Вектор обратного времени

Кафешка, куда меня привел аспирант, оказалась весьма симпатичной стекляшкой под названием «Адмирал», ну понятно, какой. Раз уж мы на улице адмирала Макарова.

Петров заказал пару стаканов капучино с сиропами, два круасана. А я занял единственный свободный стол с диванами.

Конечно, меня распирало от любопытства, но отец с раннего детства приучал сдерживать такие порывы, а чтобы мне было легче, я попросил Зуда:

– Сделай мне массаж воротниковой зоны.

– Электро? – уточнил костюм, – напомню, что механический требует больших затрат энергии.

– Ничего, подзарядишься, в архиве есть розетки.

Массаж занял не больше трех минут. Петров поставил поднос с едой, присел рядом.

– А что ты нашел? – спросил он, разрушив надежду, что ему захочется скорее рассказать про обнаруженные интересные документы, чем расспрашивать меня.

– Я письма немецкие разбираю, мой помощник обнаружил два упоминания партизанского отряда Бати.

– Что там?

– Жалуются на жестокость и коварство партизан, тем оправдывают свою жестокость в отношении мирного населения. Один, некий Фриц Бергер, так и написал, что в ответ на нападение партизан, они: zehn Bauern wurden von ganzen Familien gehängt, aber die Partisanen hielten das nicht auf, weil sie in der nächsten Nacht ein ganzes Bataillon mit mehr als hundert Soldaten zerstörten und ihre Eingeweide in Bäume und Büsche einwickelten[8].

– Смелый Фриц, цензура за такое могла его сурово наказать. Впрочем, эти письма перехвачены и цензура их еще не видела, – Произнес аспирант, довольно спокойно выслушав повторенный мною текст, выданный Зудом на внутренний экран шлема, – Неплохое произношение. Ты учил немецкий?

– В размерах школьной программы, у нас были все романские языки, распространенные в мире. Как бы ознакомительно. Можно было после школы выбрать более глубокое изучение.

– У нас в Суворке тоже так. Но немецкий я стал учить сразу. Так хотелось быть похожим на Первого… чтобы как он, потом во внешнюю разведку.

– Не взяли?

Он пожал плечами.

– Пока не пригласили. Сам понимаешь, туда с улицы не берут. Видимо, я слишком приметный, русский негр.

– Цвет кожи еще не определяет расы, – сказал я, – но, возможно, что ты прав. В конце концов, сейчас ты занят любимым делом?

– Однозначно. Обожаю загадки и тайны, а в истории их невероятное количество, – Петров сразу отъел полрогалика и запил кофе, – вернемся к нашим баранам. О, извини, я люблю эти старинные обороты, ты к ним как?

– Я читал Рабле и слышал о пьесе «Адвокат Патлен», – ответил я, – Ке гран тю а… – Как же ты велик! Так родился Гаргантюа. Давай о «баранах».

– Ты – уникум. Я среди студентов, занимающихся у нас на кафедре, не знаю ни одного, кто читал бы Рабле, хотя бы в комиксах и уж тем более о средневековой пьесе.

– Я именно из таких, первоисточник я бы не осилил. Старофранцузский не по моим мозгам. – Петрову надо в каком-нибудь ток-шоу работать, «А ответ мы услышим после рекламы!». Но я не буду его подгонять, пусть нагнетает интерес. Вот кто первый сдастся? Я одну свою находку выложил, он хочет, чтобы и вторую?

– Я хотел все спросить тебя, ты приставлен за мной приглядывать или реально тебя волнует, что происходило в Демянском котле в сорок втором году?

Я понял причину его сдержанности. Значит, мне нужно пооткровеннее с ним быть.

– Меня не приставили. Точнее, мне сообщили, что ты интересуешься этим местом и временем, дал официальный запрос, а я кто? Так, любитель-историк. Вот и дали мне понять, что, во-первых, могу тебе помочь в разборе документов, а во-вторых, и свой интерес удовлетворить. Я внештатник. Так что никаких иных интересов насчет аспиранта Петрова у меня нет. Теперь насчет того, что мне интересно, потому что непонятно. Я с семнадцати лет регулярно ездил к друзьям отца по дороге Демянск-Старая Русса, потом на Порхов. Так вот, там вдоль дорог организованы своеобразные памятники – горы выкопанного оружия, техники, касок, снарядов. Сто лет прошло, а земля родит эти находки. Один мой знакомый из найденных останков даже восстановил военный джип, ездит там на нем. Я немало историй слышал от местных, которые узнали от своих предков, переживших ту войну. Мол, были там партизаны, но в основном за котлом, проникая внутрь через болота. А вот отряд Бати возник как бы ниоткуда и сразу внутри котла. Я не нашел никаких документов о его создании. Заброс лыжного десанта под командованием полковника Тарасова – описан прекрасно, уже диссеры написаны и защищены. Две трети погибли или попали в плен, треть вырвалась на юг и вышли в расположение наших частей между Ли́пье и Марёво. А вот о Бате нигде ни слова. Поэтому я решил покопаться в немецких документах, которые наши вывезли после Победы.

