Ведьма для охотника

И вид его вообще успокаивает!

Словно к дикому зверю попала…

А вообще, что я хотела, он тут один в лесу…

Дергает на мне рубашку, рычит что-то невразумительно, но я понимаю слова. Еще бы, такое не понять!

В голове, конечно – дурман и дикость, а пальцы… Пальцы подчиняются, расстегивая оставшиеся пуговицы рубашки.

А вдруг я все же сплю?! Пропустить такое? Да ни в жизнь!

По мере того, как открывается вид на грудь, упакованную в тонкий лифчик, глаза охотника становятся все чернее, хотя он голубоглазый. Но в этом полумраке… И взгляд теперь только там, в ложбинке между моих грудей.

В любое другое время это бы меня выбесило, наверно. Я, безусловно, горжусь грудью, чувствую себя вполне комфортно и сексуально в своем весе и размере, но за такое приходится расплачиваться похотливыми взглядами мужчин. А это далеко не всегда приятно.

Не всегда.

Но вот сейчас…

Сейчас я нарочно замедляю движения, жадно отслеживая реакцию охотника на свое обнажение, и получаю от этого дополнительное сладкое удовольствие.

И от зрачков, резко расширившихся, и от чуть подрагивающих ноздрей, словно у хищника, да… теперь я вижу, что это настоящий хищник. Он, в лесу – размеренный, спокойный, тут буквально срывается от близости добычи.

Его потряхивает, он сдерживается из последних сил. И я хочу травить его, дразнить.

Не сон! Не сон! Так какого хрена я себя так веду?

Облизываюсь, во рту сохнет. Он губы нарочито сжимает. Ресницы чуть подрагивают, скулы делаются острее.

Все эти микро-движения, каждое по отдельности, и в совокупности, бьют прицельно в сердце, растекаясь оттуда волнами возбуждения и предвкушения по всему телу.

Не сон… Лишь бы не сон!

Я себя ощущаю невозможно желанной, невероятно сексуальной… Красивой… Самой-самой…

Боже…

Лишь бы не сон!

Ни за что не проснусь, пока не кончу. И не один раз!

Замечтавшись, запредвкушавшись, я пропускаю момент, когда моему охотнику в очередной раз изменяет выдержка.

Он жестко рвет полы рубашки в разные стороны с такой силой, что оставшиеся пуговки горохом сыплются по полу домика…

И даже это меня не выводит из морока страсти, которая туманит голову.

Я жалко выдыхаю, а вдоха нет, его заменяют жадные губы мужчины, решившего больше не медлить.

Голова моя летит и кружится, а ноги слабеют.

Я явно не понимаю сейчас, что тут внутри находится, какая обстановка, стол, стулья…

Кровать.

Кровать тут есть.

Крепкая, укрытая какой-то пушистой тряпкой, она приятно пружинит под спиной, а ткань нежна к голой коже.

На мне уже нет рубашки, волосы распускаются из косы и мешаются на лице. Охотник отводит их с глаз, а я таю под его грубыми царапучими пальцами.

– Кто ты такая? – он стоит надо мной, опираясь коленями о кровать, его взгляд откровенно плотояден, он – словно трогает меня, словно уже… Берет.

Мне надо испугаться.

Любая нормальная женщина в реальности бы испугалась.

Но я не в реальности. И далека сейчас от нормальности. А потому отфыркиваю пряди с лица, тянусь к защелке на лифчике, она спереди, нажимаю на замочек… И, с удовольствием глядя в горящие, уже плавящие сознание в своем огне глаза охотника, которые при виде моей уже обнаженной груди становятся просто безумными, шепчу в ответ:

– Я же сказала, Ведьма…

– Ведьма… – выдыхает он, – отлично. Будем пытать и наказывать. Хочешь сгореть, ведьма?

– Пугаешь? – Что-то ёкает внутри, но мужчина не даёт опомниться.

– Хочешь ведь, да? – выдыхает он и наклоняется резко, прихватывая меня за горло.

Губы на шее – клейма, оттиски железные, раскаленные, вскрикиваю, обхватывая руками широкие плечи приникнувшего ко мне мужчины, и отвечаю.

По одному слову на каждый поцелуй:

– Да! Да! Да!

Сдаваясь окончательно.

Он рычит, сдавленно и глухо, а затем как-то очень быстро и жестко разбирается с моими джинсами, не отрываясь от облизывания, прикусывания груди, мучая нежные ареолы сосков, заставляя забыть даже эти простые слова согласия.

