Игра Сна

– Это сон, а значит ничего не может случиться. – убеждал он себя. – В любом случае я не умру.

Димитрий подполз к краю и посмотрел вниз. Голова закружилась. Из-под пальцев стал осыпаться красный песок, и Димитрий тут же отдернул руку. Было страшно. А уж встать на эту радугу и вовсе казалось совершенно нереальным.

– Верю, верю, верю, верю… – шептал он, продвигая руку вперед. На ощупь радуга походила на пластик (на вкус тоже), но пружинила почему-то довольно сильно. В любом случае, она явно была достаточно скользкой, чтобы с нее свалиться.

Потихоньку, помаленьку, ползком продвигаясь над пропастью, Димитрий приближался к заветному водопаду. Он уже был где-то на середине, когда вдруг решил оглянуться назад, чтобы проверить, сколько он уже прополз. Он обернулся и увидел обрыв, с которого он недавно слез и край полупрозрачной радуги, касающийся камня. Это была явно радуга, самая настоящая радуга, которая из капелек воды, а вовсе не из пластика. И было совершенно непонятно, с какого перепугу он может на ней сидеть – на радуге – над пропастью.

Только эта мысль пришла к нему в голову, как он почувствовал, как его опора тает под ним – секунда и он полетел вниз.

Дыхание сперло, его прошиб пот, воздух обхватил его тело со всех сторон. Он летел вниз, в пропасть, прямо в ту самую черноту, которая с каждым метром все сгущалась и сгущалась вокруг него.

«Господи, как я хочу жить!!!!» – пронеслось у него в голове.

– Верю, верю, верю, ВЕРЮ!!! – заорал он. – Твердая, дорога, да, дорога!!! ВЕРЮ!!!

Бух!

Димитрий почувствовал сильный удар, его подкинуло вверх, перекувырнуло и снова удар. Он лежал не шевелясь, глядя вверх – там уже сгущалась чернота, которую сейчас почему-то разбавили звездами. Удар был такой силы, что совершенно оглушил его, выбил из него дух. Все тело болело, даже рев водопада не пробивался сквозь звон в ушах. «Только бы позвоночник не повредил», – думал он. – «Только бы пошевелиться». Он дернулся и приподнялся, шипя от боли. Вся его спина представляла собой один гигантский синяк. Руки и ноги болели, но он смог сесть.

Димитрий сидел на радуге. Только теперь она была пошире и не так откровенно просвечивала. Вокруг прямо в воздухе висели клочья темноты, сумерки сгустились. Но вот он, водопад, его цель, переливался сотнями разноцветных огней прямо перед ним. Он как будто светился.

Димитрий встал и решительно зашагал к водопаду, не позволяя себе ни о чем думать. «К черту все. К черту все страхи и все сомнения, если они мешают мне. Вот она цель, я стою прямо перед ней, какая разница как я стою – вот он, водопад.»

Он протянул руку, касаясь тугих струй. Они были почти ледяные, но жданной благодатью упали на его раскаленную желтым солнцем кожу. Он шагнул вперед, чувствуя, как вода барабанит по макушке, по плечам, словно умелый массажист. Волосы облепили его лицо, он нагнул голову и открыл рот, вдыхая холодный влажный воздух. Капли воды стекали по его губам, падая вниз, глаза его были закрыты. Он чувствовал, как тысячи струй вымывают и уносят вниз все раздражение, всю злость, все нервы. Всю грязь, все воспоминания, струи уносят всю его прошлую жизнь. Спереди, сзади, сбоку – все закрывала синим покровом вода. В этом мире была только вода и два пятачка земли под правой и левой ступней.

У него было чувство, словно ничего больше не осталось на свете – даже его самого уже не осталось. В голове было пусто, ни единой мысли, словно вода вымыла и их, вычистила каждую частичку его существа, его души. Здесь уже не было того Димитрия, не было ничего. Только вода, сплошным потоком сперва уносящая вниз грязь, а, после, и кристально чистая.

