Одинокая птица

– Чего чудишь? – неодобрительно покачала головой Надежда. – Какие-такие трусы?

– Мои. Любимые, между прочим. В полоску.

– Придурок, – негромко бросил Егор, смерив охранника Пашу тяжёлым взглядом.

– Зато с нормальной гендерной идентичностью, – с готовностью откликнулся Артём.

– Умный, да?

– Да уж не глупее прочих.

– Шут гороховый.

– Про шута вопрос спорный.

– Ты, бл..ть, на что намекаешь?! – старший Шумко начал подниматься из-за стола. Теперь он напоминал скорее не кабана, а медведя-шатуна.

Артём безмятежно наблюдал.

– Бать, не надо…

– Ты у меня щас!..

Стол заходил ходуном, упало на пол и покатилось блюдце.

– А ну, прекратили, – прикрикнула Надежда. – Ишь, удумали!

Шумко-старший опомнился, с неохотой разжал кулаки. Постоял ещё немного, буравя противником взглядом исподлобья. Широкими шагами прошёл к выходу, буркнул напоследок «юродивый!» и бухнул дверью.

Санёк поспешно ретировался следом.

Изгоняющая дьявола

Ближе к вечеру начал накрапывать дождь. По случаю испортившейся погоды Ева сменила место дислокации и расположилась в кресле-качалке на террасе. В ковбойке и потёртых джинсах, вся такая домашняя и безобидная с виду, она нависала над нотиком, хмурилась, шевелила губами – что-то у нее там не получалось.

В какой-то момент выдержка ей изменила, г-жа Богомольцева с досадой захлопнула крышку и уставилась в потолок.

– Что-то не так? – скорее из вежливости, чем из любопытства поинтересовался Артём.

– Не выходит каменный цветок, – не отрывая глаз от потолка, тусклым голосом откликнулась Ева. – Всё вроде работает, а результат не тот.

– Ну, попроси кого-нибудь, пусть помогут.

– Ещё чего. Сама разберусь.

– Тоже хороший вариант. Переключись сегодня, отвлекись, журналы полистай, себяшек понаделай, чатики какие-нибудь почитай. А завтра, как отдохнёшь, с новыми силами на приступ.

– Себяшек? – она как-то странно улыбнулась. – Чатики? Паш, я не делаю себяшек. Ни-ког-да. И в чатики залезаю только ради полезной информации. В основном, по кодингу.

В её голосе звучало нечто, весьма похожее на одержимость. Он даже слегка растерялся.

– Ну… книжку тогда почитай.

– Сделано должно быть сегодня, – отрезала Ева и саданула пяткой по ножке стола. Качалка пошла вразнос. – Некогда читать.

Еще двадцать минут мучений, и г-жа Богомольцева ушла под дождь. Как была, без зонтика и куртки. Артём догнал, пошёл рядом.

– Слушай, зачем так убиваться-то? Не получается, и что? Для чего тебе это всё? В деньгах ты точно не нуждаешься. Даже в случае развода Богомольцев женщину просто так на улицу не выставит, не тот типаж.

– Ду-умаешь? – протянула Ева с нехорошей, какой-то хищной улыбкой. – Много ты понимаешь в людях.

Не добавив больше ни слова, вернулась на террасу и с головой погрузилась в код. Мысленно пожав плечами под намокшей футболкой, Артём устроился на стуле неподалёку. Минут пять помаялся от вынужденного безделья. Затем, плюнув на всё, углубился в интернет в поисках подходящих наружных камер. Интуиция и здравый смысл подсказывали, что днём, да ещё при наличии выпущенного на свободу Малыша, ночной гость на территорию не сунется.

Впрочем, окончательно бдительность он не терял никогда – садовника дядю Митю засёк на подходах. Выглядел тот странно – растерянным и немного испуганным.

– Ева Ивановна, – начал дядя Митя неуверенно, – там это… этот. Такой… представительный. Арсений Сергеевич. Сказал, к вам. Пускать?

