скачать книгу бесплатно
– Я от него и не ждал чего-то другого, – делился командир, обхватывая пищаль, будто дубину. Заряжать самопал и не думал: его интересовало только лезвие бердыша полумесяцем. Идеально для его замысла. – Не понимаю, что Верховный нашёл в этом шуте! Одно хорошо: на той стороне их сладкая парочка снова воссоединится.
«Ублюдки! Чтоб вы все тут передохли!»
Ещё никогда он не чувствовал себя настолько жалким. Шутка ли, перед ним в кои-то веки поставили зеркало. Всего-навсего чей-то протеже, который бы получил новую должность по соображениям никчёмного непотизма. Пустышка. Дешёвка. И эта правда резала глаза. Что хуже, деваться от неё было некуда.
Персекуторы расходились по полю боя, добивая упырей. Отдалялись друг от друга, нисколько не боясь. Квартал уже был зачищен. А совсем скоро небо опустит им на головы дождь. Так что гуляли они вволю, учиняя собственную жатву.
Целиком охватить гору трупов «Цербер» не мог. Один из упырей собрался с силами, бросился было наутёк. Хотел скрыться в здании напротив до ливня. Подрывник его заметил. Резко выхватил из кобуры кремневый пистолет. Взвёл курок и пальнул заражённому вслед.
Сизый дым заслонил беглеца на миг. И всё же, пуля настигла цель. Людоед рухнул, как подкошенный, вереща. Проехался мордой по мостовой немного – и затих.
Гренадёр задрал пистолет кверху дулом и сдул остаточные пороховые газы. Любил паясничать. Вернул оружие в кобуру.
На самолюбование подрывника их командир не обращал внимание от слова «совсем». Пока тот стрелял в беглеца, капитан подошёл к упырю, что так и лез на рожон. Гуль потянул, хрипя, лапу к его сапогу. Бывший хозяин тела молча наблюдал, обтекая от насмешек. Окровавленный бердыш опустился на шею заражённого, срезая голову.
Хаос разверз свои врата в бездну, изрыгая на бренную землю лаву из недр. Боль не поддавалась описанию человеческим языком. Он без конца орал и бился в конвульсиях, точно каннибал, его заместивший.
Капитан осторожно поднял голову бывшего коллеги за шевелюру. Гуль ещё клацал зубами. Белёсые глаза твари уставились во вполне человеческие, холодные, бездушные. Амбал усмехнулся и выразился откровенно:
– Всегда мечтал это сделать. Славный будет трофей.
Ещё несколько секунд он оставался в сознании. Кричал и кричал, как вдруг запнулся об затянутую ноту. Наступила тишина. Всеобъемлющая пустота. Он растворился в никогде: видать, Свет и Тьма и впрямь услышали его молитвы.
Но вопрос о том, попадёт ли его душа на Суд Противоположностей, оставался открытым. Где она вообще – эта священная гора Мидал?
Упырь перестал подавать признаки жизни. Верзила вернул сержанту его пищаль, а голову насадил затылком на уже измаранный поясной крюк. И хотя прочие инквизиторы назвали бы это кощунством, перечить «Церберу» никто не спешил. Ребятня из «Медузы» – и та раздувать с ними конфликт не решится.
Отряд заканчивал с гулями, возвращаясь к капитану. Перешагивали через трупы, уплотняя строй. Командир вернулся за своим мечом. Вынул клинок из трупа.
Вскоре, будто по негласной команде, «Цербер» обставил его со спины полукругом. Их предводитель смотрел в сторону острова Памятного. Небеса пророкотали вновь. Северные кварталы щедро поливал дождь. Капитан подытожил:
– Пора возвращаться.
Глава «Цербера» чиркнул по клинку фламберга кресалом. Химерит объяло белым гудящим пламенем. Он выставил меч перед собой и направился к береговой линии.
Персекуторы – верные до мозга кости, объединенные идеями превосходства, – послушно следовали за ним.
Глава 2
Отыскать укромное местечко удавалось не всегда и не везде. Кругом лишние глаза и говорливые рты. Виделись они часто. Переглядывались. Улыбались. Но редко были предоставлены сами себе.
Здесь детям не курорт. В приют они попадали по разным причинам. И, как правило, не от хорошей жизни. От них отказывались. Их оставляли. Бросали на произвол судьбы, не жалея.
Никто не разбежался просто так держать ребятню в тесных стенах. Их труд сегодня – залог терпимой жизни завтра. Под чутким надзором. Они должны были оправдать каждый сольдо, пущенный на них.
Альдред с другими мальчишками колол и таскал дрова, грел и носил воду.
