Лессе Пассе. Или Записки иммигранта

Через какое-то время мы с Данькой оказываемся возле входа в терминал. Я оглядываюсь и вижу, как моя Юлька очень медленно проплывает в своем белом мерсе мимо, изо всех сил стараясь высмотреть в пестрой толпе прибывающих на терминал нас с сыном. Наши взгляды встречаются. Она быстро машет рукой и шлет нам воздушный поцелуй, который тотчас пропадает за вынырнувшим вдруг откуда-то рейсовым автобусом.

Глава 10. Эрмитаж

Text_04 – копия(.docx)

Друзья мои! Отписывались ли вы когда-нибудь от такого количества друзей своих, от какого отписались тогда? Быстро, зло и, скорее всего, не безответно.

Вопрос этот, конечно же, риторический. Потому что у каждого на него будет свой ответ. Мой ответ – нет.

Я вообще раньше, то есть до этого, ни от кого не отписывался… Нет, нет. Вру! Было, конечно же, пару раз. Как же без этого! Но вот чтобы так – пачками, целыми штабелями… Многие аккаунты, в том числе и мой, выглядели тогда как дымящиеся руины после коврового бомбометания, не к ночи будет помянуто, – опустошенными и наполовину выжженными напалмом праведного и немного, что там скрывать, театрального гнева.

То, что раньше как-то прощалось, ну или не казалось таким уж существенным, не обязательно говорилось вслух, – теперь, в этот только-только начинавшийся период черно-белых отношений, становилось непреодолимой преградой нерукопожатности.

Все мы, конечно же я имею в виду тех, кто стоял ближе – «локоть к локтю, кирпич к стене», выросли в одной стране, читали одни и те же книги, смотрели одни фильмы, использовали одни и те же мемы, но вот почему-то в конечном итоге оказались настолько непонятны друг другу, что вот теперь, вдруг, очутились по разные стороны баррикад.

Что же это было тогда? И почему это кончилось сейчас? Что, вообще, это было? Ленивое всепрощение, какая-то особая толерантность к невежеству, к простой человеческой глупости, по-христиански глубокомысленное прощение подлости, да мало ли каких еще душевных уродств? И разве это было неправильно? Ведь это позволяло жить всем вместе, иногда заглядывая друг другу в глаза, и, даже не находя там ровным счетом ничего, считать эту звенящую пустотой паузу осмысленной.

И вот теперь, когда кажется, что наступило прозрение, что конечно же вряд ли, я азартно вычеркиваю из себя часть своего детства, юности, часть жизни, о которой потом возможно не найду с кем переговорить. Как знать, особенность ли это человеческой психики, не замечать, прощать, становиться конформистом (ибо только конформизм по-настоящему прибавляет вам друзей) Х ХХ ХХХХ. ХХХХ ХХХХХХ, ХХХХХ ХХХХХ ХХХХХХХХХХ ХХХ ХХХХХХ Х ХХХХХХ ХХХХХХХХ ХХХХ, Х ХХ ХХХХ…

Нет-нет, здесь не будет никаких историй, за которые с радостью можно было бы зацепиться, чтобы схлестнуться в сине-красно-белом и желто-голубом пламени… Никой претензии на «умную аналитику», никаких зоологически-антропоморфных терок, в которых призрак одичания неизменно становится все ближе… Нет, здесь не будет упоминания никакого конкретного горя, хотя бы просто из уважения к нему.

Еще раз: никаких кровавых историй здесь не будет! Не стоит здесь искать жертв и не стоит искать палачей!

Так что же тогда остается? Остается зайти, ХХ ХХХХХ ХХХХХХХХХ ХХХХ в FB, в свой аккаунт, и начать нажимать на кнопочки…

– Привет, Андрюха, я так рад, что ты….

Здесь лучше включить подзвучку кнопок на ноуте, или на чем вы там заходите в FB, чтобы хоть как-то прочувствовать глубину и необратимость момента.