Кажется, ему изначально не требовалось их, больше для порядка спрашивал…

И сейчас, подхваченная стихией, я понимаю это.

На измученное сознание накладывается прежний сон, прежние ощущения нашего секса под водопадом, и то, что сейчас происходит, хоть и острее гораздо, и жарче, но так же отдает безумием, погружает в такую воронку похоти, что мыслей вообще никаких не остается.

Только ощущения.

Жадность губ, мучительно медленно исследующих грудь, шею, спускающихся ниже, ниже, ниже… Ай…

Боже…

Горячее дыхание, шепот бессвязный: «Откуда ты такая… Я же тебя сейчас…»

Понимаю, что он меня сейчас.

Слова грубые, царапают, но не пугают. Такое в них искреннее восхищение, такой накал, что еще жарче становится, и я теперь реально горю. И не удивляюсь этому.

Он же обещал…

Когда горячие губы касаются клитора, я этого не понимаю даже, тоже только ощущаю, как тело прошивает таким диким зарядом удовольствия, что невозможно даже реагировать правильно.

Лишь кричать.

И я кричу. Выгибаюсь.

Меня всю трясет, скучивает от бесконечно длящихся спазмов наслаждения.

И не хочется, чтобы это прекращалось…

У меня никогда не было такого мужика!

* * *

Это не прекращается.

Потому что охотник мой оказывается неожиданно надо мной, касается губами моих губ, что-то опять шепчет восхищенное…

И резко вторгается во все еще подрагивающее, трепещущее от затихающего удовольствия тело.

Запуская воронку безумия по новой.

Я опять выгибаюсь, опять кричу, а он ловит мой крик губами и целует. Двигается, двигается, двигается во мне! И язык его, жадный, такой же настойчивый и горячий, как и член, проникает глубоко в рот, не дает дышать, забирает последние крупицы воздуха, крупицы жизни.

Я умираю от каждого движения его, мощного, сильного, от разгоняющихся амплитуд, словно волн в океане, они все сильнее, все чаще, все глубже.

Я не могу удержаться на берегу, тону в вязкой смеси нашего дыхания, в его глазах, черных сейчас, безумных совершенно, жадных, в его запахе, одуряющем, полностью лишающем воли.

Цепляюсь за что-то, стремясь обрести хотя бы видимость опоры… И соскальзываю, слабею. Падаю, падаю, падаю…

А он все не оставляет меня, все упорней и сильней двигается, что-то говорит, что-то шепчет… Выходит, переворачивает одним движением…

Жестко бьет по заднице, и это сладкая боль, от которой я кричу! Сокращаюсь опять, сильнее насаживаясь на него, сама, сама!

– Ведьма моя… – рычит он в ответ на мои сокращения, – с ума сводишь… Охеренная… Какая у тебя задница…

И шлепок.

Я снова вскрикиваю от резкой боли, ударяет словно электричеством прямо в лоно, но это блаженно. Я не знала, что мне так нравится!

Это грубо, так грубо…

Это так заводит…

Я кричу, хватаю покрывало в горсть, тянусь изо всех сил к Юре, пытаюсь встать, пытаюсь повернуть голову, просто посмотреть на него, жесткого такого, жестокого…

Но тяжеленная ладонь припечатывает обратно за затылок к матрасу, другая лапа, здоровенная, неожиданно мощная, перехватывает оба моих запястья, заводит за спину, заставляя поясницу изогнуться, ломко и сладко, а движения становятся буквально насильными.

– Не прыгай, ведьма.

Голос его грубый, очень грубый, прерывистый и жадный тоже.

Ощущаю, как движения становятся еще сильнее и быстрее, и в таком положении как-то так попадает он по чувствительным точкам, что меня опять трясет в оргазме.

– Быстрая какая девочка у меня. А подождать, а, ведьма? – он ускоряется, рычит и через мгновение ощущаю, как спину мне заливает горячая жидкость…

После этого меня отпускают.

Позволяют стечь расплавленным оловом на кровать, закрыть глаза…

В полном трансе от произошедшего, в невероятном послеоргазменном блаженстве, от которого все мышцы кажутся мягкими, желейными, ощущаю, как меня укрывают чем-то восхитительно пушистым, нежным. Становится тепло и спокойно.

Охотник что-то бурчит наверху, но я уже не понимаю ничего, уплывая в свою нирвану, в свой сон.

И лишь на самом краешке сознания теплится слабое удивление: я же и так сплю. Как можно уснуть во сне?

