наши сны обычные, не думаешь?

Тан покачала головой.

– Нет. Возможно, это и не самый увлекательный сон, который может присниться, но я чувствую в нём невероятную энергию. Пока что, наверное, у меня недостаточно опыта, чтобы правильно его трактовать. Но одно я знаю точно: мне суждено жить на Юге. Прежде я всего лишь думала об этом, но теперь это горит во мне настоящим огнём. Каждая моя частичка рвётся на Юг…

– И ты хочешь учиться в южной «мгле»…

Я знала, как тяжело будет произнести Тан это вслух, поэтому решила сказать это сама. Всего в нашей стране есть два места, где можно получить лицензию волшебника – северная «мгла» и южная «мгла». И хотя называются они одинаково, расшифровываются по-разному. И в расшифровке скрыта причина, по которой желание Тан – проблема для нас двоих. На Юге находится Магическая Государственная Лицензированная Академия, а на Севере – Магическая Государственная Льготная Академия. Юг для богатеньких ребят, готовых отдавать за учёбу тысячи и тысячи фурпий. Ну а Север для тех, кто готов учиться бесплатно, соглашаясь на десятки условий, предоставляющих льготы на бесплатное обучение. Одно из таких условий – обязательное наличие фамильяра.

– Папа точно согласится, чтобы я там училась, – сказала Тан, глядя на меня так грустно, словно просила прощение взглядом. – Вся моя душа теперь рвётся на Юг. Ты лучше всех знаешь, как не на месте я чувствую себя в нашем северном холоде и темноте. На Юге я расцвету.

– Ты чего? Словно отчитываешься передо мной. Я буду счастлива, если ты окажешься на своём месте.

– Но я оставлю тебя одну!

– Нет. Ты никогда не оставишь меня одну, потому что мы…

– СЛП, – закончила она за меня предложение.

СЛП – это Самые Лучшие Подруги. Тайное общество, которое мы придумали ещё в детстве, и которое во всём мире включает лишь двоих человек. Потому что дружить – самое сложное на свете искусство. Я бы сказала, что дружба и магия – родственные явления. И то и другое парадоксально и удивительно, возможно, и то и другое кажется чем-то нереальным, но стоит только впустить это в себя, начать дышать этим, как столкнёшься с чем-то, что гораздо больше всего, что подвластно человеку.

Нас постиг кризис в тот год, когда наши души разучились говорить на одном языке, и, сидя в тайном месте (на чердаке моего дома), мы с Тан говорили о перерыве. Оставаться вместе было незачем, казалось, годы взаимопонимания и химии между нами прошли, а впереди лежала пустынная равнина, способная предложить нам лишь жажду по былым временам. Такое бывает, когда находишь кого-то, кто действительно тебе предназначен. Но этот вывод пришёл к нам лишь в конце того дня.

– И что же, – спросила тогда я, – мы так и будем полагаться на детскую сказку о Вселенной, что свела нас вместе? Закроем глаза на то, что наши имена самые популярные в мире и нет ничего волшебного в том, что мы обе Тантанарет? Сделаем вид, что это не обычная случайность, что мы родились в одном городе и пошли учиться в одну школу? Неужели мы будем и дальше притворяться, что нам предначертано звёздами быть лучшими друзьями? Теперь, когда мы выросли, когда мало просто играть в одни игры, что мы будем делать теперь?

– Говорить, – ответила Тан. – Теперь, нам остаётся лишь всё обсудить. Прежде чем мы разойдёмся.

«Тогда давай никогда не замолкать. Даже если в конце это будут лишь крики гнева и стоны боли», – подумала я. И промолчала.

– Знаешь, а мне кажется, что всё это имеет смысл! – Тан решительно глянула на меня, но решительность эта нерешительно просила о поддержке. – Только представь, что Вселенная даёт нам всё, чтобы мы были счастливыми. И всё, что мы хотим. А мы хотим всегда оставаться друзьями, я знаю, что ты тоже скучаешь по прошлым беззаботным дням.

– Кажется, я понимаю, куда ты клонишь, – перебила её я. – Сейчас ты скажешь, что наши лучшие друзья не просто так рождаются нашими соседями, а наши возлюбленные не просто так оказываются однажды нашими одноклассниками, коллегами или знакомыми знакомых. Вселенная следит за тем, чтобы родственные души родились рядом и обязательно пересеклись.