Он нашел себя, нового себя, среди струй и шагнул вперед, чувствуя, как вода остается где-то позади. Он поднял голову, распрямился в полный рост и открыл глаза.

Он закричал, громко-громко, во всю ширь легких, просто от ощущения торжества в себе, от ощущения жизни. И захохотал, сам не зная от чего.

Позади его шумел водопад, ноги его утопали в нежном зеленом мху. Вокруг сплетались кронами высокие вековые деревья.

Димитрий подошел к водопаду вплотную и протянул руку. Она прошла сквозь поток и уткнулась в каменную стену. Дороги назад не было.

Он приложил руку к стене, погладил кончиками пальцев шершавую поверхность, потом отвернулся и зашагал вперед, в просвет между деревьями.

Исповедь Кристины

Когда Кристина зашла в храм, ей пришлось на какое-то время остановиться, дожидаясь пока глаза после яркого света привыкнут к полутемному помещению. Небольшая комната, судя по всему прихожая, или, как это называется в храмах, притвор. Как порой бывает в некоторых христианских монастырях, здесь, в обычной картонной коробке, стопкой лежали платки на голову и цветастые тряпки с завязками – юбки для посетительниц в брюках. Пока Кристина привыкала к темноте и прилаживала эту сбрую на себя, остальные успели уйти.

– Не могли подождать? – пожаловалась дверной ручке Кристина.

Пальцы ее легли на холодное медное кольцо, торчащее из пасти какого-то странного чудища. Она потянула тяжелую тугую дверь, и та медленно открылась.

Прямо перед ней простиралась стеклянная подводная галерея. Пол под ногами, стены – все было совершенно прозрачное. Вокруг, куда ни глянь, вода. Яркая, бирюзовая, пронизанная солнечными лучами. И такая чистая, что видны неспешно проплывающие мимо гигантские морские рыбы. Пестрые, броские, хищные. Прекрасные и безобразные одновременно.

Кристина осторожно сделала первый шаг и убедилась, что пол под ней не провалился. Стоило ей двинуться с места, как она зазвенела, как новогодняя елка, и тут же ахнула, разглядывая свой наряд.

Вместо косынки и юбки, на ней оказалось длинное платье, будто составленное из нитей хрусталя. С рукавов свисала бахрома стекляруса, распущенные волосы были перевиты жемчугом, а на ногах красовались хрустальные туфельки, звонко цокавшие об пол.

– Я прямо Золушка! – сказала себе Кристина.

Она медленно и осторожно, опасаясь провалиться, пошла по галерее, разглядывая диковинных рыб, проплывавших мимо. Вон проплыла оранжевая, большая и круглая, с шипами наростами, а вот росчерком пера скользнул тонкий и длинный фиолетовый угорь…

Кристина старалась не смотреть вниз – чернеющая глубина пугала.

Ей так нравилось все это – стеклянный коридор, рыбы, которые не могли ее достать, солнце, играющее в воде, ее платье и хрустальные башмачки, что в какой-то момент, она оглянулась по сторонам (не заметит ли кто?) и закружилась по галерее, звонко цокая каблуками, чувствуя, как хрусталь на платье скользит по воздуху вместе с нею.

Эхо хрустальных башмачков летело по коридору, опережая ее.

Вдруг какая-то тень скользнула над галереей, заслоняя солнце. Кристина замерла, подвески хрусталя зазвенели, сталкиваясь.

Она заозиралась, сердце застучало сильнее, холодок скользнул по коже. Кристина быстро пошла, почти побежала по галерее, в надежде догнать наконец остальных. Однако, вскоре в нерешительности остановилась, достигнув перекрестка. Во все четыре стороны отходили совершенно одинаковые тоннели. Такие же, как и тот, из которого она пришла.

Она заглянула в один, потом в другой, а потом вдруг поняла, что не имеет ни малейшего представления, из какого, собственно, коридора она пришла.

