скачать книгу бесплатно
– Скажите, – обратился Михаил Потапович, присаживаясь, – а зачем нашему Президенту нужен иностранный советник? У нас же полно своих ученых, специалистов в разных областях. Наше образование одно из лучших в мире. И наука не из последних. Я сам ученый – знаю!
– Вашему Президенту, как выяснилось, кроме водки, соленых огурцов и лука с чесноком больше вообще ничего не нужно… Ещё из интересов: поорать в пьяном виде, конечно, повыпендриваться, поглумиться над людьми и на ложках деревянных поиграть… Ну и всё, пожалуй. На этом его обширные интересы заканчиваются, – иностранец грустно, со знанием дела, улыбнулся.
– Как же Вы так про нашего Президента говорите? – опять возмутился Михаил Потапович.
– Не горячись, – иностранец грустно и устало улыбнулся, – поработаешь с нами, и сам всё узнаешь… Хотя, тебе проще, ты с ним видеться почти не будешь.
– Видеться с Президентом?! А что я должен делать-то?! – воскликнул Михаил Потапович. – Может, я не умею, или мне не подойдет эта работа. Я всю жизнь ракеты конструировал. Больше ничего не умею делать, только, если на огороде… Я, видите ли, в последнее время, когда завод наш разогнали, на огороде немного…
– От тебя уже ничего не зависит. Главное, чтобы нам подошло! – иностранец посмотрел на Михаила Потаповича гневно, – Понял? Работать будешь двойником нашего Папы. Он, как я уже говорил, очень водочкой увлекается: запои, воняет перегаром, лук, чеснок. Недавно одному иностранному послу пришлось скорую помощь вызывать – так надышался!
– Да я же не похож совсем! – в отчаянии воскликнул Михаил Потапович.
– Похож! Наши спецы в нос тебе пластмашки разные совали?
– Да! И в уши тоже, и в рот. Довольно неприятная процедура! – Михаил Потапович поморщился, вспоминая, как его битый час крутили, вертели и фотографировали.
– Так вот. Я смотрел фотографии – копия. Без грима не очень похож, а с пластмашками – копия. Это и ценно. Так тебя никто не узнает, а двадцать минут работы – и ты Папа. Ни у кого даже мысли не возникнет. Дезодорант с запахом чесночно-лукового перегара уже заказали французским парфюмерам, будешь понемножечку душиться перед ответственными мероприятиями. Ну а то, что неприятно, потерпишь. За такие бабки, которые ты будешь получать, всё можно вынести.
– Так я же ни разу на собрании не выступал, не то, что перед большим залом, двух слов связать не смогу, волноваться буду! – Михаил Потапович махнул рукой. – Боюсь я!
– Бояться не надо. Если не знаешь, что говорить, говори: «Я не отступлюсь от курса реформ, панимашь!», – и всё. Папа тоже больше ничего говорить не может. Обучим тебя, придется и за партой посидеть, взгляды свои многие поменять…
Михаил Потапович сидел на краешке большого кожаного кресла. В голове у него проносилось сразу очень много мыслей. С одной стороны, было очень страшно… Он, из маленького сибирского городка, почти что из деревни… Ну пару раз на собраниях доклады делал… И то… А тут?! Если иностранец правду говорит, то ему придется полностью Президента заменять. Съезды, Верховные советы, Правительство, с людьми встречаться… Позора не оберёшься… Стыдно перед людьми.… Ну, а с другой стороны, иностранец говорил про хорошую оплату… А деньги-то ой как нужны сейчас… Ведь дома скоро, кроме картошки с огурцами, и есть-то будет нечего… Ладно мы с женой. А дети, а, особенно, внуки… Им же расти нужно, а на одной картошке кто вырастет?
– Извините, пожалуйста! – обратился Михаил Потапович к иностранцу. – Что будет входить в круг моих обязанностей, я приблизительно понял, – он засмущался и немного покраснел, – а какие будут у меня условия, какая зарплата?
