Умные сказки

Вернулся Дед Мороз домой. Снегурочка к нему:

– Ну что, дедушка?

А дедушка погладил ее по головке, улыбнулся и сказал:

– Внученька, все будет хорошо. Как всегда. Мир не без мудрых людей. А кто мудр, тот и смел. И знает, что вранье, а что правда. И что случится, а что нет. Давай ждать Нового Года, и что там у нас в мешке с подарками? Ничего старый Год с нами не сделает, – только появится Новый, так старый сразу же и исчезнет.

– А как же Снежная королева, волки, бабы Яги и Кощей? – спрашивает Снегурочка.

– А они разойдутся каждый по своей сказке.

И через некоторое время отрылись небеса, зазвучала прекрасная небесная музыка, звезды выложили яркую дорожку, по которой спустился Новый год. Он погостил у Деда Мороза и Снегурочки немного, они посмеялись над грубияном старым Годом, придумали много новогодних сказок, игр, стихов и песенок, и в один прекрасный вечер двинулись в путь. Они ехали не торопясь, Новый Год внимательно смотрел вниз, и за ними расцветали сказочные дорожки елочных огоньков, и вслед им неслась музыка, пение и поздравления с Новым Годом.

Любовь

Катя горько плачет. Что случилось?

Два месяца назад, когда Катюша окончила первый класс, ей подарили щенка. Рыженького, с коричневым ухом и белой грудкой. Катя целый год ждала, когда ей подарят, и вот наконец на день рождения подарили. Катя назвала его Филя. Филя – очень умный щеночек, уже умеет подавать лапку и играет со всеми дома и на улице. Правда, он любит кусаться, всех уже дома перекусал. Но Катя его все равно любит, и не сердится.

Но вот этой ночью этот Филя разгрыз самую любимую Катину куклу – Клаву. Клава была у Кати еще с детского садика, они с ней всегда были вместе – спали, гуляли, даже в школу Клава ездила в Катином рюкзачке, Катя ее воспитывала и заботилась, чтобы Клава была прилично одета, чтобы не скучала и не водилась с дурной компанией. И вот нате вам пожалуйста! Этот маленький негодяй загрыз и растерзал любимую подругу!

Мама говорит, чтобы дочка не плакала, что купит Кате такую же куклу. Но разве такую еще найдешь! Даже если найдешь новую в магазине, это все равно уже будет не Клава!

– Не хочу новую! Хочу свою Клаву! А этого Филю больше не люблю! Он плохой!

Папа говорит:

– Он не плохой, у него зубки режутся, ну, значит растут и чешутся, он пока маленький, не понимает, что можно кусать, а что нельзя! Если бы ты убрала Клаву на стол, или в рюкзак, он бы ее не достал!

– Значит, это я виновата, что он ее загрыз? – и опять в слезы.

– Нет не виновата, но допустила оплошность. Бывает. И потом, что мы больше любим, – живое существо или предметы?

– А Клава не предмет! Она моя любимая! У меня уже никогда такой не будет!

Мама говорит:

– Ты же любила Филю, он провинился, конечно, но из-за этого нельзя разлюбить! Он подрастет и опять будет твой любимый пёсик. Если кто-то из нас испортит, или разобьет, или потеряет что-нибудь, мы же его все равно будем любить?

– Но мы же люди, да еще родные, а он собака! Не хочу его больше любить! –плачет Катюша. Остановиться не может. У нее горе. Пошла Катя на диван, уткнулась в подушки и рыдает. Тогда папа говорит:

– Ну ладно, Катюша, успокойся, так и быть. Давайте все разлюбим Филю, и ты, и я, и мама, и отдадим его Кольке со второго этажа, он всегда играл во дворе с Филькой и наверное его полюбит.

Катя притихла на минуту, перевела дыхание, посмотрела не папу, на маму, на Фильку и еще громче расплакалась.

