Все оттенки боли

– Не будь таким жестоким, Дональд. Как будто ты сам поступал когда-то иначе.

Он негромко рассмеялся, а Тео вдруг почувствовала искреннюю благодарность. Видимо, эта женщина обрела над ее отцом безграничную власть, раз могла так с ним говорить.

– Действительно, – сказал он. – Тео, так зачем ты приехала?

«Тео»?

– Я…

Она замялась и снова нивелировала возникшую паузу с помощью чая. Внимательный взгляд отца остановился на ее лице, из него пропал холод, но и тепла она там не разглядела, лишь отчуждение. Теодоре бы хотелось сесть рядом, взять его за руку и впервые попросить совета. Что ей делать? Что он делал, когда умерла мама? Почему-то она чувствовала себя так, будто с ней произошло что-то похожее. Одинокой и брошенной, сломленной несправедливостью мира. И отчаянно не понимала почему. У нее было все хорошо, а потом партнер оказался фанатиком и убийцей, бывший любовник сгорел в наркотиках, а мужчина, рядом с которым она внезапно позволила себе ощутить себя женщиной, прямым текстом велел ей держаться подальше.

По чему она тоскует? Лично по Грину или по собственным ощущениям рядом с ним? Ответа на этот вопрос не было.

– Извини. Я могу уехать, если…

– Нет, Теодора, – вступила в разговор Элла. – Это мне, к сожалению, нужно уехать.

Она встала, смело наклонилась к Дональду, поцеловала его в губы, улыбнулась и вышла. А Тео так и застыла, приоткрыв рот. Кажется, она впервые увидела, чтобы отец кого-то целовал. Она перевела взгляд на Дональда, но тот уже посуровел.

– Ты же понимаешь, что все увиденное должно остаться между нами.

– Ты сошел с ума. Мистер Уильямс – друг мэра. Зачем так рисковать?

Она выпалила это и заткнулась. Рихтер не терпел замечаний. Но он лишь устало улыбнулся.

– Я понимаю. Ты хотела поговорить?

Тео покачала головой.

– Пожалуй, нет. Но… пап, можно я останусь на ночь?

Мужчина посмотрел на нее с немым напряжением. Ничего не сказал. Кивнул и вышел из гостиной.

III

Через две недели после аварии

Июль 2004 года

– Что ты помнишь?

– Да что ты вцепилась в меня, как клещ?

Арабелла фыркнула и посмотрела на Грина поверх очков. Он полулежал на медицинской койке, с трудом подбирая такое положение, чтобы не взвыть от боли. Дозу морфина снижали. Терпеть становилось сложнее с каждой секундой, а напарница устроила настоящий допрос с пристрастием. Стич умела вытряхивать информацию лучше любого из агентов. У нее нюх на фальшь, усиленный отбитой напрочь эмпатией. Если нужно что-то выяснить, ей просто плевать на чужое состояние. Когда-то и он сам был таким. А потом смягчился на гражданке. Только вот дела последних лет напомнили, кто есть кто, а переход в Агентство под крыло бывшего военного шефа и агент Стич в качестве напарницы и наставницы быстро напомнили, кто он такой на самом деле. Акселю начало нравиться происходящее, он снова почувствовал вкус работы и вошел в долгожданный ритм расследования, который затмевал все остальное.

Все было прекрасно. Даже очень.

До последних событий.

Но сейчас Арабелла допрашивала его. Его! И подобрала не самый удачный, надо сказать, момент, когда тело разрывалось от боли, а душу царапали коготки после ухода Теодоры. Аксель одновременно чувствовал себя виноватым мудаком и оскорбленной невинностью и не понимал, как в этих противоречиях обрести баланс. Хотя бы временный и фальшивый. Физическая боль отвлекала от размышлений, а Стич явилась прямиком из ада, чтобы его добить.

– Аксель, это важно, – максимально спокойно и проникновенно проговорила она. – Ты понимаешь, что тебя пытались убить?

– Ну да. Не удалось же?

– Тебя спас чертов экип!

– Поэтому я трачу треть зарплаты на экипировку, Белла! – вспылил он и вздрогнул от ослепительной вспышки. Рано, рано дергаться, нужно лежать неподвижно. – Я не помню. Не помню ничего. Что говорят свидетели?

Она снова фыркнула.

– Мы опросили примерно двести человек. Всех, кто видел тебя в тот день, или почти всех. Но на проклятой лесной дороге никого не было. Зачем ты помчался в лес?