Недолго думая Кристина громко крикнула:

– Эй! Народ, где вы?!

Звонкое эхо пробежало по стеклянным коридорам, вернув Кристине ее собственный голос, размноженный на тысячи мелких осколков.

Никто не отзывался.

– Э-э-эй! Виктор! Аглая… Ну хоть кто-нибудь, отзовитесь! – в отчаянии крикнула она.

Тишина.

Кристина отчаялась и уже было решила шагнуть в один из туннелей, как вдруг услышала из правого коридора звук. Она обернулась, готовая улыбнуться, но тут же замерла. Вода там начала темнеть, доходя до чернильной темноты, в которой не было видно даже рыб. Чернота быстро ползла, заполняя всю воду вокруг Кристины. Самым логичным было бы дать деру, как можно быстрее, но тело ослабло, Кристина стояла, не в силах двинуться, парализованная страхом и ждала. Наконец из чернильно-синей темноты коридора проступили очертания чего-то огромного и серого. Шорох превратился в хлюпанье и чавканье, с которым тварь ползла, вихляя всем жирным туловищем.

Еще ближе, и Кристина различила огромную, приплюснутую голову, и самую омерзительную морду, которую только можно было представить. Крошечный нос – две дырки, покрытые слизью, а рядом шевелятся два отростка, как маленькие ручонки. Под ними широкий раззявленный рот, с кучей мелких острых зубочков.

Это была гигантская рыба-жаба, подводный урод, страшенное чудовище со склизкой кожей. По морде рыбы стекали какие-то мутные капли. Но отвратительней всего были ее бешеные глаза, один, закрытый неровным, словно оторванным куском кожи и второй – ввалившийся, мутный, цвета запекшейся крови.

Чудище надвигалось на нее, раззявив омерзительную пасть. Верхний и нижний ряд зубов соединяла толстая нить слюны.

Кристина бы, наверное, так и стояла, но вдруг что-то коричневое и покрытое слизью, упало изо рта рыбы-жабы прямо на пол. Кристина дернулась от отвращения и опрометью кинулась в первый попавшийся коридор.

Кристина бежала, летела, как никогда быстро, серебряный хвост ее платья сверкал как чешуя, стелясь за нею. Коридор все длился и длился, постепенно все темнея и темнея, тьма словно следовала за нею. Хрустальные туфельки отбивали дробь, из-под каблуков сыпались зеленые искорки, пополам с каплями крови – все-таки хрусталь это вам не замша, а у Кристины не было времени даже остановиться, чтобы снять их – чудище не отставало, не уступая жертве ни метра.

Легкие разрывались, дыхание выходило с хрипом, адская боль в ногах, словно она ступала по толченому стеклу – Кристина поняла, что просто не сможет пробежать дальше. И, споткнувшись в очередной раз, она просто рухнула на пол и закрыла глаза, не пытаясь подняться. Серебряное платье кругом расплескалось по полу, звеня тысячами хрусталиков, волосы упали вниз, открывая нежную шею и дрожащие белоснежные плечи.

И все движение остановилось.

Кристина ждала, покорная своей участи.

Уши ее улавливали малейший звук, и когда в полной тишине вдруг раздался скользящий шорох, Кристина сжала ноги, сердце ее забилось как птичка. По коже разлился холод, она прерывисто, поверхностно дышала.

Она почувствовала, как что-то касается ее голой спины и вздрогнула.

– Забавно, ты вся просто трепещешь от возбуждения.

Голос был женским и холодным как арктические льды.

Незнакомка отчетливо хмыкнула и вдруг дернула платье и то, словно покрывало, рывком поднялось и соскользнуло с Кристины, оставив ее скорчившуюся обнажённой на ледяном стекле пола. Кристина в ошеломлении открыла глаза и увидела свое отражение в стеклянном полу. За тонкой перегородкой клубилась чернильная тьма, иногда взблескивавшая рыбьими хвостами. Глаза Кристины казались огромными, всю радужку закрывала выплеснувшаяся чернота зрачков.