– Нет, нет! Так нельзя! Тогда у меня вообще никого не будет, ни Клавы, ни Фильки!

Потихоньку Катюша успокоилась, хотела посмотреть на Филю, а он забился под стол на кухне и не высовывается. Испугался, что его отдадут Кольке. И вид такой виноватый и несчастный! Кате стало его жалко. Она полезла под стол, погладила щенка, а он лизнул ее в нос.

«Ну что ты будешь с ним делать, вот ведь какой озорник, но ведь он попросил прощения. Ладно, уговорил, буду опять тебя любить. Но больше так не делай, ладно?»

Ерунда

Маша жила на даче с бабушкой, а родители приезжали в субботу-воскресенье. Маша помогала бабушке собирать малину, а потом варить варенье. Она очень любила пенки – светлые тягучие сладкие пенки от варенья. А потом варенье шло в банки, а банки убирали в холодильник – чтобы на зиму было.

И вот Маша решила сама сварить родителям варенье, – она же видела, как бабушка варит. Собрала полкастрюльки ягод,  взяла из баночки сахар, насыпала и поставила на огонь. Потом мешала ложкой, потом выключила, когда остыло – еще раз поставила на огонь. Все как бабушка делала. Потом попробовала чуть-чуть  – фу, какая гадость! Совсем не то, что у бабушки, и вообще какая-то ерунда! Все соленое! Но вот почему? Она же… ах! Она перепутала банки. Рядом с сахаром стоит соль, она соли и насыпала. Вот какая ерунда получилась! Все испортила!

Но потом Маша призадумалась: вот в суп кладут соль, верно? А получается вкусно. В кашу кладут? Кладут! Тоже вкусно. А вот почему же тогда варенье с солью невкусное? Что, разве ягодки не могут быть и соленые, и вкусные? Вот, например, папа любит соленые орешки (а мама терпеть их не может). Значит, кому-то нравится, а кому-то нет, причем одно и то же. Мама любит бутерброды с медом, а папа – с перцем, солью, укропом и сыром.  У всех свои вкусы.

Значит, и варенье с солью может понравиться, ну хоть вот папе. И можно будет ему сказать, что вот я специально для папы приготовила такое варенье – с солью. Это новый рецепт, мой собственный.

Приходит домой бабушка, Маша дала ей попробовать – ну как, ничего? Бабушка только охнула и есть не стала. Маша ей говорит:

– Это новый рецепт, специально для папы, он все соленое любит.

А бабушка Маше отвечает:

– Лучше свари новое, с сахаром! Правильно – с сахаром!

-Бабушка, ты уже с сахаром наварила, пусть теперь попробует с солью, это же совсем-совсем новое варенье, я сама его придумала! Если привыкнуть, то тоже будет вкусно, разве нет? Все же натуральное!

-Ну, смотри сама, Машенька, но я все же…

-А вот папа приедет, попробует и вдруг ему понравится? И тогда мое тоже будет правильное!

Бабушка вздохнула, но спорить не стала.

 А в субботу приехали родители. Вечером Маша угостила папу своим вареньем. И как вы думаете, что сказал папа?

И почему?

Шахматы

Папе подарили шахматы. У нас дома были уже и раньше, но такие маленькие, на картонном поле. А эти на деревянной резной доске и сами резные, каждая фигура – просто картинка. Мы с братиком уже давно научились играть, и даже иногда у мамы выигрываем! Но в эти играть немножко даже страшно – такие они важные: король – сердитый старик, королева – красавица, офицеры – щеголи, кони как из сказки, с гривами и хвостами. А ладьи как корабли. Мы сначала ими просто так играли, как с солдатиками. И что интересно, – они не возражали! Мы с братиком были очень рады, что они могут с детьми поиграть безо всяких правил, чтобы не есть никого, и не побеждать. Ну, как-то раз мама это увидела и спрашивает:

– А почему вы играете не в шахматы, а просто с фигурками?