– Мне нужно было подумать.

– Подумал?

Он попытался нахмуриться, но голову снова свело от боли. Прикрыв глаза, Грин усилием воли расслабил плечи. Сделал несколько глубоких вдохов, дождался, пока сознание прояснится, и тогда посмотрел на Арабеллу.

– Кажется, они что-то натянули через дорогу, – негромко заговорил он. – У некоторых есть тупая привычка натягивать лески между деревьями, чтобы мотоциклисты не носились по лесам, не вытаптывали тропинки. Люди часто гибнут или становятся инвалидами. Я не мог просто так потерять управление мотоциклом. Но я ничего не видел. Мотоцикл напоролся на какую-то преграду и пошел юзом. Я отключился где-то по дороге.

– Это явно не случайно произошло. Ты часто мотался к озеру, тебя вычислили и решили устранить.

– Наш противник – бог?

Стич сняла очки, устало потерла переносицу. За это время в Агентстве перерыли тонну информации, но к разгадке не приблизились. Порой действительно казалось, что им противостоят неведомые силы. Только вот опыт подсказывал: когда преступник выглядит неуловимым, он уязвим. Именно в этой неуловимости скрывается ответ на вопрос, как его обнаружить и прижать. Нужно лишь серьезно подумать, проанализировать факты. Найти закономерности.

Дело техники.

Аксель очень медленно, наученный горьким опытом, поднял руку и в свою очередь коснулся переносицы. Каким-то чудом нос он не сломал. Повредил челюсть, руки, ноги, получил ушиб позвоночника, пару сломанных ребер и продырявленное легкое. У него были все шансы погибнуть. И погиб бы, если бы не Арабелла, которая, не сумев дозвониться, подняла на уши все Агентство. Его обнаружили вовремя. Еще несколько часов – умер бы.

– Тебе надо восстановиться и вернуться к работе. Вовремя ты перешел в Агентство. Старсгард удавился бы за расширенную страховку и компенсацию. Ведь формально ты был на службе. Агент может «думать» в любой части Вселенной, так?

– Мы всегда на работе.

Агент Стич опустила очки и улыбнулась напарнику. А потом протянула руку и коснулась его неподвижно лежавшей поверх простыни правой ладони. Левую он аккуратно отнял от лица и опустил на грудь, а потом посмотрел на коллегу.

– Меня мастерски вывели из строя. А это значит только одно. Пройди по шагам последние недели работы. Где мы были, с кем говорили. Кто что мог заметить и кому донести. Предположи, что в Агентстве крот. Это была реакция на что-то. Но вот на что именно?

– Да на тебя, Грин, – устало ответила Арабелла. – На тебя была эта реакция.

Он вздохнул.

– Проверь.

Стич кивнула. Несмотря на разницу в возрасте, положении в Агентстве и опыте оперативной работы, она всегда слушала и ценила его мнение, ценила его подходы, которые традиционно напрягали руководство в полиции. Для Агентства не существовало границ и правил. Задача должна быть выполнена любой ценой, а все остальное – лирика.

– Посмотрю. Иногда мне кажется, что мы сделали неправильный вывод. Кукловод не может жить в Треверберге. Он не настолько удобно расположен, чтобы организовывать убийства по всей Европе, у нас и на Аравийском полуострове. Здесь сложнее спрятаться.

Он не нашелся с ответом. Еще одна тема, которую лучше не трогать, пока мозги не оправились от аварии. Сложная тема. Они с Арабеллой много спорили, обсуждая тончайшие нюансы разномастных дел. Последнее расследование Грина в полиции доказало, что на убийц оказывалось психологическое воздействие. Доктор Аурелия Баррон, судебный психолог, психиатр и руководитель единственной частной судебно-психиатрической клиники строгого режима, где отбывали наказание преступники, признанные недееспособными на фоне психического расстройства, подтвердила, что имел место гипноз. Но пробиться сквозь него не смогла. Это могло говорить о двух вещах. Либо гипнотизер был сильнее. Либо влияние слабее. Если предположить второй вариант, то тот, кто заварил всю эту кашу, лишь помогал человеку пройти через базовое табу на убийство. Подталкивал их на путь, на который они уже ступили сами, превращая потенциального садиста в серийного убийцу.

– Надо все упростить, – прошептал Грин.

– Что?