– То есть о Бате вообще ничего не известно? Ни численность отряда, ни его действия?

Петров поджал губы и потряс головой.

– Может быть наши, что-то и писали, но все так засекретили. Действовали они по руслу Поломети, от севера – Лычково до юга – Костьково. Там была их база, как я понял – у Починка. И еще… – Петров помолчал, – в тех документах, что я сегодня отобрал, есть фраза: Die Partisanen der Bathy-Einheit nehmen niemanden aus der SS-Division "totem Kopf" gefangen.[9] То есть однозначно убивают, причем, как написано Auß ergewöhnlich grausam, то есть…

– Я понял – с особым цинизмом и жестокостью, – Петров слушал внимательно. – В общем, так. Ну, и еще, есть донесение от лейтенанта саперного батальона фон Вернера, которого нашли раненым в лесу, что партизаны появились в концлагере близ деревни «Починок» после странного природного явления, которое лейтенант назвал светопреставлением. Охрана лагеря сильно перепугалась, и в этот момент появились люди, которые за несколько минут уничтожили полтора десятка солдат, открыли бараки с пленными. Говорили по-русски. Очень короткими фразами. Видно было, что они высокопрофессиональны. Работали в основном ножами, в конце операции по захвату лагеря – трофейным оружием. Лейтенант притворился мертвым, и ночью уполз в направлении деревни Мелеча, его в лесу нашел патруль.

Петров помолчал, а я возликовал, как же тесен мир, этот Вернер уже третий раз мне попадается, будет о чем с его внучком поговорить.

Мы допили кофе. Я решил, что мне будет лучше прямо сейчас заказать междугородний дрон, и немедленно вылететь в Новгород на встречу с адвокатом Коротичем, сразу и забронировать номер в гостинице, чтобы не бегать по городу в поисках угла для ночлега. Подвешенной остается возможность встречи с Карлом Вернером. У меня есть около суток, чтобы продумать обстоятельства. Может быть, поможет Коротич? С какой стати? Посмотрим, по результату нашей беседы.

Хотелось поговорить о чем-нибудь постороннем, и я спросил:

– Василий, а какое у тебя было прозвище в детстве?

Он усмехнулся и ответил:

– У меня их было два, за одно морды бил, а другое мне нравилось.

– Поведай оба, если не стесняешься.

– За Чунга-чангу зубы пересчитывал, потому что в каком-то африканском диалекте это значит «живущий с обезьяной» или «трахнувший обезьяну», ну ты понял. А второе – Африкан Африканыч… обычно, коротко – Африкан. Нормальное такое. Мне нравится. Старинное русское имя. Ну, тогда уж и ты мне свое скажи…

– Не отгадаешь ни за что, – пришло мое время загадочно улыбаться, – Саня.

– Просто Саня? А какая связь? – удивился аспирант, – Саня, это же Александр…

– Плоско мыслишь, – начал я объяснение, – все клички привязаны к фамилии обычно, или особой примете. Примет у меня нет… фамилия – Зорин, Зоря… заря… ну?… Соображай.

– Я понял, заря – рассвет, санрайз – рассвет, вот поэтому и Саня! – хлопнул себя по лбу Петров.

– Молодец. Но это только в школе. В институте уже без фантазии – Зорькой, как корову.

Я протянул руку Петрову.

– Я вас оставлю. Письма, где есть что-то интересное, я сложил на столе. Давайте обменяемся телефонами, чтобы согласовать дальнейшие встречи.

Зуд сообщил мне, что дрон сядет на «НТ» площадке у метро «Водный стадион», придется пробежаться с пару километров.

– Василий, – закончил я разговор, когда Зуд доложил, что киберсьют аспиранта совершил обмен номерами, – я очень рад нашему знакомству и надеюсь на его продолжение. Сообщу тебе, что сейчас вылетаю в Новгород, как раз по интересующему нас вопросу. Но детали расскажу, уже, когда вернусь. Сейчас больше измышлений, чем фактов. А для истории это вред.