Глава 8

– Ты совсем неправильная какая-то ведьма.

У моего охотника белые-белые зубы, невероятно красивая улыбка. И невероятно наглые глаза. Ощупывают, осматривают… Трахают, практически.

Раньше про трах глазами только читала. И не верила.

Теперь приходится поверить.

Такое жесткое желание, транслируемое во взгляде, ничем иным, кроме как трахом глазами, и не назовешь.

– Почему? – мой голос получается каким-то глухим. Далеким. Безвольным.

– Потому что правильная ведьма никогда бы не заблудилась в лесу.

Он скалится, и очень даже недобро, что, в сочетании с плотоядным взглядом, ужасно напрягает. Пугает.

Заводит.

Ощущаю, как все внутри сжимается, сладко-больно, словно желая продолжения и боясь его одновременно.

– А я – городская ведьма, – пытаюсь фыркнуть независимо. Получается жалко. Сама это ощущаю, но вида не подаю.

Хотя, с ним и не требуется. Охотник и без того все видит и понимает.

Есть ощущение, что понимает он меня гораздо лучше, чем я сама себя понимаю.

Это, кстати, пугает даже сильнее неявной угрозы, исходящей от его массивной фигуры.

Физическую силу я еще готова принять… А вот эмоциональную, моральную…

Я привыкла быть самой лучшей, привыкла, что у меня все получается, что я – умнее всех…

А тут получатся, что не умнее? Да?

Ужас какой… Аж холод по ребрам.

– Как тебя зовут? – и смотрит, сканирует буквально.

– Маша Фролова, – отвечаю я. – Из Москвы. Меня парень бросил, подруги купили тур сюда… в тайгу. А сами не поехали по своим причинам.

– А ты тогда зачем поехала одна?

– Голубику люблю, – улыбаюсь я. – Увидела у домика, пошла собирать, заблудилась. И водопад.

– А водопад зачем? – хмурится он.

– Мечта – искупаться в водопаде.

– Понятно, а настоящее имя какое? – улыбается и смотрит, смотрит.

– Я… Это настоящее.

– Конечно. Но не твоё?

– С чего ты взял, маньяк Юра? – возмущаюсь, но сил не хватает дёрнуться.

– Я психиатр по образованию, я точно знаю, когда мне врут. Парень бросил, подруги тоже, водопад, голубика… Но ты не Маша Фролова и не из Москвы.

Это невозможно. Такого не бывает! Или бывает? Я мало жила, мало видела. Я, получается, не самая умная, вовсе не хитрая и меня раскусили… И пытаются надкусить.

Прямо сейчас. Он припадает к моему плечу и чуть прикусывает, а потом лижет, словно зверь.

– А дома кто остался?

– Даже кота нет. Кактус не умрёт. Но мне надо вернуться, я работаю.

– Кем? Где?

– Ты не психиатр, ты – чекист, – зло выдыхаю я. – Забыл свет в глаза направить…

Ежусь, невольно пытаясь закрыться от непонятно, откуда взявшейся прохлады, а охотник тут же оказывается рядом, кладет обжигающие ладони на грудь…

– Замерзла совсем, ведьма… Мало костра? Давай еще разочек погорим…

Я хочу вывернуться, сказать, что разговор еще не окончен, и вообще… Много гореть в огне вредно…

И не могу.

Тяжелое тело наваливается на меня, горячие губы не позволяют вздохнуть.

Словно в трансе, во сне, открываю рот, пуская чужой, настойчивый язык и умирая от возбуждения и собственной слабости перед ним…

А потом, словно гвоздь в голову вгоняют!

Четкое осознание, что не сплю!

Вот только что спала, во сне с охотником своим разговаривала, все было чуть-чуть волнительно и страшновато, но неимоверно горячо, а сейчас… Это не сон! Это – реальность!

И тяжесть тела на мне – реальность!

И огонь губ!

И жадность рук!

И запах, тяжелый, обволакивающий, мужской, такой знакомый!

Замираю, переставая отвечать на поцелуй, широко раскрываю глаза.

И в шоке упираюсь ладонями в плечи лежащего на мне мужчины.

Не во сне!

Наяву!

Он не осознает, что его отталкивают, плавно переходит от губ – к шее, жарко лижет ее, прикусывает так близко к яремной вене, что продирает оторопь и страх – кажется, что он сейчас укусит всерьез…

Тем не менее, продолжаю отталкивать, а еще, пользуясь тем, что рот свободен, жалко шепчу:

– Нет, нет, нет… Не надо… Нет…

Он не слышит! Он очень занят, плавно спускаясь от шеи к груди, чертя губами горячие дорожки, по которым огонь идет – сразу в вены!

