Роман с элайнерами

– Закрыли тему, – твердила мама. – Глупости не говори. Ну куда ты поедешь? Какая Москва? Мы живем в Махачкале, и ты с нами. Вот выйдешь замуж, решит муж в Москву перебраться, тогда пожалуйста. Как ты себе такое представляешь? Ты же девочка.

Да, девочка. Двадцать лет.

– Там проституция, наркомания, – поддакнул папа, который до этого усиленно делал вид, что читает газету.

Вообще-то папа сам оканчивал аспирантуру в Москве, а еще там до последних дней жил мой дедушка. Иногда мы всей семьей на полгода уезжали в столицу и оставались, пока папа учился, там же я ходила в детский сад. В итоге папа защитил в МГУ диссертацию и стал кандидатом экономических наук, но все равно выбрал родную Махачкалу – маленький приморский город, где он был первым красавчиком. Он свой выбор сделал – и я тоже. Москва не давала мне покоя.

Как известно, вода камень точит, поэтому к пятому курсу я все-таки убедила родителей, что мне нужно учиться в столице. Но перед нами встал очередной вопрос: а как? Мы знали, что ежегодно на республику выделяется несколько бюджетных мест. Что, если попробовать получить одно из них?

Не могу сказать, что мы жили бедно и родители не смогли бы себе позволить оплатить коммерческое место, но бесплатное образование всегда было у нас в семье делом чести, тем более что я шла на красный диплом. Папа частенько поговаривал, что платно учатся только дураки, но даже он понимал, что краснодипломников в Дагестане явно больше, чем бесплатных мест. И он решил действовать.

Поскольку папа всегда был для всех своим парнем, у него было много полезных знакомств. Он увлекался спортом и за свою жизнь с кем только не побывал в командах по футболу и волейболу. Одним из таких людей оказался брат тогдашнего министра здравоохранения, а сам министр жил в соседнем от нас доме. Близкими друзьями они не были, но были добрыми соседями. И папе пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы пойти к нему и узнать, есть ли в этом году бюджетные места и как их получают.

Оказалось, что буквально на днях на республику выделили два места, их еще никому не успели отдать, и министр, услышав, что я иду на красный диплом и мечтаю учиться в Москве, сразу сказал, что одно из них мое.

– Это получается, мы теперь что-то должны? – с порога спросил нас растерянный папа. – Он ничем не интересовался, ни на что не намекал…

– Ну нет, – возразила мама. – Такого великодушного и честного человека деньги только оскорбят.

Но она все равно съездила в какое-то секретное место, где достала золотые запонки с бриллиантами и бутылку дорогого коньяка. Когда папа принес подарки, оказалось, что министра нет дома, поэтому он просто оставил пакет его жене.

– Миша, да что ты? – ахнула та. – Меня муж ругать будет, не возьму.

– Скажи, что я настоял, пусть меня ругает.

В тот же вечер в одиннадцать часов раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазок и увидела там министра здравоохранения с его дочкой. Испугавшись, я убежала в комнату, крикнув родителям, чтобы открыли дверь.

– Вы эту коробочку возьмите, – услышала я чужой голос из коридора. – Спасибо, конечно, но не стоило. Миша, ты же не думаешь, что это я тебе по знакомству? Помогать одаренным студентам – святое дело и моя обязанность. Они же гордость республики. А коньяк выпьем с тобой, заходи завтра.

Когда он ушел, мама бросилась в слезы.

– Миша! Какой ты молодец, какой человек! Посмотри, как тебя в городе уважают. Сам министр здравоохранения…

Я стала врачом-ординатором в Москве просто потому, что министр оказался, как сказала мама, исключительным человеком. Наконец-то другой город, наконец-то самостоятельность.

* * *

Но самостоятельности не случилось.

– Ты будешь жить у тети Марины и дяди Вали́, – непреклонно заявила мама на следующий день. – Я уже позвонила и договорилась.

Это были наши близкие друзья и соседи, которые переехали в Москву. Мы поддерживали с ними теплые отношения. Тетя Марина – врач-гинеколог, кандидат наук и преподаватель. Дядя Вали – физик, доктор наук. Да у нас вообще весь двор такой был – люди интеллигентные, физики, академики, историки, в общем, из одного культурного пласта. У нас даже вопрос религии или национальности ни разу не поднимался. А кроме того, махачкалинский двор – это не просто соседи, а почти что родственники, семья. Так что отправить меня к тете Марине и дяде Вали было абсолютно естественно.