Его подруга тем временем пропадала на кухне. Занималась мойкой посуды. Готовила пищу плечом к плечу с достаточно подросшими девчонками. Как ни старайся, выходила баланда. Бурду разливали по мискам на почти полсотни ртов. Два-три раза в день. Хоть что-то. Лучше, чем пухнуть с голодухи.
Вечером – опять же, не всегда – у них имелось от получаса до полутора перед отбоем, чтобы поластиться да понежиться вдвоем. Не вдоволь, но всласть.
Нынче стоял конец осени, ударили первые заморозки. Лишь чудом удалось им устроиться за растопленной печкой в общей спальне. Прочие дети разбредались по участку: играли, выясняли отношения в своем небольшом обществе.
Сладкой парочке никто не мешал. Даже старая карга, в одиночку приглядывавшая за сиротками. Та уходила к себе, чтобы вычеркнуть из календаря ещё один мучительный день. Под ликёр и тарелку сухофруктов. Её век неуклонно подходил к концу.
Тесновато, зато тепло. В течение дня Альдред нередко плевался, уставая от собачьей жизни безотцовщины. Его боль растворялась в миг, едва наступало свидание с ней. Она испытывала примерно то же самое, без сомнения. И это прекрасно. Человек может свыкнуться со многим, позабыть ядовитое прошлое, имея весомую отдушину.
Эта привязанность перевешивала тяготы приютской жизни.
Утомленный дневной работой, Альдред сонливо опустил голову на грудь своей подруге. Та не возражала и лишь гладила его по ржаным спутавшимся волосам, отросшим до патл. Шевелюра мальчика ещё. А не измученного старика, запертого в юном теле.
Раньше никто и никогда не позволял ему лежать вот так. И он был счастлив, не думая ни о чём. Просто жил моментом и растворялся в нём степенно.
Она мечтала – уже очень долго. И больше не могла молчать о наболевшем:
– Мне здесь не нравится. С каждым годом всё хуже…
– Да. – Мальчишка лениво поддерживал разговор. – Старуха уже совсем из ума выжила. Всё пьёт и пьёт. С кочергой кидается на ребят. Не спускает и малейшей оплошности. Страшно представить, что будет через пару лет, когда нас выставят. Уйдём все в синяках – и в никуда…
Пальцы его коснулись ушибов, оставленных розгами. Он имел неосторожность посмеяться, когда пожилая гарпия безуспешно носилась по двору с веником за ребятней. Те убежали, а вот до него слепое правосудие добралось.
– Целых два года, – измученно вздохнув, подчеркнула она. – Только вдумайся в это число, Альдред! А ведь я здесь уже три, ты – пять…
Юнец погонял задумчиво воздух во рту.
И действительно, при детальном рассмотрении жизнь в приюте напоминала каторгу. Его лишили обещанного детства. Впрочем, и в Кродо этим не баловали. Что в семье дяди, что среди сирот он влёк жалкое существование. Ощущал себя скорее привидением, чем человеком.
Это надоедало. Альдред и сам хотел бы изменить всё. Вырваться из заточения. Чтоб серое существование обернулось жизнью, полной приключений и ярких впечатлений. Только бы узнать ещё, как, – раз и навсегда…
Голос его стал в миг отдавать нерешительностью. Немного погодя он спросил:
– Что ты хочешь этим сказать?
Он прикрыл глаза, почти уже засыпая. Вдыхал запах её кожи, грелся не столько от печного жара, сколько от тепла девичьего тела. Держал её за руку, млея от шелковистости гладкой кожи на ладони. Теребил тонкие пальчики.
Та склонила голову к его макушке. Упёрлась щекой устало. Прикоснулась губами ко лбу и несмело поцеловала. Затем сказала, укоренившись в шальной идее:
– Бежать нам отсюда надо. И чем скорее, тем лучше.
Альдред сомкнул челюсти, напрягаясь. Дальше сладостных грёз о побеге замыслы его не заходили. За время их близкого знакомства она ни разу и словом об этом не обмолвилась. Лишь сейчас ударилась в откровения.
Мальчишка удивился. И отчасти был даже рад это услышать. Все это время он жил в иллюзии, будто её все устраивало здесь. Сам шалопай бы давно исчез из приюта. Оставался же тут только ради неё. Весь смысл его жизни заключался в их общении, их подростковой, невинной любви.
Паренек не задавался вопросом «почему»: ответ и так лежал на поверхности. Его интересовало совсем другое:
– Как?
– Легко, – отвечала она. – Всего-то нужно через забор перелезть. А дальше мы сами по себе. Возьмем хлеба в дорогу, попить чего-нибудь. Там уж посмотрим.
Звучало наивно. И всё же, думал мальчик, надо с чего-то начинать.
– Куда?
Девочка рассмеялась.