Ева замерла. На лице её последовательно отразились легкое раздражение, недоверие, удивление… паника. Краска враз отхлынула от побелевших щёк, и Артёму показалось, что г-жа Богомольцева сейчас свалится в обморок. Он пока ничего не понимал, но отчётливо чувствовал, что дело пахнет керосином.

– Почему… ко мне? – чётко артикулируя непослушными губами переспросила Ева и выпрямилась в кресле. – Наверное, вы перепутали, он приехал к Илье Андреевичу? Они сегодня встречаются в восемь, и Арсений Сергеевич просто приехал раньше?

– Сказал, к вам, – садовник философски пожал плечами. – Так чё, пускать?

– Да… конечно, – на Еву было страшно смотреть. – Попросите его подождать в кабинете. Вежливо. Скажите – отдыхаю. И пусть Надя предложит чай и кофе. Паша, пойдём, мне надо переодеться.

Вскочив, она почти бегом пересекла террасу, гостиную, застучала босыми пятками по лестнице. Артём за ней едва успевал. На ходу достав телефон, супруга г-на Богомольцева судорожно прижала его к уху. На том конце не отвечали.

Влетев в спальню, она обернулась к замешкавшемуся на пороге Артёму. Раньше, когда Ева переодевалась, он всегда оставался снаружи, и теперь не знал, как поступить. Чертыхнувшись, г-жа Богомольцева что есть мочи рванула тормознутого охранника за рукав, захлопнула за ним дверь и заперла.

– Ты чего…

Прижатая плечом к уху трубка ожила. Ева шикнула на Артёма, чтобы замолчал, произнесла отрывисто:

– Это я. Потому что здесь Красавин. В прямом. Здесь, внизу, у тебя в кабинете. Сказал, ко мне. Не ошибка. Нет. Скажи, это ты ему разрешил? Нет, мой дорогой муж, я его не приглашала, – «мой дорогой муж» было произнесено таким тоном, что охранник Паша невольно поёжился. – Точно не ты? У нас уговор, помнишь? Ты обещал – ничего сверх… Нет, я не истерю. Я спокойна.

Голос Евы почти вибрировал от еле сдерживаемых эмоций. Артём, к сожалению, всё ещё плохо понимал, каких именно.

– Когда ты сможешь приехать? Нет, час – это долго, ты же понимаешь. Вот даже как? Ясно. Хорошо, я тебя поняла. Спасибо за помощь и защиту, век не забуду!

Нажав отбой, г-жа Богомольцева швырнула трубку на постель. Шикарную, занимавшую полкомнаты. Этакое роскошное супружеское ложе. Вот только супружеское ли? Пользуясь оказией, Артём с интересом осматривался. Странно, но мужского присутствия в комнате не ощущалось от слова совсем. Никаких забытых книг, очешников, галстуков и носков. Одинокая прикроватная тумбочка, туалетный столик, единственное кресло.

Тем временем Ева полезла в шкаф и принялась с клацаньем перекидывать вешалки с нарядами. Руки у неё дрожали. Мужская одежда в шкафу, насколько успел заметить Артём, также отсутствовала.

Картина происходящего начала понемногу прорисовываться. Сначала он решил, что дело в имидже. Светская львица не может выглядеть, словно бедная студентка. При муже никаких джинсов и футболок Ева себе не позволяла. Тем более, такое недопустимо при посторонних. Вероятно, она испугалась, что её едва не застали босиком, в мятой ковбойке, без макияжа. Впрочем, теперь, после телефонного разговора, он начал подозревать, что г-жа Богомольцева психанула совсем по иному поводу.

Буквально выдрав из шкафьего нутра что-то тёмно-зелёное и длинное, Ева сунула добычу Артёму. Упала на колени и принялась копаться в тумбочке.

– Где же она… чёрт… ага!

На свет появилась запечатанная полуторалитровая бутылка питьевой воды. Г-жа Богомольцева скрутила крышечку и принялась пить. Так жадно, будто только что чудом выбралась из пустыни. Вытерла рот ладонью и начала поспешно расстёгивать ковбойку.