В рту сохнет, смотрю слепыми глазами в темноту потолка, испуганно шарю по обстановке, по светлой макушке терзающего меня мужчины…

И понимаю, что он не тормознет! Если во сне не тормознул, самом первом, развратном, а там я, помнится, от него убегала, то уж наяву-то!

Осознание ситуации вырывается стоном, мучительным и жалким:

– Пожалуйста… Пожалуйста…

– Что “пожалуйста” – он неожиданно отрывается от моей груди, поднимает голову и смотрит в лицо.

Его взгляд, точно такой же, как и в моем сне. Жадный и тяжелый. Взбудораженный. Напряженный.

Облизываю губы, торопясь ответить, пока меня готовы слушать.

– Не надо… Я… Боюсь…

Почему я обозначаю именно это слово в качестве протеста?

Да кто его знает… Я просто не могу никак подобрать правильные слова, слишком растеряна, слишком… Возбуждена?

Тяжесть его тела на мне, такая определяющая, такая знакомая, сводит с ума.

Мы занимались сексом.

Недавно.

Во сне?

Наяву?

В прошлый раз я была уверена, что это сон… Но сейчас… Сейчас – нет!

Он реальный такой!

И ноги мои раздвинутые в готовности для него – реальны.

И то, что мне упирается между ног – тоже.

Ерзаю, и тут же ощущаю, что еще немного – и возражать будет бессмысленно. Уже сейчас бессмысленно, слишком ситуация однозначная.

Постель.

Я голая.

Он – тоже.

Целует меня, шире раздвигает ноги.

И сейчас трахнет.

Боже!

– Чего боишься? – сводит он брови, становясь похожим на изображение какого-то грозного славянского бога.

– Я… – так, надо собраться, надо же объяснить все… – Я… Не понимаю, как я здесь…

Он пару мгновений смотрит на меня непонимающе, а затем, хищно улыбнувшись, возвращается к губам, шепчет в них:

– Ты сама пришла, ведьма. Я дал выбрать.

– Но… – жалко пытаюсь возразить я, а через мгновение задыхаюсь от жадного, собственнического поцелуя.

Этот мужчина целуется, как бог. Даже, наверняка, лучше!

И я невольно отвечаю. Это глупо, но и вся ситуация не особо умная.

– Только не обманывай, что передумала, ведьма, – первые слова с того момента, когда он отрывается от моих губ, позволяя сделать глоток воздуха, невозможно грубы. А действия – еще грубее. – Меня сложно обмануть, ты хочешь.

Ловкие настырные пальцы скользят ниже, между нашими телами, и оказываются внизу, безошибочно находят ту самую точку, от одного прикосновения к которой меня выгибает сладким спазмом.

– Во-о-о-от, – удовлетворенно бормочет он, – во-о-от…

И тут же, одним движением, заполняет меня!

Только вскрикиваю пораженно.

Пальцы невольно смыкаются на плечах, ноги обхватывают сильные бедра.

Смотрю в его глаза, раскрываю рот, чтоб что-то сказать… Запротестовать…

Но охотник ускоряется, унося меня своими жесткими, сильными движениями в бездну похоти, в голове опять мутнеет, все мысли вылетают прочь.

Остается только безмерное удивление, легкий ужас и бесконечное ощущение падения. Своего. В темноту.

В этой темноте нет ничего, кроме наших бешено стучащих сердец, его горячих, клеймящих губ и его хриплых слов:

– А то… Нет, нет… Какое “нет”, когда “да”?

Мне, может, и хотелось бы ему возразить?

Но по словам – не получается, слова не родятся в моем рту.

А по существу вопроса и возражать нечего…

Глава 9

– Проклятый лес! – злюсь, бешусь и одновременно плачу.

Нет уже никаких сил, хватит с меня приключений!

За окном – гребанный лес на километры, в домике – тепло, жарко даже. И дико пахнет сексом.

Последнее – будоражит и стыдит одновременно.

И все потому, что я – слабовольная овечка и похотливая кошка. Тоже одновременно.

Неприятное открытие для серьезной женщины, которой через пару лет будет тридцатник.

Пора бы как-то тело под контролем держать…

Что удивительно, раньше мне такое без труда удавалось, вообще никаких сложностей…

Секс – это приятное дополнение к отношениям, но не наоборот! И не вместо!

