скачать книгу бесплатно
Откуда-то сзади послышался треск, будто десятки пил заработали вместе.
– Стриклы, – шепнул Щербатый
"Не к добру"– решил Мутный.
– Пора уходить, – Щербатый.
"Пора" – Мутный остался стоять.
Треск становился громче.
На поляну летела стая. Не совсем птиц, конечно. И вовсе не птиц. В красном одеянии, с жёлтыми прожилками. Четыре прозрачных крыла били воздух и издавали звук, который не спутаешь больше ни с чем.
Дерево ЗАКРИЧАЛО.
Ещё до того, как вонзился клюв, длинный как спица, и острый как бритва. Протыкая толстую древесину, будто нож протыкает масло. Ещё и ещё. Второй, третий, четвёртый…
Древопийцы – так называли стриклов в народе.
– Брось топтуна!! – крикнул Мутный.
Но было поздно.
Зверь заревел, и ударом большой головы сбил напарника с ног. Падая, Щербатый задел лампу. Масло вылилось, а вместе с ним и надежда на скорое возвращение.
"Бог с ним, с маслом"– подумал Мутный.
– Щербатый, ты жив??
Он только успел отстраниться от очередного удара, как случилась напасть. Новая, более страшная.
К древопийцам приближались зеленые силуэты, изорванные и неправильные, похожие на отдельные ленты на празднике Возвращения. "Не может быть, – думал Мутный, – они не живут на таких старых деревьях… Или живут?"
Это был ещё один довод уйти, сразу, не дожидаясь того, что случилось. Воспы, или шокеры – рваные тряпки, иначе не назовешь, жили на кронах деревьев и строили там свои улья. Если кто нападал на их дерево – они давали отпор.
Мутному часто приходилось наблюдать следы былой битвы под какой-нибудь плащеноской – красные тела стриклов в многочисленных рваных порезах вперемешку с зелёными тряпками этих созданий, бьющих разрядом боли и кромсающих жертву своими острыми как бритвы конечностями. "Как будто набросали травы на могилу" – думал, бывало, слухач. И никогда не приглядывался, всегда уходил подальше.
Стриклы увидели воспов. Точнее, услышали, вынимая из ран свои клювы. Развернулись, зависнув в воздухе, и приготовились к битве. Тела древопийцов выдерживали разряды, а мощные лапы могли разорвать эти тряпки в отдельные нити. "Делайте ваши ставки" – сказал бы Сипатый.
Но всё любопытство Мутного куда-то пропало. Любопытство и угрызения совести по поводу лежащего навзничь друга.
Бежать, бежать…
Он повернулся.
Будто тысячи игл вонзилось в затылок.
Последним, что пронеслось в голове перед тем, как упасть, были строчки баллады, давно позабытой, но всплывшей при виде опасности:
"Под листвою деревьев могучих
Стриклы смерти танец танцуют".
Восп
Карта равнины
ГЛАВА 1. ПЫЛАЮЩИЕ НЕБЕСА
Жил-был Бог.
И было ему одиноко.
"Чего-то мне не хватает", – подумал Бог.
И вспенил море.
И обнажил остров.
И населил его людьми, которых создал по подобию своему.
И посадил деревья, травы всякие.
Придумал зверей, птиц разных.
И отпустил их в леса и на равнины острова, чтобы служили людям, и жилось тем привольно и счастливо.
И обрадовались люди, и благодарили небо, что такой у них Бог, заботливый, любящий. И подбегали к нему с вопросами, и водили вокруг него хороводы. Смеялись, пели, радовались…
Да только устал от них Бог.
"Вот, – сказал он детям своим, – я создал для вас эту землю. Берегите её, улучшайте. Живите на ней. А я ухожу"
"Почему же? – спросили люди, – ведь мы тебя любим"
Ничего не ответил Бог, и ушёл на большую землю. Там придумал Бог для себя новую усладу – других животных, другие деревья и травы, чтобы было на что смотреть, что слушать и чем любоваться. И нашёл Бог, что это хорошо.
И отдыхал от трудов своих, лёжа на равнине, и слушал звуки своих созданий, и предавался Бог размышлениям.
Но ушли люди с Острова. Построили лодки, и приплыли они на большую землю. И заселили её до холмов.
Нашли люди Бога, и снова водили вокруг него хороводы.
Осерчал тогда Бог, обиделся на людей. "Я дал вам всё, а вы ослушались меня. Я просил оставить в покое, а вы нашли меня."
"Но мы тебя любим" – сказали люди.
"И я вас люблю, – ответил им Бог, – но я не могу иначе. Я был один, слишком долго я был один, и я привык к одиночеству"
Но люди ходили за ним по пятам и задавали вопросы.
Ещё больше обиделся Бог. И погасил тогда солнце.
И ушёл ещё дальше, в горы.
И заплакали люди.
Сидели в Лесах и переживали.
Но оттаяло отцовское сердце. И вернул он солнце обратно. Да только остался в горах, и больше уже не спускался.