– А… я…

Не останавливаясь, Ева раздражённо бросила:

– Что? А, можешь отвернуться, если нужно.

Нужно кому, интересно? Так его не оскорбляли, пожалуй, ещё ни разу в жизни.

– Не нужно, – сухо проинформировал Артём и демонстративно уставился в окно.

Шуршала одежда. Вешалку с содержимым забрали из рук.

– Всё, можешь отмереть, – мягко и чуть виновато скомандовала Ева. – Помоги застегнуть сзади.

Мелкие пуговки одна за другой скрывали хрупкие девичьи позвонки. Бюстгальтер г-жа Богомольцева, видимо, считала лишней деталью туалета.

Сверху платье облегало, словно вторая кожа. Снизу – топорщилось необъятной юбкой. В отличие от того, серого, это выглядело более, чем скромным, даже строгим. В пол, с высоким воротом и узкими рукавами.

– Подержи.

Ему вручили гребень и коробку со шпильками – Ева спешно сооружала из волос некое подобие короны. И продолжала то и дело прикладываться к бутылке.

– Не сердись, – она покосилась на Артёма. – Дело не в тебе. Просто всё плохо.

– Что именно?

– Красавин, он, как бы это… не крыша Ильи, но почти. Один из главных партнёров. Если с ним поссориться, он нас обоих сотрёт в порошок. И он… короче, он здесь понятно зачем. Илья приедет через час, при нём меня не тронут, некоторые представления о приличиях всё же есть. Только вот час – это слишком долго.

– Та-ак, – протянул Артём, лихорадочно соображая, – и каков план действий?

– Имбецила изобразить сумеешь?

– Почётная роль.

Ева пожала плечами:

– Зато практически безопасная. С идиота какой спрос.

Проливая и морщась, она снова принялась глотать воду.

– Ладно, допустим сегодня мы как-то отобьёмся. Что помешает герою-любовнику вернуться завтра и довершить начатое?

– Надеюсь, что-нибудь да помешает.

– Не представляю, что? Прикованный к тебе наручниками Богомольцев, наряд полиции, конец света?

– Конец света точно бы помешал, – криво усмехнулась Ева. – Но, думаю, обойдёмся без него.

С точки зрения Артёма ситуация казалась безвыходной, посему он почёл за лучшее сменить тему.

– Глупый вопрос, но твой Богомольцев что, дебил? Он же мужик, должен понимать. Тогда, вечером, во время этого приёма… или вечеринки… для чего ТАКОЕ платье, для чего танец?! Если Красавин опасен, тебя в чадру завернуть надо было, в угол задвинуть и фикусом прикрыть, а не выставлять… так.

– Ты что… видел?!

У Артёма непроизвольно дёрнулся угол рта. Оправдываться не хотелось, объяснять – тем более.

– Богомольцев не мой, – вздохнула Ева после непродолжительного молчания. – И он… ни при чём.

– В смысле?

– Он просил одеться скромнее. И не краситься… так. И танцую я обычно другое. А накануне мы… поцапались, я хотела…

– В принципе, молодец. Что хотела, то и получила.

– Я не знала про Красавина! Не знала, что он… главный. Думала, подурачусь и всё. Без последствий.

Богатые тоже плачут.

Она снова припала к бутылке и практически её осушила. Вытерла рот платком и принялась умело орудовать нежно-розовой помадой.

– Зачем ты так много воды…

В дверь постучали. Вроде бы деликатно, но настойчиво. Дёрнулась вверх-вниз ручка.

– Е-ва, звезда моя, ты там? – Артём узнал начальственный бас толстяка в смокинге.

– Тут, Арсений Сергеевич, – голосок г-жи Богомольцевой звучал безмятежно и лениво. – Я спала.

– А я жду-жду внизу… Прости, если разбудил. Что же ты не открываешь?

– Сейчас, айне минуте. Пёрышки приглажу.