– Я так думаю, что ты начитался этих…

Delete…

– Мне очень жаль, что я не смогла…

Delete…

– Как ты можешь жить в стране, которая…

Delete… Delete…

– ХХ ХХХХХ, ХХХ ХХХХХХ ХХХХ ХХХХХ…

Delete…

Еnter…

Пустота…

…

Ну а теперь… Не умирать же теперь из-за всего этого!

Теперь я пойду в Эрмитаж.

– Тебе плохо?

– Нет, мне хорошо. Я только что отправил в бан пару сотен друзей.

Мы сидим с Юлькой на скамейке во дворе Эрмитажа, вытянув ноги и подставив свои лица ласковому августовскому солнцу.

– У меня все скромнее…

– Это потому, что ты сначала думаешь, с кем дружить, а вот мне нравится, когда меня любят много, и я не такой привередливый.

Юлька улыбается.

– А ты знаешь, что когда-то в этом дворе… Вообще-то он раньше был закрыт… Так вот, в этом дворе раньше выбивали войлочные тапочки для всего Эрмитажа. Сотни… тысячи тапочек, тетки такие, все в синих халатах, и клубы поднимающейся к небу пыли…

Я развожу руки в стороны, чтобы лучше показать масштаб происходившего здесь когда-то.

– А зачем были эти тапочки?

– Чтобы не портить паркет.

– А сейчас что, уже можно?

– Получается, что можно.

– И вообще, откуда ты знаешь, что их именно тут выбивали? Ты что, видел?

– Неа… Но вот вкус пыли чувствую здесь почему-то до сих пор.

– Ну, тогда пойдем, стряхнем с тебя эту пыль.

Мы проходим через турникет, постояв в небольшой очереди с опять нахлынувшими в постковидном ажиотаже китайцами, на секунду забегаем – только посмотреть – в кафе и вот уже сворачиваем в Египет.

Через Египет. Это чтобы не подниматься по коврам Иорданской – как-то уж слишком пафосно для сегодняшнего дня. Заодно минуем отчаянно селфящихся на фоне позолоты регионалов и китайцев.

Вообще, Эрмитаж – это мирная территория. И как бы там ни было, он всегда будет тем местом, где можно прийти в себя и наплевать на то, кто ты есть на самом деле или же, наоборот, кем ты не являешься. Ни ему, ни тебе это уже не важно. Он слишком старый, ты слишком трезвый… И потому ты пробегаешь по всем греческим залам, чтобы взлететь на второй этаж по Советской лестнице (к нашему совковому и посконному это название не имеет ровным счетом никакого отношения), и вот… Вот наконец ты попадаешь в Лоджии Рафаэля, твое любимое место.

Прильнув к окну, я наблюдаю за застывшей для поцелуя на набережной Зимней Канавки парочкой.

– Юль, а тебе нравятся Лоджии Рафаэля?

– Иди к черту! – зыркает на меня Юлька, которая не любит дурацких вопросов.

Зачем-то я вспоминаю Бориса Вениаминовича. Потому что… Если сейчас посмотреть вниз, на откос окна, возле которого мы стоим, то можно разглядеть фрагмент фрески – вполне себе симпатичного котика. Это котик дяди Бори. Дядя Боря – реставратор, с которым я одно время дружил, замечательный рассказчик и отчаянный врун. И вот именно поэтому очень даже может быть, что и котик, и история про него были выдуманы самим дядей Борей от начала и до конца.

Это, как он утверждал, была его память о себе, которую он оставил на стенах Лоджии Рафаэля. И… если призадуматься – не так уж это было и мало. Вот у меня, например, ничего подобного не было и в помине.

Глава 11. Рига

Text_5(.docx)

Рига встретила нас ярким солнцем и сильным боковым ветром. Самолет на посадке болтало из стороны в сторону, как потрепанную боксерскую грушу. Так, что даже одна багажная полка вдруг с оглушительным треском распахнулась – и из нее в проход посыпались чьи-то сумки, пакеты из дьютика, и, словно осенние листья, порядком уже уставшие и достаточно повидавшие на своем веку, не спеша приземлилось на пол черное кружевное белье.