– Мы все время усложняем. Наделяем Кукловода божественными силами, IQ 220, смотрим на него снизу вверх и открыв рот ждем новых шагов. А он человек. Может, не совсем обычный, может, чуть разумнее большинства – но человек. Значит, у него есть цель. И он может ошибаться. Арабелла, нам надо начать с начала. С самой первой установленной серии. Выписать места убийств, имена, краткие характеристики жертв и даты.

Она с легким удивлением изогнула бровь.

– И все? А как же способ убийства? Как же…

– И все. – Он сдержанно кивнул. – Если вспомнить последнее мое дело, мы все время путались, почему вроде бы один и тот же убийца так по-разному преподносит свою деятельность. С каким апломбом была обставлена смерть Анны Перо и как обыденно остальные. Это не просто так. Возможно, дело в том, что для Кукловода значение имеет…

– …только первый труп, а серия – это маскировка. Так, что ли?

Еще один кивок. В висках мерзко закололо.

– Это гипотеза. Но ее стоит проверить.

– Я подготовлю. А ты поправляйся. Ты нам очень нужен, Грин.

Он хохотнул.

– Да уж я помню, как вы забрали меня из управления, даже не спросив.

Агент Стич не ответила. Ее лицо озарила улыбка, но тут же померкла, уступив место привычной задумчивости.

Когда за напарницей закрылась дверь, Аксель опустил спинку кровати и вытянулся, превозмогая боль. Какое, оказывается, чудо просто дышать. Тело требовало нагрузки. Он не привык к постельному режиму и с ужасом понимал, что физическую форму будет восстанавливать не один месяц. Хотя для начала ему следовало бы просто научиться заново ходить.

Проклятие.

Грин стиснул зубы и чуть не вскрикнул от пронзительной боли.

Твою мать.

Как это все надоело.

IV

Через 6,5 месяцев после аварии

Январь 2005 года

– М-да, – снисходительно протянул Карлин, проследив взглядом за полетом телефона, который Грин запустил в стену. – Разбить «Нокию» – это нужно уметь. Что тебя так разозлило?

Аксель вскинул на друга яростный взгляд, но ничего не сказал. Надо досчитать до десяти. А еще лучше продолжить разговор только через два часа и двадцать три минуты – тогда, когда он выпьет очередную таблетку и боль немного отпустит. Впрочем, Марк Элиран Карлин, руководитель отдела психиатрической экспертизы, профайлер и ученый, в покое не оставит. И он единственный, чье присутствие Аксель мог терпеть в минуты слабости и боли. То есть почти всегда после выписки.

Почти всегда.

Телефон беспомощно достиг угла стола и упал на пол.

– Сдох? – флегматично спросил Марк.

– Надеюсь, – все-таки выдал Грин, сжав зубы и почти не кривясь. Челюсть ему залатали знатно. Как и все остальное. Мелкий шрам был виден, но лица не портил. Очередная белесая полоска на коже. Заживет. Или нет.

– Что тебя вывело из себя на этот раз?

– Она не понимает.

– Ты не объясняешь, поэтому она не понимает, Грин.

Аксель уронил лицо в ладони и замер. Через несколько минут он медленно выпрямился, провел пальцами по отросшим светлым прядям и посмотрел на друга. Это был серьезный мрачный взгляд человека, который уже давно принял неприятное решение. Карлин глаз не отвел.

– Рядом со мной находиться опасно.

– Чушь, – изогнул бровь Марк. – Ты просто не можешь себе позволить показать слабость женщине, которая тебе нравится.

Грин фыркнул.

– «Нравится». Мне никто не нравится и не может нравиться, пока я не поймаю Кукловода. Знаешь, кто мне сегодня звонил? Николас Туттон. Его отца, Эрика, утром нашли мертвым. Тупая попытка имитации самоубийства, но, конечно, это убийство. Мужика повесили на балке в его собственном кабинете. И знаешь, что там было еще? Греческая статуэтка. Арес.

– Война.

– Именно.

– Ну а Кукловод тут при чем? Греческие мотивы популярны. Бог войны, правда, выбор странный, но и Эрик Туттон был не вполне обычным человеком.

Аксель пожал плечами.

– Не знаю.

– Туттон слишком яркая личность, его ненавидел весь Спутник-7 и Треверберг в придачу. Убить мог кто угодно. Но ты пытаешься связать все в одно дело. Знаешь, это тоже лишнее. Ты начнешь видеть связь там, где ее нет. И навредишь следствию.