Столбиком замерев посреди комнаты, Ева судорожно, до белых костяшек, сжала спинку стула. Выражение лица настолько не соответствовало тону, что Артёму казалось, будто в комнате одновременно присутствуют две девушки. Одна звучит, другую показывают.

– Зачем? Тут все свои, кого стесняться-то?

Г-жа Богомольцева повелительно махнула – Артём бесшумно отступил к стене, вжавшись в неё так, чтобы стоящий у двери шкаф полностью скрыл его от вошедшего.

– Евушка, времени у меня не так много, а мы не договорили с тобой тогда вечером. Давай, не томи, открывай, – в голосе Красавина начало проступать недовольство пополам с нетерпением.

– Почти всё, Арсений Сергеевич. Иду!

Бросив предостерегающий взгляд на Артёма, Ева шагнула ко входу. Щёлкнул замок.

Толстяк ввинтился в комнату и дверь тотчас скрипнула, закрываясь за ним.

– Вот хорошая девочка, вот молодец! – заворковал он, оттесняя Еву к кровати. – Ба, да ты совсем одета, а говоришь спала… Ну, иди ко мне, красавица, давай потанцуем как следует, без свидетелей.

Ева отступала, неуверенно улыбаясь:

– Что вы делаете, Арсений Сергеевич? Муж скоро вернётся, вот увидит нас здесь, что подумает?

– Он ещё часа через полтора вернётся, не раньше. Свидетелей нет, никто не узнает, никто не расскажет.

– Как же нет? – Ева упиралась ладонями ему в грудь, уворачивалась от настойчивой бородатой хари.

– Да чего ты недотрогу-то из себя корчишь? Знаю я, какие вы, студентки, – всё более раздражённо пыхтел Красавин, наседая на неё. – Весь курс перепробует, а потом замуж этакой целкой выскакивает.

– Арсений Сергеевич, не надо!

– Да что ты ломаешьси?! Или я тебе ко двору не пришёлся? Так ты скажи прямо!

Артём, нервничая, словно перед выходом на сцену, уже несколько раз порывался вмешаться, но Ева каждый раз ловила его взгляд и чуть заметно щурилась: «ещё не время». Наконец, затрещала ткань, лопатообразная ладонь обхватила грудь и грубо сдавила.

Кулаки непроизвольно сжались, Артём шагнул от стены. Г-жа Богомольцева вскинула шалые, отчаянные глаза и кивнула. Детектив, отставник, а ныне имбецил Павел Громов театрально откашлялся. Красавин только что не подпрыгнул. Выпустил жертву и стремительно обернулся.

– Вечер добрый, – крайне добродушно, подобострастно, неуверенно и растерянно начал Артём. Ева тем временем отодвинулась подальше, поправляя платье.

– Ты кто?! – взбешённый Красавин начал наливаться свекольным цветом.

– Так это… охранник я. Вот… Еву Ивановну охраняю.

– Да от кого её здесь охранять?! Дом, забор. Безопасно. А ежели что, я её защищу. Защитю. Как оно правильно, Евочка? Мы с ней старые знакомые, так ведь, Ева Ивановна? – явно сдерживаясь из последних сил, пробасил Красавин.

– Так ведь… Илья Андреич, он ревнивый очень. Опасается, как бы его жену кто не того… ну, вы понимаете. Она ж краси-ивая. А меня нанял присматривать. А знаете почему? – Артём перешёл на доверительный шёпот. – Безобидный я. В детстве как хозяйство качелями прищемило, так оно и…

Ева на заднем плане прикусила губу, в глазах заплясали чёртики.

– Служивый… шел бы ты прогуляться, а? – рычащим голосом перебил Красавин. – На качелях там покачаться или ещё чего.

Артём покачал головой.

– Никак нельзя. Илья Андреич не велел с Евы Ивановны глаз спускать. Вот ни на секундочку. Я тута днём стою. И ночью обязательно, ежели Ильи Андреича дома нет. Никуда не отлучаюсь.

– А ты бы отлучился. Иногда, знаешь, не мешает попробовать что-нибудь новое.

– Никак нет, нельзя мне.