Кристина нерешительно опустила голову и посмотрела вниз, между коленей – позади нее блестел серым и голубым длинный змеиный хвост, толщиной с круп коня.

– Глупая девочка! – в стекле она увидела, как чьи-то ледяные белые руки, как у утопленников, скользнули по ее телу, и почувствовала прикосновение холодной чешуи к спине. – Как же ты думала убежать от себя самой?..

Змея скользнула по ней, руками следуя по ее рукам, пока не нашла ладони. Она переплела свои пальцы с пальцами Кристины и отвела ее руки в стороны. Острые зубы Змеи скользнули по ее шее и, царапнув кожу, впились в плечо, прокусывая до крови, до мяса.

Кристина закричала, и почувствовала, как ее все сильнее и сильнее вдавливают в пол. Она рухнула, щеки и нос распластались по стеклу, а Змея все давила. Кости ныли, Кристина задыхалась, но все ее попытки вырваться были бессмысленны, словно тысячетонная плита опускалась на нее. Перед глазами ее побежали круги, кости заныли и тут вдруг пол – пол! Порвался.

Кристина рухнула в черную толщу воды, всхлипывая воздухом, чувствуя, как ее оплетает чешуйчатый хвост. Она вскинула голову, пытаясь задержаться на поверхности, но Змея уже тянула ее за собой, вниз. Последнее, что успела увидеть Кристина – это как заливает галерею и прозрачные светящиеся коридоры один за другим начинают рушиться вниз.

Воздуха не хватало, легкие жгло огнем, а вокруг была только ледяная чернильная темнота, которая непонятно, была ли вообще водой. Кристина инстинктивно открыла рот, в который тут же потекла вода и тогда к ее губам прижались чьи-то ледяные губы, отдавая воздух. Она почувствовала сильный рывок и вдруг поток искрящихся пузырей понес ее куда-то вниз, все ниже и ниже, закручивая ее в водовороте. Что-то скользнуло по лицу и голову облепила мокрая повязка. «Зачем это?» – только и успела подумать Кристина, как поток вытолкнул ее с той стороны поверхности.

Она закашлялась и глубоко вдохнула воздух, жгущий нос и легкие.

Повязка и волосы, облепившие лицо, мешали разглядеть, куда она попала. Но как только она потянулась, чтобы развязать повязку, то услышала:

– Не вздумай!

Это был голос Змеи. Кристина почувствовала, как Змея перехватывает ее руки и толкает куда-то.

Она беспомощно забарахталась, и вдруг врезалась в каменную поверхность. Вцепившись в камень, Кристина выползла на выходящие из воды ступеньки.

– Змея, – позвала Кристина, садясь на пятки и занавешивая волосами грудь, чтобы хоть как-то прикрыться.

Сзади послышался шорох и к спине Кристины прижалось покрытое чешуей мокрое тело Змеи. Руки ее скользнули по груди Кристины, отводя волосы и она почувствовала, как тело покрывается мурашками, а соски заостряются. Кристина судорожно вздохнула, а Змея тихо засмеялась и скользнула между ног Кристины.

– Руки убери! – взвизгнула Кристина, пытаясь отпихнуть Змею.

– По крайней мере, хоть тело твое честное, – услышала Кристина жаркий шепот в ухо. Кровь стучала в висках, пальцы Змеи кружили по ее телу, чуть поглаживая его, но не касаясь запретных зон.

Кристина забилась, пытаясь вырваться, но тут же была спелената змеиным хвостом.

Она почувствовала шевеление ледяных губ Змеи на своей шее:

– Горькая правда или сладкая ложь, Кристина?

Кристина не реагировала. Тогда руки Змеи прекратили свое безумное скольжение.

– Почему мне нельзя снять повязку? – спросила Кристина.