А тут…

Тут просто ужас, что происходит.

И, самое жуткое, толком не изменишь ничего! Хотя кое-какой прогресс имеется по сравнению с… первым этапом нашего знакомства с охотником.

Если буквально вчера еще мои слезы моментально превращались в стоны, потому что охотник, кажется, ловил отдельный кайф, утешая меня по-своему, то в этот раз я врубаю голову и рыдаю в одиночестве.

Во избежание, так сказать.

Вчера мое утешение завершилось очень круто, так, что в голове все было мутно до середины ночи.

Ночью я проснулась, решила пойти в туалет, не нашла его в доме… И опять разрыдалась.

В этот раз уже по-серьезному.

О том, что я не Маша Фролова, говорить не хотелось. Жесткий длительный секс в третий раз за сутки я уже не могла осилить.

Охотник опять утешал, пытался даже чем-то накормить, но я не чувствовала голода, голубика застряла где-то в пищеварительной системе и подавала сигналы бедствия, на губах четко ощущался вкус спермы, мужчина был горяч и снова лип, как подтаявшее мороженное, к моим грудям. И я сломала ноготь… Об его спину, между прочим.

И да. Секс все же был.

Третий раз за сутки.

Правда, без прежнего напора и грубой жадности, скорее, мягкий, нежный даже…

Он так гладил, так укладывал, облизывал мои мокрые от слез щеки, переходил на грудь, опять соски кусал и зацеловывал, все время что-то хрипя поощрительно и восхищенно…

И я сдалась, позволила себя разложить на кровати… И смотрела, смотрела в бледное в полумраке лицо своего случайного любовника, не могла взгляда оторвать от его напряженных глаз, сухих губ, жесткой складки между бровей… Он невероятно красивый ведь… Такой… Любая из женщин, не раздумывая, ноги бы раздвинула… Что он делает здесь, в такой глуши, словно медведь в берлоге?

Почему он здесь?

Почему я про это не поинтересовалась до того, как лечь с ним в постель?

Вопросы, одни вопросы…

И никаких ответов.

Утром, оказавшись одна в доме, я наконец-то немного прихожу в себя от морока.

И начинаю жалеть себя со страшной силой.

И как это я свою прошлую жизнь скучной считала? Глупой?

С ночи неожиданно начала скучать даже по Славику, по кактусу и салону красоты.

И сейчас слезы текут, понимаю, что себя накручиваю, но сил остановиться нет.

Поездка, база, неудобная кровать, дождь и моё блуждание по лесу.

Я попала к одинокому мужчине в дом, сама дала ему знак, что меня можно. Не разочаровал, но состояние угнетённое. И вот тебе пожалуйста – истерика.

Незнакомое место, приторный запах секса, которым я полностью пропиталась, и казалось нет выхода. Две или три недели до того как придёт автобус…

Вещей моих нет!

Сижу, как дура, в безразмерной рубахе на голое тело!

Охотник куда-то мои вещи утащил, пока спала после очередного раунда секса.

О чем думала?

Маньяк ведь, реально маньяк.

Заманил меня, поимел, а теперь в рабство решил определить.

Сексуальное!

Хлопает дверь, заходит Юра.

С недоумением смотрит на мою зареванную мордаху:

– Ты чего это опять?

– Одежда… – всхлипываю я, вытирая нос подолом рубахи, – зачем забрал?

– Мокрая, – пожимает он плечами, – сушиться отправил… А ты что подумала?

Я в ответ реву еще громче, уже от облегчения.

Ну и от того, какая я дура мнительная.

А еще немного от того, что жуть как хочется помыться, а у него из удобств – только рукомойник на улице!

– Мне страшно, я хочу домой!

Мне двадцать семь, я попадала в разные истории, но эта… видимо, сдобренная сексом и дикой слабостью во всём теле, доканывает меня.

Понимаю, что надо тормознуть, что сама себя загоняю… Но не получается остановить истерику.

Охотник, вместо того, чтоб опять утешать меня привычным способом, которого я сейчас, хоть и жду, но врад ли выдержу, просто разворачивается и выходит.

И от этого рыдаю я еще громче и сильнее.

Зверь какой, болван бесчувственный…

Только секс ему…

Сейчас дверь вообще заколотит, замурует меня, и я навсегда останусь тут! Без манюкюра, парикмахера и депиляции!!!

Юра возвращается с какой-то бутылкой из темного стекла, зубами открывает пробку и присаживается на кровать. Я от него шарахаюсь, как от огня. Естествненная реакция тела на мучителя, наверно. Если он опять меня решить трахнуть, то там точно все сотрется. Одна мозоль останется.