За спиной Красавина Ева перестала давиться от беззвучного хохота, сосредоточилась и решительно сунула в рот два пальца. Глубоко, до самой ладони. Только тут до Артёма начало доходить, зачем она выпила почти полтора литра минералки, и что сейчас случится.

– Вон пшел! – брызгая слюной взревел Красавин.

Разумеется, Артём чихать хотел на чей-то ор, зато Паша-имбецил перетрусил необыкновенно. Он отшатнулся и залопотал что-то невнятное, втягивая голову в плечи. Как раз к этому моменту Ева добилась того, чего хотела, шагнула к Красавину, сдавленно охнув ухватила его за рукав светлого пиджака… дальше последовая сцена из «Изгоняющего дьявола». Артём невольно отвёл глаза и пожалел Красавина, оказавшегося в эпицентре.

––

Неумело счищая, а скорее размазывая по пиджаку Красавина то, что на него попало, Ева покаянно причитала:

– Простите меня, простите бога ради! С детства не могу, когда кричат. Сразу перестаю соображать, спазм такой вот тут, под ребрами… и всё! Честное слово, я не нарочно!

Арсений Сергеевич пытался максимально отодвинуться от неумелой, заляпанной почище него, полностью потерявшей товарный вид помощницы. Морщился от запаха, брезгливо отряхивал брюки, с отвращением косился на перепуганную Еву, раздражённо бубнил:

– Есть у вас тут химчистка поблизости? Костюм ясное дело пропал, но хоть до дому бы как-то добраться.

– Может, Надю попросить?

– Только Нади тут не хватало! Господи, это же надо, а? Какой идиотизм, какой непостижимый идиотизм! Вам нервы электричеством лечить надо, милая моя.

– Я капли пью специальные, – с доверчивым простодушием поделилась Ева. – Мята, ромашка, валериановый корень. Очень хорошие капли. Врач говорил, они помогут, но вот что-то никак. Наверное, это потому, что я только проснулась, и не ожидала такого. Знаете, обычно, когда кто-то ссорится, всё случается постепенно, успеваешь приготовиться, настроиться. А тут сон, тишина, и сразу крик. Ужасно, кошмарно вышло! Я так виновата! А Илюша… боже, он убьёт меня, когда узнает!

– Не надо ему ничего знать, – буркнул Красавин. – Пусть всё останется между нами.

– Ой, правда? Арсений Сергеевич, спасибо, вы настоящий джентльмен!

Ева кинулась обнимать свою жертву, та в ужасе отшатнулась.

– Ну, всё, всё. Мужу привет передавай. Скажешь, что-то мне нездоровилось, и я домой поехал.

– Я провожу!

– Не надо, не надо. Ты лечись давай, нельзя так. А меня вон пускай служивый проводит.

––

Разборок, по крайней мере при Артёме, не случилось. Илья Андреевич, несмотря на обещание, примчался-таки раньше заявленного срока, едва-едва разминувшись с Красавиным. Торопливо выбрался с заднего сидения и растерянно уставился на идиллическую картину – жена в саду, при параде, в платье и шляпке, с тарелкой черешни на коленях, изучает журнал мод. Охранник по стойке смирно замер неподалеку.

Комнатой, понятно, занималась Алёнка. Но как Еве удалось буквально на десять минут вымыться, привести себя в порядок и переодеться, осталось для Артёма загадкой. У Настёны смена ипостаси обычно занимала от полутора до двух часов.

– Где… – начал Богомольцев вместо приветствия.

– Арсений Сергеевич занедужили, домой отбыли, – ангельским голоском доложила Ева.

«Занедужили», надо же. Артём не подозревал, что юной питонщице знакомы такие слова.

– А…

Ева подставила щеку для образцово-показательного поцелуя и нежно проворковала:

– Что ты так разволновался, милый?

Фыркнув, что твой норовистый конь, «милый» прорысил к себе в кабинет, по пути нетерпеливо махнув Артёму рукой.