– Потапыч! – фамильярно заговорил иностранец. – Ведь, по-вашему, так можно называть? – он, судя по всему, пришел в хорошее расположение духа и развеселился, – «Потапыч» – это твой папа?
– Нет. Моего отца звали «Потап» – это старинное русское имя. Когда к человеку обращаются уважительно, обязательно называют его по отчеству. Я, Михаил, отца моего звали Потапом, значит я – Михаил, сын Потапа, значит «Потапович». Друзья могут назвать меня Мишей, Мишкой… на «ты». Но это только друзья, мать, жена или очень близкие люди. А все остальные – на «Вы» и по имени и отчеству. Тем более те, кто младше меня. И мне было удивительно, что Вы, по виду очень достойный человек, называете меня на «ты».
– Я очень хорошо говорю по-вашему, – ответил иностранец, – практически без акцента. Акцент появляется, когда волнуюсь, но слова иногда путаю – очень сложный язык. Но мне не очень понятно, как вы говорите. «Вы – Ты». Это сложно и не нужно… В нашем языке всех называют на «ты». И при чём тут мой папа? Это, может быть, нужно только для идентификации личности… Обращаться правильнее ко всем на «Ты» – как это есть в нашем языке. Не важно – старше он или младше… Главнее, у кого кошелек толще. Надо приучать вас говорить правильно. Как у нас. Только на «Ты» и без всяких пап. Это лишнее.
– Да! – вставил слово Михаил Потапович. – Язык у нас, действительно, сложный. Но на нем разговаривает очень много людей разных национальностей и на большой территории. Несколько десятков тысяч километров от края до края, и все друг друга понимают. Я слышал, что в Европе люди одной национальности не всегда могут понять друг друга. Ну, а обращение на «Вы» и по отчеству – это наши традиции и культура. Нам так лучше. Если все начнут друг другу тыкать, я уж и не знаю, что получится.
– Ты, Потапыч, не переживай за то, что получится. За это уже я отвечаю. Будем делать тут демократию! А я главный демократический специалист в мире. То есть главный специалист по построению демократий. «Кстати, – подумал иностранец, – а почему его так быстро нашли? В силовых органах, которым это было поручено, давно идут реформы. Всех спецов давно выгнали… – иностранец задумался, – значит не всех?! – он ехидно улыбнулся. – Попрятались гады. Ну, я вас!..» – Ну, поскольку вы, ваша страна, есть самые большие и значимые, – продолжал говорить иностранец, – заслали меня, самого крутого спеца, то есть, послали. Зовут меня доктор Шулер.
– Какая странная фамилия, – Михаил Потапович улыбнулся, – какая-то карточная. Так Вы врач?
– Да. Я врач! – неприятно улыбаясь, заявил Шулер. – Буду лечить вас всех. Терапия, – он опять улыбнулся, – шоковая! Очень эффективный метод! Я врач – шоковый терапевт.
Михаил Потапович натянуто улыбнулся в ответ. Ситуация была крайне неприятная, и напряжение пока не спадало. Он чувствовал, что попал на самый верх, выше не бывает, но во что для него всё это выльется? Иностранец был ему несимпатичен, желание дать сверху кулаком по башке не проходило, но он держался. Чтобы разрядить обстановку, Михаил Потапович решил продолжить тему русского языка.
– Говорят, что таким распространением нашего языка, – продолжил свою мысль Михаил Потапович, – мы обязаны нашей православной Вере и Церкви. Они объединяют.
– Молчат! Скотин! – Шулер опять разволновался. «Во как! Как просто его разозлить! – подумал Михаил Потапович, – Церковь-то чем ему не угодила? А говорил, что образованный… Надо с ним поаккуратнее».
– Извините ещё раз, – виновато проговорил Михаил Потапович, – чем это я вас опять разозлил? Вы против Церкви?