– Именно!

– Но ведь это стирает смысл всех наших действий. Всё-таки должна ведь быть у нас причина, чтобы срываться с места, искать, бороться. Как легко и скучно было бы жить, если бы всё шло в наши руки само.

– В этом вся суть! Наша задача лишь в одном: не проебать.

– Кто бы мог подумать, что это окажется настоящим испытанием.

Мы замолкли. И километры недопонимания, тонны различий, столетия сомнений наполнили комнату между нами. И сердце моё страдало, всё внутри словно забыло, как дышать, и тьма поселилась в лёгких. Ничего не ощущалось больше правильным. И в таком состоянии оставалось лишь пройти километры недопонимания, растолкать тонны различий, пережить столетия сомнений – пройти в другой конец комнаты и обнять Тан.

– Я не потеряю тебя.

– Я тебя тоже.

И мы расплакались. Это было наше «я люблю тебя», но настоящие ведьмы не произносят такие слова вслух. Да и они, эти три слова, не справлялись с тем, чтобы выразить наши чувства. В конце концов, любовь есть и явление, и чувство. Но дружба – всегда только явление, потому что оно вызвано чувством любви, настоящей любви, что бы она ни значила. И всё же с того момента мне стало жаль, что для дружбы так мало подходящих слов. Например, фраза «я вдружился в тебя» могла бы очень облегчить человеческое общение, на мой взгляд. А это лишь первое, что приходит в голову…

– Мы всё-таки такие хорошие подруги! – сказала я тогда Тан, выпуская её из объятий. – Я никого не знаю, кто решил бы этот вопрос лишь разговором.

– Это потому что мы понимаем чувства друг друга. И всегда желаем друг другу счастья.

– Да. Кажется, этого достаточно. Пытаться познать друг друга достаточно.

Я и по сей день думаю, что наши дороги так и не разошлись, лишь потому что мы пытались разобраться во всём до последнего. Мы пытались найти друг друга, даже когда оказались в лабиринте чувств, полном таких чудовищ, как обида, жажда мести, злость и чувство вины. В мире, где никто никого не знает, где никто не знает даже себя самого, любить значит пытаться познать. Это касается и любви к себе тоже.

– Мы должны это как-то отметить! Оставить этот день в истории, пускай пока что она только наша.

– Может быть, даже лучше, если она будет лишь наша, – возразила я. – Только ты и я. Как тайное общество. Сегодняшний день станет праздником нашего примирения, праздником в честь нашей дружбы. Ведь мы самые лучшие подруги.

– СЛП! – вскочила радостно Тан. – Название, которое сможем расшифровать только мы. Но сегодня слишком поздно, чтобы устраивать пышное торжество…

– Значит, сегодня оно будет не очень пышным, но очень торжественным.

В первый День СЛП мы не дарили друг другу дорогих подарков, вроде борокса – камня мудрости, что находят в головах опасных змей или жаб и продают на магических рынках самых опасных районов города. Мы не готовили особых блюд в тот день и не строили грандиозных планов. В тот день, день, когда Вселенная убедилась, что мы с ответственностью и благодарностью относимся к её самым ценным дарам, мы с Тан сидели в комнате, уставленной ритуальными свечами, и смотрели друг другу в глаза. Мы пытались сглазить друг друга, потому что знали, что магия, как и дружба, у нас в крови, поэтому мы всё сможем, даже если пока и не обучались этому в академии.

Почему лучшие друзья могут пытаться сглазить друг друга? О, всё просто! Мы обе обладаем глазами уникального цвета – цвета пепла роз. А пепел розы, если вам по каким-то причинам это неизвестно, используют для инверсии заклинаний и обрядов. Стоит добавить пепел розы в проклятье, и оно станет благословеньем. И в тот день мы с Тан хотели одарить друг друга счастливым будущем. С того дня, даже если случалось подводить друг друга, поступать эгоистично или по глупости жестоко, мы всегда искренне желали друг другу счастья. И, задев, возвращались с бинтами и йодом, словами сожаления и, главное, выученным уроком о том, как поступать не стоит.