Грин сдержанно кивнул, невольно соглашаясь с аргументами профайлера. Взял со стола чашку с уже остывшим чаем. Покрутил ее в руке, наблюдая за тем, как темная жидкость скользит по фарфоровой поверхности.

– Может ты прав, может, нет. В любом случае, я не…

– В любом случае тебе нужно заняться восстановлением и перестать избегать своего врача. Физиотерапия, Грин, режим, питание.

– Я должен вернуться к работе.

– Ты три месяца назад впервые встал на ноги. И не передвигаешься без костылей до сих пор. Работник года.

– Передвигаюсь! – зло бросил Аксель. – Просто не очень быстро и не очень далеко.

Их взгляды встретились. Кто из них первым расхохотался, было непонятно, но уже через несколько секунд они смеялись, сбрасывая накопившееся напряжение. Грину не мешала даже боль, мгновенно охватившая голову.

– Если серьезно, – успокоившись, заговорил Карлин, – либо уже прекрати с ней всякое общение, либо найди в себе силы поговорить. И объяснить, что с тобой происходит.

– Господи, Марк. Это же Теодора Рихтер. А я…

– А ты лучший детектив этого проклятого города, – оборвал Карлин. Женившись во второй раз, он перестал подбирать слова. Прямолинейный, каким раньше был сам Грин, он доводил друга до исступления. Но, кажется, это работало. – Хотя уже не детектив. Кто ты там? Спецагент?

– Пусть будет спецагент, – улыбнулся Грин. – А вообще меня восстановили в армии. Даже повысили.

– Ох, ты ж теперь важная шишка, ну-ну.

Они снова обменялись улыбками. А Грин задумался. Обсуждать такие незначительные вещи, как непонятный статус отношений с самой сногсшибательной женщиной из всех, с кем он когда-либо имел дело, странно. Намного важнее сейчас сопоставить то, что им известно про Кукловода. Но чертов Карлин прав. Грин думал про эту фигуру ежечасно на протяжении полутора лет. Он чуть не погиб, зазевавшись на трассе и не заметив натянутую поперек лесной дороги леску. Его дважды пытались убить в больнице к счастью, охрана, выделенная Агентством, не позволила, и марионеток скрутили в два счета.

Все его мысли были заняты только работой. И где-то на задворках сознания мелькал образ синеглазой снежной королевы Треверберга. Она была рядом, когда он вышел из комы. Доктор Тайлер сказала – Теодора не отходила от его постели две недели, хотя не имела никакого права находиться в больнице. Почему?

Зачем?

Он знал одно. Увидев ее лицо в тот момент, очень обрадовался. И испугался. Испугался, что разочарует. Он был разобран на куски – и до сих пор не пришел в себя. И не ощущал уверенности, что когда-нибудь станет прежним. Уже нет. Уже не сможет. Зачем ей сбитый летчик?

– Марк, – негромко позвал Грин, – а раздобудь для меня, пожалуйста, протоколы осмотра места преступления и вскрытия по делу Эрика Туттона.

– Я не спецагент, в отличие от тебя, – усмехнулся тот, оторвав взгляд от экрана телефона.

– Но ты можешь договориться даже с асфальтом.

Карлин тонко улыбнулся. Провел рукой по волосам, отводя их от лица. За минувшие месяцы он не изменился. Даже помолодел. Счастье – лучшая терапия, а Марк, кажется, впервые за много лет был спокоен и счастлив. С Аурелией Баррон они поженились пару месяцев назад. Карлин хотел перенести свадьбу из-за состояния Грина, но тот яростно запротестовал, и друг сдался. В конечном счете тот факт, что Аксель не приехал на торжество, не менял ничего. А для Марка, измученного прошлым, эти отношения стали глотком чистого воздуха. И одновременно – перезагрузкой.

– Я попробую. Стало скучно?

– Арабелла не пускает в офис, пока не получу справку от врача, а врач не дает справку, пока…

– Физиотерапия, знаю, знаю. Ладно. Посмотрю, что можно сделать.