После заметно неловкого и нервного касания шасси о взлетную полосу в салоне раздалось несколько вялых хлопков и спавший весь полет в соседнем ряду младенец громко зарыдал. Стюардессы лучезарно улыбались. В проходе, как всегда, преждевременно столпились пассажиры, а где-то в дальнем конце салона кто-то тихо блевал в бумажный пакет, стараясь, по возможности, не привлекать к себе внимания.

На выходе из «зеленого коридора» нас с распростертыми объятиями уже встречал мой двоюродный брат Серж, затмевая своей дородной импозантной фигурой как минимум одну треть зоны прилета.

Мы обнялись. Он поискал взглядом наши чемоданы. Я развел руками – чемоданов у нас не было. Только два рюкзачка, мой да Данькин. Все же это был… – да что уж там! – это был самый настоящий побег. Слов нет, он, конечно же, был не из Шоушенка и не из замка Иф, а из самых что ни на есть всамделишных «наших ебеней», но все же это был – побег! И поэтому все, что можно было взять из одежды, у нас было на себе, и только молодец Данька успел в суматохе поисков то одних, то других документов сунуть себе в рюкзак ноутбук.

Хлопнув дверцей видавшего виды паджеро, Серж покатил нас по такой мне уже знакомой, хотя к этому времени уже порядком и подразбитой юрмальской дороге, что на меня разом нахлынули далекие воспоминания – дом в Булдури, любимое в детстве кафе Gotinka в Майори, широкая, едва ли не как Нева, медленно проползающая под мостом Даугава…

Рига.

Жил мой двоюродный брат Серж где-то в получасе езды от Риги в небольшом городке, в доме с типично прибалтийской наружностью и бордовой кровлей из ондулина.

Продержаться пару недель в режиме «почти без денег» было задачей непростой, но необходимой. Обидно было то, деньги-то были, вот только или не на том пластике, или не в той валюте.

– Мальчики, вы там как? – звонок от жены, – вы там не голодаете?

– В разумных пределах, – умничает Данька и получает подзатыльник.

– Жилье уже присмотрели?..

Найти сыну жилье в Германии, хотя бы на пару недель, а там – посмотрим, мы планировали с Юлькой еще в Питере.

– Сержик, ты ведь и так уже много сделал. Ну так не бросать же все это теперь на полдороги!

И мы бронируем что-то в Букинге на его карту и от ощущения полнейшей безнаказанности продолжаем этот банкет уже в городе. В Риге мы отрываемся по полной и накупаем себе чертову уйму носок, трусов и футболок.

Довольные и праздные, мы шатаемся по прохладному и немного влажному городу, проходим через какой-то сквер, мимо Домского собора, мимо уже начавших желтеть каштанов, теряемся, снова находимся… Минуем заколоченные витрины нескольких заброшенных или магазинов, или ресторанов, или чего-то там еще… что вполне определенно указывает на то, что и здесь что-то пошло не так, не по плану, что и сюда каким-то боком смогла протиснуться вульгарная, с заплывшей серой мордой дама на костылях, имя которой теперь и упоминать-то было небезопасно. ХХ ХХХХХХХХХХ ХХХХХХХХ ХХХХХХ, ХХ ХХХХХХХХ ХХХХХХХХХ ХХХХХХХХ, ХХ ХХХХХХХ ХХ ХХХХХ ХХХХХХХХХХХ, Х ХХХХХХ ХХХХХХХХХХХХ, ХХХХХХХХХ ХХ ХХХХХХХХ ХХХХХ ХХХХХХ, ХХХХХ ХХХХХХХХ ХХХХХХХХХХХ Х ХХХХХХХХ ХХХХХХХХХХ ХХХ, ХХХХХХ ХХ ХХ ХХХХХХ ХХХ ХХХХХХХ ХХ ХХХХХ ХХХХХХХ ХХХХХХ, – ХХХ ХХХХ Х ХХХХХХ, ХХ ХХ, ХХХХХХХ, ХХХ Х ХХХХХХ, ХХХХ ХХХ ХХХХХХ Х ХХХХХ…

Возможно, со временем, эту безобразную старуху вытолкают взашей со всех этих милых кривых улочек, сотрут с лиц прохожих и все меньше и меньше приезжающих сюда туристов. Наверняка это когда-нибудь случится…

– Несомненно.