– Я не против Церкви! – Шулер опять взял себя в руки и заговорил без акцента. – Я за демократию! А Церковь Ваша и Вера – одно из главных препятствий на пути к демократии. Говорил я со священниками – дикие люди. Менять ничего не хотят, нарушают права человека на каждом шагу. Женщин унижают. Почему, говорю им, женщин в алтарь не пускаете? Почему? Что там такого, что им видеть нельзя? Почему они должны голову покрывать в церкви? Не объяснили мне они толком ничего. На Библию ссылались, мол, там так записано. Чушь! Когда его писали? Тогда еще настоящую демократию не придумали! Пора уже поправки вносить: вот наши священники это всё корректируют, – видно было, что Шулер душой болеет за демократию, вообще, и права женщин в Церкви, в частности. И ему очень не нравится православная Церковь.
– Так ведь женщины, которые в церковь ходят, против этого и не возражают. Наоборот, приветствуют! – Михаил Потапович начал объяснять. – Наша Церковь тем и отличается от других христианских церквей, что на протяжении веков в ней ничего не меняется… Ни службы, ни принципы… Ну, не может женщина быть священником. Не может! Зато она может быть Женщиной! – разгорячился Михаил Потапович. – И в этом тоже заложен огромный смысл. А мужчина должен быть Мужчиной. И в этом огромный смысл! А у Вас получаются мутанты какие-то… Не мужик – не баба… Все в штанах. Кому это нужно? А прав и свобод и в нашем варианте у всех достаточно. Просто сейчас растеряли многие традиции… Коммунисты подсобили в этом сильно… Хотя, – Михаил Потапович немного задумался, – не только коммунисты, они уже добивали наши устои, а рушить их цари начали… Некоторые… А возьмите мусульман: у них женщины, вообще, молятся отдельно от мужчин… И чадра, а не косынка… И никто не жалуется. Если только реалити-шоу по телевизору насмотрятся… И то очень быстро таких в чувство приводят. Они свои традиции получше нас сохранили.
– Ничего, ничего. Мы тут наведем порядок! – иностранец многозначительно покачал головой. – Заслали меня, а я всегда привожу в исполнение намеченные цели. С мусульманами мы тоже разберемся. Всему своё время.
– Послали, – вежливо подправил иностранца Михаил Потапович. «Тебя еще не послали! – подумал он. – У тебя еще всё впереди. Или, как сказала уборщица тетя Маша на нашем оборонно-сковородочном заводе: «У нас все спереди!» Да, Тяжелый случай!»
– Спасибо! – ответил Шулер. – Всё время путаю эти два слова.
«А зря! – подумал Михаил Потапович, которому Шулер не нравился всё больше и больше. – Пора бы уж и не путать».
– Теперь о корыстном! – Шулер опять вбуравился в него глазами. – На процент мы тебя взять не можем – и так много народа набирается. Будешь просто получать достойное вознаграждение за свой труд! – немного подумав, он добавил: – Ежемесячно.
Михаил Потапович, никак не ожидавший такого резкого поворота в разговоре, стушевался. Было как-то неудобно говорить о деньгах, очень смутила его фраза про проценты… Совсем он в этом не разбирался. Слышал, что у кого-то из начальства была даже такая кличка «Два процента», но как их сюда присобачить и по какому поводу, он не знал. «Да и от чего проценты? – думал Михаил Потапович, – Вот тебе и кандидат наук! В процентах запутался. А может надо поторговаться? Да и фамилия у иностранца располагает. Хотя, стыдно как-то. Как на рынке…». Он сразу вспомнил свою семью, вспомнил, как им сейчас нужны деньги… «А может сказать ему наудачу: «Пять процентов – и точка!»? Карпыча бы сейчас сюда. Он бы подсказал… Он знает – он плавал». И тут же очень захотелось добавить: «В дерьме этом».
– И какое же Вы предполагаете вознаграждение? – неожиданно для самого себя выпалил Михаил Потапович. – Без процента! – усилил он свою фразу. «Господи! Где я этого нахватался?! – в ужасе подумал он. – Домой приеду – сразу телевизор выкину!»
