скачать книгу бесплатно
Гадалка для холостяка
Анна Белинская
Илья Миронов – молодой преподаватель Политеха и патологический холостяк. Такой статус его полностью устраивает. Но не его бабулю, которая ждет правнуков, и каждую неделю собирается на тот свет. Хитрая Аглая Рудольфовна просит Илью исполнить ее последнюю волю и сходить вместе с ней к ясновидящей, чтобы узнать будущее любимого внука.Яна Решетникова – предприимчивая неунывающая студентка Политеха, у которой совершенно не складываются отношения с принципиальным доцентом Мироновым Ильей Ивановичем. Но в один день она узнает о преподавателе кое-что интересное и начинает нагло этим пользоваться!
Анна Белинская
Гадалка для холостяка
Глава 1. Богиня автовокзальной столовки и расточительница ломбардов
Из полудремы меня выдергивает отбивающий на столе чечётку вибрирующий телефон. Приоткрываю один глаз и обреченно закатываю его обратно.
Перерыв между парами я хотел потратить на пятнадцатиминутный отдых, а придется выслушивать очередной бред.
Протерев ладонью лицо и взъерошив волосы, принимаю звонок:
– Да. Слушаю.
– Илюша, это ты, сынок? – умирающим голосом спрашивает Аглая Рудольфовна, моя бабушка по материнской линии.
– Я, бабуль, я, – прикрываю рот и зеваю.
– Ох, что-то не признала тебя, милый, – ропщет бабуля. – Я тебя не отвлекаю?
– У меня перерыв. Слушаю внимательно.
Относительно внимательно. Бросив взгляд на наручные часы, замечаю, что до семинара у бакалавров-третьекурсников остаётся менее семи минут. А, значит, с минуты на минуту аудитория наполнится галдящими студентами.
– Хорошо, милый, – кряхтит Аглая Рудольфовна.
– Бабуль, что сучилось? – смотрю устало в окно. Мелкий снег ненавязчиво кружит в воздухе, убаюкивая. Конец марта, но в Москве не пахнет весной. Пахнет очередной депрессией и авитаминозом у москвичей, а мне, по большому счету, ровно. Я не поддаюсь погодным провокациям и не жду обещанных прогнозов. Я дышу по типу «живем один раз», так стоит ли растрачивать свое время на лиричное уныние?
Мои глаза слипаются, хоть спички вставляй. До полуночи я снимал напряжение в теплом молочном теле очередной моей новой подружки на разок, а после, проводив Веронику-Марину-на-вечер, просидел до трех часов ночи, проверяя контрольное тестирование у энергетиков.
– Всё. Это конец, Илюш, – вздыхает ба.
Закатываю глаза и, смачно зевнув, откидываюсь на спинку стула.
– Бабуль, это уже третий конец. И, заметь, только за эту неделю, – равнодушно вещаю и вновь смотрю на часы.
Если мы собираемся обсуждать подошедший срок ее кончины, то это может растянуться на годы. Собственно, Аглая Рудольфовна уже как года три беспрерывно собирается на тот свет. У нее заготовлена сумка на этот случай, ожидающая в прихожей у двери.
– Нет, Ванюш, я чувствую. В этот раз точно. Мой час пробил, – слышу звук опустошенного сливного бочка и морщусь: опять из туалета звонит.
– Илья, ба. Я Илья.
Она прекрасно знает кто я. Когда хитроумная Аглая Рудольфовна называет меня именем моего почившего деда, она лишь предусмотрительно сгущает краски. Для каких-то своих целей. И я с интересом жду, какова цель в этот раз.
– Ах, точно. Илюша, внучок, – мне снова хочется закатить глаза, но вовремя вспоминаю слова всё той же бабули, когда в детстве она пугала меня байками, что если часто так делать, то глаза могут не вернуться обратно. Не знаю как, но это работает. – Вот видишь, память совсем стала подводить старую никому ненужную бабку, – хлопает дверью и громко шаркает тапками.
Ну, конечно.
Я все-таки закатываю глаза.
С памятью у Аглаи Рудольфовны полный порядок. Она помнит, по какой цене продавалась селедка в прошлом месяце, может запросто назвать курс доллара шестилетней давности, и перечислить все дни рождения звезд нашей эстрады, начиная с Шаляпина. Того, который постарше.