Я, конечно, возмутилась и заявила, что в Москве роскошные общежития и я хочу жить там. Мама скрипя зубами собрала мои вещи, собралась сама, и мы отправились на разведку, понимая, что над семьей нависла угроза неизбежной взятки, – комнат мало, а желающих много.

Знаменитое московское общежитие, в котором все мечтали поселиться, на деле оказалось вонючим грязным бараком, как в самых депрессивных фильмах про российскую действительность. К тому же оно явно было переполнено, студенты жили чуть ли не друг на друге. И это здесь надо выбивать место за взятку? Нет уж, спасибо.

Вариант снять квартиру с будущими сокурсницами отметался родителями сразу. «Сначала кто-нибудь приведет мальчика, а там и до разврата недалеко», – говорила мама. Были и другие тревоги: я могла потеряться, или кто-то мог обидеть. Второе опасение тоже имело сексуальный подтекст. Но главной тревогой всегда оставался разврат. А когда я возражала, что мама все придумывает, то она заверила, что точно знает. А что, собственно, она знает? «Тебе такое еще рано рассказывать».

Оставался еще замечательный вариант жить совсем одной, но это слишком накладно, да и опять же разврат. Родителям и в голову бы не пришло, что человеку хочется самостоятельности, самому строить свой быт, отдыхать по вечерам от людей. Жить одной? Подозрительно. Интересно, а зачем?

И это моя интеллигентная, образованная, вроде бы современная мама! Был у нее какой-то пунктик на эту тему, причем только насчет меня, как мы потом с сестрой выяснили. Помню, читаю какой-нибудь любовный роман, а мама следит так внимательно и изредка спросит:

– Ну как? Нравится? Интересно? А вообще там все неправда.

– Что неправда? – удивляюсь я.

– Ну как там описываются все вот эти… – Слова «секс», разумеется, в нашей семье не существовало. – Ну, низменное показывают возвышенным и прекрасным, любовью называют. Но все не так. Во-первых, это больно. Во-вторых, то, что женщины получают удовольствие, – это миф. В-третьих, неправда, что мужчины так проявляют свою любовь. Это просто похоть и ничего более. А еще бывают болезни и нежеланная беременность. Ну это я так, на всякий случай. Ты читай, читай. Но в голове держи, что все неправда.

Так во избежание разврата я все-таки оказалась дома у тети Марины и дяди Вали. У них было двое сыновей, друзья моего детства. Одного из них звали Кади.

– Конечно, конечно, Анечка поживет у нас первое время, – хлопотала вокруг меня тетя Марина.

– Как-то я не привык жить в одном доме с девочкой, – выдал дядя Вали. – Квартира у нас трехкомнатная: есть наша комната, спальню сыновей отдадим Ане, они пока поспят в гостиной, но как ты себе это представляешь? Понравится ли им это? Они сейчас в таком возрасте – вдруг начнут из дома уходить, еще женятся неизвестно на ком. Нет, Марина, какое-то время мы потеснимся, но потом обязательно найдем Анечке общежитие или комнату с хозяйкой.

И эти туда же. Обязательно нужна хозяйка, надсмотрщица.

– И как я сама не подумала? – всплеснула руками мама. – Хорошо, Вали, я пока тут, в Москве, поищу что-нибудь, подумаю еще, куда Аню определить.

Все три недели, что мама была со мной в Москве, она водила меня повсюду чуть ли не за ручку. Нет бы объяснить, как пользоваться метро, где что написано, – она просто шла впереди, как заправский генерал, а я покорно семенила следом, размышляя, какая же у меня умная мама и как много она всего знает.

С жильем мама, однако, так ничего и не придумала, а ей пора было возвращаться домой. В последний вечер она грустила на кухне, подперев щеку кулаком.

– Как же ты будешь без меня, одна? – повторяла она, вздыхала ежеминутно и бросала на меня сочувственные взгляды, будто провожала на фронт.

– Ну как же одна? – возразила тетя Марина. – А я на что?

– Марин, ну ты же не будешь с ней каждый день везде ходить. Ей в институт, потом обратно. А вдруг в поликлинику понадобится?

«А я же и правда не смогу. Мама дорогу знает, а я нет. Ой, а что же я буду делать? Эта Москва такая большая и непонятная», – внутренне запаниковала я.