– А давайте-ка снесем что-нибудь еще…. В смысле памятник, а лучше монумент… Да, так будет гораздо лучше… Таким образом мы им покажем… Мы заставим их заплатить цену… Почувствовать все то, что мы вытерпели… Ну, не мы… Окей! Это были не мы… Это были наши родители, деды, это не важно… Мы не хотим за это карать, мы только хотим наказать… Чтобы все было по справедливости… Справедливость – это ведь то, для чего все и затевалось, справедливость не знает милосердия, это – высшая ценность… Люди? Люди, конечно же, да… Люди – тоже… Но справедливость, это слишком важно… И для тех, кого нет – это важно… А если не они, то судить уже придется нам, тут уж не отвертишься… Хоть мы и не страдали… Но кому-то ведь надо… Надо, чтобы по справедливости… Давайте-ка вот этот… Этот большой… И пусть это будет знаком… таким офигенным Знаком… И мы снесем его на хрен, к чертям собачьим!..

Я знаю, что сейчас много где и что сносят, и наверное это правильно, и наверное это справедливо. Потому что жизнь как-то, несмотря ни на что, продолжается, и, в конце-то концов, это ведь только камень, бетон и корявая арматура, ведь так?

Ну а кроме того, уже после того, как начался этот Морок, очевидной стала необходимость сделать хоть что-то, что-то быстрое и понятное всем, эффективное хотя бы на уровне бронзы. Ну а что, если по-другому никак, – то, может, хотя бы вот так?

Снесли что-то и здесь, в Риге. ХХ ХХХХХ, ХХХ ХХХХХХ ХХХХХХХХ, ХХХХХХ ХХХ ХХ Х ХХХ ХХХ Х ХХХХХХХХХХХ ХХ ХХХХХХ, ХХ ХХХХХХХ ХХХХХ, в охотку, что называется… Серж предложил мне сходить, посмотреть, типа вот как «они» с нами… то есть с этим обходятся! Тем более, что место проскрипции было совсем недалеко. Вяло прикрывшись каким-то негодным отмазом, я отказался.

Мы шли по Старой Риге. И она представлялась мне на вкус терпким и немного сладковатым бальзамом, с легким перебором по крепости, немного приторным и в чем-то несказанно фальшивым. Впрочем, я никогда не мог понять коммерческой сути этого жуткого пойла. До «Егермейстера» ему было далеко, а неизменным успехом он пользовался только у довольно пожилых и экзальтированных русскоязычных дам, с удовольствием проливавших по капле чудо-напиток то в чай, то в кофе.

Мы шли по Старой Риге. И по дороге откуда-то и куда-то, здесь только так – бесцельно и беспощадно, нам вдруг попадается небольшая, ну то есть совсем крохотная флуктуация то ли туристов, то ли просто зевак – возле гордо выпяченного торца Домского собора. Из любопытства мы подходим ближе. Там – небольшая уличная антреприза в исполнении отчаянно вырывавшейся из рук своего хозяина изрядно потрепанной марионетки и ее визави неопределенного возраста, уличного актера, то и дело отпускавшего нарочито хриплые реплики в свой собственный адрес. Лицо, намалеванное на голове марионетки, почему-то кажется мне необычайно знакомым, но тут меня что-то отвлекает… Кто-то неловко толкает меня плечом, в кармане вздрагивает тушка разряжающегося телефона, а уличное представление, как будто воспользовавшись моим замешательством, быстро заканчивается, и марионетка, как по мановению волшебной палочки, исчезает в необъятном рыжем кофре бродячего актера. Да было ли это вообще?