Так что эти сказки про старческий склероз пусть рассказывает своим подружкам по сплетням. А у нее их, к сведению, целый автопарк, вагон и приличная тележка. И это тоже к тому, что она – старая никому ненужная бабка.
Бабуля большую часть своей жизни проработала в столовой при автовокзале поваром. Ее знали и уважали все: от шофера до вокзального бомжа. Ей покланялись местные собаки, которых она подкармливала объедками, отдавали приветствие сотрудники правоохранительных органов, патрулирующие вокзал, за вечерние подгоны остатков колбасных обрезок и мясных вырезок, целомудренно сэкономленных на гуляшах и киевских котлетах для пассажиров. Она одна, без посторонней помощи, готовила блюда для празднования свадьбы дочери заместителя мера лет тридцать назад. Ей целовал руки сам Иннокентий Смоктуновский, когда обедал в здании автовокзала перед рейсом Москва-Кисловодск. Но думаю, сей факт своей биографии Аглая Рудольфовна нафантазировала. Хотя…
На пенсию Миронова Аглая Рудольфовна вышла сразу, как пробил пенсионный возраст. Она всю жизнь протаскала кипящие котлы весом с тонну, отчего нахватала кучу всякой хвори: и остеохондроз, и артроз, и сколиоз, и межпозвоночную грыжу. Но сидеть без работы для бабули сродни с пленом. Поэтому она устроилась в ломбард неподалеку от нашего дома ночным сторожем. Ох, и зажили мы тогда с бабулей! Как вспомню! Девяностые, я школьник, дефицит в стране, но не в ломбарде! В ломбарде было все! От банки с ржавыми шпротами до черной икры. Я единственный в классе щеголял в настоящих заморских кожаных туфлях благодаря таможенному конфискату.
Весь конфискованный товар сплавляли в ломбард, там он долго залеживался, уценялся и растаскивался между своими по дешевке. А уж сколько золотых украшений бабуля наклепала из сданных зубных коронок – не счесть!
Короче говоря, Аглая Рудольфовна – мировая бабуля. Но со своими приветами.
Она вырастила меня практически в одиночку.бМоя мать родила меня в юном возрасте, когда ей только исполнилось восемнадцать. Поздний ребенок Мироновых Аглаи и Ивана был долгожданным, но, как говорит сама ба, бесполезным и, как оказалось, ненужным. Мать попила кровушки у деда с ба в детстве и, только закончив школу, родила меня – Илью Миронова. Кто мой папаша – известно лишь моим ДНК, но они упорно молчат, так же, как и моя мать.
Сбагрив меня своим родителям, молодая мамаша улетела в Сочи устраиваться горничной на Красной Поляне. Там она познакомилась то ли с Вазгеном, то ли Гургеном и там же обитает по сей день.
Ба с дедом до его смерти воспитывали меня как могли. Я ни в чем не нуждался. Даже в материнской любви. У меня было всё, что нужно мальчишке: любовь близких, уютный дом, горячая еда, велосипед и дедовская шинель, которую я периодически примерял. А когда набегами к нам заявлялась мать, я испытывал панический страх. Мне казалось, что каждый раз она приезжает, чтобы забрать меня с собой, но, как оказывалось, мать приезжала рассказать, как они с Хафизом хорошо живут, похвастаться нарядами и занять у бабушки денег.
– Бабуль, ты опять начинаешь? Ближе к делу, у меня пара начнется через несколько минут, – раздраженно бросаю.
Я уважаю, люблю и ценю Рудольфовну. Для меня она была, есть и остается самым близким и родным человеком на свете, ради которого я готов свернуть горы. Но когда она заигрывается, я не поощряю.
– Да-да, сынок. Я хочу, чтобы ты сегодня ко мне заехал, – просит Рудольфовна и демонстративно начинает кашлять в телефон, отчего мне приходится отвести трубку подальше от уха.
Так происходит всегда, когда возникает экстренный случай. Мы с ба обусловились, что я навещаю ее два раза в неделю по будним дням и один в выходной. Но если возникает критическая ситуация, я, безусловно, всегда на старте.
На этой неделе тариф посещений израсходован, поэтому у бабули в загашнике остался лишь чрезвычайный случай. И она им решила воспользоваться.
– Что случилось?
– Это не телефонный разговор, Илюш. Приезжай и поговорим, – кряхтит Рудольфовна.
Размышлять и спорить мне уже некогда, потому что я уже слышу, как к двери начинают сгущаться студенты.