И тут мама созрела для того, чтобы передать мне свои сакральные знания. Открыв рот и не мигая я слушала о том, что в метро есть карта, станции называются так-то и так-то, пересесть надо вот здесь, а потом… И вот Москва уже не казалась мне настолько неподступной. А еще, оказывается, мама нашла мне подружку! Теперь точно не пропаду.

И вот неделя за неделей потянулась моя московская жизнь. Тетя Марина говорила, что мы с Кади молочные брат с сестрой. Когда я уточняла, что это значит, она смеялась: «Вот ты дотошная! Вы же ровесники, с одной молочной кухни ели».

Кади, кстати, представлял меня всем как свою сестру, и можно было ходить везде не боясь. «А, это сестра Кади? Смотрите, чтобы с ней было все нормально», – слышала я вокруг. Я всегда мечтала о брате, и вот он у меня появился.

Дядя Вали тоже был замечательный – и полная противоположность моему папе. Папа легко вспыхивал, ничего не держал в себе, мог легко раскричаться. Дядя Вали же, наоборот, был сдержанный, спокойный.

Тетя Марина же постоянно мечтала отдать меня замуж и строила планы на этот счет.

– У тебя, к счастью, папа русский, поэтому тебе можно выйти и за русского, – говорила она.

– Даже нужно, теть Марин, – отвечала я. – Дома мне обычно пророчили, что найду хорошего русского парня. Но все равно нет таких, кто мне бы понравился. Вот вам с мужем повезло.

– А ты на дядю Вали не смотри, – смеялась она. – Таких на свете все равно больше нет. А вот такой муж, как твой папа, к примеру…

– Папа кричит, – возражала я.

– Ну и что же? Покричит и перестанет, зато искренний.

Нет уж, спасибо. Не надо мне, чтобы на меня кричали.

Но я чувствовала, что у меня не было по-настоящему своего места. Как все любили повторять: замуж выйдешь, там и будет твое.

Ближе к Новому году тетя Марина объявила:

– Представляешь, Анечка, я дяде Вали сказала, что ты на каникулы домой съездишь, а потом, наверное, не вернешься, переедешь. А он мне: «Куда это она переедет? И как я буду жить и на работу ходить, когда наша Анечка неизвестно где? Надо, чтобы она у нас жила. Чтобы я всегда знал, что с ней все в порядке».

Тетя засмеялась, а у меня потеплело на сердце от того, что дядя Вали изменил свое мнение. Вообще-то мне было у них хорошо, и я искренне их любила, особенно веселую тетю Марину, которая сидела дома и учила меня хозяйничать. На работу ее почему-то не брали, несмотря на все регалии, а она не сильно и стремилась.

Я же была инфантильная, домашняя девочка, которая ничего не умела делать по дому. Но я бесплатно жила у них и хотела отблагодарить хотя бы так. Тетя Марина прямым текстом говорила, что у них всегда жили сельские родственники, которые помогали по дому. То есть это негласный договор между порядочными людьми: живешь, денег за это не платишь, продукты не покупаешь, тогда делай что-нибудь.

У тети Марины болела мама, поэтому она иногда уезжала к ней на месяц или даже два, а я оставалась на хозяйстве. Оказалось, я могу превосходно гладить белье. В доме с тремя мужчинами, да еще и жутко чистоплотными, меняющими одежду ежедневно, это был очень полезный навык – порой мне приходилось гладить по семнадцать рубашек за раз.

Подруги тети Марины смеялись и говорили, что мне теперь никакая свекровь не страшна. Дядя Вали ворчал на жену:

– Ну что у тебя Анечка как Золушка? Небось, свою дочь так не нагружала бы работой.

– Ты ж моя ласточка, ты ж моя девочка, – в ответ на его замечания тетя Марина подходила ко мне и целовала в щеку.

Я действительно не понимала, о чем они. Жили мы дружно, могли, конечно, поругаться, но могли и посмеяться, от работы я не уставала, а тетя Марина умела как никто научить аккуратно, не обидев. Это сейчас я быстро считываю из пространства. Тогда мне нужно было все разжевать, рассказать и показать.

– Анечка, а как ты думаешь, если мыть полы одной тряпкой и не менять воду ни разу, чисто будет? – осторожно спрашивала тетя Марина.

– Нет, наверное, – спохватывалась я. – Получается, я грязь размазываю?

– Вот смотри, после каждой комнаты воду лучше сменить, тряпку освежить.

Мне это даже понравилось. Действительно, что я в грязной воде ковыряюсь?