Аксель снова улыбнулся. Сколько там до приема лекарств? Долго. В прошлый раз восстановление проходило быстрее. Конечно, он был моложе, и все же уже шесть месяцев Грин мучился от ежедневных болей без возможности дать телу то, что оно просило. А просило оно нагрузки. Грин похудел. И ему катастрофически не нравилась та форма, в которой он пребывал, хотя Карлин говорил, что так он больше похож на спецагента и меньше на военного. Впрочем, как только с ноги сняли гипс, Аксель при каждом удобном случае начал сбегать в спортзал при Агентстве. Врачи ругались, мол, рано. Бывший детектив не спал ночами, впадая в полубредовое состояние от боли из-за перегрузок, но все равно вставал и шел. Раздробленная нога более-менее срослась и в целом доставляла гораздо меньше неудобств, чем постоянно взрывающаяся болью голова. Аксель еще прихрамывал, но с каждым днем увеличивал расстояние, которое мог пройти.

А еще его охраняли. Стич не говорила, но он почти сразу засек две постоянно сменявшие друг друга команды агентов, которые следили за его безопасностью. Представить сумму, которую выделил Клиффорд на своего блудного сына, страшно. И тут уже включалось другое. Мерзкое, паскудное чувство собственной бесполезности. Агентство в него вкладывалось. А он не мог принести результат. Для оперативной работы Грин не годился. На аналитическую его хватало с трудом. Первое время после того, как Аксель вышел из комы, он не мог читать, смотреть видео или слушать записи допросов. Любое напряжение отдавалось такой чудовищной болью, что на глазах выступали слезы.

Врачи ругались. Только вот Аксель придерживался жесткой позиции: в этой жизни нет понятия «рано». Есть только «поздно», потому что все, что ты не сделал сейчас, ты уже сейчас не сделал. И другой реальности у тебя нет. Только та, где ты в очередной раз подводишь самого себя и людей, которые тебе доверяют.

– Ты все-таки подумай. – Голос Марка Карлина вырвал Акселя из мрачных размышлений о том, что еще он может и должен сделать. Грин поднял на друга холодный взгляд, показывая, что, даже если не хочет, готов слушать. – Знаю, я последний, кто имеет право говорить тебе подобное, но, пока ты отгораживаешься от всего мира просто потому, что тебе страшно, кто-то рядом испытывает боль. Незаслуженную. Мы с Реей бегали друг от друга двадцать лет.

– Ты сделал предложение и получил отказ. Тут и дурак бегал бы двадцать лет.

Карлин усмехнулся.

– Даже если так. Все могло быть иначе. Не так… – он замялся, подбирая слово, – травматично.

– Принеси мне дело Туттона.

Профайлер грустно улыбнулся.

– Обмен. Ты обдумываешь мои слова и принимаешь решение, а я достаю дело.

Аксель поднялся с места. Вот так намного привычнее. Он расправил плечи и протянул другу руку.

– Ты приносишь дело, а я, так и быть, обдумаю твои слова.

V

Через 6,5 месяцев после аварии

Январь 2005 года

Нет более лживой фразы, чем «вы его не знали, он бы никогда так не поступил». За время службы в полиции криминалист Николас Туттон усвоил одну простую истину: если кто и может ошибаться, так это близкие. Близкие не способны видеть другую сторону человека. Они смотрят на него через призму семейных обязательств и навязанных обществом ролей. Он сам смотрел так на семью. На брата, сестру, на отца. На всех, кого винил в собственном несчастье ровно до того момента, пока внезапно не понял, что его счастье заключалось в другом.

Но сейчас эта фраза крутилась на языке. Именно она не позволяла засыпать так же безмятежно, как последние месяцы, прижимая к себе вновь обретенную жену. Именно она вырывала из тревожного сна.

Когда Энтони нашли мертвым в луже крови в собственной ванной, семья приняла это с горем пополам. Он был импульсивным и не справлялся с нагрузкой, которая возрастала ежедневно по мере того, как Эрик Туттон, их отец и бессменный лидер ряда компаний, которые плотно обосновались в Спутнике-7, отходил от дел. Тони баловался наркотиками, прыгал по койкам всех красивых женщин, которых в избытке встречал во время командировок. Он был импульсивен и горяч. Рок-звезда в костюме предпринимателя. Его смерть не вызвала подозрений. Совсем никаких.

Ник принял смерть брата спокойно. Неспокойно стало потом, когда Эрик заявил, мол, раз так, тебе придется взять на себя управление бизнесом. Николас ответил, что готов написать отказ от наследства, отец вспылил. Кое-как поговорили – о, они научились разговаривать? – и пришли к выводу, что нужно вырастить пару-тройку крепких управляющих, а за Ником оставить право вето. Тупо, конечно. Где криминалистика, а где лаборатории, о сути которых Николас не хотел знать. Где закон и где контрабанда. Где работа – и где ответственность перед семьей. Его разрывало на части, но отец умудрился подобрать такие слова, что он вдруг поверил.