– В двух словах можно?

– Можно. Я надеюсь завтра встретиться с внуком того самого лейтенанта Вернера. У меня к нему теперь еще больше вопросов благодаря сегодняшней встрече и работе с документами.

Петров пожал мне руку, пожелав удачи, и вернулся в здание архива. А я помчался к метро, пока мой такси-дрон не перехватил кто-нибудь, если я опоздаю.

Адвокат

Максиму Коротичу около шестидесяти, но выглядит он моложе. В хорошей, я бы сказал, в спортивной, форме. Видно, что не любитель новомодных киберкостюмов, потому что на встречу пришел в обычном деловом костюме и куртке «Арктика» с отороченным искусственным мехом капюшоном.

Я ждал его в кафе «Ильмень» недалеко от Новгородского Кремля. Мы узнали друг друга с первого взгляда, хотя никогда раньше не встречались. Я позвонил ему из такси, пока летел по маршруту вдоль М11 и он, узнав меня по телефонному номеру, сказал коротко:

– Завтра в девять утра в кафе «Ильмень», у меня будет минут десять – пятнадцать, потом я в суде. Да, Алексей, садитесь лицом к двери, я постараюсь вас узнать.

Он немного напомнил мне отца в таком же возрасте: седой ежик на голове, жесткое лицо, изрезанное морщинами и тонированные очки-хамелеоны со встроенной электроникой, как я подумал – слуховым аппаратом. Однако Зуд мне шепнул:

– Леша, у него в очках эвристический детектор лжи и камера. Он уже сфоткал и получил ответ на запрос о тебе.

– Понял, – ответил я. Молодец адвокат, не отстает от прогресса.

Такая же система детектора лжи тестировала четыре года назад генерала Самсонова, когда отец привел его на кордон, отобрав оружие. Наука не стоит на месте и вот подобный прибор уже вмонтирован в оправу очков и закамуфлирован под слуховой аппарат. Детектор распознает ложь по голосу и микровыражениям лица.

Мне незачем его обманывать.

– У меня десять минут, – напомнил адвокат, после того, как мы поздоровались, – спрашивайте, Алексей.

– Тогда очень коротко, чтобы не терять времени. Я – историк-любитель. Энтузиаст. Это – хобби. Наткнулся я на некоторые непонятные события лета тысяча девятьсот сорок второго года в районе Демянского котла, точнее у деревни Починок. Собирая материал, узнал, что вы копали в тех местах и среди вас был немец, внук немца, воевавшего в этих местах. Очевидно, что он финансировал вашу экспедицию несколько лет подряд, а также, что он искал целенаправленно. Вопрос: что он искал? Я еще уверен, что вы пострадали незаслуженно, вас подставил один из вашей команды, тем, что начал продавать найденное оружие. Так вот мой вопрос один: что искал Карл Вернер в окрестностях деревни и на берегу Поломети? И имеет ли этот поиск отношение к «летающему вагону», описанному в рапортах солдат красной армии и рассказе сержанта Кожина?

Адвокат меня не перебивал, лицо его не дрогнуло, когда я назвал имя их нанимателя. Он выдержал ровно одну минуту и ответил:

– Когда мы прибыли к деревне, в ней жили два старика, но они там поселились в шестидесятых. Все очевидцы войны в Починке были уничтожены фашистами. Дома, в которых жили эти селяне, восстановлены уже во второй половине двадцатого века. Мы остановились в пустой избе. Карл сказал: «Все, что найдете – ваше, кроме того, что не имеет отношения к технологиям первой половины двадцатого века». Мы его не поняли, он пояснил: «изделия, которые могли появиться в начале двадцать первого века и позже: электроника, обломки, детали, вещи, оружие». Мы все равно не поняли. Зачем ему это? Все эти артефакты могли попасть в землю и в реку сейчас. Он не ответил, точнее, сказал по-деловому: «Я плачу́, вы – делаете. Вопросы оставьте при себе». Мы нашли какой-то мотор и обломки электронных устройств. Мы были уверены, что они не имеют отношения к войне, Карл с нами не согласился, но и не спорил. Мотор мы отнесли в деревню, там и спрятали. А на моей квартире, куда мы привезли добычу – оружие, нас арестовали. Теперь мне кажется, что немец был прав, и что-то знал такое…

– Как вы оказались в группе Вернера?