– Ладно, ба. Заеду после семи. Годится?
– Годится, сынок, годится, милый. И не забудь товар, – очень даже живенько бросает вдогонку ба и отключается, будто только что не умирала.
Усмехнувшись, ставлю на телефоне напоминалку «Товар» и поворачиваюсь на звук вваливания в аудиторию первых студентов.
Глава 2. Несговорчивый доцент
– Брось меня, Решетникова, я больше не могу, – задыхается Авдей и упирается ладонями в колени, сгибаясь в три погибели. Парень запыхался и дышит тяжело, обливаясь потом, пока мы бежим из одного крыла учебного корпуса в другой.
Нас задержали на практикуме по технологическим наладкам и испытаниям, будь они прокляты! Вернее, это мой одногруппник Авдей задержался, дописывая за меня эксплуатационный расчет и сводя его в таблицу. Поэтому я останавливаюсь и дружелюбно жду тучного парня с мелкими бисеринками пота на лбу.
Смотрю на время в телефоне, показывающее, что до начала семинара остается ровно одна минута, и я готова принять предложение своего одногруппника и бросить боевого товарища. Но моя совесть стучит мне по темечку, напоминая, что учиться мне с отличником Авдеем Мавдейкиным еще полтора года.
– Нет, командир, – подхватываю парня и закидываю его огромную лапу себе на плечо. Ноги подкашиваются, а в нос ударяет запах невыносимого пота. Буэээ. – Своих не бросаем, – вру я и морщусь.
Терпеть, Решетникова, Бог терпел, велел нам терпеть! Кто за тебя будет величину для водотрубных котлов, допускающих шарошипение, искать? Поэтому молча напряглась, собралась и задержала воздух, как минимум минуты на две, потому что мокрая подмышка Авдея пялится на мое ухо.
– Ты такая сильная, Янка, – лыбится одногруппник. – И пахнешь вкусно, – парень наклоняется и шумно втягивает запах моей макушки.
Пф-ф! С первым утверждением согласна на все 100. Если бы Мавдейкин побегал столько, сколько ношусь я с подносами между столиками, тоже бы подкачался и, возможно, схуднул! И я бы сейчас не корячилась, волоча это бренное рыхлое тело. А на счет второго – спорный вопрос, потому что теперь я, вероятно, пахну Мавдейкиным Авдеем и его пОтом.
– Давай-давай, шевелись, – передернув плечом, скрючиваю мину, отвернувшись в сторону, чтобы Авдей не заметил.
Сумка падает на локоть, а прядь светлых волос сползает на глаза. Сдуваю ее и вздрагиваю от трезвонящего, раздирающего перепонки звонка.
Вот же велкопоповицкий кОзел!
Нужно ускориться, потому что сейчас у нас начнется пара у самого несговорчивого преподавателя курса.
За неполные три года обучения ни с одним преподавателем у меня не было проблем. И только с Мироновым Ильей Ивановичем у нас не случилось взаимной симпатии.
Как только последний входящий в аудиторию одногруппник тянет за собой дверь, входим мы с Мавдейкиным.
Занимаем первую пустую парту. Я бы с огромным удовольствием забилась повыше, можно даже в космос, но у Мавдейкина туго со зрением, поэтому мне тоже приходится сидеть за партой для ботанов. Потерять пригретое место рядом с отличником – для меня роскошь непозволительная. Мне и так еле удается выдерживать на себе его масляные взгляды. Я думаю, что мой одногруппник считает, что у нас с ним типа отношения. И пусть считает, мне это выгодно, когда три года Мавдейкин решает за меня все контрольные и расчетные домашние работы.
– Здравствуйте, Илья Иванович.
– Доброе утро.
– Здрасте.
Аудитория приветствует Миронова, которому, к слову, равнодушно. Даже, если бы с ним никто не поздоровался, он бы не заметил. Впрочем, как и всех нас в классе. Он кивает в ответ, не отрываясь от своего телефона.
Вообще, он ведет себя так, будто каждый раз его заставляют идти на пары под дулом гранатомёта.
Для него каждый из нас – такая же мебель, как эти деревянные парты.
Он не выделяет абсолютно никого. И даже меня.
Когда после зимних каникул я увидела Миронова впервые, у меня защипало глаза. В тот момент мне подумалось, что красавец с обложки глянцевого журнала звезда рилсов инсты случайно заблудился в нашей аудитории, выискивая фотоагентство.