Поверил, что нужен своей семье.

Он не уволился из полиции, но взвалил на себя дополнительную нагрузку, изучая публичную деятельность семейной корпорации.

А потом из жизни вроде как добровольно ушла его сестра Клер, наглотавшись таблеток. Отец попал в больницу с инфарктом. И Ник в один момент остался один на один с кучей операционных проблем, внутренней болью, которую могла снять только Лиза, и страхом не справиться. К счастью, Эрик Туттон быстро оправился. Он вернулся к работе, а Нику пришлось взять отпуск без содержания. Отказать отцу он не смог, но и уволиться не решился.

Попытка усидеть на двух стульях?

Попытка удержаться за ускользающую счастливую жизнь?

Почему-то казалось, что получится. Казалось – ровно до момента, когда ему позвонил управляющий и заявил, что Эрик Туттон покончил с собой.

«Он не мог. Вы не знаете моего отца» – вот единственная мысль, которую сокрушенный обстоятельствами Ник мог обработать и принять. Он кричал, говорил, молил, уговаривал жену ему поверить. Ник заперся в доме, старательно избегая журналистов, которые налетели на запах крови. И это в Спутнике-7! Здесь работало полторы газеты и радиостанция. Только почему у его дома и особняка отца вдруг начали дежурить минивэны с узнаваемыми логотипами?

После разговора с Тревербергом легче не стало.

Ник позвонил на работу, потом мэру. Организовал выдачу пропусков всем, чьи фамилии и должности в Тревербергском управлении полиции смог вспомнить. И выключил телефон, чтобы остаться наедине с собой. Он не мог выполнять свою работу, и осмотром места преступления занялся Лионель Тодд, взваливший на себя все обязанности после того, как Туттон начал отстраняться от дел.

– Ник.

Он поднял воспаленные глаза на Лизу. Жена заметно похудела за последние два года, пришла в форму, сохранив, однако, удивительную женственность и стать. Медно-рыжие волосы отрасли и обрамляли ее тонкое лицо аккуратным водопадом. Домашний костюм из мягкой шерсти подчеркивал фигуру. А в глазах застыло сочувствие.

Не жалость.

Это хорошо. Жалость бы он не перенес.

– Это не самоубийство, – хрипло произнес Николас, не шевелясь. – Тони, Клер. Теперь отец. Кто-то методично вырезает мою семью. Нам нужна защита.

– Из Треверберга уже выслали группу, которая обеспечит безопасность, – мягко заговорила Лиза. – Они сопроводят нас в город и на время скроют в одном из домов, которые принадлежат правительству.

Тонкие губы Николаса презрительно искривились.

– Адреса этих домов всем известны.

– Да, – жена кивнула, – но спецназ отобьет желание причинить кому-то из нас вред.

– И ты так просто об этом говоришь?

Она пожала плечами.

– А какой у нас выбор? Ник, у нас трое детей. Ты не имеешь права оставить их сиротами. Помни об этом.

Его пробило ледяной молнией. Он резко поднял руки и закрыл нервными пальцами глаза. Она права. Как всегда, права.

Николас откинулся на спинку кресла, почти физически ощущая, как ответственность за семейный бизнес и собственную семью давит на него непосильным грузом. Взял телефон. И под понимающим и принимающим взглядом жены активировал аппарат. Послышалось неприятное гудение – посыпались уведомления о пропущенных звонках и сообщениях. Тодд, журналисты, шеф, секретарь отца, его любовница, одна, другая. Десятки безликих существ, которым срочно понадобился Туттон-младший.

Младший. Недостойный сын своего отца. Его предпочитали не замечать, а сейчас он вдруг оказался единственным, кто способен оборвать все старые связи. Если погибнет и он, бизнес отца будет передан под государственное управление.

Внимание криминалиста привлекли лишь два уведомления.

Пропущенные звонки от Арнольда Нахмана, одного из ключевых конкурентов и одновременно партнеров по бизнесу, и от Акселя Грина. Работа с Грином в свое время помогла Нику обрести почву под ногами. То расследование забрало его болезненную любовь, которую разрушил отец, и позволило обрести счастье с женой, также навязанной отцом, но оказавшейся лучшей из всех женщин на земле.