И потому, спустя годы, сидя в домике лесника, я крепко-крепко обняла Тан, говоря: «Как будто какое-то расстояние помешает нам быть СЛП! Юг не другая планета, а будь это другой планетой, я бы построила космический корабль!»

И вопрос переезда Тан в далёкий-далёкий Юг был закрыт. А вот вопрос о моём фамильяре оставался открытым.

– Я буду посылать к тебе Рэйви с вестями, чтобы общение по телефону не уничтожило всю магию. Представляешь, она подписала фамильров контракт своим же пером! Хорошо, что я у неё лишь одна, иначе она была бы как общипанная курица.

– Фамильяров контракт! – вскрикнула я, а потом прижала рот.

– Что такое? – спросила Тан и сразу же продолжила говорить о себе: – Кстати, я собираюсь вплести это перо в волосы, думаешь, будет хорошо смотреться? Рэйви мне подарила это перо на память. А вообще я нашла в снегу брошь с чёрным красивым камнем, и Рэйви сидела на дереве рядом с этой брошью. Ещё один подарок. Она очень дружелюбная и щедрая птица.

Я вспомнила о Ди и лишь хмыкнула саркастично. Я совершенно забыла оформить с ней фамильяров контракт. Конечно, это всего лишь формальности, но настоящая ведьма всегда серьёзно относится к документации. Правда, в то время я могла лишь мечтать о том, чтобы быть настоящей ведьмой, поэтому, когда Нонм и Тан с Рэйви готовили на кухне завтрак, а я пряталась от незнакомого лесника в комнате с Ди, ей не составило труда оставить меня без контракта.

– Договор, который ничем не закреплён, – это самый прочный договор, – подозрительно мурлыча, сказала Ди, забравшись ко мне на кровать.

Правда, после этого Ди дотронулась лапкой до оранжевого глаза, словно почувствовав боль. И в этот момент она выглядела так, словно отреклась от только что сказанных слов.

– Что такое?

– Ничего. Просто почувствовала, как сильно ты хотела этот договор. Но, поверь, он нам ни к чему. Мы всегда успеем его подписать.

– Я не знала, что так можно.

– О, дорогуша, никто уже давно не смотрит на бумаги. То, что я рядом, будет лучшим твоим документом.

– Ладно, – я пожала плечами. – Знаешь, а сегодня ты кажешься гораздо приятнее.

– Ты тоже. На морозе во тьме нелегко было быть милыми. Как насчёт выбраться из твоего убежища и познакомиться с Нонмом?

– Я не из тех, кто любит новые знакомства, Дифестемида…

Шерсть на загривке кошки встала дыбом, а ушки задрожали. Сквозь острые зубки она произнесла:

– Не называй меня так.

– Прости, – спохватилась я. – Но твоё имя такое красивое!

– Красота мало значит для меня.

– Оно больше, чем красивое. Это имя словно титулует тебя, поверь, я разбираюсь в таких вещах.

– Если хочешь, я могу рассказать, почему это имя мне не нравится.

И в тот момент я допустила ошибку, которая, в свою очередь, породила много других маленьких ошибок, которые падали, словно домино, в сторону конца мира. Вместо того чтобы поинтересоваться историей Ди, я отозвалась вошедшей в комнату Тан.

– Мы накрыли стол! Родители приедут за нами только через час, а дорога долгая, так что нам лучше позавтракать.

– Ладно-ладно, мы идём! Ди, что ты ешь?

– Посмотрим сразу, что мне предложат.

Страшно подумать, что всей этой истории могло бы не быть, если бы я в тот момент обратила внимание на недовольство, зародившиеся в разноцветных глазах моего фамильяра. Но я его не заметила.

В кухне, обитой деревом, было просторно и уютно, как и во всём доме. Нонм сидел за столом и подавал засахаренную вишню Рэйви. Птица сразу же вспорхнула на высокий холодильник, завидев сердитый взгляд Ди. Кажется, все обратили на него внимание, кроме меня. Мне и не приходило в голову, что для неё действительно важно было рассказать о своём королевском имени. Я ведь ещё не знала о том, что Ди окажется немногословной, склонной быть слушателем, а не рассказчиком. Я не знала, как ценна была каждая история, рассказанная ей, лишь потому что мои собственные истории рассказывались без труда.

– Доброе утро, Нонм, – неловко сказала я, присаживаясь за стол.