– Он дал запрос в чате поисковиков, на него вышли Иванов и Прямиков, с Прямиковым мы были давно знакомы со школы, он раньше меня окончил. Он позвонил, спросил, хочу ли я заработать. О том, что они собираются продать найденное оружие, не было разговора. Вернер тоже был не в курсе, но ему безразлично. Первые поездки прошли без осечек. Парни тогда удачно скинули добычу, Серега мне еще денег подкинул, и Вернер рассчитался по-честному. Я думаю, что он искал свои артефакты и дела Ильи и Сергея его не волновали. А когда нас повязали Илья с Серегой стали на него все валить – мол, он организатор. Вот им и влепили на полную. Почему Вернер не отпирался и не рассказал о своей находке? Видимо боялся, что она не поможет ему в защите и пропадет.

Коротич посмотрел на часы.

– Еще один вопрос можно? – спросил я.

– Давайте:

– Вы можете предупредить Карла о моем визите? Я собираюсь сейчас лететь в Старую Руссу, буду вам признателен, если вы поможете мне, и Вернер согласится со мной поговорить.

– Предупредить могу, но это не даст гарантии, что он захочет с вами откровенничать.

Адвокат поднялся.

– Он нашел то, что искал? – спросил я уже ему в спину.

– Да, – ответил Коротич, – он считает, что это то, что он искал, но хотел найти и еще что-нибудь. Поэтому переселился в Россию и несколько раз потом копал в тех местах. Я бывал там с ним. Прощайте. Успехов. Я ему сейчас позвоню.

Я остался в кафе. В принципе, адвокат ответил на мои вопросы. Что я узнал? Что немец искал предметы не характерные для времен войны. То есть, он был уверен, что они там есть и даже нашел что-то. Осталось выяснить – что это? У меня нет уверенности, что Карл захочет со мной откровенничать, есть вариант купить у него находки, но я должен точно знать, что это именно те артефакты. Я заметил, что у меня в душе зародилось какое-то расслабляющее чувство, кайф… будто я немного пьян, самую малость или съел что-то необыкновенно вкусное. Пытаясь понять причину этого состояния, я заметил, что в кафе звучат песни из старого фильма «Собака на сене», в частности песня Марселы:

Как трудно сделать вид, что влюблена

Как трудно позабыть любовь былую

Чем я усердней мыслями бичую

Тем все живее в памяти она

Но честь велит мне: позабыть должна

И нужно душу вылечить больную

Чужой любовью сердце уврачую

И будет страстью страсть исцелена.

Странный выбор для общепита… Впрочем, время ранее, кто-то из работников любит ретро. Мама моя – учитель словесности, как говорили в старину, то есть – русского языка и литературы и приучила меня любить красивый русский язык, а в переводе Лозинского – это не просто красивый язык, он как наркотик. Слушая пьесу и песни, я просто плыл от наслаждения. Какие обороты! «Чем я усердней мыслями бичую»… «Чужой любовью сердце уврачую»…

Я слушал, не находя в себе решимости уйти. Прекрасные тексты крепко держали меня за столом. Сейчас не услышать слов: «Нас время не теснит»… «Тяжеле всех, в почтовый день – растянутый визит»… До слез… Язык сейчас пропитался англицизмами, сленгом, да что говорить, я сам частенько их использую.

Я дослушал дуэт Теодоро и Дианы о любви. «Любовь, зачем ты мучаешь меня»?

Счастливый я человек. В общем. Любимая жена, хороший дом, что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? Ответ я знаю: нужны – мечта и цель.

Я расплатился за кофе, дал задание костюму найти свободное такси до Старой Руссы. Позвонил немцу адвокат? Вот и узнаем.

Зуд начал мне читать, все, что накопал на Карла Вернера. После освобождения из заключения в две тысячи одиннадцатом, он вернулся в Германию. Три года у него ушло на подготовку к переезду, сбор документов, уламывание жены. Я так думаю, что она не сразу решилась бросить Родину и ухать в холодную Россию. Вообще, для немца это – подвиг. Как же он хотел вернуться. А значит что? Значит, его находка осталась там – в Починке. Во всяком случае – тогда. Думаю, уже после переезда в Старую Руссу Карл добрался до находки и она сейчас у него. Интересно – что это за мотор?