Но Юре, похоже, плевать на женские выбрыки, он легко ловит меня за ногу и бесцеремонно тянет к себе.

Не надо опять секса!

Не на-а-адо!!!

– Надо выпить, – спокойно и очень тихо говорит он.

Вообще, такая манера говорить очень пугает.

Ужасно опасаюсь людей, которые скандалят с умиротворённым лицом и тихо приказывают. Они ведь наверняка могут даже убить так же невозмутимо.

– Не хочу! – отталкиваю я бутылку.

Всегда казалась, что моя весовая категория – некий гарант того, что мужчина, желающий применить силу, получит отпор.

Конечно, в жизни отбиваться не приходилось физически, обычно хватало пары едких матов, но в этот момент скандал точно не поможет. И я кричу, так, на всякий случай, пытаясь сопротивляться. Меня скручивают по рукам и ногам. Горлышко бутылки насильно вставляют в рот.

– Успокоишься, поспишь, завтра решим, что делать, – тихо шепчет он мне в ухо. Наваливается, затыкает нос и вливает в меня…

Спиртягу!!!

Опаливает горло. Я вынужденно делаю глоток. Спирт проваливается огненным комом в пустой желудок. И, когда меня отпускают, я снова реву.

Буквально минут через пять, пока Юра мельтешит перед глазами, тиская, убаюкивая, поглаживая своими жесткими лапами, я чувствую хмель. Действительно успокаиваюсь и покорно позволяю себя уложить обратно на кровать. Меня укрывают одеялом, подоткнув его под подушку… так делала мама, давно когда-то. И это сравнение успокаивает окончательно.

Завтра решим, не сейчас. Я сама дала, сама разрешила, сама за ним пошла.

Что жалеть? Было же круто!

Падаю в сон. Тяжёлый.

Мне снится лес, избушка, по стёклам барабанит дождь, убаюкивает, и я во сне засыпаю ещё раз, потом ещё, пытаюсь так уснуть несколько раз, просыпаюсь от жажды…

За окном уже утро.

Я сажусь на кровати, откинув волосы с лица, грудь прикрываю одеялом.

Вспоминаю почти сразу всё, что происходило прошлым днём, этого не забыть, болит между ног, мои несчастные внутренние органы тяжёлые и удовлетворённые. И хотя анального секса не было, кажется, всё равно там тоже трогали. Приятная тяжесть внизу живота, болящие соски на груди.

Стены тёмные, по ним скользит солнечный зайчик. Пахнет деревом и выпечкой. На невысокой тумбочке у кровати в глиняном кувшине стоит огромный букет из полевых цветов. Настолько эстетично он смотрится на фоне бревенчатой стены, что сразу хочется сфотографировать. Отсутствие телефона немного печалит.

Но всякое расстройство проходит, когда за горшком с букетом обнаруживаю большую глиняную тарелку, наполненную голубикой…

Глава 10

– А почему ты тут один совсем?

Откусываю от большого куска сдобы, алчно поглядываю на мед в деревянной расписной плошке, отпиваю молока из глиняной кружки. Рядом стоит блюдо с голубикой, порядком опустевшее уже. Все это богатство расположено на льняной, с вышитыми красными петухами по краям, скатерти, постеленной на деревянном, потемневшем от времени столе.

Полный аутентик.

Хоть сейчас туристов завози, успех будет… Особенно, если такая кормежка.

В домике, оказывается, есть еще парочка помещений, которых я, занятая сексом, страхом, жалением себя и истерикой, не заметила раньше.

Удобств по-прежнему тут нет, но вот большая кухня с русской печью и чулан с продуктами первой необходимости, за которыми не находишься каждый раз в амбар, имеются.

А мой страстный, безжалостный любовник отлично умеет готовить.

Эта сдоба… М-м-м… Я таких нигде не пробовала. Ни в одной из стран, куда ездила по рабочим вопросам.

А ведь принимающая сторона всегда стремится показать себя идеально для потенциальных партнеров…

Молоко – самое свежайшее, только что надоенное…

Кстати, откуда?

– А с кем мне быть? – охотник усмехается, и получается усмешка страшноватой. Волчьей какой-то…

– Ну… С женщиной… Или… Семьей? – это я так элегантно пытаюсь выяснить, совсем я на дне уже или есть возможность выплыть. Потому что связь с женатым мужчиной – это днище. Ниже точно некуда…