– Смотри, это Кади посуду мыл, – говорила тетя Марина в другой раз.

– А как вы поняли?

– Он все тарелочки по размеру составляет. Я вот так не умею.

А я тем более – до этого в доме родителей приоритетом всегда была моя учеба и хозяйством меня никто не напрягал. Я даже не соображала, что нужно отдельно складывать ложки, вилки и ножи. Так что уж что-что, а мыть посуду и полы в доме тети Марины я научилась идеально, и это очень пригодилось мне в первом браке.

Так я зависла у дяди и тети на целый учебный год. Но как-то раз тетя Марина шла с занятий по фитнесу, увидела во дворе соседнего дома милую бабушку, гуляющую с собачкой, и сразу же поняла, что ее-то мы весь год и искали.

– Ой, у вас собачка! – издалека завела она ненавязчивый разговор. – А у меня кошечка.

Слово за слово, и тетя Марина рассказала, что у нее девочка, племянница, хочет самостоятельности – одна жить. И если бы какая-нибудь надежная женщина («вроде вас») сдавала комнату…

– А может, мне попробовать? – воодушевилась бабушка. – Я, правда, никогда комнату не сдавала, но вы, я вижу, люди надежные.

В тот вечер тетя Марина буквально влетела в двери квартиры.

– Бабульку нашла тебе, Аня! Пойдем знакомиться и квартиру смотреть.

Дядя Вали тут же придумал новое условие.

– Анечка, ты только когда будешь из института домой идти, сначала к нам зайди, чтобы мы знали, что с тобой все хорошо.

Вот так было у меня два контролера, а стало три, а может, и четыре, если считать бабушкину собачку. Прожила я у нее еще год, пока не вышла замуж. Но о муже, который говорил «У тебя нет своего дома», мне вспоминать уж совсем не хочется.

Глава 2. Балансировка

Мы достигнем будущего, о котором мечтаем, только если у нас будет его видение.

Пер Далин

«Анна, здравствуйте. Меня зовут Амина, работаю ортодонтом в Каспийске. Хотела бы походить к вам на сессии онлайн, но на первую готова прилететь. Моя проблема: в клинике, где я работаю, традиционно применяют брекеты и не хотят переходить на элайнеры. Как мне убедить начальство и настоять на своем?» – такое сообщение пришло в мессенджер с незнакомого номера.

Привет, родной Дагестан! Идея поработать с землячкой сразу отозвалась теплом внутри: я вспомнила мою бабушку, которая работала врачом в Дагестане.

Амина приехала в Москву вместе с мужем, у которого тут были какие-то свои дела. Я назначила ей встречу в переговорной фитнес-клуба, который я посещаю. Люблю встречаться с подопечными сразу после тренировки: энергии много.

– Итак, Амина, сколько вам лет?

– Мне двадцать девять, есть дочь.

– А на сколько бы вы оценили свое здоровье по десятибалльной шкале?

– Твердая восьмерка.

Ответила Амина быстро, уверенно, а я поставила отметки на шкале координат – своеобразном отражении того, где сейчас в своей жизни находится человек и как он себя чувствует. Здоровье, которое человек оценивает на шесть – девять баллов, не мешает ему жить, творить и строить планы на будущее. Порой молодые люди называют цифру четыре и даже знают, какие у них проблемы, но ничего с этим не делают. Тогда я спрашиваю, известно ли им, как поднять эту цифру до восьми. Чаще всего ответ положительный, и тогда я легонько подталкиваю человека, чтобы он с этим не затягивал. Чтобы воплощать мечты, нам нужны физические силы.

Я попросила Амину оценить в баллах некоторые сферы жизни. В своей коучинговой работе я опираюсь на исследования американского психолога Мартина Селигмана, который прославился тем, что ввел важный, но уже слегка заезженный термин «выученная беспомощность». Я, например, считаю, что учить нас этому не надо, ведь мы рождаемся беспомощными. Как по мне, гораздо важнее, что Селигман всю жизнь занимался исследованием… счастья. Именно уровень счастья подопечного я и измеряю на сессиях.

Амина почти все сферы, которые я перечислила, оценила на четверку. В целом это адекватно и показывает, что глобально у человека все в порядке, но хочется расти.

Потом я спросила:

– Вы работаете в крупной клинике?

– По меркам Каспийска да.

– И что, элайнеры в своей практике не использует ни один ортодонт? Почему? – удивилась я.