– Ну, они же такие красивые и важные! Так интереснее!

– Нет, вот как раз интереснее по правилам, ведь фигурки должны ходить каждая по своему, и вместе они – целая армия. Они по отдельности ничего не могут.

– Как это, ведь конь может сам съесть пешку, или офицера?

– Может, но он еще подумает, стоит это делать, или нет. Сам пропадет и армию свою подведет.

– Мам, ну ты что? Они разве думать могут?

– Конечно. Каждая фигура имеет свой смысл на поле боя. Нельзя бросаться не подумав, пропадешь.

– У них что, мозги есть? Они же деревянные.

– Мозги у игроков, разве не понятно?

– Ну, так и кто должен думать? Игроки, а не фигурки!

– Дочка, ну как ты не поймешь, игроки, конечно, думают, и ходят фигурами. Но думают они по правилам, вы же с Колей их знаете. Вот так правильно, а вот эдак  – уже нет. Ты же не пойдешь конем как слоном? Так что получается, что фигуры управляют игроками. Точнее, правила, а не фигуры.

– А эти правила, они где? В фигурах?

– Ну да! И в игре в целом!

– Как это может быть: если в каждой фигуре, понятно. Она вот так ходит. А что значит в игре в целом?

– Ты что издеваешься? Ты же сама знаешь – так устроена эта игра. Так ее придумали. В Индии, давным-давно.

– Нет, не издеваюсь, а интересуюсь. В Индии придумали, и вот так с тех пор и играют? Так эта игра про Индию?

Тут мама посмотрела на часы – она всегда так делает, и говорит:

– Мы обязательно еще поговорим, а сейчас мне надо бежать.

И ушла – дела, что поделаешь! И мы решили сами во всем разобраться, с братиком. А Коля хоть и младший, но дотошный. Стали мы сами разбираться.

Коля говорит:

– А о чем они думают, когда ими играют? О правилах или как съесть кого-нибудь?

– Съесть по правилам, неужели не понятно?

– Ха! Ей все понятно! Если правила – как кому ходить, значит, каждый сам думает только о себе.  В правилах нет про общую победу. О других они и не заботятся! Это если только по правилам. А чтобы всем вместе победить, правил нету.

– Нет, есть, – говорю, – нельзя без правил!

– Знаешь что, если бы были правила для всех, тогда играть было неинтересно – ходи, как велят, и точка. Что тут интересного?

– Не поняла?

– Ну, вот представь, например, есть правила: белые ходят вот так-то и так-то, а черные вот так-то и так-то, все ходы по правилам, и никакой свободы ни у кого нет!

– Ну, значит, это не правила, а что-то другое. Кто лучше играет, тот и знает, как когда ходить. И чем.

– Ага! Он что, знает, как победить без правил? И будет ходить, как сам хочет?

И тут мы запутались, и решили потом как-нибудь во всем разобраться.

Потом пришли родители. Они поели, поговорили о чем-то взрослом вполголоса, потом пошли смотреть телевизор. Мы с Колей вместе с шахматами – к ним.

– Мам, ну давай про шахматы, а?

– Что, детки?

– Ну, ты же обещала!

– Ой, я и забыла. О чем это мы?

– Где правила?

Папа говорит:

– В интернете.

А Коля говорит:

– А мама сказала, что в фигурах. И в игре в целом.

– Ну, правильно! Мама знает.

– Если правила в интернете, как же они могут быть в фигурах? И потом, правила ведь для каждой фигуры? Как ходить? А общие для всей армии правила – есть или нет?

– Гм, правила есть правила, их надо соблюдать, чтобы все ходили, как положено. А лучше всего, спросите у дяди Алеши, он правила лучше знает, он мастер спорта по шахматам.

– А это разве спорт? – я спрашиваю. – Никакой это не спорт, все только сидят и думают, ну и еще фигурки двигают. Может, когда мы играем с Колей, это тоже спорт? В салочки, или в прятки?