Тот, наспех проинструктированный сперва Красавиным, затем Евой, тщательно прикрыл за собой дверь и бодро отрапортовал:

– Приехал, ворвался, целоваться полез, меня увидел, заорал, побагровел, с сердцем плохо стало. Принял нитроглицерину, велел обо всем молчать и уехал. Разозлился, но не очень.

– Господи-и, – Богомольцев опустился в кресло и обхватил голову руками. – Говорила мне мама, не женись никогда. Как права была!

Вспомнил про Артёма, выпрямился, тяжело выдохнул:

– Всё. Благодарю за службу. Отдыхай иди… Александр Матросов.

Вода в унитазе

Он не понял, от чего проснулся. Как будто от вопля, который как-то витиевато вплёлся в сон. Звучал ли крик наяву, осталось загадкой. Некоторое время Артём ждал, замерев на кровати, но ничего подозрительного больше не услышал. Взглянул на телефон. До поставленного на два ночи будильника оставалось почти двадцать минут. Заснуть уже не получится. Он поднялся через не могу, натянул джинсы, проверил, на месте ли нож и привычно покинул комнату через окно.

Луна убывала, но дорожки и тропинки оставались различимы. На крыльце хозяйского дома тускло светил фонарь, сквозь густую листву виднелось окно караулки. Всё остальное тонуло в обморочной, чернильной темноте.

Сквозь буйные цветочные ароматы проступали запахи влажной земли, листвы … и ещё чего-то, заставившего Артёма поморщиться, нахмуриться и тщательно принюхаться. Источник запаха следовало найти, в этом не могло быть сомнений. Не зная, с чего начать, охранник Паша обошёл вокруг дома для прислуги. Старое, чуть подгнившее, изъеденное грибком дерево, запах жилья. Больше ничего. От кухни повеяло дымом, завтрашним рассольником и чуть слышно – выпечкой. Не то.

Хозяйский дом далеко, да и ветер дует с другой стороны. Подумав, Артём направился к вольеру Малыша. Тут разило псиной и немного – собачьим кормом. Тем не менее, здесь подозрительный запах ощущался явственнее. И шёл он… со стороны забора?

Уже почти не сомневаясь, детектив Вознесенский прошёл по дорожке, свернул левее… в руку ткнулось мокрое и холодное, и он как всегда чуть не заорал от неожиданности. Малыш умел перемещаться бесшумно и любил сюрпризы. Кане-корсо подставил почесать морщинистый лоб и выжидательно уставился на Артёма.

– Может, ты мне расскажешь, чем это воняет? Может, ты какую вкусняшку припрятал, а, приятель?

Малыш насторожил уши, неуверенно шевельнул обрубком хвоста. Легонько ткнулся в бедро лобастой башкой, намекая, что неплохо бы Артёму сменить направление. По мнению пса, интересное могло происходить где угодно, но только не здесь.

– Вот даже как?

Плюнув на конспирацию, Артём подсветил телефоном и ломанулся в кусты.

Мда. Нет, никто здесь не умер, как подумалось сначала. Когда-то это был шматок мяса. Достаточно солидный, чтобы не быть мгновенно растащенным муравьями и мелкими зверьками. Он валялся здесь давно и вид приобрел крайне неаппетитный. Впрочем, насчёт неаппетитности мнение субъективное – Малыш обтекал слюной, с вожделением косясь на полуразложившуюся жуть.

– Нельзя, – на всякий случай строго сказал Артём.

Воспитанный корсо, конечно, и сам знал, что нельзя. Но смотрел с надеждой и явно опасался, что человек присвоит лакомство себе.

Выключив фонарик, Артём подождал, пока глаза привыкнут к темноте и выбрался обратно на дорожку.

Контейнер из-под мороженого нашёлся на кухне, лопата – возле сарая. Часть мяса, герметично упакованную, Артём припрятал, часть, просочившись через заднюю калитку, отнёс на лопате подальше в лес и там сжёг на металлическом листе, стараясь держаться с подветренной стороны. Малыш, поскуливая на грани слышимости, следовал за ним по пятам до самой калитки.

