Предисловие к драме «Король Генрих Шестой»

Борьба эта до нѣкоторой степени сказывается и въ «Генрихѣ VI». Мы видѣли, что, несмотря на хаотичность дѣйствія, въ немъ все таки сказывается попытка трагическаго объединенія событій. И чѣмъ дальше мы подвигаемся въ исторіи Генриха VI, тѣмъ болѣе ростетъ это стремленіе къ объединенію, къ нѣкоторому хотя бы единству.

И когда къ тремъ частямъ «Генриха VI» прибавится еще «Ричардъ III» Шекспира, это стремленіе осуществится. «Ричардъ III» уже несомнѣнно сенековская трагедія. Единство не нарушается даже «смежнымъ сюжетомъ». Идея возмездія руководитъ всѣмъ ходомъ дѣйствія. Герой трагедіи, Ричардъ Глостеръ, надѣленъ всѣми чертами преступнаго героизма. Фигура взята уже изъ повѣствованія Мура, и ея зловѣщій, страшный трагизмъ ведетъ его черезъ всѣ глубины преступленія къ неотвратимому и заслуженному наказанію. Историческая проблемма уже почти забыта; трагическое міросозерцаніе не только вліяетъ на ея разрѣшеніе, – оно уже совершенно вытѣснило ее и какъ бы заслонило ее собою. Этотъ Ричардъ Глостеръ, замѣнившій въ «Третьей части Генриха VI» «французскую волчицу», какъ будто высвободился изъ тяготѣвшихъ надъ нимъ оковъ историческаго повѣствованія, чтобы встать теперь передъ нами во всемъ величіи своей дерзающей, трагической натуры.

Фигура Ричарда Глостера, третьяго сына Ричарда Іоркскаго, которая вырисовывается въ послѣдней части «Генриха VI» и во всю ширь и глубь использована въ «Ричардѣ III» Шекспира подводитъ насъ къ вопросу, который еще вовсе не былъ до сихъ поръ затронутъ и на которомъ однако всего болѣе останавливалось вниманіе шекспирологовъ, каждый разъ какъ заходила рѣчь о нашей трилогіи. Именно фигура Ричарда Глостера поможетъ намъ подойти къ вопросу о томъ, кто же авторъ драматическихъ хроникъ о Генрихѣ VI.

Если «Генрихъ VI» вошелъ въ первое изданіе произведеній Шекспира и болѣе раннее и нѣсколько иное, менѣе обработанное и слабое изданіе послѣднихъ двухъ частей этой трилогіи также называетъ ихъ авторомъ великаго драматурга, то есть и еще косвенное доказательство принадлежности ему этихъ трагедій. Въ 1592 г. умирающій Гринъ въ своемъ прощальномъ злобномъ памфлетѣ: «Грошъ мудрости, купленный за милліонъ раскаянія» предостерегаетъ своихъ собратій драматурговъ противъ какихъ то новичковъ. «О, не довѣряйте имъ, восклицаетъ Гринъ, потому что между ними есть одинъ взлетѣвшій высоко воронъ, разукрашенный нашими перьями, съ сердцемъ тигра, скрытымъ подъ шкурой актера; онъ думаетъ, что способенъ сплести такой же торжественный бѣлый стихъ, какъ любой изъ насъ, и какъ истый Iohannes Factotum, считаетъ себя единственнымъ потрясателемъ сцены въ нашей странѣ». Этотъ «Потрясатель сцены», конечно, не кто иной, какъ Шекспиръ, имя котораго означаетъ по англійски: потрясатель копьемъ, и выраженіе «сердце тигра, скрытое подъ шкурой актера» пародируетъ слова Ричарда Іоркскаго королевѣ Маргаритѣ въ «Третьей части Генриха VI». Такимъ образомъ Гринъ несомнѣнно считалъ эту пьесу шекспировской и изъ его ѣдкой саркастической замѣтки можно судить о томъ, что эта трагедія именно и выдвинула молодого Шекспира, какъ драматурга.