– Ну, считается, что спорт. Такой умственный. Шашки тоже спорт, чтоб вы знали!

– И домино?

– Так, детки-конфетки, дайте ящик посмотреть, и так голова забита, а тут еще ваши шахматы! Потом!

Ну, вот. Поговорили.

– Все-таки они о себе хоть и думают, но и о других тоже, – говорю я Коле уже вечером.

– Почему?

– Потому что они могут себя принести в жертву ради общей победы.

– Это их в жертву приносят, а самих не спрашивают – хочешь или нет в жертву?

– Значит, ими командует король. Он самый главный. Он решает, кому куда. И знает, зачем, иначе жертвы были бы напрасны.

– Да. Но он ведь тоже деревянный! За него командует игрок, значит, король не главный!

– А кто?

– Кто играет, тот и главный!

– А если он проиграет, он что тоже будет главный? Он же проиграл, значит его победитель и будет главный! – говорю я, но я все-таки не уверена, – если один из игроков главный, то тогда второй – какой? И разве ему можно сражаться с главным – правила ведь!

– Пара пустяков! Они оба главные над фигурами, а между собой равные. Они живые, а фигуры – нет. Фигуры просто деревяшки, они сами по себе глупые. И бесчувственные, ими как хотят, так и вертят.

Ну, вот на этом наше расследование закончилось, и мы легли спать. Но мне что-то не давало покоя. Я вертелась-вертелась, потом наконец встала, открыла коробку с фигурами, достала одну. Офицер. Такой нарядный! И вдруг я заметила, что на щеке у него застыла слеза.

Васька и Тузик

– Васька, Тузик! Кушать!

И Васька с Тузиком летят от собачьей будки к крылечку, где стоит и пахнет огромная миска со вкуснятиной.

Васька неизвестно откуда появился, а Тузика принесли месяц назад соседи – у них было пять щенков, вот один – Тузик.

Живут они вместе в старой будке у самой калитки, а кормят их на крылечке.

Хозяйка всегда кричит «васькатузик» как одно слово, и они бегут со всех ног – зовут! А кого именно – Ваську или Тузика, никто не говорит. Они и думали, что их зовут Васькатузик, и что они одно существо. Люди относились к ним тоже одинаково, ласкали, гладили и давали вкусные кусочки, только вот Ваське поменьше, а Тузику – побольше. Ну, они потом быстренько менялись, и ели всё вместе. Друзья все-таки.

Вот они подросли немножко и стали спорить, кто из них главный. Васька говорит:

– Я тут родился, а ты – не наш. Тебя принесли.

А Тузик говорит:

– А я зато умею громко лаять, и я сильный.

Васька же не знал, что он котенок, а Тузик не знал, что он щенок. Никто же не говорил. Васька пробовал лаять, но у него не получалось. А у Тузика не получалось мурлыкать. Тоже пробовал, и никак. Но у друзей ведь как – подумаешь, не получается, ну и пусть. Мы же одна семья.

Вот они еще немножко подросли. Приходят соседи посмотреть на Тузика – как он вырос. И говорят:

– Большой вырастет, сторожем будет.

А про Ваську не сказали – будет он большой или нет, будет ли сторожем. Васька удивился и чуть-чуть обиделся. А чем он хуже, он тоже хочет сторожем! Но зато Ваську взяли на ручки, гладили и говорили:

– Какая шерстка красивая,  прямо шелковая!

А у Тузика шерстку не хвалили.

И поняли друзья, что они не совсем одинаковые. И что «Васькатузик» – это слово про них двоих, но ни об одном из них конкретно. А кто же они, каждый? В чем разница-то? И они решили, что лучше останутся друзьями, и оба будут щенками.

Как-то раз поймал Васька мышку. Приносит ее к Тузику и говорит:

– Смотри, кого поймал. Будешь?