– Зарплата у тебя будет три тысячи долларов стодолларовыми бумажками каждый месяц. Жить ты будешь рядом, в отличной гостинице. Здесь у тебя будет отдельный кабинет для работы. Питание, проживание, лечение – бесплатно. Рабочий день ненормированный – когда будешь нужен, тогда и работа. Выходные и отпуск – как получится, если будет свободное время, – Шулер задумался и оценивающе посмотрел на Михаила Потаповича, – да! Одежду, конечно же, придётся всю сменить – тоже за наш счет. Работа у тебя будет, пока Папа при должности, а это несколько лет точно. Хотя, потом, может быть, он тебя будет привлекать на подработку.
– А платить будете без задержек? На заводе у нас уже год не платят ничего.
– Регулярно будем платить, – поморщившись, выдвил Шулер, – тут тебе не завод. Откроешь себе счёт в банке, туда и будем перечислять ежемесячно. – Что еще? – Шулер задумался. – Начиная с завтрашнего дня будем тебя понемногу вводить в курс дел, но в перспективе придется садиться за парту и учиться – больно ты дикий и дремучий.
– Товарищ Шулер, – Михаил Потапович запнулся, – ой! Извините, доктор Шулер, у меня высшее образование и кандидатская степень, какой же я дремучий?! – он обиженно посмотрел на иностранца.
– Я не про образование говорю. Может ты в ракетах своих и разбираешься, не знаю, но чтобы быть политиком, надо ещё очень много всего знать и уметь. Даже больше уметь, чем знать. Знать надо основные моменты. Вот этому всему мы тебя и научим. Сейчас получишь пропуск, первые тридцать купюр авансом, и тебя проводят в гостиницу. Обживайся, а завтра утром сюда, на работу.
Иностранец нажал на какую-то кнопку на столе и приказал:
– Срочно пригласите ко мне Секретаря. Жду его в своем кабинете! – и, обращаясь к Михаилу Потаповичу, сказал: – Сейчас придет Секретарь, это начальник всего аппарата Папы. Зовут его Филат Сергеевич. Он, можно сказать, второй человек в стране, без него не проходит ни одно решение. Посмотрит на тебя, и начнём работать. В целом, ты мне понравился, хотя очень многое надо ломать, очень многое.
В дверях появился Секретарь.
– Здравств… уй…! – он не успел договорить и, спотыкнувшись обо что-то на пороге, по воздуху, как змей Горыныч, влетел в кабинет. Секретарь громко приземлился недалеко от Михаила Потаповича и при посадке сильно щелкнул зубами. Лёжа на животе в неестественной позе, подбородком он упирался в большой, как корабль, до блеска начищенный ботинок.
– Нет! Сил моих больше нет! – простонал Секретарь. – Как на передовой! Хотя сам не воевал, но теперь понял, как это. На фронте… – Секретарь начал подниматься, одной рукой проверяя челюсть, другой, прижимая к груди ботинок, – Вы это нарочно?! – он укоризненно посмотрел на Шулера, в недоумении приподнявшегося со своего кресла, и сильно покрасневшего и смущенного Михаила Потаповича. Секретарь обернулся к двери. Там, на пороге, гордо стоял второй начищенный ботинок. Судя по размеру, он мог принадлежать только Михаилу Потаповичу. Секретарь посмотрел ему на ноги.
– Ну почему? Почему Вы в носках? Почему? – он сделал плачущее лицо. – Вы нарочно их там поставили?! Кто же снимает обувь в кабинете?
– Я, я не хотел, – тихо пробормотал Михаил Потапович. Ему было неудобно и стыдно. Я не нарочно. Просто тут везде ковры, чисто. Я думал… – он развел руками.
– Один опять ложку об меня сломал только что! Другой – засады устраивает! – Секретарь с остервенением сплюнул. – Пропадем мы так. Как ты думаешь? Шулер?! – возмутился он, обращаясь к иностранцу. – Погибнем?