Охрана, должно быть, по обыкновению дрыхла, или попросту не следила за камерами – так или иначе, с вопросами к Артёму никто не явился.

––

Спать после тайной кремации окончательно расхотелось. Нужно подумать. Найти подходящее место, отрешиться от всего земного, чуток помедитировать и подумать.

Кане-корсо с достойным лучшего применения упорством не отставал ни на шаг. То ли подозревал, что Артём может найти ещё что-нибудь интересное и сожрать тайком, не поделившись. То ли просто не знал, чем себя развлечь.

Блуждания завершились на поляне с тыльной стороны хозяйского дома. На небольшом холмике, редко посещаемом даже дядей Митей, в меру заросшем и заброшенном. Кое-как приняв позу лотоса, Артём попытался расслабиться и свести воедино известные факты.

Малыш некоторое время ждал, когда они пойдут дальше. Потом заинтересовался чем-то неподалеку, поскрёб землю здоровенными когтями, обнюхал какое-то растение, видимо укололся, брезгливо фыркнул, задрал лапу и отомстил обидчику. Побродил вокруг и шумно обрушился рядом с Артёмом, панибратски пристроив морду ему на колено.

Роса постепенно промочила джинсы, и холод начал поднимался от задницы и лодыжек всё выше. Усилился не по-летнему прохладный ветер, стукнул приоткрытой оконной створкой в коридоре первого этажа. Малыш тяжко вздыхал и ёрзал – коленка, видимо, оказалась неудобной. Настоящий йог, вероятно, сумел бы придаться безмятежному созерцанию и в таких условиях. У Артёма получалось не очень. Взгляд рассеянно скользил по верхушкам деревьев, по чёрной листве, бездумно следил за светлячком, лихорадочно мечущимся… на высоте второго этажа?

Светлячок. Ага.

Луч фонаря, слабый, но вполне различимый, если всмотреться. Там, где он мечется, расположена спальня. Та самая, в которой Артём на днях провёл не самые приятные в своей жизни полчаса. Мазнув туманным пятном по занавескам, луч исчез на несколько минут, снова появился уже в коридоре первого этажа и двинулся к кабинету г-на Богомольцева.

Проник внутрь, пошарил по стенам, замер. Призрачно засветился дисплей, из тьмы проступил знакомый, слегка курносый профиль.

Шило в одном месте, по всей вероятности, являлось основной чертой натуры г-жи Богомольцевой – приключения с г-ном Красавиным ей показалось мало. Теперь она что-то увлечённо делала с компьютером мужа. Точнее, собиралась сделать, но что-то пошло не так. Ева засуетилась, вскочила, откинула крышку глобуса, в котором хранилась пресловутая настойка из смородины. Не нашла того, что искала. Остановилась в нерешительности. Подёргала ящик стола, снова полезла в глобус.

Не вызывали сомнения три факта. Во-первых, визит в кабинет мужа ночью, тайком, явно совершался без согласия и одобрения г-на Богомольцева. Во-вторых, Илья Андреевич прислушался к совету Артёма, пароль поменял, а ключ перепрятал. В-третьих – Ева просто так не сдастся.

К условно хорошим новостям можно было отнести только то, что окно кабинета не просматривалось от поста охраны и домика обслуживающего персонала. Впрочем, от случайных ночных прогулок никто не застрахован.

– Да что ж такое, – прорычал Артём сквозь стиснутые зубы. – Хоть бы жалюзи опустила, ду-ура!

Почувствовав его волнение, Малыш сел, переступил лапами, наклонил башку.

Почему-то детектив Вознесенский не прислушался к голосу разума, не вернулся никем не замеченным к себе в комнату. Напротив, прячась за кустами, осторожно двинулся к месту совершения преступления. Окно по соседству с кабинетом по-прежнему гостеприимно покачивало приоткрытой створкой. Недолго думая, Артём кое-как обтёр подошвы о траву, погрозил Малышу пальцем и перемахнул через подоконник.