Тузик посмотрел на него так странно и говорит:

– Нет. Ты что, будешь есть прямо с улицы? Нам же нельзя! Ругаться будут, да и попадет!

– А никто не узнает! Мы потихоньку! Раз, и нету! Давай!

В общем, как вы сами понимаете, отказался Тузик от мышки, а Васька ее сам и съел. Но был обижен – как же, его добычей побрезговал! Тоже мне друг называется!

И Тузик тоже призадумался – щенок, а мышей ловит. Ну, ладно, пусть себе ловит, но есть их – фу, противно! Так настоящие щенки не поступают. И он говорит Ваське:

– Ты не настоящий. Щенки мышей не едят.

– Нет едят! Очень даже едят! Ты сам не настоящий, не любишь охотиться!

– Ну, я же сторож, а не охотник, мне так хозяева говорят!

– Верь им больше! Они тебе наговорят!

– А кому же тогда верить? Они же наши хозяева, они нас кормят- поят, домик нам дали, воспитывают нас! Они нас любят!

– У хозяев много таких как мы, они всех и любят. Кур любят, корову любят, грядки свои тоже любят. Мне от их любви ни горячо, ни холодно. Я сам по себе.

– Как это – сам по себе? А я? Мы же с тобой родные братья, щенки, из одной семьи?!

-– Ну, не знаю. Я все-таки какой-то другой. Во мне что-то другое сидит, не такое, как в тебе. И внешность – сам видишь, мы совсем не похожи. Надо узнать, кто мы. Давай спросим у хозяев?

И они пошли спрашивать. А те не понимают, что это с животными – сидят, смотрят молча, потом давай об ноги тереться, потом скулят и мяучат – просят чего-нибудь, или что? Что им надо – не поймешь. И выставили их за дверь, во двор – играйте на воздухе.

Вот так и пришлось Ваське и Тузику самим решать, кто они такие. Долго они решали, пока совсем не выросли. И забыли о том, что их мучил этот вопрос. Жили как положено, свою работу выполняли честно, дружили, но уже не так, как раньше.  Васька перебрался в сарай на сеновал, а Тузик остался в будке, ему туда теперь носили еду. Вышло так, как и говорил Васька – стали сами по себе. У каждого своя жизнь. И не надо спрашивать, отчего да почему – никто не подскажет, не поймет и не поможет. Сам до всего своим умом доходи – Васька – кошачьим, а Тузик – собачьим.

Эта история почти закончилась – почти, потому что со всеми собаками и со всеми кошками точно такая же история повторяется уже много-много раз.

Правда и неправда

Мама говорит «врать нехорошо». Я и сам знаю.

Но вот мы в школе поспорили – а сколько зубов у акулы? Один говорит – сто. Другой говорит – тысяча. А мой друг Степка говорит – триста, ему папа сказал. А Санька говорит – ничего твой папа не знает! У акулы двести зубов. Он сам видел, когда они были на Кубе. Там акулы во какие!

Ну, они сразу подрались, потому что папа Степкин как раз все знает, он ученый. Мы их стали разнимать, и сами подрались. Потом входит учительница, и спрашивает – «Вы что?»

Мы говорим, вот, выясняем, сколько зубов у акулы. Она засмеялась  и говорит:

– Ну и сколько получилось? Свои-то зубы не пересчитали?

 Тут мы и призадумались: дерись – не дерись, так ничего не узнаешь. А откуда мы знаем, мы это не проходили. Но почему тогда одни говорят одно, а другие – другое? Где правда? И подрались мы не из-за зубов совсем, а из-за Степкиного папы. И не из-за него, а из-за того, что Санек на него говорит, что он не знает. Почему Санька так сказал?

Он просто хвастался, что они были на Кубе, а больше никто на Кубе не был. Зачем врать, он что, пересчитал все зубы у акулы?

Но он не признается, покраснел как помидор, но молчит, а сам вот-вот заплачет. Стыдно стало.