Однако несовершенство въ художественномъ отношеніи нашихъ трагедій, ихъ очень часто плохіе стихи заставили цѣлый рядъ критиковъ сильно заподозрить принадлежность ихъ автору «Отелло» и «Гамлета».

Въ самыхъ словахъ Грина уже заключается какъ будто намекъ на то, что не одинъ Шекспиръ – создатель этой трилогіи. Дѣйствительно, зачѣмъ называетъ Гринъ Шекспира вороной, «украшенной нашими перьями»? Онъ какъ будто хочетъ приписать и себѣ самому и нѣкоторымъ изъ своихъ собратьевъ авторство прогремѣвшей пьесы. Мы видѣли также, что цѣлый рядъ ея сценъ представляетъ собою сколокъ съ трагедій Марло. Еще большій поводъ сомнѣніямъ въ этомъ смыслѣ подаютъ раннія изданія «Второй и Третьей частей» нашей трилогіи, вышедшія анонимно. Ихъ текстъ также значительно рознится отъ текста, извѣстнаго намъ по собранію сочиненій Шекспира. Невольно думается, что Шекспиръ только передѣлалъ болѣе раннія пьесы, только приложилъ къ нимъ свою геніальную руку. Въ самомъ созданіи ихъ участвовали и другіе драматурги, и особенно въ болѣе слабой первой части роль этихъ сотрудниковъ была, по-видимому, очень значительна.

Сомнѣнія эти разрѣшались различно.

Малонъ, Колльеръ, Дайсъ, Кортенэ и Крейсигъ считали авторами «Первой части борьбы» и «Истинной трагедіи» – Грина или Марло, a Шекспиру приписывали только ихъ дальнѣйшую переработку въ пьесы, извѣстныя намъ по изданію произведеній Шекспира. Такого же мнѣнія держатся и представители новѣйшей англійской школы шекспирологовъ. Фэрниваль, слѣдуя за г-жею Ли, считаетъ, что даже въ переработкѣ «Первой части борьбы» и «Истинной трагедіи» вмѣстѣ съ Шекспиромъ работали Гринъ и Марло. Такъ же думаетъ и новѣйшій біографъ Шекспира Сидней Ли, склоняющійся только скорѣе въ сторону Грина и Пиля, какъ сотрудниковъ великаго драматурга. Подобные взгляды исходятъ главнымъ образомъ изъ наблюденія надъ стилемъ, при чемъ каждый разъ какъ то или иное выраженіе напоминаетъ манеру Марло или Грина, соотвѣтственная сцена относится на ихъ счетъ. Всѣ перечисленные шекспирологи какъ будто не допускаютъ возможности того, чтобы молодой Шекспиръ подражалъ болѣе старымъ драматургамъ, находился подъ ихъ вліяніемъ, и Гринъ называлъ его «вороной, украшенной нашими перьями» именно потому, что узнавалъ въ немъ ученика и подражателя.

Рядомъ съ указаннымъ взглядомъ на происхожденіе нашей трилогіи очень давно была предложена другая гипотеза. Еще Шлегель, Ульрици, Найтъ и Деліусъ приписывали всю нашу трилогію Шекспиру и вышедшія анонимно: «Первую часть» и «Истинную трагедію», a равно и «Двѣ части» считали «воровскими изданіями», наскоро записанными во время представленія и поэтому дающія намъ не болѣе ранній текстъ этихъ трагедій, a только ея извращенный текстъ. И такого взгляда придерживаются многіе современные шекспирологи. Таково мнѣніе Женэ, Охельгаузера и Брандля. Вѣдь и Фэрниваль, считавшій, что въ созданіи «Первой части» и «Истинной трагедіи» Шекспиръ совершенно не участвовалъ, признаетъ, однако, что сцены съ Джэкомъ Кедомъ возникли подъ его вліяніемъ, a Сидней Ли приписываетъ ему и четвертую сцену II акта «Генриха VI, часть первая», гдѣ изображено зарожденіе спора «бѣлой и алой розы».