– Да не расстраивайся ты так, Филя. Потерпи немного! – он подошел к Секретарю и стал отряхивать его дорогой костюм. – Вот познакомься: Михаил Потапович. Наш новый Папа. Прошу любить и жаловать! – он сделал жест в сторону Михаила Потаповича. – Не пьет, не курит, на ложках не играет! – Михаил Потапович подошел к Секретарю и пожал осторожно протянутую ему руку.
– Ой, ой, ой! – взвизгнул Секретарь, вырывая руку. – Зачем же так сильно? Мне больно! – он стал растирать свою ладонь. – Вы нарочно опять? – Секретарь злобно посмотрел на Михаила Потаповича.
– Извините меня, пожалуйста. Я не нарочно, – сконфужено произнес он, – я не привык ещё к столичной жизни… У нас городок маленький, а сейчас, вообще, больше физической работы: сад, огород, охота, рыбалка… Только натуральным хозяйством и выживаем. Что за лето заготовили, тем и питаемся весь год… А руки у меня всегда сильные были… Я обычно шутил по поводу рук: «Моими руками только птиц ловить – или упущу, или удушу!», – он улыбнулся. – Да и, вообще, наградил меня Господь. Чего-чего, а здоровья у меня в избытке.
После этих слов Шулер с Секретарем многозначительно переглянулись.
– Ладно, – смягчился Секретарь, – доктор Шулер ознакомил Вас с условиями работы?
– Да, в общем, пока всё понятно. А начну работать, думаю, разберусь…
– Вы осознаете всю важность поставленных перед Вами задач? От Вас во многом зависят судьбы демократии в нашей стране. Идите, охрана Вас проводит. И ботинки свои больше не разбрасывайте, это может помешать и демократии, и либерализму.
Михаил Потапович пошёл к выходу из кабинета, надел ботинок и, обернувшись, вопросительно посмотрел на Секретаря, который так и держал в руке его второй ботинок.
– Иди сюда, – поманил его Шулер, – в ботинке. Не бойся, не напачкаешь.
Кое-как доковыляв в одном ботинке до Секретаря, Михаил Потапович взял из его рук второй, обулся окончательно и пошёл на выход.
– Мы обуем всю страну! – улыбнулся Шулер. – Ты уже обедал сегодня, Филя?
Секретарь и Шулер обедали в столовой Кремля. Хотя назвать столовой это заведение можно было только человеку, который видел в своей жизни самые лучшие и дорогие ресторации. Для обывателя это был не просто ресторан – ресторан высшего класса! Единственно, что сильно портило общий вид, любимое детище Шулера – стойка с фаст-фудом. Она была очень яркая, наглая и кричащая. Стойка совсем не вписывалась в общий вид ресторана… После того, как Группировка иностранных советников заняла позиции в Кремле, Шулер почувствовал, что ему сильно не хватает любимой пищи. Тогда и появилась эта стойка. Дорогой фарфоровой посуде приходилось соседствовать за одним столом с бумажными пакетиками и пластиковыми стаканчиками…
– Ты извини, Шулер, не буду я это дерьмо ваше есть!.. Надоело фантиками шуршать, да и желудок уже побаливает! – Филат Сергеевич раздраженно отодвинул от себя обёртки от биг-мага, разные пакетики и пластиковую посуду.
– Как на вокзале, – продолжал ворчать Секретарь. – обертки, фантики, целлофан какой-то… Неужели нельзя нормально поесть?! На хорошей посуде!.. Принесите мне какого-нибудь супа! – сказал он официантке, – И уберите со стола! – Секретарь ещё раз брезгливо отодвинул от себя обёртки.
– Что-то ты сегодня очень злой?! – поинтересовался Шулер и, широко открыв рот, попытался откусить от биг-мага кусок побольше, норовя целиком засунуть его к себе в рот. По всему было видно, что он получал огромное удовольствие от еды. И настроение у него было соответствующее.