– Да как-то по старинке ставят брекеты. Говорят, что это проверенный метод и стоит дешевле. Будь это моя клиника, можно было бы устанавливать свои правила, но это не вариант.

– Думаете, услуги подороже не будут пользоваться спросом? – уточнила я, про себя отметив мысль Амины про клинику.

– Уверена, что будут. Я отучилась, я горю элайнерами! Уже решила заходить через пациентов. Каждому, кто приходит с проблемами прикуса, рассказываю, чем элайнеры лучше, предлагаю написать пожелания руководству клиники. Но ощущается это так, будто я в одиночку толкаю огромный камень. И я его, конечно, однажды дотолкаю до нужного места, но как много на это понадобится времени? А можно махнуть рукой и уехать в другой город, где мои навыки будут востребованы. Но мне хочется совершить революцию в исправлении прикуса именно в Каспийске, и как можно скорее. Мы ведь тратим время и деньги в первую очередь пациентов, которые нуждаются в помощи. Но меня никто не поддерживает, и муж тоже.

Было видно, что подопечной неловко рассказывать личные вещи незнакомому человеку, но при этом хочется поделиться чем-то важным.

– Анна, удобно на «ты»?

– Удобно, – кивнула я.

– Скажи, а ты из тех женщин, которые спать не лягут, пока не помоют посуду? – вдруг сменила она тему.

– Честно? Не вижу связи между желанием выспаться и посудой, – усмехнулась я. – Конечно, все умею делать по дому, но если можно без чего-то обойтись – обойдусь.

– У меня все хуже, – начала рассказывать Амина. – Я плохая хозяйка, у меня всегда бардак.

– Подожди, это ты сама так думаешь или кто-то сказал?

– Муж говорил, и не один раз, но я и сама понимаю. – В ее словах я прямо слышала тон, которым муж все это ежедневно повторяет.

Нет, не сама. Не зря же существует такое понятие, как газлайтинг. Если человеку ежедневно повторять, какой он плохой и бесполезный, он в это обязательно поверит. Мой первый муж тоже постоянно требовал порядка и твердил, что я плохая хозяйка.

Однажды у меня на работе выдался перерыв в полтора часа. Жили мы рядом, поэтому на обед я бегала домой, даже иногда успевала не только поесть, но и вздремнуть. Еще утром я отметила, какая гора посуды скопилась в раковине, и как раз в перерыв собиралась все это вымыть, но как только переступила порог дома, поняла, что, если не вытянусь на постели прямо сейчас и не посплю минут пятнадцать, не то что посуду помыть, разогреть себе еды не смогу. Легла прямо на застеленное и ударилась обо что-то твердое затылком! Откинула покрывало, а на моей подушке – вся эта грязная посуда, даже жирная сковородка. Еще и постель испачкана, да так, что попробуй отстирай.

Я позвонила маме, рассказала все, а она спокойно сказала: «Ну, посуда должна быть чистой. Посмотри, до чего ты человека довела». А я слышала по ее голосу, что на самом деле она считает по-другому, но сказала то, что должна была.

А вообще-то история с хозяйством и хозяйственностью – это не черное и белое. Как можно определить, плохая ты хозяйка или хорошая, когда шкала у каждого своя? В моей картине мира я могла быть в топе хозяйственности, при этом муж все видел по-другому. Я плохая хозяйка? А кому плохо от того, что дом не блестит? Кому жизненно важна чистая посуда, тот мог бы и сам ее помыть.

До тридцати я старалась, убиралась под ситуацию, например, если ждали гостей. Мне говорили: «Должно быть чисто» – а зачем, почему, никто не объяснял. Никто не спрашивал, люблю ли я сама, чтобы было чисто. После тридцати поняла – люблю. И когда выяснилось, что чистота в доме нужна просто потому, что она мне нравится, мое отношение к уборке в корне изменилось.

– Амина, скажи, а муж помогает по хозяйству?

– Нет, конечно, – удивилась она. – Наоборот, если в раковине стоит гора грязной посуды, он демонстративно поставит туда еще одну тарелку. Иногда помочь приходит его или моя мама, но лучше бы я сама. Они обязательно начинают давать советы, мама убирается для того, чтобы назавтра свекрови понравилось, как чисто у нас дома. Знаешь, вот этот вечный вопрос: а что люди скажут?

– А ты не думала нанять помощницу по хозяйству, если тяжело? Насколько я знаю, в Дагестане это распространено.