На моей специальности преподают исключительно профессора-старички, инженеры-заумники и кандидаты наук. И какова была моя радость, что среди всего этого пенсионного фонда затерялся молодой привлекательный препод.
Я ошибалась.
С нашими старичками найти общий язык оказалось легче, чем с этим красавчиком-снобом.
К слову, наверное, стоит рассказать о себе, о вузе, в котором я обучаюсь, и направлении подготовки, выбранном мной не случайно.
Вообще, в моей без полутора месяца двадцатидвухлетней жизни всё не случайно, а четко продуманно и выверено. На волю случая рассчитывать не рационально в моем случае, когда в кармане моей худой куртки ни копейке, а в холодильнике – гуляет запах сырокопчёной колбасы, оставшийся после предыдущих квартиросъёмщиков. Это, конечно, я утрирую, но смысл понятен.
Итак, меня зовут Решетникова Яна, и каждый свой шаг я стараюсь обдумывать и просчитывать. Если бы не мое умение выкручиваться и приспосабливаться, уверенна, Москва уже давно бы меня пережевала и выплюнула вместе с моими кроссовками, которые я ношу третий год и подклеиваю супер-моментом. А пока я стою у нее поперек горла костью и не собираюсь её покидать.
Всё потому, что у меня есть цель.
Эту цель я поставила себе еще в двенадцать лет, когда осознанно решила, что донашивать за двумя старшими сестрами куртки и обувь мне не нравится. Я выросла в городе за двести двадцать километров от столицы. Бывший железнодорожный узел теперь называется городом, в котором подростки до сих пор колбасятся под Децла, а автобусы ритуальных услуг «Зодиак» вояжируют по улицам чаще, чем маршрутки. Кроме стариков, алкашей и скинхедов в нашей деревне никого не осталось, потому что те, кто поумнее и помоложе перебрались в Москву. Здесь – жизнь, деньги и всё то, о чем я могла мечтать в детстве и о чем мечтаю сейчас. Я с 12 лет знала, что после получения аттестата и сертификатов ЕГЭ, сразу покину родные пенаты. Так и произошло. Меня никто не отговаривал, не удерживал и не запрещал. Я всегда выбивалась из уклада нашей семьи. К слову, она у меня большая: родители, я и три сестры. Я третья по старшинству. Две мои старшие сестры давно обзавелись семьями, нарожали детей и живут в соседних деревнях. Их, как и моих родителей, устраивает всё: работа в местном продовольственном магазине, дети в садах и школах, муж на диване и «Птичье молоко» по праздникам. На мои рассказы о Москве сестры крутили пальцем у виска, а маман даже как-то сказала: «Янка, ну какая Москва? Кому ты там нужна? Разве что жирных толстосумов ублажать, а полы мыть и здесь можно». Так себе перспектива, ага.
Нет, я была не согласна. Пусть высоким интеллектом я и не обладаю, но мозги у меня есть. Мне пришлось в себе их прокачать, чтобы выжить в условиях, в которых я существовала до восемнадцатилетия. У меня нет обеспеченных родителей, нет денег и наследства, но у меня есть молодость, красота и хитрость.
Я приехала в Москву в восемнадцать лет с одним рюкзаком за спиной, двадцатью тысячами на карте и огромными надеждами, которые разбились в первый день моего приезда, когда ночевать мне пришлось на вокзале.
Целый год я потратила на выживание. Рассказывать, как мне было тяжело и трудно можно долго. А жалеть себя – не имею времени и возможности.
Ни о какой учебе речи не могло быть так же, как и о возвращении домой. Я поклялась себе, что в свою деревню не вернусь. Поэтому я пошла работать.
За первый год пребывания в столице кем я только не работала, чтобы себя прокормить: я успела побыть аниматором, пока меня не поперли за то, что закусилась с пятилетним пацаном на тему существования Деда Мороза. Причем мелкий говнюк с пеной у рта гнул за то, что он лично его видел, а я доказывала ему, что всего подарки под елкой —дело рук его родителей. Короче, меня пнули пинком под зад, даже не оплатив рабочие часы.