– А что радоваться-то?! – раздраженно буркнул Секретарь. – Это у вас всегда всё нормально. Как приехали, так и уедете… А нам жить тут. Понаделали делов!
– Ты мне, Филя, ещё соври, где твоя тёща будет жить, – лениво произнес Шулер, отодвинувшись от стола и стряхивая с брюк на пол крошки.
Секретарь испуганно посмотрел на Шулера.
– Ну, на том острове, на Мальдивах, что ты купил недавно и теперь виллу строишь, – Шулер зевнул.
– А ты откуда знаешь? Это не мой остров.
– Да ладно тебе, Филь… Я всё знаю, служба у меня такая! – Шулер опять зевнул, – Не говори так больше… Если что случится, так ты раньше меня отсюда смотаешься. Это я тоже знаю. И про самолётик, заправленный под завязку, и даже про аэродромчик бывший военный, где он стоит теперь, – Шулер хитро посмотрел на Секретаря. – Что мне бояться? Я Родиной не торговал!
– Ты это на что намекаешь?
– Ни на что я не намекаю, – бросил Шулер, зевая. – Знаешь, чем шпион от разведчика отличается?! – Шулер ухмыльнулся. – Только Родиной. Так вот – я разведчик! Понял?! – он презрительно посмотрел на Секретаря, – А ты, не вякай больше. Работаешь, и работай!
Секретарь нервно ел принесенный ему официанткой суп, стуча ложкой по тарелке и бросая недружелюбные взгляды на Шулера. «Вот сволочь, мастера они чужие бабки считать… Уже и про остров доложили, и про виллу… Ну и что? Подумаешь… У самого рыльце в пушку».
– Докладываю, господин Секретарь! – Шулер с явной издёвкой обратился к Филату Сергеевичу, хотя формально он и должен был докладывать Секретарю, как главный советник. – Медведя этого, сибирского, я допросил с пристрастием…
– И как он? Дикий какой-то: то ботинки снимает, то руку мне чуть не сломал. Да, а что это он все: «Господь меня здоровьем не обделил»? Он что, верующий?! – Секретарь испуганно посмотрел на Шулера.
– Да не пугайся ты так. Ну верующий… Ну дикий… – Шулер медленно откинулся на спинку стула. В руке он держал пакетик с картошкой «фри». Другой рукой доставал оттуда ломтики, тщательно макал в какой-то соус и отправлял себе в рот. – Ну и что? – он медленно, со вкусом пережевывал картошку. – Когда я ему сказал, сколько он будет получать, по-моему, он сразу про всё забыл. И про веру свою, в том числе.
– Ты хоть и специалист, но, по-моему, очень сильно недооцениваешь наших верующих. Тут дело совсем не в деньгах.
– Ну да?! А то я христиан не видал. Сам христианин! – Шулер с чувством превосходства посмотрел на Секретаря. – В отличие от тебя. Но я прекрасно знаю, что всё решают деньги. Мало ему будет тридцать бумажек – добавим!
– Не знаю, не знаю… Тем более что он из провинции – а они там все упёртые!
– Не волнуйся, Филь, это лучшая кандидатура из всех, что я видел! – Шулер удовлетворенно вздохнул. – Главное его достоинство, это то, что он совсем на Папу не похож, но после десяти минут грима – копия! Может спокойно ходить, где захочет, даже по Кремлю, и никто не подумает, что это Папа. А как только он понадобится – ну не доглядели мы за Папой, махнул он стаканчик – десять минут, и у нас трезвый, вполне адекватный Папа в кармане. Вот в чём дело! – Шулер удовлетворенно крякнул, как будто пропустил стопку. – Ну а то, что дикий, так это обтешем, подучим!
– Я единственного боюсь: рано или поздно ему придётся открыть все наши карты. И он может с нами не согласиться. Упрется, как осел! – грустно сказал Секретарь.