Вчера вечером лесник казался мне куда более суровым и далёким, вчера вечером он ещё был человеком, который спас мне жизнь. Но уже сегодня всё это словно утратило значение и потускнело. Это был обычный лесник, каких тысячи в тысяче других национальных парках.

– Я рад, что ты встретила хмурую ворчливую кошку, а не кого-нибудь из опасных существ, – сказал он столь добродушно, что Ди даже не обратила внимания на его нелестное описание её характера.

– А велик был шанс встретить кого-то опасного? – спросила я, принимаясь за ещё дымящуюся яичницу с беконом.

– Не больше, чем встретить опасного человека. Между прочим, вы больше меня живёте среди опасных существ. Вампиры, зомби, призраки, инопланетяне – всё это списано с обычных людей.

– Да? – хмыкнула я, расправляясь с яичницей. – Ну, к вашему сведению, я ещё не встречала вампиров, зомби, инопланетян или призраков.

Нонм улыбнулся так, словно прожил гораздо больше жизней, чем одну, словно объяснял слепому котенку истины зрячего человека. И когда мы с Ди переглянулись в этот момент, я поняла, что ей тоже это не понравилось.

– Всё ты видела, – продолжая улыбаться, сказал Нонм, – только вот ничего не поняла. Не видела зомби? Не видела, как люди преследует других, выедая им мозг, потому что их собственный повреждён? Или вампиров, которые забирают энергию каждого, к кому подойдут, и становятся лишь сильнее и счастливее от этого? Или инопланетян, которые чувствуют себя в нашем мире чужими и всматриваются в звёздное небо, надеясь хотя бы там разглядеть свой дом? Или призраков, которые давно умерли, но продолжают бродить по свету?

Я прекрасно поняла, что именно он хотел сказать, но почему-то насупилась и даже как-то обижено ответила:

– Нет, ничего такого я не видела.

– Тогда это первый раз, когда ты завтракаешь за одним столом с призраком. Приятного аппетита.

– О боги!!!

Тан подскочила с места и в испуге посмотрела на меня, не понимая, почему я так спокойна. В этот момент мы с Нонмом и фамильярами громко рассмеялись, а Тан покрылась красными пятнами, как бывало с ней при сильном смущении.

– Нельзя так шутить! – заявила она Нонму, возвращаясь за стол. – Я вот ужасно боюсь приведений. Так страшно было бы встретить что-то, в чём не осталось жизни. Это было бы так холодно и затхло, просто кошмар!

– Значит, тебе должно быть затхло и холодно. Потому что жизни во мне не осталась.

– Это неправда, – нахмурилась я. – Вы встали утром, значит, ещё есть что-то, ради чего Вы готовы вставать. Ничего страшного, если Вы сами не знаете, что это.

– Нет, я встал утром, потому что я всегда просыпаюсь… – он замолчал надолго, а потом неожиданно грустно произнёс: – Она тоже всегда просыпалась. Но я не ожидал застать тот момент, когда она проснётся после своей смерти. Моя бедная Антика теперь одна из безликих этого леса.

Возможно, это было моей ошибкой. Возможно, эта ошибка всегда будет идти за мной по пятам. Но я в очередной раз заметила чью-то боль слишком поздно. И вот, глядя в выцветшие глаза, слезящиеся болью, я поняла, что увела всех в комнате в разговор, избежав которого, мы бы беззаботно болтали о пустяковых, но неплохих вещах.

– Сейчас моё сердце зарёбрилось, но прежде боль была невыносимой. Я не справлялся ещё в дни, когда Антика была жива. Чем холоднее она становилась, тем горячее становились мои слёзы. Она была моими крыльями, я любил жизнь, делал много и мечтал сделать ещё больше. Но я не знал. Не знал, каким тяжёлым бременем становятся крылья, утратившие способность летать. И с тех пор, как меня придавило этим грузом, я призрак, что живёт болью. Боль, что со мной много лет, – он замолчал, зажмурив глаза так, словно кто-то сжал его сердце стальной рукой с острыми когтями, – за все эти годы я так и не нашёл слов, чтобы описать эту боль. За все эти годы боль стала частью меня. И теперь я больше не нахожу слов, чтобы описать самого себя. Я призрак того, кем был рядом с моей Антикой.