Мы шли по Старой Риге, и я, искоса поглядывая на сына, понимал, что еще день-два, и мы вынуждены будем расстаться на абсолютно непонятное для меня количество времени, потому что Даньке – в Германию, а мне… А вот куда было деться мне, я пока еще и близко не представлял. Поехать было некуда. Возвращаться было боязно… Разве что повиснуть на шее у Сержика… Идея была – так себе. Надо было проработать запасные варианты.

Даньке с собой нужны были зимние вещи, мне, чтобы работать, был нужен компьютер. Юльке, чтобы продать мою старую машину, была нужна доверенность (потому что без вырученных за нее денег я, наверное, долго бы протянуть не смог).

Было решено – Юлька к нам приедет и привезет с собой все, что нужно. Мы не виделись пару недель, успели соскучиться друг по другу и часто просто болтали ни о чем, заполняя паузы невидимыми собеседнику улыбками. Иногда, когда заканчивались слова, на экранах загорались смайлики. Чтобы не переливать из пустого в порожнее, мы старались не обсуждать новости, которые нас не баловали своим разнообразием. У ХХХХХХХХХХХХ, конечно же, были эти свои новости, но всерьез заинтересовать нас могла только одна, и тут – увы, увы… Кроме того, нужно было поторопиться, чтобы привезти все необходимое Даньке, который на днях уже улетал учиться.

Кратчайшая дорога сюда проходила через Эстонию. Ивангород – Нарва, ну и потом Рига. Нам казалось, что мы предусмотрели все, но тут все было как обычно – нас поджидал сюрприз.

Простояв дотемна в длиннющей очереди, Юлька вдруг обнаружила, что здесь до границы стояли сплошь машины с эстонскими номерами. Пограничник с детским припухлым лицом участливо спросил, нет ли у нее какого-нибудь другого паспорта, потому что на той стороне могут быть проблемы.

– Какие проблемы?

– Да вас просто никуда не пустят.

– У меня виза…

– Уже не имеет значения, уже не пускают.

– Но у меня есть документы, что сын поступил в штудиенколлег.

– Куда?

– Неважно, мне просто очень нужно к сыну… я вам сейчас все объясню…

– Проходите, – сонно пожал плечами пограничник, поднимая шлагбаум.

На той стороне пришлось простоять еще пару часов. И когда уже совсем стемнело и наконец-то наступила Юлькина очередь, к машине не спеша проследовали две эстонки в форме. Они с удивлением посмотрели на «не те» номера и, без труда сделав каменные лица, тут же замахали руками, чтобы Юлька отъехала в сторону.

ХХХХХ, ХХХХХХХХХ, ХХХХХ ХХХХХХХХХХХХ ХХХХХХ ХХХХХХ, ХХХХХХХХХХХ ХХХХХ ХХХХХХХ, Х ХХХХХХХ ХХХХХХХХ ХХХХХХХХХ, ХХ ХХХХХХХ Х ХХХХХХХХХХ ХХХХХХХ ХХХХХХХ ХХ Х ХХХХ ХХХХХХ ХХХХХХХХХХХ ХХХХХХХ Х ХХХХХ ХХХХХХХХ Х ХХХХХХХХ ХХХХХХХХХ ХХ ХХХ.

– У вас нет основания для въезда на территорию Эстонии, – делая ударение на слове «нет», холодными водянистыми глазами уставившись на Юлькин паспорт, отчеканила плотная белобрысая пограничница.

– У меня ведь есть двухлетняя виза…

– Здесь ваша виза не действует.

– Финская…

– Не важно.

Беженцы стали с интересом прислушиваться к происходящему. Кто-то, у кого хватало сил, со злорадством, кто-то безучастно… От чего становилось как-то и вовсе не по себе.

– То, что у вас в Германии сын, это хорошо, но в Эстонию мы вас не пустим… Вы должны немедленно покинуть этот пограничный пост.

«Переигрывает, – подумала Юлька, – вот переигрывает, и все!»