У Карла двое детей: Максим и Берта. Им сейчас обоим больше сорока лет, точнее Максиму сорок семь, Берте сорок, у обоих дети, внуки Карла, пять человек: Сергей, Юрий, Франц, Клара и Юлия, старшему – Сергею двадцать два, Юлии – младшей, тринадцать. С Карлом живет его вторая жена, после смерти первой немки Кэтрин в две тысячи тридцать первом, он десять лет назад женился на местной женщине – Светлане. У них любовь? Возможно. Симпатия, уважение, взаимовыручка, поддержка – вероятнее. Дети навещают? Да. Внуки сейчас на учебе, Сергей в армии по контракту. Чем занимался Карл после переезда? Он все сбережения вложил в создание фабрики микроэлектроники. Построил там цеха. Выпускал ширпотреб? Нет. Фабрика изначально ориентирована была на армию. В двадцать первом его компания SR-WAF (Старо русская фабрика летающих автоматов Вернера) – начала выпускать дроны, эфпиви и мавики для служб доставки и сельского хозяйства, поэтому с началом СВО Карл неплохо заработал. Знал, что его леталки будут нужны? Может быть. Для грамотного инженера, узнавшего, что в сороковых годах будут созданы квадракоптеры грузоподъемностью до пяти тонн, не сложно догадаться, направление – перспективное, нужно его развивать на имеющейся технологической базе. То есть, если пока нельзя делать дроны на пять тонн, нужно делать на пятьдесят килограммов. Это логично, а у что они будут перевозить, что и на кого сбрасывать, это уже решится по ходу жизни. Главное – создать надежные дроны. И вот тут Карл Вернер вложил в это дело всю свою немецкую принципиальность и стремление к порядку.

Самсонов прислал мне очень содержательный ответ на вопрос: «Что было нужно Карлу Вернеру в России»? «Непонятно». То есть его коллегам-специалистам, еще тогда не удалось понять, за каким лешим немец переселяется в Россию? Захотелось…

Волна тотальной миграции из стран запада случилась много позже. Лет через десять после переселения Вернера началась и достигла разгара к тридцатому году, когда от маразмов Западной либерастии уже устали больше четверти жителей Европы и Америки. Сперва ломанулись русскоязычные, а за ними и другие здравомыслящие, которые стремились спасти детей своих от педофилов, дорвавшихся до власти.

Летающего такси в Новгороде еще мало, да и проку от него немного, над водой им летать запрещено, поэтому выигрыша по времени нет, наземная машина роботакси до Руссы едет около часа, летающее – сорок пять минут, потому что по закону облетает населенные пункты если они не пункты назначения и не сбрасывает скорость, но придерживается автотрассы. Поедем.

Я выспался в гостинице, но машина даже по федеральной и не очень гладкой дороге идет так плавно, что невольно начинаешь кемарить.

Слева тянулось озеро Ильмень, то исчезая за лесом, то появляясь. В Шимске я переехал через широченную реку Шелонь. Мост длиной в полкилометра минимум. Впечатлило. Впрочем, это уже устье Шелони, выше по течению она в два раза у́же.

В машине Зуд принялся меня массировать электричеством. До цели оставалось минут двадцать. Мышцы будут в тонусе.

Вернемся к анализу присланных генералом досье.

Самсонов выполнил мою просьбу, собрав подробные материалы на Вернера и Коротича. С адвокатом все ясно. Тюрьма подростку пошла впрок, он перевоспитался. По отзывам клиентов и коллег – работал честно, законов не нарушал, адвокатскую тайну и этику – тоже. Пользовался репутацией грамотного и честного специалиста. Криминал, помнил его прошлое и тоже относился с доверием.

Досье на Вернера оказалась немного толще, судимость он тоже быстро снял, а работая на оборонку заработал уважение, хотя, за ним, конечно, следили, как за любым иностранцем. Так в отчетах наружки ФСБ отражена была его страсть к поиску в районах боев в «Демянском котле», с весны до осени каждый год организовывал экспедиции и нашел немало разных бойцов, артефактов войны, вложил деньги в создание мемориалов и кладбищ, в том числе и в Германии, куда отправил немало останков своих соотечественников. Объяснял он эту страсть завещанием деда, воевавшим в этих краях. Вот интересный факт, в две тысячи тридцатом и тридцать втором в его законных экспедициях принимал участие адвокат Максим Коротич. Что же они еще нашли? Мотор, как сказал адвокат?

Машина встала у ворот очень солидного каменного дома с крышей покрытой солнечными панелями. Я отпустил такси и нажал кнопку домофона.

Замок калитки щелкнул, послышался хриплый голос:

– Заходите, я жду вас.