– Горькая правда или сладкая ложь, Кристина?

Кристина отползла и ответила:

– Здесь нет решения.

– Почему? – спросила Змея, снова подползая и обвивая Кристину.

– Пусти меня! – ладони Змеи покоились на бедрах Кристины, не шевелясь, но и не давая вырваться. Тогда она, задыхаясь, проговорила: – Я буду счастлива верить в сладкую ложь… Но… лучше жить в реальном мире, а не в придуманном.

– Значит ты скажешь Аглае?

Кристина закаменела.

– О чем это?

Змея развязно захохотала, грубо, до боли сжимая промежность Кристины.

– О том, что ты спала с Димитрием, Кристина… – смеясь сказала Змея.

Кристина вырвалась, и попыталась встать, но поскользнулась и упала прямо на изгибы длинного серебристого хвоста, тут же обвившего ее, как веревка.

– Я не спала с Димитрием! – крикнула она, пытаясь высвободиться.

– Кристина, а тебя ведь считают хорошей девочкой, – издевательски просюсюкала Змея. – Милой и доброй.

– И что? – сказала Кристина, отталкивая ее голову.

– Но на самом деле ты ведь просто… Лицемерка? – проворковала Змея. – Скажи мне, отчего ты помогаешь людям?

Кристина чувствовала себя совершенно беспомощной, не видя ничего, кроме черноты, ощущая собственную наготу и превосходство Змеи. Она чувствовала только тело Змеи и камень пола. А что было вокруг, кто? Больше всего пугали не бесцеремонные прикосновения, а мысль о том, что кто-то видит ее в этом положении.

– Не трогай меня, дай мне развязать глаза!!!

Змея мягко перехватила ее руки и туже обвила ее хвостом.

– К примеру… Почему бы тебе просто не пройти мимо старушки, которая просит милостыню? Почему тебе просто не пройти мимо, Кристина? Скажи мне.

Кристина молчала, не понимая, что Змея хочет от нее.

– Потому что ты хочешь отдать ей свои деньги? Нет. Потому что тебе жалко ее? Тоже нет. Но тогда ПОЧЕМУ?

Эхо разнесло эти слова повсюду, заставляя их звучать снова и снова.

– Почему?

– Почему?..

– Почему…

Кристина вздрогнула, ощутив горячий шепот прямо у своего уха:

– Потому что тебя совесть замучает.

Кристина с облегчением усмехнулась, отталкивая Змею.

– Разве это не одно и тоже?!

– Одно и то же? Ба-атюшки…Что же может быть общего у твоих собственных желаний и у правил, навязанных кем-то? Ты что правда думаешь, что человечки рождаются с совестью? – Кристина молчала, не желая ввязываться в спор. – Но зачем же она им нужна, скажи, Крис-ти-на? – шепнула Змея.

Змеиная чешуя скользила по камням с тихим шелестом, эхо отражало его, и Кристине казалось, будто десятки змей извиваются вокруг нее.

– Чтобы не поубивали друг друга, – сглотнув ответила Кристина. Из-за повязки она могла ориентироваться только на тактильные ощущения. А Змея, словно издеваясь, постоянно меняла положение, совершенно дезориентируя ее.

– Ага, – раздалось справа, – люди – животные, всегда делают только то, что сами хотят. – губы змеи коснулись ее левого ушка, – И если их не контролировать – все полетит в тартарары… Так было и тогда, когда ты оседлала Димитрия, верно? – раздался смешок у ее правого уха, и раздвоенный язычок скользнул по раковине – Все полетело в тар-та-р…

Кристина резко вскинула руку, но Змея успела перехватить, стиснув ее пальцы до боли.

– Больно! – крикнула Кристина.

– В твою прелестную головенку так хорошо вдолбили что «можно» и что «нельзя». – Змея поцокала языком. – Настолько хорошо, что ты чувствуешь вину, если поступаешь как хочется.