Так повелось с тех пор: вспомнит Бог об обиде – и меркнет солнце. Смягчится отцовское сердце – и снова светит.
История Обиженного Бога, в пересказе брата Шестипалого
– Варварский обычай, – Первая изучала лица.
Глаза одного навыкате, голова мечется из стороны в сторону, вены надулись, кажется – еще немного, и лопнут.
Другой будто не видит, смотрит куда-то сквозь, а растрескавшиеся губы шепчут молитвы. Или ругательства. Что, в общем, одно и то же.
Кто-то с пеной у рта пытается разорвать свои путы. В лице ничего человеческого руки уже посинели, а он всё рвется и рвется. Пожалеешь такого – и он вцепится в горло.
Четвёртый в отключке. Возможно, его уже нет.
А пятый… Пятый нормальный.
Взор помутнел, но глаза умоляюще смотрят на девушку.
– Кто такой? – На лице приговорённого играли сполохи неба, расцвечивая черты молодого и в общем то симпатичного человека. Несмотря на то, что парень не брился, давно, и вообще – выглядел мерзко. “Не удивительно” – подумала Первая, – повторяю – кто такой?
– Не помню…
Голос был тихим и сиплым, настолько тихим и сиплым, что только она и услышала.
– Флягу, – девушка повернулась к напарнику.
Тот будто того и ждал.
“Почти пустая”. Первая вынула пробку и протянула несчастному.
Губы схватили горлышко и начали пить – жадно, стараясь вобрать в себя всё, и чуточку больше.
– Похоже, из наших.
– Похоже, – своё первое слово Долговязый буквально выдавил. Говорил он весьма неохотно.
– Этого отвяжи. Он не опасен… А вы, ребята, простите.
Девушка вскрыла ножны, висевшие на широком дорожном поясе, части костюма той гильдии, к которой она принадлежала, и достала кинжал. С простой, но красивой рукояткой, выточенной из блестящего чёрного камня с точечными вкраплениями какого-то белого минерала. Этим рукоять отдаленно напоминала Белую Россыпь, которая была чем-то вроде оберега в гильдии проводников, ведь это единственный ориентир в ночном небе, если солнце не светит, небеса не пылают, а туман над землей мешает больше, чем темнота. Поэтому каждый проводник почитал за должное иметь хоть какой-то предмет с её изображением.
"Милосердие, – прошептала девушка, так, чтобы никто не услышал, – сделай свою работу". Потом оттянула локоть, и вонзила кинжал в подреберье. Первому… второму… третьему… Перед четвёртым помедлила.
– Мёртв, – прошептала она, – а если жив, то не выживет, – и, вздохнув, завершила начатое.
– Я надеюсь, над ними совершают обряд? – Первая, шатаясь, отошла от берёз.
Тишина. Молчаливый укор содеянному.
Руки и ноги дрожали, и проводница села на землю. Вытерла лезвие о росшую рядом траву – злаки вперемешку с тянучками и грустно посмотрела наверх.
Сполохи красного, зелёного, синего цвета носились по небу, быстро, непредсказуемо, молча. Они покрывали весь небосвод, от недоступных гор до далекого моря, от Заводья до Девятого Леса. Начинался самый красивый, но и самый опасный сезон. На целых два месяца мир окажется пленником стихии, внушающей ужас практически всем жителям равнины.
Смотреть на такое небо мучительно – человек сходит с ума, слышит голоса, его голову сдавливает боль, а внутренности выворачивает наизнанку. Но небеса манят, небеса увлекают, и он смотрит, пленённый и изувеченный одновременно, пока разум не превратится в пустую оболочку, а в человеке не исчезнет всё человеческое.
Чем дольше ты смотришь на небо, тем дольше небо смотрит в тебя. И убивает.
Не всех.
Были неподвластные этой стихии. Те, что сохраняли рассудок, и со временем переставали её замечать. Таких людей было мало. И почти все э
принадлежали к самой особенной гильдии – гильдии проводников. Эта особенность – быть прикрытым от неба (их так и называли – прикрытые) передавалась по наследству, но не всегда и не только.
И наглядный пример сейчас стоял перед Первой, и смотрел на неё своими большими глазами, в которых застыла мука.
– Пойдёшь? – проводница вздохнула.
– Мне некуда… Правда, некуда.
– Тогда повторяю вопрос. Кто такой?
– Не помню… – незнакомец сказал это тихо. И обречённо.
– Не помнишь, – Первая фыркнула, – А почему?
Парень молчал.
Запах человеческих испражнений заставлял дышать лишь поверхностно, а значит – довольно часто. Хотелось уйти, и как можно скорее. Покинуть вонючее и зловещее место.
– Так почему? – повторила Первая.
Незнакомец ответил не сразу.
Он будто сжался и стал меньше ростом. Губы дрожали, пытаясь найти ответ.
– Не помню, – глаза изучали кинжал, который девушка до сих пор держала в руках. “Вот дура, – подумала та, и спрятала “Милосердие”.
– Я правда не помню… Я… У меня…