– Ещё раз тебе повторяю. Любого человека можно купить за деньги. Поверь мне, Филь! Я, действительно, очень хорошо разбираюсь в людях. Специально обученный специалист! – он гордо посмотрел на Секретаря. – Тем более что на его «большие деньги» даже сантиметра твоего острова не купить… Очень скромные запросы. Бывают и такие люди.
На этот раз Секретарь пропустил мимо ушей упоминание про его остров.
– Делай, как знаешь, но имей в виду, не всё у нас так просто. У нас не просто христиане – у нас православные!
– Ты, Филь, как будто и не коммунист бывший! – ехидно подметил Шулер. – Ведь никто не закрывал пока эти ваши… «Белые столбы Склифосовского». Будет выпендриваться – сдадим его туда. Пусть там психам рассказывает, как он был Папой. Или просто под машину попадёт случайно, или за наркотики сядет. Способов много всяких.
– Что ты меня всё время тыкаешь партией?! Все мы там были, все сегодняшние демократы вышли из компартии, из комсомола. Это нормально. – Секретарь разозлился, – Да и не надо теперь никого в дурку сдавать, это раньше было. Сейчас что только не болтают. И всем на это плевать. Сейчас демократия! И, значит, каждый может говорить, что хочет. Хорошо! Пусть работает, а там посмотрим!
Глава 5. Столичная жизнь
Но приспособиться, а, главное, понять, что происходит вокруг него, не мог. Он уже привык к хорошему дорогому костюму, к качественной пище и комфорту. Гостиница, где его поселили, находилась недалеко от Кремля, и он ходил пешком. Тем более что от такой неспешной и размеренной жизни начал полнеть, на что ему тут же было указано доктором Шулером. Он уже несколько раз замещал Папу на разных мероприятиях, но не очень ответственных и значительных. Роли были почти без слов. Несколько раз утверждал, что «не отступится от курса реформ», и пытался делать глупое лицо. Последнее получалось плохо… Но и Секретарь, и Шулер, с которыми он больше всего общался, пока его хвалили: «Это только начало, Потапыч, – говорили они, – а для начала совсем неплохо. Привыкай, настоящая работа впереди!» Основное занятие заключалась в том, что его учили говорить, как Папа, писать, как Папа. Заучивать Папины выражения лица, жесты, копировать его мимику, а мимика была непростая. Когда Папа после запоев лежал в больнице, Шулер приводил Михаила Потаповича в его кабинет. «Приглядывайся, – говорил Шулер, – Привыкай!» Иногда приходили какие-то хорошо одетые люди и фотографировались с Михаилом Потаповичем. Как он впоследствии узнал, это очень выгодный бизнес. За фотографию с Президентом бизнесмены платили миллионы! Зарплату, как и было обещано Шулером, он получал регулярно. Львиную долю переводил домой, в семью. Ведь ему деньги не нужны: он был практически на всём готовом. Иногда помогал Карпычу, когда у того плохо шли дела. А это с ним случалось частенько. Дома были счастливы и никак не могли понять, каким образом можно честно заработать столько денег. Почти каждый день Михаил Потапович получал письма из дома. В основном от жены, реже от сыновей, а иногда и от внуков с изображением их ладошек, обведенных ручкой на листе бумаги. Очень это его грело. Он снова почувствовал себя мужчиной, добытчиком, который может обеспечивать свою любимую семью, детей, внуков. Это было приятно. Наконец-то его жене не надо будет каждую весну сажать на огороде картошку и ломать голову, будет ли урожай и чем кормить семью до следующего лета! Она работала директором библиотеки. Интеллигентной женщине очень неприятно ловить взгляд мужа, смотрящего на её руки: после огорода не всегда удавалось содержать их в порядке, хотя она очень старалась.