Значит, адвокат позвонил, как обещал, и Карл согласился со мной поговорить. Две приятных информации. До сих пор мне везло с собеседниками. Все-таки у нас люди в основной массе дружелюбные, отзывчивые. Или это мне везет на таких? Надеюсь, что Карл Вернер тоже не станет вредничать. Если только его тайна не противозаконна.

Встретила меня женщина в возрасте, по лицу можно понять, что русская. Нет чопорности. И жест, которым она пригласила за собой явно наш: «Добро пожаловать». Я вспомнил жену егеря Савельева с ее низким поклоном. Невольно улыбнулся своим мыслям. Да уж… есть женщины в русских селеньях. Никакими перестройками и санкциями из нас не вытравить Русь. Это не просто в крови, это и есть душа – неопределимая, не материальная субстанция, сущность поведения и отношения. Мы не желаем зла никому и не ждем ни от кого зла. А уж если приходится… то, беда ждет любого, кто вынудит нас ожидать зла. Как говориться, не будите лихо…

Карл Вернер стар. И хотя ему меньше лет, чем было моему отцу, когда он умер, Карл выглядит и старше и развалистей. Он грузен и лыс, нижняя губа тяжело отвесилась, приоткрыв нижние зубы. Под глазами синие мешки и щеки бульдожьими брыльями свисли по сторонам от подбородка.

– Вы – Зорин? – голос у Вернера скрипуч и хриплый, словно проворачивается ржавый маховик древнего дизеля, сопровождая каждое слово тяжелым выдохом, как выхлопом. – Мне звонил Максим час назад, сказал, что вы едете.

– Да, Зорин это я.

– Что вы ищете?

– Информацию, – ответил я, дожидаясь, когда Вернер предложит мне сесть.

Наконец он перевел на меня мутный взгляд и сказал:

– Садитесь в то кресло, это не быстро, какая информация вам нужна?

– Я понял, сложив простые события, что ваш дед, лейтенант вермахта, вам рассказал что-то о событиях лета-осени сорок второго года. Что-то такое, что заставило вас даже переехать в Россию. Полагаю, что это нечто, как-то относится к летающему вагону, который сбивал немецкие самолеты, следовавшие по Рамушевскому коридору в Демянск и к партизанскому отряду Бати, о котором подал рапорт ваш дед, когда его раненым доставили в Мелечу. Что вы можете прояснить?

Вернер задумался, он положил отечные руки поверх пледа, которым были укрыты его ноги.

– Вы понимаете, Зорин, что я никому ничего не должен. А сейчас особенно. Вы хорошо сказали – «можете», да я могу. Но я ждал этого момента, потому что, по мнению моего деда, все, что тогда произошло, имеет зародыш в наши дни. В эти месяцы, возможно в ближайшие годы.

– Как это понять? – не удержался я, когда старик решил взять паузу.

– Не торопите меня. Это все может для вас сначала показаться бредом, фантазией. Но я нашел подтверждение, что мой дед не сумасшедший. Что он молчал и был прав. Объяснений этим событиям у меня нет, как и нет уже времени искать их. А вы молоды, и раз уж вам приспичило, может быть, вы и сумеете. Детям моим и внукам это все безразлично. Они не верят истории деда. Вы нашли отчеты и докладные от солдат и офицеров немецких частей?

– Да. – Вернер прекрасно говорил по-русски, лишь смягчая звук эр и иногда вместо «да» я слышал «на». Но по смыслу я понимал – это «да».

– Хорошо. Я постараюсь вам рассказать все по порядку, как мне рассказывал дед, а потом сообщу, где находится доказательство истинности моих слов. Позовите Светлану, пусть принесет мне чаю с лимоном, а то разговоры сушат рот. Язык как терка…

Я вышел в коридор и позвал ту женщину, что меня встретила. Она выслушала, сказала, что через десять минут все будет готово, и я вернувшись в кабинет Вернера, вдруг ощутив запах тлена… так пахнут старики, даже если они регулярно моются. Смерть уже стоит за их плечами.

Любопытно, сколько раз ему предлагали поехать в пансионат для престарелых? Или эта привилегия распространяется только на жителей крупных городов?

Наконец, большие кру́жки появились перед нами. В них до краев чай, свежий, душистый, источает ароматы баргамота и лимона. Я приготовился слушать и дал команду Зуду писать рассказ Карла Вернера, для меня, чтобы потом проанализировать то, что сейчас упущу, и для Петрова, когда мы опять встретимся.