– Вся Илантия в нашем распоряжении! Столько красивых мест. Можем дойти до Катенции. Поехать в Априлано с попутными караванами. Цим. Димето. Черин. Биза. Теаполь. Саргузы. И кто знает, какие ещё города. Полуостров большой. Найдётся и такой уголок тут, который мы сможем назвать своим. Где мы с тобой будем счастливы…
Сладкие грёзы никак не отвечали жестокой реальности. Альдред хотел бы напомнить ей об этом, но побоялся крушить воздушные замки. В конце концов, к их созданию он и сам приложил руку. Хотел в точности того же. Но понятия не имел, как воплотить задуманное в жизнь.
– Что мы будем делать, когда выйдем отсюда?
Глубоко призадумавшись, Альдред принял в разговоре не самую участливую позицию. Прежде, чем сказать своё последнее слово, он хотел выслушать её.
– Всё, что захотим! – рассмеялась она. – Лишь бы не тут мучиться. Можем объехать весь Полуостров, а зарабатывать какими-нибудь мелкими поручениями. Ещё можем устроиться к какому-нибудь аристократу в услужение. В трактир. У нас возможностей сколько угодно!..
Так… наивно. Альдред смотрел на обрисованные перспективы под иным углом. Он сомневался, что кто-то бы взял детей с улицы на работу. Веселья ждать глупо. Скорее уж, весь этот огромный Полуостров плевать на них хотел. Илантия могла обобрать их до нитки, снять последнюю шкуру, но едва ли дала бы взамен что-то ценное. Так не бывает.
– Хорошо бы, – несмело отвечал парнишка. – Когда?
Она с лёту заявила:
– Завтра вечером. И не днём позже. Как только старуха позовёт всех по кроватям, мы уходим. Я возьму еду с кухни ближе к ужину. Двор опустеет, и тогда мы с тобой убежим. По просёлочной дороге до деревни, а дальше уж – в сторону Катенции. Будем там к рассвету. И так начнётся наша новая жизнь. Только вдвоём…
Украдкой Альдред опустил взгляд на пол. Его подруга без конца рассуждала о своих планах, в красках описывала поистине безоблачное будущее. Он же заострил внимание на двух словах: «Только вдвоём». Вот, что ему хотелось больше всего на свете. И всё больше казалось, будто иного пути попросту нет.
Известно, что происходит с сиротскими детьми, когда приходит час их выдворить.
Мальчиков забирают в подмастерья городские ремесленники. Хуже всего приходится помощникам дубильщиков и красильщиков. Они умирают прямо на мануфактурах, загибаясь от ядовитых испарений и язв на теле.
Девочкам тоже приходится несладко. Их разбирают хозяйки борделей и пускают в оборот. Невинность втаптывают в грязь. Через несколько лет от их былой красоты не остаётся ничего. Клиенты зачастую буйные и руки при себе не держат, обращаясь с ними, как со скотиной. Болезни складываются в веер, окончательно добивая бедняжек.
И тех, и других ждёт братская могила за кладбищем, куда сваливают всех ненужных мертвецов, с которых поимели всё, что можно. Кого-то раньше, кого-то позже.
Хуже всего другое: юных влюбленных бы разлучили. Она это знала. Знал и он. Боясь потерять её, Альдред развеивал последние сомнения. Убеждал себя, будто плутовская жизнь – далеко не худший исход приютских мытарств.
– Разве это не прекрасно? – навеселе осведомилась девочка, обняв его крепко.
Любовь хрупка. Требуются усилия поистине титанические, чтобы уберечь её. Это огонь, который нужно постоянно поддерживать. И делать всё, чтобы пламя разрасталось, росло и крепло. Да только мало у кого это получается. Альдред решил рискнуть.
– Так мы и поступим, – твёрдо сказал он. – Мы сбежим. Завтра же.
Она расчувствовалась. И казалась, вот-вот задушит его. Юнец вытерпел её порыв чувств, как и всегда. Едва хватка ослабла, он взглянул в её глаза, лучащиеся от счастья. Взгляд его не выражал эмоций. Паренёк был уже далеко. Стремление защитить свою возлюбленную рисовало перед ним различные варианты развития событий. Из каждого он должен выйти победителем. Конец их связи недопустим.
– Только вдвоем… – подчеркнул парнишка.
– Только вдвоем, – с улыбкой подтверждала она.
Альдред подался на неё, смежив веки. Девочка осеклась на долю секунды, не ожидав такого. Но не сопротивлялась, отвечая на порыв чувств. Ей хотелось того же.
Парочка поцеловалась в губы. По-взрослому, дабы в который раз укрепить свою любовь. Этот поцелуй был их первым – и последним. Но тогда они об этом ещё не знали.
На Полуострове часто поговаривают: «Будь осторожен со своими желаниями. Они могут исполниться». Как правило, образом совершенно неожиданным. Их план исчезнуть следующим вечером накрылся медным тазом.