Откуда он знает, и откуда его папа знает? И что –  просто повторять слова папы – значит говорить правду? Почему это все должны верить его папе?

Вранье может довести до драки, ну, ладно, это понятно. Но ведь иногда все обманывают. Ну, чтобы, например, не обидеть кого-нибудь, или если сделал что-нибудь нехорошее, случайно, ведь не хочется, чтобы все узнали. Ну, разбил вазу, или съел конфеты. Так прямо и бежать всем рассказывать?

А взрослые разве не врут? Еще как! Вон по телику только и показывают, как они друг друга обманывают, да еще и не признаются.

Но если человек просто никогда ничего такого не делает, чтобы потом надо было  врать? То есть быть как святой? А разве все могут быть как святые?

Вот моя мама не святая, – ее никто так не называет, но она никогда не обманывает. Значит, не обязательно быть как святой, или святая, а надо быть всегда правдивой? Но это значит, не в словах и не в обманах дело, а в самом человеке?

Но можно ли всегда говорить правду? Чтобы не обидеть кого-нибудь, ведь говорят «простота хуже воровства»? Ты же не скажешь больному, что он больной, старому, что он старый, слепому, что он слепой?

Благовидный предлог – это обман во благо. Такая игра – все знают, что под благовидным предлогом кто-то скрывает истинную причину поступка, но делает это для окружающих, чтобы соблюсти приличия. И ему обман прощается, и даже приветствуется. Значит, есть обманы корыстные, а есть – бескорыстные. Так как же быть, врать или нет?

Но просто врать – глупо, это вообще никому не нужно. А врать с расчетом на что-то – тоже нехорошо: ты обманом получаешь то, не смог получить по-честному. То есть жульничаешь. А вот жульничать – точно нехорошо.

Но как понять, когда кто-то жульничает, а когда нет?

Сказка про пуговки

В шкафу, в ящике с лоскутками, жила-была коробочка с пуговицами.

Пуговки все были одинаковые, белые, с двумя дырочками и с перламутровым блеском. Коробочка их учила: «будьте всегда как все, делайте всё, как все, и думайте всегда об одном и том же одно и то же». Время от времени коробочку доставали из ящика, вынимали одну пуговку и потом убирали обратно. Пуговки лежали в темноте и в тесноте, очень сильно дружили и думали только о том, кого следующего вынут. Так и жили.

И вдруг однажды одна пуговка спрашивает: «Сестрички, а зачем нас достают?»

Никто не ответил – думать они привыкли только одно, и только одинаково. Откуда нам знать, что будет потом, после коробочки!

А она не успокаивается – «А что там, снаружи?»

Все молчат, а коробочка говорит: «Там всякий беспорядок, полно разных вещей, друг на друга не похожих, голова кругом идет от бесконечного движения во все стороны. Никакого порядка! Не то, что у нас! Там вещи часто вообще ломаются и их выбрасывают. На помойку. Поминай потом, как звали. А вас никто не тронет, потому что у нас покой и порядок.»

Прошло еще сколько-то времени, пуговка и спрашивает: «А зачем нас сделали? Чтобы лежать здесь или быть там?»

Коробочка помолчала, призадумалась и говорит: «Ну, если ты такая егоза, ложись сверху, тебя и вынут в следующий раз. Сама все узнаешь. Только потом не жалуйся, тебя предупреждали. Ты вообще не такая, как все!»

Пуговка выбралась на самый верх и стала ждать. И вот в один прекрасный день ее вынули.

Она оказалась с четырьмя дырочками, и ее долго не могли пришить к белой рубашке, как  остальных. Потом пришили к ковбойке. Это такая рубашка в клетку.

Она попала на самое видное место, под самым воротничком, и ей всё-всё было видно. И потом, ее не так часто застегивали, как других, и она считалась более свободной. За это ее очень уважали. Ну, и завидовали, конечно, тоже.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.