– Ты психопатка.

– Я? Я – это ты, милая, – Змея хохотнула, сжимая кольца чуть туже: – Все это происходит в твоей чудесной головенке. Спорят две половинки тебя. И я – одна половина, а ты другая. Я – это ты, которую ты обычно прячешь за семьюдесятью замками, чтобы никто не дай бог не увидел, какая наша Кристиночка на самом деле. Нет, я не психопатка, милая. Во всяком случае, – Змея вновь хохотнула, – не больше, чем ты. Я просто вижу, что происходит, а не прячусь. Это ТЫ прячешь меня, маленькая моралистка.

– Что плохого в морали?

– Мораль? Хорошая штука. Всегда с тобой, вроде рефлексов, как писать, читать, говорить. Необходима, чтобы выжить среди людей. Но знаешь, где-то глубоко внутри тебя, все еще сидит зверюга. Лохматая, дикая, скалится, слюни капают. Твои инстинкты. Правда, Кристиночка? Ты так боишься их, что сажаешь зверюгу на цепь, в клетку, не кормишь, чтобы она поскорее подохла. Но не слишком жестоко, а? Думаешь ты лучше меня, лучше Виктора? Нет. У Виктора просто сила воли послабее. А разве это грех? Ведь все, что он делал в реальности, все это, и хуже, много хуже, ты делала в своих мечтах. Уж мы то знаем, правда, Кристиночка?.. –Змея шипела, касаясь ушка раздвоенным язычком, кольца ее свивались и развивались, стискивая и отпуская Кристину так, что она, казалось, падала все ниже и ниже…

– Думать одно, а делать другое!

– О нет, это почти одно и то же. Ты такая лгунья, милая. Делаешь вид, что ты такая прекрасная, правильная, но ты всего лишь самка в течке, в которую просто чуть крепче вдолбили как себя вести. А может просто случай не подвернулся? Ах нет, подвернулся, извини, забыла про Димитрия.

– Чушь! – закричала Кристина, срывая с глаз повязку.

Кольца змеиного тела стискивали ее, точно колодец. Кольца над ее головой шевелились, чешуя переливалась в тусклом свете сотнями серебристо-зеленых бликов. А сверху на нее глядело лицо Змеи, все покрытое блестящей чешуей. Кристина в ошеломлении смотрела на свои собственные черты лица, свои глаза, свои губы, изогнутые в усмешке порочной и издевательской. Они были так похожи, что на секунду ей показалось, что это она – Змея, которая смотрит вниз, на Кристину. Она дотронулась до своего лица и почувствовала холодную зеленую чешую. Она протянула к Змее руку, но та вдруг разжала кольца и Кристина полетела по этому колодцу плоти вниз, в черноту.

– Три!..

– Два!..

– Один!..

Кристина открыла глаза.

– Очнулись?

Она сидела на полу, справа от нее сидела Аглая, слева Виктор и Димитрий. Прямо перед ними сидела, скрестив ноги, ведьма, пообещавшая показать им темную сторону этого мира.

Ведьма пальцами с длинными острыми ногтями придушила огоньки свечей, расставленных перед ней. Собрала палочки с благовониями, и сложила их в длинную деревянную шкатулку.

Аглая выдохнула, и сказала:

– Вот это гипноз!

Ведьма аккуратно заправила длинную рыжую прядь за ухо и сказала, слегка улыбнувшись:

– Я же говорила вам, это не гипноз, это тонкий мир.

Димитрий не сдержался:

– То-то нам чтобы войти в этот «тонкий мир» потребовался мешок мухоморов и эти ваши, – он помахал руками, – гипноприемчики.

– Ни одна дверь не открывается просто так, – сказала ведьма и мир перед ними заволокло темно-синей пеленой, на которой мерцали золотые звезды: она взметнула вверх платок, на котором раньше стояли свечи и опустила его себе на плечи.