Шекспиръ часто передѣлывалъ старыя пьесы. Если его задушевный, столь дорогой ему «Гамлетъ» возникъ изъ передѣлки «Гамлета» Кида, то конечно легко предположить, что въ ранней молодости онъ воспользовался уже существовавшими пьесами. И если и «Гамлетъ» нѣсколько разъ передѣлывался Шекспиромъ, то развѣ не надо счесть весьма правдоподобнымъ, что и въ молодости онъ отдѣлывалъ свои пьесы и послѣ того, какъ онѣ были изданы. Сидней Ли справедливо полагаетъ, что принялся за эту работу Шекспиръ для новой постановки на сцену своей трилогіи.

A вѣдь трилогія эта имѣла громкій успѣхъ. Это мы хорошо знаемъ по отзывамъ Наша и Грина. И изъ словъ Грина, мнѣ кажется, нельзя не заключить, что именно это раннее произведеніе Шекспира и выдвинуло его среди прочихъ драматурговъ. Въ сравненіи съ послѣдующими его произведеніями, «Генрихъ VI» кажется, разумѣется, слабымъ, хаотичнымъ, слишкомъ увлекающимся риторикой, грубымъ и подражательнымъ. Онъ неизмѣримо ниже и «Эдуарда II» Марло. Но въ немъ уже содержится зерно истинно-шекспировскаго драматическаго замысла. Своей «Третьей частью» «Генрихъ VI» уже подводитъ насъ къ одной изъ знаменитѣйшихъ историческихъ трагедій великаго сердцевѣда-драматурга.

Я разумѣю фигуру Ричарда Глостера, впослѣдствіи трагическаго злодѣя – узурпатора Ричарда III.

Охельгаузеръ въ своемъ этюдѣ о Ричардѣ III воочію указалъ, что образъ этого героя-дерзателя, такъ сильно поразившаго своеобразностью своего трагизма еще Шиллера, начинаетъ вырисовываться въ «Генрихѣ VI». И это не прибавка, не надстройка надъ вышедшими раньше «Второй частью» и «Истинной трагедіей» или «Обѣими частями» – Ричардъ Глостеръ принадлежитъ самому замыслу этихъ трагедій. Ради созданія его авторъ нашей трилогіи насилуетъ факты исторіи, отступаетъ отъ Голиншеда и Голля, которымъ онъ часто слѣпо вѣритъ, и тутъ вдохновляется описаніемъ этого лица y Мура. Тутъ чувствуются личныя художественныя исканія.

И Ричардъ Глостеръ былъ необходимъ автору нашей трилогіи по самому общему историко-философскому запросу, лежащему въ основѣ всей трилогіи. Ричардъ Глостеръ, этотъ бичъ Ланкастерской династіи, это дѣтище междоусобій и борьбы за престолонаслѣдіе, оказывается и змѣенышемъ, выросшимъ на лонѣ Іоркской династіи, погубившимъ и ее самое и своими титаническими преступленіями узаконившій новый государственный переворотъ – появленіе новой королевской династіи – восшествіе на престолъ Генриха VII, Ричмонда, дѣда королевы Елизаветы. Ричардъ III – это тотъ историческій поршень, которымъ приведены въ движеніе событія, опредѣлившія появленіе на престолѣ Англіи «побѣдительницы великой Армады», этой «морской дѣвы, царствующей на Западѣ», какъ назвалъ Елизавету Шекспиръ въ своемъ «Снѣ въ лѣтнюю ночь».

Были или нѣтъ y Шекспира сотрудники при созданіи «Генриха VI», одѣлся ли онъ павлиньими перьями Марло и Грина, не только подражая ихъ манерѣ и на нихъ учась драматическому творчеству, несомнѣнно одно: этой огромной, неуклюжей, но широкозадуманной трилогіей онъ впервые «взлетѣлъ высоко» и взлетѣлъ не какъ воронъ, a какъ орелъ.