Дальше было еще минут пять вялых препирательств, после чего машину развернули обратно.

– Вы можете попробовать проехать в Латвию, через Псков, – бросила вдогонку белобрысая пограничница.

– А там пускают?

– Вот заодно и узнаете…

Для кого там семь верст не крюк? Хотя, уже не важно… До Пскова спать еще не хотелось, а вот после… Да еще и с дорогой все было не слава богу, и мерседес то и дело отчаянно подкидывало на невесть откуда бравшихся под колесами ухабах.

Проехав километров тридцать в кромешной тьме по грунтовой дороге, машина упирается в хвост очереди. Через несколько часов начинает светать, а еще через несколько часов здесь повторяется все то, что уже было в Ивангороде.

– Вы уверены, что хотите проехать? Вас ведь не пустят!..

– Да, я уверена! – хотя, конечно, уже не уверена, – но – да… Да, я уверена!

– Я даже не знаю… А у вас больше никаких нет документов? – с неловкой надеждой спрашивает молоденький мальчик – начальник латышского погранперехода.

– Вы знаете, я тут просмотрел все и… – он отчаянно бросает на стол здоровенный талмуд.

Инструкции, наверное, – решает Юлька.

– Не могу найти ничего, что бы нам с вами могло помочь, – разводит он руками. – Но вы можете, если у вас в Латвии кто-то есть, родственники, там, я не знаю, знакомые… позвонить… И пусть этот кто-нибудь подъедет, а вы ему все, что нужно, здесь передадите. Здесь в машине вы можете ждать сколько угодно…

Начальник погранперехода смущенно улыбается и с чувством выполненного долга выходит из кабинета.

– Сережа?…

Неловкое молчание.

– Сержик…

– Ты понимаешь, Андрюш, ничего не получится. Туда – часа два с половиной, а у меня сейчас встреча…

– А у тебя нет никого?

– Кого?.. Ты же знаешь – страна маленькая. Мы здесь, – он показывает на себя, на дом и почему-то на своего кота, все как на ладони… – Ты…

– Сержик, я не в обиде.

Я набираю Юльку и даже по телефону чувствую, как она устала.

– Я думаю, что все… тебе надо ехать домой, тут больше ничего не сделать… Посмотрим другие варианты… Хорошо, я посмотрю… Я тоже очень… Даньке я все расскажу, как-нибудь разрулим… Только поспи, пожалуйста, немного на заправке… Обещаешь?

На следующий день Данька улетает в Германию. Провожая его в аэропорту, я чувствую, как будто что-то внутри меня отрывается и обжигая роговицу собирается в уголках глаз.

А еще через день Серж покупает мне ноутбук. И теперь я могу работать. А еще через пару дней… А еще через пару дней я уже знаю, где и что мы будем делать дальше.

Глава 12. Иван

Text_0006(.docx)

С Иваном мы были знакомы давно, наверное, еще с тех пор, когда, вернувшись из Москвы, я нашел себе первую работу в Питере. Меня с ним познакомили где-то в гостях, сказав при этом примерно следующее: вот тебе человек, который решит любые твои проблемы по креативу на заданную тему. Иными словами, Иван очень ловко умел мастерить духоподъемные визы про чужую мечту, будь то фасад нового дворянского гнезда или изумленный интерьер дамского будуара. Короче говоря, всего того, что могли позволить себе тогдашние веселые заказчики.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Здесь и далее – cоциальная сеть принадлежит Meta, признанной экстремистской и запрещенной на территории РФ.

2

Аэропорт Хе́льсинки (англ. Helsinki Airport, – международный аэропорт города Хельсинки, столицы Финляндии. Расположен в городе Вантаа, примерно в 17 километрах к северу от центра Хельсинки

3

Штудиенколлег (Studienkolleg) – это подготовительный курс перед поступлением в вузы Германии. Он позволяет иностранцам, которые хотят учиться в Германии, доучить немецкий язык до нужного уровня и получить недостающие знания.