Ведьма встала; на алых губах змеилась холодная улыбка и Кристина узнала в ней одновременно Священника, Зайку и всех обитателей сна.

– Рассчитаемся, хозяин?

Виктор ушел с ведьмой, а Кристина, накинув куртку, вышла на крыльцо – в комнате стоял странный удушающий запах («Правда мухоморы», – подумала Кристина).

Когда-то здесь жил старик, у него был маленький яблоневый сад, который цвел весной, рассыпая на траву сладко пахнущие лепестки. Год назад здесь поселился Виктор, срубил сад и сломал дом, и построил на их месте огромный замок. Привез ели и пихты, и теперь земля, которая пахла яблоками, была усыпана иголками и пахла хвоей. Сейчас деревья покрывал толстый слой сверкающего снега, а на чисто подметенных дорожках валялись еловые иголки.

У отца Кристины была дача по соседству, через забор. Кристина навещала его иногда, привозила еду и новости от матери. Полгода назад они познакомились с Виктором. В реальности они были просто знакомыми. Но так странно было, после такого сна, ощущать его как совершенно чужого человека. Ей хотелось высказать ему все, вывалить всю свою злость на него. Но… не за что.

Одного она не понимала: почему же хотя бы во сне она не может быть счастлива?

Однажды ей сказали, что она никогда не сможет влюбиться, потому что ее сердце уже давно и прочно занято – ею самой. Тогда она обиделась, и сказала, что это вовсе не так, но иногда ей приходило в голову, что, быть может, тот человек был прав.

Кристина занималась йогой. Бегала по утрам. Качала пресс, ягодицы и грудные мышцы. Превосходно готовила. Шила.

Играла на гитаре. Ставила икебану. Резала по дереву. Вязала. Умела оказывать первую помощь.

Она была высокая и стройная, с длинными белокурыми волосами и нежными глазами. Она была одинокая.

«Одинокая. Это слово обладает воистину какой-то магической силой. – думала Кристина. – Это все равно что сказать «покойник» – все сразу переглядываются и начинают сочувственно поджимать губы. И будь ты прекрасна как роза и умна как Эйнштейн, но, когда на вопрос «У тебя кто-нибудь есть?» ты отвечаешь «нет» – твой рейтинг стремительно падает, заставляя тебя проигрывать необразованной корове. Словно вся суть человеческой жизни заключается в продолжении рода. – Кристина обернулась, сквозь огромные окна особняка было видно стоящих в гостиной Димитрия и Аглаю. Они разговаривали о чем-то, прижавшись друг к другу лбами и смеялись. – Впрочем, вероятнее всего, так оно и есть».

Откровенно говоря, Кристина не считала, что ей как-то особенно одиноко. У нее было свое дело в жизни, она была, что называется, самодостаточной. Ей нравилась ее жизнь – чашечки ароматного кофе в маленьких кафе, новая пара туфель, ванна со свечами и музыкой, лепка из глины в студии. Она бы и не вспоминала о своем одиночестве.

Но поздно вечером, когда она возвращалась с работы домой, глядя в темное ночное небо, затянутое тучами, бывало (крайне редко), что на глаза у нее наворачивались слезы жалости к себе самой и своей постылой жизни, в которой не было ничего, кроме застывших скульптур.

Она хотела жизни. Она хотела жить и смеяться. Хотела сесть в машину и кататься по ночному городу под громкую музыку, пить шампанское, кружиться в вальсе, смеяться и жить, и вдыхать, вдыхать, вдыхать холодный ночной воздух, пока не закружится голова.

Она хотела быть кому-то нужной.

Хотела поцелуев, страстных объятий, горячих сцен… Она хотела любви. А плотской ли, духовной, кто разберет, когда тебе всего двадцать лет?..

Из восхищающих знакомых мужчин у Кристины были только Димитрий да Виктор, так что не имело никакого значения, действительно ли они так хороши, как кажутся. Они просто были лучше других и поэтому привлекали.