Потом я устроилась в Доставку еды. Ну знаете чувака с огромным баулом за спиной на электровелосипеде? Ага, вот типа таким я и работала, только велосипеда у меня не было, и я была злая, как почтальон Печкин, когда неподъёмный чемодан пару раз перевесил и чуть не одарил меня сотрясением мозга. Но конец моей карьере доставщика закончился окончательно тогда, когда парни из ближнего зарубежья чуть не отметелили меня в подворотне за то, что я отбирала, якобы, у них заработок. Я помню их слова после того, как они толпой отобрали у меня сумку: «ПАНАЕХАЛИ! Это наш Масква, поняль? Чтобы моя тебя тут не видель».
«Еще как поняль», – кивала я и бежала, как трусливый заяц.
А потом я увидела объявление о наборе официанток в бар с привлекательной внешностью в ночную смену, в котором по сей день и работаю. Я пахала ночами, обслуживая столики с пьяными компаниями, разодетыми охотницами за толстыми кошельками и наглыми мажорами-красавчиками. Наблюдала, присматривалась и поняла две простые истины – чтобы хорошо жить в Москве нужно либо иметь хорошее образование, а дальше, соответственно, перспективную работу, либо удачно выскочить замуж.
Второй вариант мне показался наиболее выполнимым. Но рисковать я не могла, поэтому решила пойти обоими путями одновременно.
Так у меня появилась еще одна цель: учеба – богатый жених.
Свои возможности я оценила объективно и поняла, что поступить на бюджет с моими баллами мне светит только в другой жизни. В этой же мне нужны были деньги, чтобы оплачивать учебу. Мне пришлось затянуть потуже пояс, который на мне и так висел, и откладывать всю зарплату, перебиваясь заработанными чаевыми.
Следующим моментом стал вопрос выбора учебного заведения. И сделать это с моим рабочим графиком не составило труда. Ночью я пахала, днем паслась по вузам. Самые крутые я отсекла сразу. Коммерция там стоит столько, что даже если бы я продала почку, мне бы все равно не хватило. Поэтому я составила список из тех учебных заведений, где сумма оплаты за год меня не убивала, а всего лишь заставляла подергиваться левый глаз. Я провела расследование по выяснению в каком вузе из моего списка учится больше всего студентов мужского пола. И остановилась на политехе. Изучила на сайте предлагаемые направления подготовки и специальности и осталась крайне довольна: и вышку получу, и женишка себе присмотрю.
В общем, моих накоплений хватило только на оплату самого дешевого курса во всем политехе. Таким образом, я стала студенткой направления «Теплоэнергетика и теплотехника». И на этой специальности девочка только я, которую до доцента Миронова все холили и лелеяли.
Стоит сказать, что жениха я себе не нашла, потому что на этой специальности, как оказалось позднее, учатся либо такие ботаники, как Мавдейкин, либо неудачники, которым не хватило баллов поступить на специальность покруче, либо полунищие, как большинство, либо нищие, как я. Весь мажорский состав околачивается в других корпусах, и эти специальности, как правило, в сфере айти-технологий и экономики.
На свою специальность я не жалуюсь, хоть ничего в ней и не понимаю. Наши старички ко мне снисходительны и дружелюбны, а уж мне не сложно одаривать их милыми улыбками и строить им печальные глазки.
Всем, кроме Миронова.
У нас уже было две контрольные точки, которые я благополучно просрала. Мои жалкие потуги по соблазнению пролетели над доцентом Мироновым, как истребители над головами. Он не дает мне никакого послабления и дрючит со всеми наравне.
Повторюсь, я для Ильи Ивановича такая же пыль от мела, как и любой другой.
И даже моя внешность, короткие юбки и томные взгляды его не сломили. Я считала, что раз он такой мажор, то обязательно должен быть падким на смазливых девочек, но каждый раз Миронов смотрит на меня как на стюардессу, показывающую технику безопасности – то есть вообще не смотрит. Поэтому стратегию флирта пришлось сменить на «не отсвечивать». Но делать это чертовки сложно, когда у Мавдейкина минус два с половиной и первая парта забронирована им.
– Разбирайте, – Миронов кивает на стопку бумаг на краю стола, не выпуская телефона из рук. Вероятно, это наши тесты, которые мы писали на прошлом семинаре.
Аудитория наполняется галдящими звуками и скрежетом выдвигаемых стульев. Я тоже встаю и подхожу к преподавательскому столу, чтобы найти наши с Авдеем работы.
Одногруппник Максим благородно находит фамилии и передает мне два листа.