Михаил Потапович никому не говорил, чем он занимается в Кремле – это было строго запрещено: ведь он дал подписку. Не то, что Карпычу, ближайшим родственникам запрещалось говорить! Научный консультант по ракетной технике – вот такая легенда. Частенько после работы, когда ему становилось совсем одиноко в чужом городе, он приезжал к Карпычу в гости. Они садились на маленькой уютной кухне. Карпыч готовил ужин. Болтали о жизни, о работе… Иногда играли в шахматы.
– Как у тебя с работой?
– Лучше, Миш, не спрашивай! – Карпыч махнул рукой. – Чтобы я еще раз в стройку влез. Всё! Скоро начну наркотой заниматься, игровыми автоматами, на финансовых пирамидах людей грабить, фальшивыми авизо… Чем угодно, только не стройкой! – было видно, что он всерьёз расстроен.
– Да что случилось-то?! – не на шутку обеспокоился Михаил Потапович.
– Что случилось?! Всё как обычно – московская стройка… Били уже дураков сколько, да видно мало… Достроились… И я, и компаньон мой, Юрка, столько должны, что за сто лет не заработать… Ладно ещё я, одинокий, а он может из своей квартиры вместе с женой и сыном на улицу переселиться. Вот так!
– Как же так?! Карпыч, ты же умный мужик, и в бизнесе не первый год! – Михаил Потапович всплеснул руками. – Как же можно занимать деньги, не зная, что точно отдашь?! Да и куда их столько можно было деть?! – он тоже разволновался, понимая, что дело совсем плохо. Если даже Карпыч, оптимист по жизни, всегда веселый и шутливый так расстроен.
– Легко тебе, Миш, говорить, сидя на хорошей зарплате в своём кабинете! – ответил Карпыч раздражаясь. А ты попробуй на ровном месте денег заработать… Как получилось?! Говорил я Юрке, что с Москвой связываться нельзя. Если и брать строительные подряды, то лучше у частника. Хотя тоже плохо, – он опять махнул рукой, – одно жульё! Прибегает Юрка: «Меня на Главмасстрой вывели! Представляешь, я сейчас с замом говорил – дают хороший подряд. Облицовка гранитом большого подземного перехода. Расценка – мёд! Гранит наш. Завтра подписываем договор, аванс тридцать процентов!», – идиот безмозглый!
– Ну и что? Это же здорово? Хороший подряд.
– Здорово! – Карпыч кисло улыбнулся. – Здорово работать с честными людьми! Только где же их взять? То, что не в руководстве Москвы, это точно! А у нас, как нарочно, и бригада хороших гранитчиков была наготове, и гранит можно было недорогой с Урала привезти… Всё посчитали – у меня, аж слюнки потекли! Подписали договор, получили аванс, начали работать. На весь аванс закупили гранита. Рабочих первое время из своих денег оплачивали. Что дальше?! Почти половину сделали, и с процентовкой в Главмасстрой, к заму: «Пардонтий! Вот уже половину сделали, подпишите процентовочку. Нужны деньги на закупку гранита и рабочим заплатить…».
– А это так положено? Процентовку? – уточнил Михаил Потапович. – Я в стройке совсем не разбираюсь.
– Это не только в стройке, Миш! – пояснил Карпыч. – Это везде положено. Акт выполненных работ вместе с процентовкой. Мне дали аванс – я его отработал, и за свой счёт ещё процентов двадцать-тридцать сделал. А материалы, вообще, сразу оплачиваются. Это, Миш, финансирование называется. Я же не банк, я не могу всё сразу за свой счёт строить – мне финансирование нужно!
– Ну и что зам?
– Зам раздулся, как воздушный шарик и начал на нас орать: «Вы куда пришли?! Вы с кем говорите?! Я – Кац! Но я же не «поц!» Вот доделаете всё – тогда и рассчитаемся. У нас не принято по двадцать раз авансы платить. У нас тут не шарашка!» Это я тебе без мата излагаю, знаю, что ты не любишь. Я тоже пытаюсь не ругаться, но на стройке без него, родимого, не получается.
– А он что, матерился?! – Михаил Потапович сделал удивленное лицо.