– Не думала о таком… – смутилась Амина. – Я ведь женщина, жена. Все делают, и я тоже должна, меня так воспитывали, так спокойнее. Найти помощницу – это признаться, что я не состоялась как хозяйка.

– Но ведь ты сама знаешь, что такое зарабатывать, и этим помогла бы какой-нибудь женщине работать, реализовываться. Если у нас есть возможность создавать новые рабочие места – это же здорово. Расскажи, какие у тебя обязанности в семье, как выглядит твой день?

– Я встаю раньше всех, готовлю завтрак мужу и дочке, – начала перечислять она. – Потом стараюсь приготовить заранее обед и ужин, меня же весь день не будет дома, а мужу нужно что-то есть. Потом отвожу дочь в садик и иду на работу. Вечером разогреваю то, что приготовила, иногда готовлю, если не успела утром или муж все съел. На посуду часто не остается сил.

– А муж постоянно… – «ест?» – мысленно продолжила я, ведь сколько можно готовить, но вслух уточнила: – находится дома? Он работает удаленно?

– Муж сейчас не работает. Он предприниматель, у него был бизнес в сфере торговли, но ему надоело, он выгодно продал его и пока отдыхает – может себе позволить. Целыми днями играет в компьютерные игры, а живем мы на его пассивный доход.

– Есть еще и твоя зарплата, – добавила я.

– Да, но я не чувствую себя финансово независимой. В том числе и поэтому я так заинтересована в элайнерах. Аня, я на тебя давно подписана, и мне так нравится твоя легкость, свобода. Честно, хотелось бы быть как ты.

– Думаешь, это из-за элайнеров? – улыбнулась я.

– Ну, может быть, еще из-за того, что ты развелась с мужем… Я даже сама думала, не станет ли мне легче без него. Никто не будет говорить: плохо убираешь, мало готовишь, не то готовишь.

– А ты сама позволила бы себе эту легкость, о которой упомянула? – осторожно поинтересовалась я.

Я видела проблему Амины вовсе не в ее муже, а в том, что она пытается быть во всем идеальной, не позволяет себе расслабиться и отпустить ситуацию. Как и все перфекционисты, она сама усложняет себе жизнь, стремится быть вездесущей и всемогущей.

– Амина, а давно ты замужем? И расскажи подробнее, как муж относится к тому, что ты работаешь.

– Мы поженились сразу после того, как я окончила университет. Ординатуру я проходила уже в декрете, разрываясь между учебой и ребенком. Муж согласился, чтобы я работала, но при условии, что сначала успеваю все идеально сделать как жена и мать. То есть работа по остаточному принципу, как будто это какое-то развлечение. Ему не нравится, что я учусь, развиваюсь, а меня распирает от желания получать новые знания и применять их.

– А ты когда-нибудь говорила с мужем о том, что тебе тяжело совмещать работу и домашние дела? О том, что больше хочется расти как профессионал?

– Если честно, нет. Может быть, он согласился бы мне помогать по дому хоть немного. Хотя бы отвести дочь в сад. Или разрешил нанять помощницу.

– Отличная мысль. Знаешь, я думаю, что раз он выбрал тебя, то ему на самом деле нравится, что ты работаешь, что ты хороший специалист. Мне кажется, он тобой гордится, но не может произнести этого вслух. Попробуй с ним поговорить.

Велик шанс, что во время сессий мы раскопаем в глубине их отношений что-то живое и настоящее. Ведь это только кажется, что мы с подопечными занимаемся исключительно их рабочими проблемами. Ни одна сфера жизни не может измениться обособленно, не зацепив другие.

– Амина, теперь расскажи мне, как ты представляешь свой идеальный день?

– Ну, исходя из того, как я сейчас живу… – замялась она, явно не ожидая такого вопроса.

– Нет, исходя из волшебного будущего. Любого, какое хочешь. С чего началось бы твое утро? Пусть это будет совершенно другая реальность. Где ты? С кем? Что делаешь? Что чувствуешь?

Сложно не исходить из того, что мы имеем. Как же так получилось, что мы запрещаем себе даже помечтать о другой жизни? Никогда не перестану задаваться этим вопросом. Просто помечтать. Это ведь ни к чему не обязывает, казалось бы. На самом деле мозг, получив новую вдохновляющую картинку, постепенно начинает замечать возможности и генерировать идеи, как сделать, чтобы она воплотилась в реальность.