Уже утром карга сообщила: их обоих выкупил знатный господин из предместий Катенции. Выложил круглую сумму, так что старуха не смогла ему отказать.
В тот самый день жизнь Альдреда изменилась бесповоротно. Тогда всё и случилось. Тогда он потерял её.
Милая сцена, гревшая душу, оборвалась в миг. Его окутала тьма. Слух одолевали нескончаемые крики девочки. Ей было больно. Она умирала в муках.
И он никак не мог ей помочь. Был слаб. Настолько, что последовал бы за ней тут же, если бы не чистая случайность. Эта ненависть легла в основу его самопоедания, от которого он избавиться до сих пор в себе сил не нашёл.
Крики были невыносимы – хоть на стену лезь. И Альдред карабкался в пустоте, гонимый чужой болью. Сердце обливалось кровью. Он тихо лил слёзы, убираясь прочь. Вплоть до тех пор, пока тьма не расступилась перед ним. Пока сон не оборвался в раз.
День шестой, после полуночи
Его тряхнуло прямо на ложе. Казалось, через тело пропустили разряд тока, возвращая в сознание.
Он чуть было не слетел с облюбованного места. Удержался лишь чудом. Распахнул глаза. Стал дышать, будто пёс, изнывающий от жары. Язык разве что не высунул.
Это был сон. Очередная колотая рана, изуродовавшая лишний раз его душу.
И хотя блудный сын вернулся в сознание, Серость его так и не отпустила. Через протяжный звон в ушах пробился игривый смешок первой любви. Голова раскалывалась. Позвоночник стягивало. А при попытке пошевелиться захрустели спина и шея, успевшие затечь. Во всяком случае, стало чуточку легче. И голос любимой стих.
Стало быть, жизни его в данный момент ничего не угрожало. Это не может не радовать. Альдред приподнялся. Подбородок склонился к груди. Сердцебиение постепенно восстанавливалось, а тело наполнялось теплотой крови.
«Всё в порядке. Всё хорошо», – убеждал себя Флэй, вздыхая.
Краем глаза, не поднимая головы, он изучал окружающее пространство. Назвать его уютным язык не поворачивался. Впрочем, всяко лучше, чем последние несколько дней в Саргузах. По крайней мере, страха за свою жизнь его не подхватывал в миг.
Найдёныша уложили на спальный мешок, лежавший посреди сырого и грязного камня. Даже накрыли пледом. Шерсть и ткань «благоухали» душным потом другого человека. Впрочем, грех было жаловаться. Треклятые блохи его не осаждали – и ладно.
За обшарпанным столом напротив кто-то сидел. В полумраке блудный сын силуэт разобрал не сразу. Кажется, девушка. Или донельзя щуплый парнишка. Заметив более чем женскую грудь, Альдред определился.
Незнакомка старательно обтачивала лезвие ятагана, задумчиво мычала себе под нос какую-то грустную мелодию. Звуки текли горным ручейком, то и дело наталкиваясь на камни пауз, низкие и высокие ноты чередовались между собой, навевая приятную тоску.
Девушка не заметила, что Флэй уже очнулся. Или, скорее, сделала вид, будто не обратила внимание. Продолжила скрести точильным камнем, вертя клинок. Альдред решил не мешать ей. Как только глаза привыкли к освещению, осмотрел помещение.
Он оказался в комнате без окон. Будто бы за стеной шумела вода. С потолка то и дело подтекало. Капли падали вниз, порождая глухой всплеск. После блужданий в городской канализации блудный сын поежился от этого звука. Кожа покрылась мурашками. Стало страшно: вдруг вода прорвется внутрь и унесёт за собой в бездну?
Такого раньше не было. И ощущения не говорили ни о чём хорошем. Возвращенец бился об заклад: это дело рук ублюдка-онейроманта. Это он ему поджарил мозг. Увы, понятия не имел, сумеет ли восстановиться когда-либо. Но случившегося не исправить.
Унылое подземелье. Бедным источником света служил лишь тусклый огонь свечей, гнездившихся в канделябре на столе. Ни гулей, ни отступников здесь не водилось. И на том спасибо, в общем-то.
Альдред перевёл взгляд на незнакомку. Её он узнал, насколько это возможно. Она последняя, кого видел Флэй перед потерей сознания. Эти водянистые глаза, сиявшие даже в таком скудном освещении, как два изумруда, ни с чем не спутать.
Персекутор, стало быть. Сатинового халата девушка со шрамами не носила. Оставалось только гадать, из какого она отряда. Брюнетка уже не могла выдержать неловкое молчание. Улыбнулась еле заметно. Не отрываясь от заточки, она поприветствовала его между делом:
– С добрым утром, соня…
